Ранее. Япония, Токио 16 сентября 2017
– Джин, ты собрался? – Я всегда готов. Казуя ухмыляется, но не убирает ладонь мужчины со своего бедра. Он плавно оборачивается в кольце объятий и, глядя прямо в глаза, сокращает расстояние между их губами. Когда дыхание опаляет и щекочет кожу, Джин закрывает глаза, готовый продолжить поцелуй, который им пришлось прервать пятью минутами ранее… – Я спросил о работе, а не о твоем вечном стояке, – Каме смеется, но целует в уголок губ, заставляя Джина улыбаться тем ощущениям, которые неожиданно наполнили его грудь. – Не обижай моего младшенького. – Не волнуйся, твой младшенький в надежных руках. – Ты намекаешь на те руки, которые сейчас расстегивают мне ширинку? Казуя кивает, а Джин внезапно дергается и зажмуривается – все те же руки проникают под резинку трусов, ощутимо сжимая выпуклость. Он вздрагивает и что-то бессвязно шепчет в губы любовника. – Напомни, дорогой, какую песню ты сегодня будешь исполнять? – Каме улыбается, ощущая, как натягивается подобно струнам, тело под его ладонями. – Fill me up*… Джин толкается бедрами в ладонь, желая продлить эти пьянящие ощущения. И Каме потакает ему. Кончик носа обводит линию от выступающих ключиц вверх по шее. Губы мягко обхватывают мочку уха, слабо посасывая, ощущая, как сильное тело трепетно дрожит под умелыми ласками. – С удовольствием, милый, – горячий язычок касается чувствительного местечка за ухом, разнося по телу волнительные вибрации. Но Джин еще не настолько сошел с ума и не отдался во власть столь желанных рук, чтобы не понять, к чему клонит Казуя. Он обхватывает обеими руками плечи мужчины, меняясь с ним местами и вжимая его тело в стену. – Нет, сладкий, сегодня моя очередь… Поцелуй возобновляется, но лишь на короткое время. Они вздрагивают и замирают. Телефон Аканиши полностью рушит момент, когда начинает громко звонить в кармане темных джинс. – Это точно Джош, – еще не достав мобильник, уверенно заявляет Джин. Казуя соглашается с ним, и кивает на расстегнутые брюки. – Прячь своего младшенького, и скажи Кейбо, что мы уже в пути… Автомобиль Джина быстро покидает подземную стоянку, и Каме вдавливает педаль в пол, крепко сжимая пальцами руль. Он бросает скорый взгляд на любимого, ухмыляясь. Джин наспех, но с улыбкой, что-то печатает в телефоне, от усердия высунув язык. Машина останавливается на светофоре, позволяя Каменаши на время отвлечься от дороги. – Что ты там пишешь? Аканиши коротко хихикает и поворачивает экран мобильного таким образом, чтобы Казуя смог прочитать текст. – Я затвитил кое-что… – «Интересно, смогу ли я приехать вовремя..», – зачитывает вслух сообщение Каме и хмурится. Загорается красный, и машина резво пускается в дальнейшее путешествие. – Зачем ты это написал? – Чтобы напустить на них таинственности, – Джин забавно разводит руками и щурит темные глаза. Он смеется, возвращая все внимание телефону. – На кого «на них»? – На поклонников, конечно, – мужчина пожимает плечами, а после снова хихикает. – И на Кейбо тоже, пусть немного понервничает… – Зачем это все нужно? – Как зачем? Чтобы создать интригу… Казуя смеется и машет головой. Он совсем забыл о том, что речь идет о Джине, а значит понятие «логика» здесь неуместно. Верной будет фраза «сиюминутный порыв», ведь именно так живет и мыслит Джин – следуя своему сердцу, без мысли о том, что будет правильным и важным. У него никогда не бывает плана и стратегии – он просто отдается своим чувствам, интуиции, а затем – будь, что будет. И именно в этом его большое очарование и огромный недостаток. Но даже, несмотря на это, Каме продолжает всем сердцем любить его… – Кстати, – Джин потягивается на сидении, на губах появляется до ужаса довольная улыбка и он снова показывает Каме телефон, на котором светится черным по белому уже другой твит. – Это я написал чуть раньше… Казуя улыбается уголком губ. Машина делает маневр, обгоняя автомобиль впереди. Время поджимает и, к сожалению, никто не будет ждать, если сегодня Аканиши опоздает. Когда на их пути возникает очередной светофор, горящий зеленым светом, Каме, наконец-то, бросает взгляд на экран телефона. Губы вполголоса перечитывают короткое сообщение и широко улыбаются. Язычок облизывает нижнюю губу, заставляя Аканиши испытывать непреодолимое желание захватить его в поцелуе. – «Доброе утро. Так-так. Чем бы мне сегодня заняться?», – Казуя машет головой из стороны в сторону, а затем заправляет прядь волос за ухо. Смущение открытым текстом читается на его лице и Джин рад этому словно мальчишка. – Ты должен был поставить копирайт, раз цитируешь меня… – В следующий раз обязательно это сделаю, – Каме тихонько смеется, все еще смущаясь, на его щеках возникает румянец, но он упорно делает вид, будто не замечает этого. – Нужно было еще приписать, что после этой фразы у меня был самый горячий секс. Машина трогается с места и в звуках живого, гудящего города за открытым окном, рассеивается как волшебная дымка короткий смешок. Младший прячет взгляд, но зародившуюся трепетную атмосферу ему не удастся скрыть. И Джин абсолютно и бесповоротно доволен собой. – Обожаю тебя смущать… – Ты такой дурачок… Шоу заканчивается. Пару снимков. Немного болтовни с кем-то, кто сейчас знаменит, но о ком Джин почти ничего не знает. Слава быстротечна – сегодняшний герой уже завтра может стать лишь тенью в чьих-то воспоминаниях, а кто-то вовсе не оставит никаких следов. Но, что, же тогда вечно? «Я люблю тебя». Аканиши улыбается – откровенно и без притворства. Улыбается именно так, как и всегда, когда его любовь оживает маленьким сгустком нежных облаков где-то в области груди. «Я жду тебя на парковке», – гласит второе сообщение от Каме, а затем приходит еще один маленький конвертик и Джин смеется в голос, когда читает, заставляя Кейбо взглянуть на него с прищуром. – «Такси Каменаши не будет подвозить Джоша». – Ты в пролете, – Аканиши кивает другу и закидывает сумку на плечо. – Меня ждет Каме... – Вали к своей черепахе, – Кейбо беззлобно смеется, качая головой. Он замечает на стоянке свободное такси и довольно лыбится, отпуская глупую шутку, чтобы закончить их встречу на веселой ноте. – Ты все равно вернешься ко мне, партнер. Джин громко ржет, машет головой, а затем показывает средний палец. Да, их отношения нельзя назвать идеальными, но дружба между ними давно перешла на тот уровень, когда они с уверенностью могут послать друг друга в самые глубины, а затем вместе поржать с этого… Казуя наблюдает, как Джин быстро преодолевает расстояние до машины. Он улыбается, когда мужчина занимает пассажирское место рядом на переднем сидении. Дверца с тихим хлопком закрывается, погружая их в тишину. Первые сумерки съедают остатки послеполуденного солнца. Аканиши продолжает радостно тянуть улыбку, когда ладонь Каме ловко забирается под его футболку. Горячее дыхание касается щеки, а теплые губы оставляют волнительный долгий поцелуй на щеке. – Ты был непозволительно горяч сегодня, – язык ведет линию вдоль нижней губы, лаская и слизывая остатки никотиновой дымки и чего-то с нотками алкоголя. Ему не нужно дожидаться вопросов, чтобы узнать, о чем хочет спросить Джин. Язычок проникает внутрь рта, лаская и заставляя подчиниться. – Я смотрел прямой эфир… Когда длинные пальцы сжимают в кулаке отросшие пряди, заставляя углубить поцелуй – не желая отдаляться – Казуя издает слабый вздох и легонько царапает ногтями напряженные мышцы пресса под светлой футболкой Джина. – Нас могут здесь увидеть… Обратная дорога домой проходит в неожиданном молчании, которое звенит нотками фальши. Они молчат, чтобы не сорваться, чтобы суметь дождаться того момента, когда можно будет продолжить то, что не закончили еще утром, в душе, когда услышали сонный голосок Теи из гостиной… Машина плавно въезжает на подземную стоянку и Казуя глушит мотор джиновой тачки. Гаснет свет внутри салона. Они погружаются в звенящую тишину, где от малейшего шороха может зависеть, когда эмоции достигнут своего пика, вылезая наружу, как пробка выскальзывает из бутылки с шампанским – пуская брызги и даря мгновения предстоящего будоражащего кровь ликования. Дыхание становится учащенным. Темнота приобретает очертания желанного тела, когда Каме делает одно движение