Змеиная сказка

С тех пор, как Сольвейг приехала в Арннар, они с Эйдисом не отходили друг от друга ни на шаг. Разлучались лишь поздней ночью после скачек, стрельбы из лука или охоты. Эйдис знал всю прыть и проворство своей невесты, однако, каждый раз его сердце сжималось от гордости, а дыхание сдавливало, когда юная волчица обгоняла его в мастерстве. Конечно, часто он ей поддавался, но только для того, чтобы видеть ее взгляд победительницы и аккуратную, но солнечную улыбку. Сольвейг не могла не очаровать. Она была похожа на свою мать, родную тетю Эйдиса. Тот же взгляд, та же походка… Даже Свана порой засматривалась на свою противницу, ее волосы и светящиеся глаза, движения, отчего ненавидела всех вокруг сильнее. Эйдис брал невесту за талию и притягивал к себе, чтобы шепнуть что-то сокровенное, лишь для них понятное, а Сване оставалось только ловить косые и жаркие взгляды Глена, который теперь был третьим лишним, но не последним для княжеского сына. Одним вечером Глен нарвал полевых цветов для Сваны и решился подойти к ней. Та взяла букет и даже удостоила оруженосца улыбкой, может только, чтобы вызвать, как она надеялась, ревность Эйдиса, который как раз в этот момент проходил мимо них с Сольвейг. Последняя сказала Глену, что у него хорошая невеста, и такой человек, как он, достоин брать в жены только самый красивый цветок Арннара. Букет Сваны полетел на ступени под быстрый топот ног убегающей девицы. В то время, как она снова предалась стенаниям и упрекам своей судьбе, помолвленные княжеские дети стояли по колени в воде прохладной реки. - Через два дня новолуние. Наша свадьба…, - отражая в глазах ночное небо, сказала Сольвейг. - Ты боишься? – спросил Эйдис, беря ее руку. - Не знаю. А ты? Сверчки, лягушки и неспешный бег воды исполняли дивную вечернюю песню, которую хотелось слушать и слушать. - Во мне княжеская кровь. Мне нельзя бояться, - с легкой улыбкой ответил юноша. - Да брось! Все люди имеют право бояться, - Сольвейг потрясла его руку и зашла глубже в реку. – Вот ты! Помнится мне, ты не любишь змей. Каждый раз, когда мы дразнили тебя «Смотри, змея ползет!» ты бежал сломя голову. - Разве? Не помню я такого, - иронично пытался отмахнуться от разговора Эйдис. – Может, было раз… - Ты же знаешь, что в реке ужи водятся и кто-то пострашнее? – пыталась напустить страху девушка, вся обрамленная лунным и звездным светом. Сейчас она выглядела, как божество. Эйдис призадумался, и выказал на лице намек на страх и тревогу, что, конечно, заметила его невеста. - Ты, правда, боишься их? До сих пор? Столько лет прошло, а маленький Эйдис все еще не повзрослел! Сольвейг хохотала и распускала фонтаны брызг вокруг себя. - Сольвейг, - тихо произнес Эйдис, так что девушка его и не услышала от своего шума. Он позвал ее громче. Заглушая свои припадки смеха, она выползла с ним из воды на берег, ноги их сразу покрылись песком. - Сольвейг, послушай, - Эйдис замешкался, он не любил говорить о серьезных вещах. Он перешел на шепот, обхватил влажными ладонями лицо девушки и был близок к поцелую. – Это сон, понимаешь…? Жених собирался с мыслями, пока невеста пыталась прочитать их интуитивно, но ничего не выходило у обоих. Сейчас их притягивало друг к другу так, что обоим казалось, будто нет ничего и никого во всем мире, что смогло бы помешать им в эту минуту. - Когда-то давно мне приснился сон…О змеях, - он смотрел прямо ей в глаза, и говорил так, будто хотел вернуть ей память. – Точнее о змее. Она говорила мне что-то, уже и не помню что. Они хотели забрать меня куда-то, я был им нужен, как возмужаю…Кажется… - Эйдис, это всего лишь старый сон… Юноша взял руки изумленной Солвейг в свои и продолжил нелегкую речь. - Да, я знаю. Я тоже так думал… А теперь… Теперь мне кажется, что это и не сон вовсе был, - он еще крепче сжал ее руки. – Вчера я снова слышал ее голос. Она говорила, что час близок. Я думаю, что скоро что-то произойдет… - Эйдис… - В этот раз я точно не спал, клянусь. Я видел сверкающее ползущее тело гада, но оно скрылось, так что я не успел поймать никого… Эйдис замолк с мольбой в глазах. - Скажи, что веришь мне, - он поцеловал ее руки. - Я…, - Сольвейг все еще смотрела на него, как на безумца, -… верю. Но что они хотят от тебя? - Я не знаю. Забрать, увести к себе. Сольвейг чувствовала, как юноша похолодел. - Значит, ты говоришь, что они скоро придут? Эйдис молча смотрел на нее. - Может, мы перенесем свадьбу? Уедешь с нами в Ландульв ненадолго. - Думаю, это доберется до нас, где бы мы ни были. Сольвейг прижалась лбом к его лбу и горячо обжигала его подбородок, когда слова выплывали из ее уст: - Им все равно тебя не забрать. Твой народ защитит тебя. Мы приготовим много огня и подпалим все их кодло! Мы отпугнем их или избавимся навсегда, но не отдадим тебя, - говорила она свирепо. Я. Не. Отдам. Тебя! Она утонула в объятиях молодого князя. - Спасибо, что рассказал мне это. - Я не мог не рассказать. Сольвейг казалось странным, что в этот самый миг она все равно счастлива и спокойна, ей хотелось остаться здесь до самого утра, чувствуя, как руки Эйдиса обхватывают ее плечи и спину, а его локоны щекотят ее ухо… … - Ну и жаркий выдался день! Надо было свадьбу у воды делать, - говорил огромный мужчина, поднимая нижнюю губу вверх и обдувая свой лоб. - До реки все это таскать? Ну уж не-ет, - ответил человек помоложе и стройнее. Мужичье пыхтело тут и там. Одни затаскивали овец, свиней, быка на убой, другие же разделывали тушу, третьи подгоняли бочки с хмельными напитками, для остальных тоже было много дел. Женщины трудились на кухне и у котла над костром, в котором кипела ароматная юшка, девушки плели цветочные ленты, чтобы украсить ими княжеский двор и дорогу для молодых, волхвы выстроились цепочкой, чтобы идти к священному капищу, где будут возносить молитвы богам. В город пожаловали знатные ландульвцы и ландарнцы со своими дарами. - Гуннольфа не следует ждать на свадьбу, - Хильда сопровождала Харальда, который следил за приготовлениями. - Он заносчив и неосторожен, - говорил Харальд рассержено. – Он мог хотя бы прислать кого-нибудь вместо себя. - Видимо, он посчитал, что это ниже его достоинства. Он или сам должен явиться или не явиться вовсе. - Хильда, неужели это всего лишь своенравный протест молодого князя, или за этим стоит что-то большее? Не думаю, что отказ на его предложение взять Сольвейг в жены мог послужить причиной его гнева и недружелюбия. – Харальд попробовал медовуху из бочки и попросил налить им с Хильдой. - Он дважды просил руки Сольвейг, - Хильда пролепетала так, будто это важное замечание. - У меня возникают порой опасения, Харальд, но Гуннольф был бы невероятным глупцом, если бы замышлял против нас что-то скверное. Мы могущественны и крепки, он бы не подставил свою голову под лезвие, - она осушила кубок разом, - и не подставит. Они закусили крупными красными яблоками. Урожай в этом году был славный, и многие видели в этом хороший знак. - Союз наших детей сделает наши кланы куда сильнее и права наследия также. Хотя, слава Богам, в наших землях почти не появляются подобные распри..., - крутился Харальд между служанок, несущих выпечку. - Мы долго ждали процветания и не должны подводить ни себя, ни народ, - отвечала Хильда, заприметив кружевницу, которая несла наряды. Она оставила князя, чтобы успеть подготовить невесту и себя к церемонии. … Эйдис сидел в купели, не зная, на что бросить взгляд. Глен старательно натирал его. - Глен, а наши пастушки самые красивые, согласен? Оруженосец окатил князя водой из ведерка. - По-моему, Сольвейг куда