навстречу, забираясь на колени Джина. Кровь с диким свистом приливает к голове, заставляя ту идти кругом от нахлынувших ощущений. – Тея ждет нас дома, – влажные губы целуют невпопад, пальцы сжимают ворот футболки, будто хотят разорвать ее, но затем начинают судорожно тянуть ткань вверх, оголяя грудь и живот, лаская напряженные мышцы пресса. – С ней остался Фуку, и нам придется ждать ночи… – Если ты решишь сейчас остановиться, я все равно не отпущу тебя, – шепот Джина напоминает рычание. Он реагирует мгновенно, по собтсвеннически прижимая к себе любимого. Ладони змейкой ползут вниз по тренированным мышцам спины и опускаются на упругие ягодицы, сминая их в собственное удовольствие – настолько велико желание, так хочется сделать это драгоценное тело своим. Как и всегда до этого, мир теряет все свои краски, стягивая их в одну движущуюся точку между ними – здесь и сейчас – до боли в сердце, до свиста в ушах, до дрожи в конечностях и слабости в коленях. Свет солнца не кажется теперь столь ярким и теплым, как те объятия, которые дарят любимые руки и поцелуи боготворимых, таких сладких и желанных, как наркотик, губ. – Я и сам не смогу остановиться… Джин смеется – хрипло и глубоко, а после неразборчиво что-то шепчет, когда тянется за новым поцелуем. Языки танцуют особенный танец, губы ласкают и сосут, а руки творят свое дело – лишают остатков разума и деталей одежды. Каме требуется несколько мгновений, чтобы перебраться на задние сидения. Он шипит и раздраженно чертыхается, когда бьется коленями обо все, что только можно. Штаны все еще болтаются где-то в районе бедер и сковывают движения. Тщетные попытки стянуть узкие джинсы окончательно выводят из себя, и он начинает подумывать над тем, чтобы порвать чертовы штаны, так велико его возбуждение. Но одного взгляда на Джина прямо в эту минуту достаточно, чтобы всё недовольство исчезло, как по щелчку пальцев… Сдавленное хихиканье обрывается неожиданным стоном и чередой совсем нескромных звуков. Джин стягивает джинсы вместе с кроссовками еще, когда сидит на переднем сидении. Он бросает взгляд назад, где Каме так смешно и развязно задирает задницу, изо всех сил стараясь снять с себя проклятые брюки… Взгляд концентрируется на этих движениях и постепенно темнеет. Казуя смеется, когда Джин в задравшейся футболке, боксерах и носках пытается перелезть к нему, но поток переливчатых звуков сменяется на стоны, когда ладонь Аканиши – горячая и крепкая – обхватывает возбужденный орган, начиная уверенно водить по всей длине. Пока пальцы живут своей жизнью и создают музыку из стонов любимого, свободной рукой Джин стягивает проклятые узкие джинсы вместе с трусами и облизывается. Следы утреннего пробуждения во всем своем великолепии сейчас красуются алеющими засосами на бедрах и животе Каме. Да, иногда сдерживаться не представляется для него возможным, но Казуя еще ни разу не жаловался, а он никогда не против прижать, вдавить, обласкать, всосать, толкнуться и заткнуть, наконец, губы во влажном, глубоком и жадном поцелуе. Никогда… Подготовка не занимает слишком много времени, потому что нетерпение и желание кипит бурлящим котлом на протяжении всего дня. Каме шипит, но не отстраняется и вовсе даже не против жестких решительных действий. Но Джин не любит все делать наскоро. Мгновения их близости он ни за что не превратит в слепые игры с огнем, потому что это навсегда останется для него неким таинством, чем-то трепетным и волнительным. Каждый раз, как впервые, он хочет любить Каме с той же нежностью и любовью. Они не голодные животные, они просто тонут в своих чувствах, но Джин ни за что не позволит сделать из их чувств обманку. Он будет любить этого человека ласково, лишь иногда отпуская разум и оставляя алые следы на белоснежной коже… Звуки наполняют маленькое пространство. Стоны и хриплое дыхание смешиваются, как соединяют в шейкере компоненты одного коктейля – с одной целью – получить удовольствие от результата. Но в их случае, вся сладость в процессе… Движения нарастают. Ритм сбивается. Ладони притягивают к себе, губы шепчут что-то несвязное. Джин кусает плечо Каме, когда ощущает приближающийся финал. Тело бьет как в конвульсиях. Казуя со всей силы сжимает пальцами волосы на затылке Джина и прикусывает собственную губу. Оргазм уносит их, словно прорвавшаяся платина. Дрожь не проходит так сразу. Ощущения такие, будто электрические импульсы путешествуют по телу, разнося волны удовольствия и еще чего-то приятного… – Я люблю тебя. – Люблю тебя… Они неторопливо натягивают недавно сорванные друг с друга одежды. Кожа все еще помнит жаркие поцелуи и прикосновения, тела горят внутренним барьером. Общение тел никогда не проходит бесследно. Сегодня их разговор оставил после себя мгновения блаженства и чего-то более значимого. Они помнят, что значит любить до последней капли, до момента, пока на небе светит луна. Они знают, что такое расставание на день, на два, на год – на целую вечность. Но тела также согревают в себе те моменты тихого общения, когда внутри загорались и вспыхивали звезды… Так бывает обычно. Так было и в этот раз. Дома их встречает полусонная дочка уже переодетая в пижаму и внимательный взгляд старого друга. Фукутаро смеется и качает головой, уходя в гостиную. Тея пандой цепляется за Каме, когда тот берет ее на руки, и просит рассказать ей сказку перед сном. И мужчина без сопротивлений и возражений соглашается. Джин провожает их спокойным взглядом и проходит вглубь квартиры. В гостиной верхний свет выключен, дополнительное освещение в виде торшера, выхватывает из темноты маленький уголок дивана, на котором разложены кубики с кандзи и альбом с фломастерами. Телевизор вещает детским каналом и каким-то мультиком, который, кажется, уже целую вечность крутят по чертовому ящику, потому что – Джин уверен – вот того зеленого недо-енота он уже видел, и тот кривой чувак в серых шортах и кепке уже говорил эту заезженную фразу. – Не дотерпели до спальни? – Фуку откровенно ржет, натягивая куртку. В приглушенном свете торшера его кожа кажется еще более смуглой, чем на самом деле. Джин пожимает плечами и валится на мягкий диван, блаженно улыбаясь. Ноги не держат его и тело все еще легкое как перышко – хочется принять душ и уснуть в мягкой постели. – Я сегодня сделал заказ на ту куклу, которую Тея увидела на витрине, – Фукутаро забирает кепку, которая весь вечер красовалась на огромном плюшевом медведе, которого он же и подарил племяннице на ее прошлый день рождения. Мужчина застывает в дверном проеме, продолжая улыбаться – понимающе и с ухмылкой. – Ага, я тоже кое-что придумал. – Вы будете дарить раздельные подарки? Джин поднимает голову, бросая на друга непонимающий взгляд. – У Каме будет отдельный подарок? – поясняет свой предыдущий вопрос Фуку. Он чуть устало прислоняется к стенке, складывая руки на груди, готовый слушать. – Я не спрашивал, – Аканиши пожимает плечами и снова роняет голову на мягкие подушки. – Он что-то готовил для нее, но я не спрашивал… – А если у вас будут одинаковые подарки? – Тогда у Теи будет два кукольных домика с мебелью, одежками и всем прочим наполнением, – Фукутаро рассеянно хмыкает и кивает. Джин, наконец-то, принимает вертикальное положение, обращая относительно осмысленный и бодрый взгляд на друга. – Как думаешь, ей понравится такой подарок? – Я не девочка пяти лет, чтобы знать наверняка, – мужчина пожимает плечами, но выждав пару мгновений, продолжает вкрадчивым голосом. – Но я точно знаю, что племянница очень хочет себе кукольный домик… Аканиши довольно хмыкает и на его лице расцветает счастливая улыбка. Фукутаро наблюдает за другом из своего угла и негромко хохочет, не переставая искренне благодарить богов за то, что те послали ему таких товарищей. Все в жизни познается в сравнении, а ему есть с чем сравнивать, поэтому прямо сейчас – на этом жизненном этапе – он благодарен судьбе за друзей, которые в любой момент готовы подставить ему свое плечо. – Передавай от меня привет Каме, – Фукутаро натягивает на темные волосы кепку, приглаживая жесткие пряди и морщась, когда челка лезет в глаза. Он трет переносицу, кивая Джину. – Спишемся, братишка. – Спасибо, что согласился посидеть с ней, – Аканиши идет за другом, провожая его до дверей. Они быстро прощаются и, шаркая тапочками, Джин плетется в ванну… День был непозволительно длинным и тяжелым. Одно короткое выступление в три минуты стоило ему долгих дней репетиций и пары бессонных ночей для того, чтобы уладить все дела. Он готовит нечто неожиданное, нечто такое, чего от него никто не ожидает. Именно поэтому в конце дня силы, в буквальном смысле, покидают его. Горячий душ смывает усталость и расслабляет. Джин наскоро обтирается полотенцем и, натянув спортивные брюки, идет в спальню. В гостиной и на кухне свет выключен, в детскую приоткрыта дверь и оттуда теплым желтым светом скользят блики от маленького светильника в виде ежика. Даже в ночное время в их доме по-особенному уютно и тепло. И дело вовсе не в температуре воздуха или элементах декора. Стены этой квартиры согревает незримое чувство – окутанное лаской и заботой – именно оно приносит Джину столько радости… Казуя с ногами забрался в мягкое кресло с кручеными деревянными ручками, устроив на коленях потрепанную главу старой манги. Он подпер ладонью щеку и его ресницы слабо подрагивали в приглушенном свете лампы, что стояла на маленьком журнальном столике рядом. Джин подошел ближе, приседая на корточки. Он убрал с колен любимого книгу, и Каме тут же дернулся, просыпаясь. – Малыш, иди в душ… Казуя кивает и поднимается. Его усталый и разнеженный вид трепетной дымкой оседает в памяти Джина. Когда любимый скрывается в темноте их квартиры, Аканиши кладет мангу на столик, рядом с креслом и падает на кровать, заворачиваясь, будто в кокон, в одеяло, не замечая, как сон забирает его… Противная мелодия раздается над самым ухом, хотя Джин абсолютно точно уверен, что оставлял телефон на кухне. Он приоткрывает один глаз и без особых усилий находит на прикроватной тумбочке гаджет. Наверняка, ответственный и педантичный Каме решил, что телефон должен быть рядом с его вдадельцем, поэтому сейчас Джин чертыхается и мысленно матерится, протягивая затекшую после сна руку из-под одеяла. На экране светится черным по белому имя друга и музыкант решает, что это может подождать. Вызов сбрасывается, телефон возвращается на тумбочку. Аканиши переворачивается на другой бок, накрываясь теплым одеялом до самых ушей… Когда мелодия звучит во второй раз, Джин снова «кладет болт» на утренние звонки от своего друга-менеджера и сбрасывает вызов. Джош иногда бывает слишком надоедливым и ворчливым, и это Джин особенно не любит в нем… С третьей попытки полусонный мужчина принимает вызов. Продолжая досыпать свои положенные утренние минуты блаженства, Аканиши бормочет в трубку какое-то ругательство, но ему отвечают такими словами, которых Джин еще ни разу не слышал из уст друга… – Вы там совсем прихуели?! Отрывай свою ебаную башку от подушки и слушай меня внимательно, – голос Джоша достигает той стадии, когда нотки раздражения и злости, смешиваются, образуя тон полный ненависти и разочарования. Сон моментально улетучивается, а вместе с ним и надежды на то, что день будет солнечным и ясным. – Ты сейчас не просто попал, ты ахуительно загремел! Бери свою задницу, и тащи ее по адресу, который я скинул сообщением! Если через час тебя не будет на месте, я не смогу спасти твой хуй от этого дерьма! Ты понял меня, блядь? – Стоп! Че за хрень, – Джин садится, запуская музыкальные пальцы в мягкие волосы, взъерошивая их. – Я ничего не понял и жду объяснений… Что случилось? Кто тебя сегодня покусал и насколько это заразно? Шутка не вызывает у друга ответной шуточной реакции и именно в этот момент Аканиши понимает, что случилось нечто серьезное, что-то такое, что заставило Джоша пустить в ход всё своё американское красноречие, приправленное многолетним запасом ругательств. – Мне совсем не смешно, – Джин слышит, как в телефоне, со стороны Джоша, с громким хлопком закрывается дверь и наступает тишина – блондин зашел в помещение. – Ты решил к ебеням запороть контракт с Universal? Хочешь, чтобы все наши старания пошли нахер, вместе с потраченным баблом? Джин продолжает молчать, потому что все еще не понимает в чем проблема и когда он успел так разгневать друга, что тот превратился в сорвавшегося с цепи добермана – яростного и бешеного. – Я жду тебя через час, – выдохнул Джош. Несколько мгновений он тупо смотрит на экран телефона, пытаясь впустую угадать, в чем был его прокол и насколько все запущено. Но время течет сквозь пальцы подобно воде. Джин открывает последнее сообщение от Джоша, пробегая взглядом по ряду символом. Глаза пораженно расширяются, и дыхание, на доли секунд, спирает от растерянности, переходящей в панику. Он знает этот адрес… Автомобиль мчится по утреннему городу. Окно со стороны водителя открыто, и Джин бесперебойно курит, вытаскивая из пачки сигарету за сигаретой. Он бросает взгляд на часы и скрепит зубами. У него осталось одиннадцать минут. Мужчина останавливает машину напротив новой базы агентства. Он никогда не был в этом здании. Четыре года прошло с тех пор, как он покинул JE, и многое изменилось за это время. Стеклянный фасад здания пускает солнечные блики, отражая свет солнца. Джин делает глубокий вздох и покидает свое маленькое убежище. Он ставит автомобиль на сигнализацию и, преодолев расстояние до входа, вновь погружается в эти дебри… В сообщении Джош предусмотрительно указал этаж и Джину остается только подняться на лифте, с замиранием сердца, ожидая, когда перед ним раскроются сверкающие двери. Он делает шаг в пустующий коридор и оглядывается. На него обрушивается звенящая тишина. Джин сжимает кулаки, тяжело дыша. Он думает о том, что нужно позвонить другу, чтобы сообщить, что он на месте, но его опережают. В конце коридора из неприметной двери вываливается усталая тень, на ходу что-то набирая в телефоне. Мелодия его телефона сумасшедшим эхом наполняет это гнетущее помещение. Они одновременно вздрагивают и Джош сбрасывает вызов. Всего пару мгновений они безмолвно смотрят друг на друга, а потом блондин делает взмах рукой, приглашая подойти. Джин одергивает ладонь Кейбо, когда тот собирается открыть дверь в кабинет. Их взгляды встречаются, и опять коридор наполняется беснующимся молчанием и десятками кричащих сиреной мыслей. Он не знает, что ждет за этой дверью, и товарищу как-то удается понять это его состояние. Взгляд Джоша неожиданно теплеет, и блондин пару раз приободряюще кивает. – Один вопрос, – дрожащий шепотом голос Джина, кажется, растворяется на выдохе, но он настойчиво продолжает. – Мы справимся с этим? Джош молчит, убивая последние надежды на спасение. Он коротко машет головой и уже от этого Джину становится легче. Если есть хоть малейшая крупица надежды на положительный исход, значит еще не все потеряно… Они присаживаются в мягкие кресла напротив мужчины в деловом костюме. Тот кажется Джину знакомым, но он упорно не может вспомнить, кто это и когда он видел этого человека. – Добрый день, Аканиши-сан, – японец – мужчина средних лет, коротко кивает, но лишь для формальности, и бросает короткий взгляд на Джоша. Блондин отрицательно машет головой, и представитель агентства кивает во второй раз. С края стола мужчина берет большой бумажный конверт и протягивает Джину. Дрожащими пальцами музыкант принимает увесистый пакет и без лишних слов открывает его. Он отгибает края, высыпая на стол стопку черно-белых снимков. В висках моментально начинает бурлить кровь. Боковым зрением он замечает, как Джош отводит взгляд. Но ему все равно… сейчас его не волнует, что о нем подумают другие… На плотной еще теплой глянцевой бумаге во всем своем великолепии зияют мгновения прошлого вечера. Подземная стоянка, утонувшая в темноте и так удачно скрывшая человека с камерой. Автомобиль Джина и он вместе с Каме. Сначала на переднем сидении – голодные, жадные поцелуи и маленькие ладони Казу тянут вверх его белую футболку, а потом – заднее сидение и… Джин зажмуривается, сжимая пальцы в кулаки. В груди что-то обрывается и летит вниз, разбиваясь миллионами крошечных осколков. Их и раньше поджидали за каждым углом папарацци. Снимков, где они целовались или обнимались было предостаточно еще со во времен дебюта группы, но такого не было ни разу. А ведь они были уверены, что их никто не увидит. – Аканиши-сан, как