краше их, - не нашел он ничего более остроумного. - Сольвейг, - мечтательно произнес жених. – Я все равно буду скучать по нашим девицам, их шуткам и приветствиям… Они уже будут совсем не теми для меня… - Ты преувеличиваешь, - ответил Глен. – Они останутся такими, какими и были. Эйдис выполз из купели и голышом встал напротив окна, чтобы солнце и сквозняк немного обсушили его. Глен обтер его хвойными маслами, пока юный князь говорил: - Сольвейг очень любит свой дом, как и я свой. Даже представить не могу, каково ей было с ним прощаться. Я бы не смог оставить такое место, как Ландульв… Разорвать свое сердце на части пришлось бы. - Князь, ее сердцу будет не так больно, если ты сделаешь все для ее счастья. Нашим женщинам нужно лишь, чтобы мужья были как можно больше времени около них, - Глен помогал Эйдису надеть рубаху. - Верно говоришь, друг. Надеюсь, что повода оставлять ее надолго не будет. - Погоди, еще успеешь соскучиться по свободе. - Ты-то знаток какой! - Не я, но другие… Эйдис смотрел на свой свадебный красный кафтан, расшитый рубинами и золотым узором. Этот узор полыхнул полозом. Всего лишь воображение, но мысли жениха закипели в голове. - Глен, змеи уже ушли с наших полей? Они ведь всегда уходят к первым холодам? Оруженосец не нашел ответа и с недоумением посмотрел на князя, тот не сдержал своей излишней тревожности в голосе, которую надеялся скрыть. - Принеси мне вина, надо немного разогнать волнение! Уже почти закат, церемония сейчас начнется, так что поживей! Чувствую себя девчонкой…, - попытался отвести излишние подозрения князь. Глен выбежал в ту же секунду за вином, когда сам князь, освещенный мягкими лучами закрадывающегося в потемки Леса солнца, направил свой взгляд к полям. Они были охвачены янтарным воздухом, обрамленные лесной чащей, как громадные зеркала, коваными оправами. Сейчас они влекли его и пугали, жаркие, иссушенные, предосенние… Готов ли он принять тепло предстоящих дней?... В голове его прозвучало: «Пора!» … Харальд приветствовал Сольвейг, волнение которой выражалось в скованности губ. Она была в белом сарафане поверх белой рубахи, на талии был затянут красный пояс. Все это расшито золотыми, красными и зелеными нитями, украшенное изумрудами и рубинами. Ее лицо подчеркивал роскошный, но в то же время аккуратный кокошник, на котором красовалось изображение солнца, под стать ее имени. Старый князь должен был проводить ее под древний алтарь, где испокон веков венчались предки разных кланов. Народу там собралось немало, самыми важными из них были волхвы, стоявшие от старшего и главнейшего к самому младшему, только познающему все тайны их мастерства. Завидев невесту, народ так и замер, затаил дыхание, не умея скрыть весь восторг. Такой сакральный и праздничный момент словно был благославлен всеми богами, даже чужими. Волхвы скромно отметили волнительность часа, но постепенно ко всем пришло осознание, что чего-то или кого-то не хватает. Глен с растерянным лицом ворвался в толпу, выглядывая у алтаря Эйдиса. Харальд заприметил его и спросил, где жених. - Я думал, он здесь! Мы были в горнице, когда он попросил принести ему вина…Но когда я вернулся, то его и след простыл. Кафтан остался на м-месте, а самого князя нет. Харальд насупился, как туча перед молнией и громом. Он схватил Глена за рубаху и глухо просипел, что главной задачей того, было привести Эйдиса под алтарь. Хильда вступилась за Глена и сковала пыл Харальда. Все были растеряны, в особенности Сольвейг. Мало кто знал, что сейчас делать. Мало кому хотелось нарушать торжественность момента. В головах собравшихся преобладало лишь одно желание – подождать, авось сам появится. - Мама, дядюшка, что-то случилось, - схватила Сольвейг Хильду за руку, тяжело дыша… - Сольвейг? – окликнула мать, когда