вы понимаете, ситуация весьма… – Сколько? – Джин поднимает взгляд от фотографий, абсолютно уверенный, что его поняли без лишних пояснений. – Мы обсудили детали и пришли к решению, что сумму можно поделить в равной степени между агентством и вами, тогда затраты не будут столь… – Сколько? – 700. – Доллары или евро? – Доллары, – мужчина кивает и поджимает губы. – Мы пытались провести переговоры, но аноним не собирается сбивать цену… Джин ухмыляется и машет головой. За такие снимки газеты готовы отвалить бешеные деньги или – что хуже – устроить аукцион и тогда его личная жизнь станет предметом торговли. – Узнайте номер счета, на который нужно перечислить деньги, – он достает телефон, набирая номер. – Я позвоню в банк и попрошу перевести всю сумму сразу. – Аканиши-сан… – Джин! – Джош даже подпрыгивает на месте. Он выхватывает из рук друга телефона и переходит на английский, понижая голос до протестующего шепота. – Я половину утра угробил на то, чтобы уговорить их поделить сумму поровну, а ты так просто хочешь… – Это моя вина, – голос уверенный и жесткий – именно такой, каким должен был быть с самого начала – заставляет Джоша замолчать. Джин возвращает телефон, и не глядя на друга, добавляет чуть мягче, но с не меньшей настойчивостью. – Я должен был оберегать его, но из-за моих желаний и порывов теперь под удар попали мы оба… День идет своим чередом: ползет гусеницей и моментами даже кажется Джину скучным. Но конверт из плотной бумаги, что лежит в бардачке его машины, напоминает о том, как перед глазами пронеслись мгновения общего счастья, вся их жизнь, которая могла разрушиться в одну секунду, если бы у того папарацци хватило тупости вместо номера JE, набрать телефон любого из таблоидных изданий… Джин делает глоток из банки и продолжает писать, заканчивая куплет. За весь этот изнурительный, нервный день он успел хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию, и теперь обрывки фраз и мыслей складываются в его голове – раз – и пальцы уже сами тянутся за ручкой, для того, чтобы записать слова к новой песне. Возможно, это будет очередная молитва о прощении, а, возможно, он сможет исторгнуть из себя что-то иное – признания в любви и желании оберегать. Входная дверь неожиданно громко захлопывается, отвлекая от занятия. Джин бросает взгляд на часы над дверью – он и не заметил, как перевалило за полночь. Тея осталась у его родителей, а он засел с банкой пива на мягком, уютном диване, выплескивая на бумаге впечатления прошедшего дня… Мужчина откидывает блокнот на низкий столик и допивает остатки пива. Взгляд ожидает, когда в гостиной из коридора появится любимый, но квартира будто бы тонет в молчании. Джин надувает губы, обдумывая – как вариант – могло ли ему это померещиться. Казуя тенью возникает в гостиной, молча, уходя на кухню. Аканиши даже не успевает отреагировать или хотя бы обидеться для приличия. Из соседней комнаты доносится шум и грохот, и Джин решает пойти на разведку. Черная куртка Каме небрежно скинута на стол. Дверцы бара открыты настежь, бутылка выдержанного, крепкого виски стоит на деревянном шкафчике с напитками, отблескивая в темноте своим золотистым сиянием. А подтянутая фигура Каменаши, по привычке облаченная во все брендовое, стоит у окна, с настораживающим спокойствием вглядываясь в сверкающие огни ночного, вечно гудящего мегаполиса. – Как прошли съемки? – Джин делает шаг навстречу, но замирает, когда Каме отпускает в его сторону ледяной взгляд. В ушах начинает звенеть во второй раз за сегодня, голова противно кружится и Джин жалеет о том, что сделал те последние злосчастные глотки теплого пива, потому что сейчас его начало тошнить. – Ты не хочешь рассказать мне, куда ездил утром? Аканиши поджимает губы. Ладони моментально становятся противно потными, и пальцы подрагивают, будто он мальчишка, которого отчитывают за разбитое окно в соседском доме. Джин сглатывает и опускает взгляд. – Как ты узнал? – Мне рассказал менеджер. – Он ведь не знал… – Ты забыл, где работал раньше? JE – это огромный улей, в котором слухи бегут наперегонки с их доносчиками, – Казуя делает глоток из стакана – морщится – и допивает залпом содержимое. – Я все решил! – Джин улыбается, головой понимая, что это не оправдание тому, что он собирался утаить правду. Каменаши смеется и машет головой. И звук этого смеха, заставляет мурашки бежать по напряженной спине. – Да, ты все решил, – Казуя кивает, поворачиваясь лицом к лицу к Аканиши. – Ты, как всегда, все решил за нас двоих. – Я не хотел, чтобы ты нервничал… – Ты не хотел, чтобы я знал! Скажи честно, что ты сегодня собирался мне говорить? Или ты решил промолчать? – Казуя ждет пару мгновений и снова хохочет. – Видишь, как хорошо я тебя знаю! Ты ведь даже не собирался ничего мне рассказывать! – Да! Я не хотел тебе говорить, потому что это только моя проблема и головная боль. Каме замолкает. Он округляет глаза, сжимая побелевшими пальцами хрустальный стакан. Джин делает несколько шагов навстречу, собираясь обнять любимого, но вытянутая вперед рука останавливает его. – Что значит, только твоя проблема? – То и значит. Это была моя машина, и это я заставил тебя продолжить поцелуй, я стягивал с тебя джинсы и я потом… Аканиши касается кончиками пальцев бледной щеки, заправляя за ушко выбившуюся прядь, и Казуя вздрагивает, словно от пощечины. – Трахал меня! Ты это хотел сказать? – Не перегибай палку, все не так, как тебе кажется. И, к тому же, от этого могла пострадать и моя дочка тоже! А вместе с ней мы с тобой и наша работа, – Джин делает очередную попытку оправдаться, стараясь сгладить острые углы этого сумасшедшего дня. – Я взвалил это на себя, потому что до сих пор храню обещание оберегать тебя… Я не хотел, чтобы ты нервничал и волновался – ты всегда был чрезмерно чувствительным – поэтому я решил все сам… – А кто я для тебя, Джин? – Что? Взгляды соприкасаются и от их столкновения звенит в ушах. Поразительно! Но именно так было, кажется, целую вечность. Взгляды – такие разные – одновременно любили и не понимали, пусть и знали мысли и мечты друг друга. Перченный шоколад и цвет земли после дождя. Как Луна и Солнце. Как Инь и Янь. Диаметральные противоположности друг друга, которые нашли спокойствие в объятиях, но не отыскали согласия в мыслях. – Я люблю тебя, Казу, и ты это прекрасно знаешь… – Тогда почему ты не считаешься с моим мнением? Пухлые губы вот-вот собираются ответить отрицательным возгласом – Не правда! – но в итоге ни один звук не слетает с них. Дыхание учащается. Джин трет лоб, теребит длинные отросшие волосы, не понимая, как такое возможно, но он солжет, если сейчас возразит. Язык облизывает нижнюю губу. Каменаши обреченно улыбается. – Ты даже не можешь возразить, потому что знаешь, что я прав… – Я люблю тебя! – Если ты меня любишь, значит должен доверять мне и ничего не скрывать... – Хрен с тобой, ты все равно не поймешь! Джин разворачивается на пятках, собираясь уйти в спальню, но фраза, брошенная в спину, заставляет остановиться. – Я всегда понимал тебя, Джин! Даже, когда ты женился и решил завести семью – я все понял… – Вот только давай не будем заводить старую пластинку! Это пройденный этап, мы уже давно все обсудили… – Джин, сегодня ты хотел обмануть меня! – Это всего лишь фотки! Ничего криминального, а ты раздул из мухи слона! Как обычно, психуешь на ровном месте! Казуя улыбается, и Джин узнает эту улыбку. Он сглатывает противный ком, ожидая бури. В тот момент, когда хрустальный стакан ударяется о кафельный пол, квартира погружается в звенящую тишину, словно отдавая дань осколкам стекла, рассыпанным под их ногами. – На этих фотках ты трахал меня в задницу, и считаешь, в этом нет ничего опасного? Ты думаешь, я злюсь только из собственного желания? Думаешь, мне это нравится? – Но я ведь все решил! – Ты выкупил снимки – спасибо, – Каме делает взмах рукой и кланяется в притворном поклоне. – Вот только с чего ты решил, что мне нужно твое благородство? Ты должен был мне всё рассказать и тогда мы бы вместе приняли какое-то решение. И это было нашим обоюдным решением. Ты обязан был взять свой блядский, вечно жужжащий, телефон и позвонить мне! – Я хотел защитить тебя! – Ты «взвалил» на себя то, что посчитал своей собственностью, но я не твоя… Джин налетает на Каме до того, как тот успевает закончить свою мысль. Он толкает младшего к стенке, расталкивая коленом его ноги и вжимаясь бедрами в пах любовника. – Ты мой! Ясно тебе!? Мой! Поцелуй напоминает укусы диких животных, которые не знают ласки. Длинные пальцы оплетают запястья Казу, поднимая их над его головой. Жгучие прикосновения оставляют на теле следы, которые невозможно увидеть, но от них кожа покрывается мурашками и изнутри вспыхивает локальными вулканами. Джин толкается бедрами, желая, чтобы Каме снова стал его и забыл все свои бредовые идеи и помнил лишь то, что он – Джин – любит его. Одно запястье выскальзывает из захвата, и пальцы складываются в кулак. Удар настигает неожиданно. Джин хватает ртом воздух и резко отстраняется, опираясь ладонями на колени. – Ты что творишь? Совсем ахуел? – Аканиши кашляет, пытаясь выровнять дыхание. Каме отходит к бару, и более не церемонясь, делает пару глотков прямо из бутылки, заходясь хриплым кашлем. Золотистая жидкость бежит тонкими струйками по подбородку вниз по шее, впитываясь в идеально черный джемпер. – Ты всегда думал только яйцами, – бросает через плечо Казуя. – Ишь ты, какой святой выискался! – Джин трет ушибленный бок и кривит губы в ухмылке. – Да пошел ты! Я не собираюсь стелиться… И вновь Каме смеется, но на сей раз как-то мягче, будто уже без злобы – будто выплеснув, наконец, свое безумие и придя к относительно спокойному внутреннему состоянию. Он разворачивается, собираясь что-то сказать, но его встречает пустота. Джина нет. В коридоре загорается свет. Шум и тихое бормотание говорят о том, что Аканиши пытается найти свои кроссовки. Проходит пару мгновений, но Казуя продолжает стоять посреди кухни, словно привинченный ногами к полу. Он трет между собой ладони, не отводя взгляда от полоски света, которую бросает на паркетный пол лампа в коридоре. Секунды съедают последние попытки сделать шаг навстречу. По телу туда-сюда бегают трусливые мурашки и Казуя хмурится. Противоречивые, несвязные мысли копошатся в голове, мешая мыслить трезво. Когда ему кажется, что решение принято, он делает глубокий вздох и… Дверь в коридоре во второй раз за эту ночь с грохотом захлопывается. Их квартира погружается в печальное молчание.***
Джин возвращается домой только через сутки. Ночь он провел в отеле, а день – в студии. Музыка лилась из него рекой. Слова складывались в предложения, а те – наполненные рифмой и его собственными чувствами – образовывали куплет за куплетом. И все бы хорошо, но они были, как под копирку печальные и меланхоличные. Когда сердце тоскует по любимому человеку, творчество мается в путах обреченности и одиночества… Квартира встретила Джина пустотой. Было тихо, серо и пустынно. Он сразу заметил, что Каме съехал в свои прежние апартаменты на Роппонги. Многочисленные детали, которые служили маяками его заблудшей душе, потерялись из виду. Казуя забрал все: одежду и аксессуары, духи и фотографии, ароматические свечи и зубную щетку, весь арсенал каких-то необъяснимых баночек на полках в ванной и свои любимые диски с музыкой. Осталось лишь пару записок на холодильнике, куртка, в которую он на прошлой неделе укутал Тею, когда та замерзла в парке аттракционов, и манга на столике в их спальне. Тихо. Джин вздохнул и оглянулся. Без Теи и Каме – это была лишь большая коробка с лабиринтом из дверей внутри. Он повалился на диван, закрывая глаза. Рука случайно зацепила пульт от музыкального центра, погружая квартиру в плачущую мелодию. Джин замер, нахмурился, а после тихонько рассмеялся. В этом весь Каме. Его Каме… На полную громкость из динамиков зазвучала композиция, которую так любит Казуя. Любит, потому что читает между ее строк историю чужой любви, которая так похожа на то, что порой творится в его груди. И, кажется, Джин стал понимать, в чем вся соль. Но сделать шаг в пустоту страшно и опасно, потому что никогда не знаешь наверняка на что наткнешься в потемках… I know you're somewhere out there Somewhere far away I want you back, I want you back My neighbors think I'm crazy But they don't understand You're all I have, you're all I have At night when the stars light up my room I sit by myself... Talking to the moon Trying to get to you In hopes you're on the other side talking to me too Or am I a fool, who sits alone, talking to the moon? I'm feeling like I'm famous, the talk of the town They say I've gone mad Yeah, I've gone mad But they don't know what I know Cause when the sun goes down someone's talking back Yeah, they're talking back, oh At night when the stars light up my room I sit by myself... Talking to the moon Trying to get to you In hopes you're on the other side talking to me too Or am I a fool, who sits alone, talking to the moon? Do you ever hear me calling? 'Cause every night I'm talking to the moon Still trying to get to you In hopes you're on In hopes you're on the other side talking to me too Or am I a fool, who sits alone, talking to the moon? I know you're somewhere out there Somewhere far away ** Япония, Токио 23 сентября 2017 года Джин целую неделю отвлекал Тею, всеми возможными способами оттягивая момент ее возвращения домой. Он просто не знал, как будет объяснять дочке, что Каме больше не будет жить вместе с ними и она, вероятно, может никогда больше не увидеть его. Но в день рождения ему пришлось пообещать, что он будет выполнять все ее желания. Поэтому, следуя первому в списке хотений, ему ничего не оставалось, кроме как забрать дочку от родителей. Пока они едут на его машине, Джин звонит Мейсе и передает телефон Тее, чтобы она поговорила с мамой. Они общаются довольно долго, и малышка успевает рассказать о том, что сегодня для нее устраивают праздник. Она просит Мейсу тоже прийти, но девушке приходится отказаться, потому что на этот день у нее назначено слишком много неотложных дел. Тея заметно грустнеет, и Джин быстро сочиняет какую-то шутку, желая развеселить дочку. Он забирает телефон, продолжая разговор с женой. Сатсуки извиняется, оправдывая свое отсутствие на празднике тем, что у нее полным ходом идет подготовка к новому проекту. Джин желает ей удачи, и они договариваются созвониться на следующей неделе… Вместе с мамой и Теей они заезжают в большой супермаркет для того, чтобы купить продукты и все то, чем обычно забивал себе голову Казуя. Джин улыбается и смеется, но и он, и его мама прекрасно понимают, что он лишь тянет время. С полными пакетами они возвращаются на стоянку. Джина окликает старый знакомый, который когда-то помогал с работой над одним из его альбомов и музыкант отвлекается. Они здороваются, обмениваются мейлами и перекидываются парочкой ничем не обязывающих фраз. Как семья? Как дети? Когда поработаем снова? Тея выбирается из машины и прыгает между мужчинами, улыбаясь и с гордостью рассказывая своему новому знакомому, что сегодня ей исполнилось пять лет. Детская крошечная ладошка уверенно показывает пятерню и малышка смеется, без особых усилий влюбляя в себя всех вокруг… Когда они приезжают домой, мама сразу покидает их – ее ждут дела по работе и Джину приходится отпустить ее. Но, на самом деле, он просто боится признаться, что ему страшно оставаться с дочкой наедине в этой пустой квартире. В квартире, где больше нет Казу. – Папочка, а Каме-чан еще на работе? Он ведь приедет на праздник? Джин жует нижнюю губу. В тот момент, когда Тея задает ему такие важные вопросы, он как раз заканчивает разбирать пакеты с продуктами. Последняя упаковка с чем-то зеленым в листиках и вкусно пахнущим, летит в холодильник. Аканиши делает несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы набраться храбрости, но именно сейчас понимает, что это все хитрые уловки психологов или психиатров (он вечно путал первых со вторыми), чтобы он убедил себя, что все под контролем, когда – на самом деле – все совсем не в порядке. Тея прыгает на диване, прижимая к груди новую игру, которую он купил ей, когда они проходили детский отдел. Малышка весело скачет, ее карие, с медовым оттенком, глазки сверкают счастьем, и хвостики из темных волос подпрыгивают в такт движениям. – Крошка, у Каме сегодня не получится прийти на праздник… Девочка