та начала метать свой взгляд по сторонам. - Я знаю, что-то произошло, - лишь повторяла она. В толпе возрастала паника и недоумение. - Дядя, вы должны послать людей на поиски Эйдиса во все стороны. Возьмите факелы, огонь и колья… Не успел Харальд спросить невесту, как та уже бежала сквозь толпу, снимая кокошник. … Люди Харальда разбрелись, куда только можно представить. Но в голове Сольвейг звучали какие-то отрывки из диалогов людей и их с Эйдисом. Она сама вооружилась факелом и пошла на холм, где надеялась отрезвить голову, включить интуицию и понять, в каком направлении ей идти. Мимо пробегали дети, и старики, и крепкие парни, она отдалилась ото всех, пробежалась к реке, и, не найдя следов, метнулась к высокому холму. Пытаясь умерить дыхание и мысли, она смотрела лишь на ходившие вдалеке огни, слышала крики: «Эйдис!», но все было, как в тумане. Горькие мысли о неудавшейся свадьбе, пропавшем женихе и о том, что найдись он в здравии и целости, и сыграй они свадьбу еще раз, происходящее сейчас не сулит ничего хорошего. Был ли это знак? Или с ним действительно что-то случилось? Может, он просто сбежал и не любит ее? Может, любит, но испугался? Что? Что произошло? Сольвейг была в отчаянии. В какой-то момент, ей показалось, что в шагах десяти от нее что-то прошмыгнуло. Она подумала, что это полевой зверек или птица, но это отвлекло девушку, и она решила пойти вглубь поля. Сольвейг шагала, слыша где-то вдалеке стук копыт, но чем дальше она ступала, тем становилось все тише и мрачнее. Свет факела не давал сумеркам поглотить лишь ее лицо и бездорожье. Внезапно она увидела то, что не хотела бы видеть больше всего. Мимо нее ползли змеи к чему-то жуткому и огромному. Сольвейг, вытянув руку с факелом, приближалась все ближе к зловещему темному пятну, которое двигалось. Это были змеи, бесчисленные змеи, свивавшие кольцевые узоры вокруг того, что было в центре их подвижного рисунка. Это было не хаотичное движение, они будто чертили своими телами какой-то знак. Девушка чуть не выронила факел от увиденного, другой рукой она прикрыла рот, глаза ее увлажнились. В середине адского круга змей сидело нечто, похожее на Эйдиса, корчившегося от боли. - Эйдис! – в отчаянии кричала Сольвейг, в надежде, что он ее услышит. Он в продолжающихся корчах взглянул на нее. Но этот взгляд уже не был знаком ей. Глаза его стали желтыми с золотом, зрачки превратились в острые полоски, ранящие ее сердце. Змеи ползли у ее ног. Сольвейг набралась храбрости и стала факелом палить их. Гады уползали от огня, отпрыгивали, и бросались на нее, обожженные и горящие корчились. Те, что уже стали частью рисунка все продолжали движение. Им было все равно, что происходит с другими, и, что огонь сейчас доберется до них. Девушка кидалась кучками подожженной сухой травы, щеки уже щипало от слез. Воздух наполнился запахом паленой плоти. Сольвейг все жгла и жгла змей в рыданиях и всхлипываниях, а кольца вокруг Эйдиса все сворачивались и сворачивались, поглощая его, скрывая князя от глаз невесты. Она пыталась поджечь все кодло, она могла бы сжечь их всех, но тогда бы Эйдиса тоже поглотил огонь. Ей бы только их распугать! - Эйдис, - звуки не лезли из горла Сольвейг, дыхание спирало так, что ком в горле не давал ей порой вдохнуть столько воздуха, сколько надо, чтобы не упасть в обморок. Почему никто не замечает свет и не чувствует дым? – как-то промелькнуло в голове девушки, когда она уже поняла, что все проиграно. Звуки, которые издавал Эйдис в своих конвульсиях, умертвляли ее разум и сознание, дым проникал в ее легкие, перед ней выросла стена огня и света, заслонившая все происходящее в том круге. Она отступила назад, затем снова поддалась вперед, затем просто залилась в слезах, в немом стоне падая на траву в полузабытьи…