прекращает скакать. Она принимает относительно спокойное положение, все еще стоя босыми ножками на диване. Ее взгляд проясняется, но не теряет лучистого сияния. – Каме-чан поздравит меня завтра? Джин прикусывает губу, кажется, готовый разрыдаться под этим, испытывающим его на стойкость, пристальным взглядом. Он машет головой и протягивает руки, чтобы обнять дочку. – Малышка, так получилось… Иногда так происходит, что… – Каме-чан ушел? Откуда? Откуда у пятилетней девочки такая не по годам развитая мудрость и интуиция? Когда она успела стать настолько взрослой и чуткой? Как он смог упустить тот момент, за который его крошка вдруг превратилась во взрослого человека… – Милая, но мы обязательно сделаем сегодня большой праздник! Ты еще не знаешь, какой подарок для тебя приготовил папа! А сколько сюрпризов сделали Фуку и Лео! – Джин пытается как можно крепче прижать к себе дочку и развеселить ее, но малышка вырывается из его объятий и спрыгивает с дивана. Она встает к нему спиной и спустя пару коротких мгновений, в их пустой квартире раздается первый детский всхлип. – Каме-чан больше не любит меня? Кислород застревает на выдохе. Джин быстро машет головой, абсолютно точно уверенный, что дочка сейчас не права, ведь Казуя любит ее как жизнь, как воздух. Возможно, он даже любит Тею сильнее, чем его. Сильнее, чем Джина. «От этого могла пострадать моя дочка…» Какой же он осел! Он уже тогда обидел и причинил боль любимому. Она их дочка! А он эгоистично развесил на близких ярлыки, считая их всех своими собственностями… Слезы нестройным потоком покатились из уголков покрасневших глаз, образуя на душе Джина многочисленные раны, будто сотни крошечных язв, съедали его изнутри. Маленькие кулачки стали тереть глазки и уставший, печальный голос оставлял в памяти долгие протяжные всхлипы. Его дочка никогда не плакала без причины, не устраивала истерики и ни разу не выглядела столь уязвимой и потерянной, как сейчас… Он вновь притянул Тею к себе, желая успокоить и показать, что он всегда готов быть рядом – он ее супергерой. Руки обхватили маленькое тельце, ощущая всю ее боль и обиду. Глубокий вдох позволил войти в легкие такому любимому запаху – еще по-детски нежному и горячо любимому им аромату его ребенка. Но неожиданно крошечные ладошки уперлись в грудь, стараясь оттолкнуть. – Милая, я не хотел, чтобы все случилось так… Собственный голос кажется до того никчемным и жалким, что Джин жалеет о сказанных сейчас словах – он не сможет убедить дочку, а все его оправдания лишь попытки загладить вину. Он сам все испортил. – Ты обещал, что мы будем вместе, – детский всхлип тонет в собственном напряженном вздохе. О, какой же он осёл! Почему он никогда не думает, прежде чем сделать попытку… все исправить… Что теперь он может сделать? Что должен говорить? – Прости меня… Кровь бурлит в висках, а потом застывает. Он ждет ответа. Но Тея молчит. Девочка шмыгает носом и в последний раз трет кулачками глазки. Она больше не будет плакать – не может или нет сил. Но по ее взгляду все ясно и Джин понимает, что его не простили… – Папочка, я ничего не хочу. Давай останемся дома сегодня, хорошо? Вот этого он и боялся больше всего. Кретин! Настоящий кретин и эгоист! Моральный урод, чертов собственник! – Милая, но сегодня такой день… Тея машет темноволосой головкой и отходит на пару шагов. Она снимает кофту с подмигивающим смайликом на спине, которую ей недавно купил Казуя, и вручает ее Джину. – Без Каме я не пойду, – детский голос полос непоколебимой уверенности и какой-то взрослой осознанности. В свои пять лет Тея уже знает, что семья – важнее всего. И он тоже об этом знает и всегда помнит, но иногда поступки опережают его мысли и тогда ему приходится видеть удаляющуюся фигуру любимого человека. Все так глупо повторилось и он сам виноват в том, что не смог остановиться вовремя… Звонок мобильного заставил их погрузиться в молчание. Джин бросил умоляющий взгляд на телефон и встал…***
Фуку исторгнул очередной жалобный вздох и с надеждой посмотрел на друга. Как никогда прежде он хотел, чтобы его задумка – план, который они вместе с Ю и Лео строили всю неделю оправдал свои надежды. И сейчас именно тот момент, когда он будет знать наверняка – все пойдет по спланированному плану или придется импровизировать на ходу. Казуя опустил взгляд и отложил журнал. Он терпеть не мог, когда на него давили и использовали его верность дружбе и товарищам против него самого. Это подлый трюк, на который он вечно попадается… – Фуку, я не хочу видеться с Джином. Ты же знаешь, мы уже неделю не общаемся, – Каме закрывает глаза, стараясь абстрагироваться от гнетущих душу ощущений. – У моей племянницы сегодня день рождение, к которому я готовился три недели, два дня и восемь часов. Неужели, ты хочешь лишить нас с ней этого праздника? Ты хочешь, чтобы я сейчас расплакался? Каме смеется, качая головой. Он поднимает взгляд на старого товарища и с досадой и подступающей паникой, пожимает плечами. Руки зарываются в растрепанные волосы и музыкант тяжело вздыхает. Уголки губ дрожат, но Фуку упорно прячет победную улыбку. Ему удалось задуманное. – Так, когда ты приедешь? – Я только час назад вернулся с боев без правил, – музыкант бросает взгляд на часы и ненадолго задумывается. – Мне нужно привести себя в порядок и забрать подарок для Теи, и после этого я сразу поеду на праздник… Фукутаро подмигивает и щелкает пальцами. – У Ямапи та же отмазка. Но ничего, главное, чтобы ты успел к тому моменту, когда вынесут торт, – Каме смотрит на него, ожидая разъяснений. – Мы все будем петь 'Happy Birthday'. Казуя поджимает губы и улыбается, соглашаясь, что это хорошая идея.***
Джин был действительно удивлен, когда после минутного разговора по телефону с Фукутаро, Тея согласилась ехать на праздник. По его мнению, после этого дочка заметно приободрилась, на ее пухлых щечках заиграл румянец, а грусть и тоска испарились, будто их и не было никогда. Праздник, который для Теи устроили друзья Джина, был по-настоящему… удивительный. Помимо стандартных воздушных шариков, мыльных пузырей и конфетти, в зале их ожидали многочисленные плакаты, украшенные фотографиями именинницы и почти на каждом снимке довеском были Каме или Джин, а иногда – все вместе. Скрепя зубами, Аканиши пускал злые взгляды на Фукутаро, который был бесспорным идейным вдохновителем и главным исполнителем всего этого безобразия. Но Тее, похоже, все очень нравилось, поэтому он молчал, не желая снова портить настроение дочке и, тем более, заставлять ее плакать во второй раз за этот день. – А сейчас подарки! Фукутаро, с разноцветным блестящим колпаком на темноволосой макушке, выскочил в центр зала и стал улюлюкать и кричать. Он подозвал к себе «племянницу», давая старт к самому волнительному моменту вечера. Джин улыбнулся, поворачиваясь к неприметной коробке, которая с самого начала праздника стояла никем незамеченная возле входа. Именно в ней и хранится подарок, о котором мечтала дочка, и который он с таким усердием выбирал на многочисленных интернет сайтах. – Подарок от любимого дядюшки будет первым, – Фуку забавно пинает Лео, отталкивая его на задний план, и подсовывает малышке свой большой пакет из детского магазина. Гости смеются, наблюдая за этой сценой. Джин вспоминает слова друга, что тот собирался подарить Тее куклу и хмурится, потому что в пакете спрятано что-то другое. Девочка заглядывает внутрь и пищит, а потом смеется и прыгает на месте. Фукутаро помогает ей вытащить из пакета две плюшевые игрушки и с удовольствием вручает их счастливой хозяйке. У Джина перед глазами все плывет и цвета смешиваются между собой… Тея крепко прижимает к груди мягкую изумрудную черепаху с ярким панцирем, отливающим фиолетовым и красным цветами, а во второй ручке сжимает плюшевую панду почти на голову больше нее, но зато в брендовых очках. Друзья смеются, Широта что-то говорит и пару раз хлопает по плечу, но Джин не слышит его. Он видит две игрушки, счастливую, лучистую улыбку дочки и понимает что постепенно впадает в панику. После этого следует черед друзей и близких. Ямапи дарит малышке самокат и что-то, отдаленно напоминающее костюм феи Динь-Динь. Лео расплывается в самой блаженной улыбке, когда Тея с восторгом хватается за детский мольберт и набор акварельных красок – совсем, как у настоящего художника. Широта театрально опускается на одно колено и вручает маленькой принцессе с разноцветной картонной короной на головке, свой подарок. И снова именинница рада и вновь все счастливы. Некое шестое чувство паникой постепенно накрывает Джина, а затем разливается по венам, разнося волны томительного ожидания. Ему отчего-то страшно и одновременно хорошо, он в растерянности и вместе с тем ощущает ликующее чувство… Когда все из приглашенных гостей вручили свои подарки, настал его черед. Взгляды направляются к нему, когда Фуку безмолвно указывает в сторону его уголка. Общий вздох напряжением читается на пораженных лицах. Тея прижимает к себе худые тонкие ручки, и счастливый клич тает на выдохе. – Каме-чан… Сердце пропускает удар, когда мимо – совсем рядом – проходит Каменаши. Шлейф из горячо любимых Джином духов любимого забирается в легкие, наполняя грудь волнительным трепетом. Голова идет кругом, когда он видит Каме. Ладони потеют, будто у влюбленного школьника. Казуя держит в руках огромную коробку, завернутую в пеструю оберточную бумагу, с пышным бантом сверху. Он ставит подарок перед Теей, но девочка не спешит открывать его. Зал не сговариваясь, замирает, ожидая чего-то… Джин глубокого вздыхает, когда Тея делает доверчивый шаг навстречу и музыкант, без лишних слов, подхватывает ее на руки. Девочка крепко обнимает мужчину, доверчиво пряча личико в изгибе его шеи. – Только без слез, – вкрадчиво, но с задоринкой, предупреждает Фукутаро и все – гости, Каменаши вместе с Теей на руках и даже Джин – смеются… – Надеюсь, тебе понравится подарок, – Тея машет головкой, когда мужчина отпускает ее. Она с детским азартом и интересом разрывает разноцветную бумагу, отрывает бант. Перед ними предстает ничем неприметная коробка, без рисунков или подписей. Казуя помогает малышке снять верхнюю крышку и снова подхватывает ее на руки, позволяя заглянуть внутрь с высоты собственного роста. – Это кукольный домик, – констатирует Каменаши. – Ты ведь хотела именно такой? Дочка кивает и звуки несвязным потоком льются из нее. Она не знает как выразить свою радость и благодарность. Детские ладошки обхватывают лицо мужчины, а мягкие губки оставляют на щеке теплый, любящий поцелуй. Джин делает глубокий вздох, пряча руки в карманах джинс. Он смотрит на Фукутаро и тот пожимает плечами, подмигивая. Возможно, что они с Каме мыслят и думают иначе и им никогда не найти согласия в принятии обоюдных решений, но в одном они сходятся абсолютно и постоянно – они чувствуют друг друга, даже на расстоянии. Будто прочитав мысли Джина, Казуя поднимает на него темные глаза. И все проходит само собой… Нельзя любить друг друга еще крепче, чем они любят друг друга. Одним взглядом передать свои чувства, сказать о том, что просит прощения и что сам уже давно все простил – это великий дар, которым их наградила судьба. Красная нить крепко сплела их жизни с самого начала Вселенной, с маленькой крупицы, со вспышки миллиарды лет назад, которая подарила им этот момент. – А теперь очередь папочки! – Фукутаро громко хлопает в ладоши и свистит, призывая гостей повторять за ним. И Джину неожиданно становится так хорошо и легко. Он искренне смеется и улыбается дочке, все еще держащейся ручками за шею Каме. Аканиши проходит в самый центр, вставая рядом с любимым. Он смотрит в темные глаза, читая в них абсолютное согласие и – вновь – прощение, и разводит руки в стороны. Фукутаро отступает в тень. Трое людей, освещенные самым ярким прожектором, стоят посреди буйства красок, поздравлений и укутывающей их любви близких людей, которые с замиранием в сердце и с надеждой ждут продолжения… Джин пожимает плечами и со смешком чешет затылок. Он смотрит из-под длинной челки на дочку, и идея появляется в его голове неожиданно, будто в лучших мультфильмах – лампочка загорается над ним, вызывая мгновение озарения. – В понедельник, мы втроем летим покорять Диснейленд в Лос-Анджелесе! – и после короткой паузы, прибавляет, глядя на любимого. – Если Каме не против? Тея прижимается пухлой детской щечкой к лицу мужчины и крепко зажмуривается. Казуя смеется, обнимая девочку. – Каме-чан, ты ведь не против? Правда, Каме-чан? Ты не против? Ты полетишь с нами, Каме-чан? – Если папа сказал, что мы летим втроем, значит, мы обязательно полетим все вместе…***
Такси тормозит рядом с многоэтажным зданием, и мужчины быстро покидают теплый салон, окунаясь в прохладу сентябрьского вечера. Каме опасливо озирается, но не заметив ничего подозрительного уверенно направляется к входу в жилое здание. Консьерж учтиво здоровается, когда они с Джином проходят мимо. Лифт поднимает их на нужный этаж. Они, молчаливо, ступают по длинному коридору, останавливаясь у двери с золотыми цифрами на поверхности. Замок поддается быстро и спустя доли секунд, впускает в пустую квартиру, наполненную долгожданной темнотой. Дверь захлопывается. Глубокий вздох и на выдохе кровь начинает закипать в венах. Джин толкает Каме к холодной стене и молниеносно вжимается в распластанное перед ним тело. Рассудок сгорает дотла, когда ладони сжимают жадно, с яростью. Они целуются остервенело и, кажется, будто горячие влажные губы повсюду. – Джин… прости, я был… Аканиши глотает окончание фразы. Он толкается бедрами вперед, и рычит, ощущая под своими руками дрожащее тело, без которого уже давно не мыслит жизни. Пальцы стаскивают друг с друга одежду, раскидывая ее по квартире, пока Джин наугад пытается затянуть их в спальню. Они что-то цепляют, роняя. Какая-то деталь интерьера с глухим звуком катится по полу, ударяясь о стенку. Колени Каме неожиданно упираются о кровать, и он падает, утягивая за собой Джина. После слабого стона, следует очередная борьба. Острые зубы кусают, а мокрый язык зализывают сладкую кожу. В комнате темно и ничего не видно. Остатки сегодняшнего гардероба летят в разные стороны. Джин опускается спиной на мягкий матрас и Казуя следует за ним, перекидывая ногу через его бедро. Два напряженных тела соприкасаются, погружая помещение в музыку стонов. Вот так. Еще ближе. – Каме, я хотел тебе сказать… Поцелуй съедает обрывок фразы. Не нужно слов, когда за них все говорит дыхание. Мянящие губы влажными поцелуями спускаются по шее к ключицам, оставляя маленький кружочек засоса под выступающей косточкой. Острые зубы покусывают соски, облизывая чувствительную кожу. Джин всхлипывает, комкая в пальцах простыни. Язычок обводит линии пресса и погружается в ямочку пупка, вырывая у темноты очередной стон наслаждения. – Каме, я больше не могу… правда, не могу… Чувственные губы проделали торопливую дорожку обратно и нетерпеливое тяжелое дыхание влетело в приоткрытый рот Джина, вместе с поцелуем. – Я тоже… Аканиши дернулся вперед, переворачивая любимого на спину. Они поменялись позициями и Казуя уверенно раздвинул колени, позволяя Джину устроится между ними. Липкие губы оставляли жадные поцелуи повсюду, куда могли дотянуться. Плавное движение внутрь застелило глаза мерцающей дымкой. В ушах забарабанила кровь. Джин толкнулся до конца и замер. Казуя тяжело дышал под ним, оставляя следы от ногтей на спине и плечах… – Сладкий, я могу? Ответом становится поцелуй – яростный, опасный. И это срывает тормоза окончательно. Джин толкается мощно, выходя почти до конца и с каждым новым толчком выбивая из груди очередной стон вперемешку с томительными всхлипами. Он с рычанием целует шею и плечи любимого, будто впервые сходя с ума от его запаха и мягкости бархатной кожи. Казуя быстро подстраивается под бешеный ритм, стараясь двигаться с Джином в такт, но крепкие руки фиксируют бедра в одной точке. Толчки усиливаются. Вздохи и шлепки влажных тел опьяняют своей пошлостью. В такие моменты Джину кажется, что они действительно созданы исключительно друг для друга, их тела сливаются в один поток и поют слитную мелодию. Путая собственные стоны и бессвязное бормотание, их будто выворачивает наизнанку от удовольствия и нетерпения… Оргазм накрывает неожиданно. Сначала кончает Каме и стон его, кажется, всякий раз делает Джина зависящим, сходящим с ума, неконтролируемым. Он делает мощные глубокие толчки, ощущая, как сокращаются мышцы вокруг него, собственное тело трясет и бьет, словно в горячке. Сумасшедшие ощущения... Казуя вытягивается рядом, вручая Джину стакан с виски. Он водит пальчиком вдоль груди к рельефным мышцам пресса и продолжая волнительные прикосновения вниз, к линии жестких коротких волос. – Ты не хочешь? – Аканиши кивает на стакан с золотистой жидкостью и любовник без лишних слов, делает пару маленьких глотков, из рук любимого. Несколько капель алкоголя стекают по распухшим губам, и Джин притягивает Каме к себе за подбородок, слизывая их с кожи. Язык касается нижней губы и мягко проникает внутрь, лаская. – Похоже, что твой младшенький хочет продолжения, – Казуя смеется. Его пальцы нежно касаются Джина внизу, начиная неторопливые движения и ощущая, как под его ладонью твердеет горячая пульсирующая плоть. – Он всегда во всеоружии, – Джин судорожно смеется, наклоняясь к длинной шее. Губы обхватывают мочку, чуть посасывая ее. – У нас еще много времени до утра, – заверяет Каме. – Ты собрал вещи? – Я и не распаковывал их, – Казуя смущенно улыбается, опуская взгляд. – Я скучал по тебе… – Простишь меня? Я повел себя, как последний кретин, когда устроил тебе истерику… ты хотел сделать, как лучше, а я…Прости меня. – Я люблю тебя, – Джин притягивает к себе любимого, чтобы возобновить поцелуй. Волнительные ощущения прошивают тела возбуждением, заставляя томиться в ожидании момента следующей близости. – И тебе не за что извиниться. Это я был полным кретином и ослом, и клиническим уродом и… – Тш, – Казуя прикладывает палец к покрасневшим губам Джина, прерывая поток самокритики. – Давай остановимся на том, что ты любишь меня, хорошо? Аканиши улыбается и кивает. Губы сладко соприкасаются, даря чувства нежности и полного, безграничного счастья. Поцелуй – тягучий и липкий – аккуратно убирает все возможные барьеры. Быть вместе, любить и доверять друг другу. Защищать и иногда создавать иллюзию, будто ничего неизвестно и поддерживать уверенность в том, что опека имеет свои результаты. Бывают такие исключения, когда обман является необходимостью, чтобы уберечь близкого человека от боли, тревоги и чувства уязвимости… – Тея побудет у родителей до вечера. Я заберу ее после того, как отвезу тебя на съемки Гоинг, а утренним рейсом мы полетим воплощать подарок в реальность. – Джин, Фуку сказал мне, что ты готовил другой подарок. Почему ты поменял все в последний момент? Аканиши смеется, прижимая к себе любимого. В комнату постепенно проникают первые утренние тени нового дня. Он натягивает на спину Каме одеяло и утыкается носом в его мягкие волосы на макушке. – Я просто хотел провести несколько дней вместе с вами… Он ощущает, как губы Казу растягиваются счастливой улыбкой, и закрывает глаза. – А еще я решил, что будет лучше подарить Тее путешествие, которого у нее никогда не было, чем еще один кукольный домик… Каменаши поднимает голову, пораженно глядя на мужчину. Аканиши хихикает, продолжая держать глаза закрытыми. – Это правда? Ты тоже купил ей кукольный домик? – Я уже говорил, что люблю тебя? – Кажется, говорил… – Иди ко мне, сладкий, – объятия окружают Каме нежностью, предлагая продлить мгновения неги. – Давай попробуем поспать еще немного… – Я тоже люблю тебя, Джин…***
Япония, Токио 17 октября, 2017 г.
Джин смотрит по телевизору очередной репортаж, посвященный выходу его нового альбома. Взгляд блуждает по экрану, вновь и вновь прослушивая один и тот же текст, который сегодня утром разослал в прессу координатор проекта с его стороны. Телефон продолжает гудеть, как заведенный апельсин, но Джину нравится, что поклонники так живо бросились поздравлять его с выходом на мировой уровень. Он слишком долго к этому шел, многое обдумал и переосмыслил, даже создал собственное Резюме для представителей Universal Music и все для того, чтобы в один день объявить об альянсе его звукозаписывающей студии с гигантами музыкальной индустрии. Тея пробегает маленькой ракетой перед Джином, размахивая одной из игрушек, которую ей подарили на день рождения. Он провожает ее счастливой улыбкой, но затем вспоминает о том, что Каме не просто так оставил его присматривать за дочкой сегодня и стирает с лица признаки веселья. Голос набирает угрожающих металлических ноток. – Тея, немедленно перестань бегать! – и добавляет предостерегающе. – Ты забыла, чем закончилась твоя беготня в прошлый раз? Колени до сих пор сверкают зеленкой… Малышка появляется в дверном проеме гостиной. Стянутые красной резинкой на затылке волосы спутались. Девочка виновато опустила темные глазки в пол, и когда Джин, наконец-то, ощутил себя королем положения, она расхохоталась и показала ему язык, продолжая беготню. Мужчина обреченно вздыхает и встает с дивана. Он всегда знал, что ему никогда не удастся в полной степени повзрослеть, поэтому внутри него до сих пор живет шустрый ребенок, который вечно попадал в какие-то неприятности. Джин бросается за Теей и девочка громко пищит, когда отец подхватывает ее на руки, поднимает высоко над головой и кружит по комнате. Он закидывает дочку себе на плечо и несильно шлепает по маленькой попке. Девочка хохочет, тяжело дыша, после длительного спринта по квартире. – Все еще хочешь бегать? – Ага! Они смеются вместе, в унисон, и Джин отпускает дочку, ставя ее ножками на диван. Он поправляет ее футболку и перекрученные шорты. Телефон звонит, отвлекая мужчину. На экране светится имя любимого и он без лишних раздумий отвечает на звонок. – Мы соскучились по Каме-чану, – девчачьим голоском тянет слова Джин и смеется. Тея хохочет рядом, запрокидывая головку назад и хватаясь за живот. – У нас проблемы. Голос Каменаши сосредоточенный и полный холодного расчета. Джин тут же велит дочке пойти поиграть в своей спальне и, дождавшись, когда девочка скроется за дверью детской, спрашивает, в чем дело. – У папарацци есть снимки с дня рождения Теи, – Джин шумно вздыхает, ощущая, как барабанит в висках кровь. – Я на руках несу ее в такси, а ты идешь сзади… – Почему они решили обнародовать их только сейчас? Прошел почти месяц... – Вероятно, ждали подходящего момента. А более подходящего, чем твое сотрудничество с Universal, и быть не может… – Мы можем выкупить все снимки? – Я уже занимаюсь этим… – Хорошо, – Джин кивает для согласия, начиная расхаживать из угла в угол. – Что можно сделать для вероятного опровержения? – Есть один вариант, но это может подействовать только, если Ямапи согласится… – Какой вариант? – Можно пустить ласточку о том, что в день рождение Теи мы с Пи были в Сайтаме на боях без правил, – Джин жует нижнюю губу, обдумывая этот вариант – его нельзя назвать идеальным, но это лучше, чем ничего. – Ямапи не против, – сообщает Аканиши. – Твой менеджер сможет протолкнуть этот слух в прессу? – Да. Еще у него есть снимок, который он выкупил в тот же день. Кто-то увидел нас издалека, но фотография получилась нечеткой, поэтому таблоиды не захотели платить много… – Отлично! Тогда пускай сегодня с вечерней прессой публикуют этот снимок… Казуя несколько мгновений молчит и за это время Джин успевает сделать полный круг вокруг их гостиной. – Ведь все будет хорошо, верно? – Верно, – Аканиши останавливается напротив окна, выглядывая на улицу. – Все будет хорошо. – Я люблю тебя, Джин. – А я тебя, – и сделав паузу, продолжает. – Мы ждем тебя дома… ___________________________________ * «Fill me up» – «Заполни/наполни меня» – новая песня Джина, которую он впервые исполнил на концерте Resume (5-6 мая 2017г), второй дебют состоялся на Rakuten GirlsAward 2017 16 сентября 2017 г.; 17 октября 2017г. стало известно, что автором песни выступил не Джин, а сама композиция войдет в его новый альбом "Blessèd" (релиз назначен на 12.12.2017). ** «Talking to the moon»/ «Разговаривая с луной» песня американского певца и автора песен Bruno Mars. По словам Каменаши это его любимая песня B.M. и прослушав ее, мы можем почерпнуть для себя очень много интересного. Для тех, кто не силен в английском, даю ссылку на перевод, но хочу уточнить, что это вольный перевод, в самой песне нет прямого намека, о ком идет речь, т.е. мужчина/женщина, поэтому ее можно трактовать по разному: https://www.amalgama-lab.com/songs/b/bruno_mars/talking_to_the_moon.html