Змеиная сказка

Медведь Нестерпимая боль пронизывала все тело Бьорнхуда. После превращения она отходила довольно быстро, но об этом мгновении он мог сейчас только мечтать. Несколько дней до полнолуния нужно было выносить все эти муки, которые вызывали трансформации в его мышцах, органах, коже и особенно костях. Он хотел умереть каждую секунду, но не мог. Голову его заполнял бред, раскаляемый жаром, а нарастающая медвежья шерсть лишь ухудшала все дело: хотелось чесаться везде. Когда все заканчивалось, Бьорнхуд мало что помнил. Он знал только, что становится медведем и живет обычной медвежьей жизнью. Часто он выползал из берлоги, когда на следующее полнолуние возвращался в человеческое тело. Сейчас было как раз такое превращение. В бреду он смог понять, что кто-то тащил его на спине и волок по листьям, привел в дом или пещеру, уложил на шкуры и ухаживал, как мог. Часто Бьорнхуд слышал голос, похожий на гул ветра меж деревьев. Скрипели половицы, стоял странный запах жира и трав. Вся его плоть напрягалась – это были последние моменты превращения. Ему зажали нос и влили в глотку что-то теплое и горькое. Он откашлялся и слегка протрезвел. Перед собой он видел тонкое постаревшее лицо, но взгляд был живее, чем у молодой девицы, седая коса была переброшена на левое плечо, морщины затерялись в узоре татуировки в виде кругов и треугольников, по-видимому, уже очень старой. - Я тебе баньку растопила, - сказала старуха, выпивая остатки пойла, которым так скверно угостила оборотня. Бьорнхуд мало что понимал в происходящем, но после слов о баньке почти воспрял духом, так как больше всего хотел освежиться. Старуха помогла ему встать. Нагишом он лежал всё превращение, нагишом и прошелся по скрипучим половицам, не стесняясь женщины, и погрузился в горячую купель, окутанную душистым паром. Блаженство охватило его конечности. Живое тепло, чистая вода. Спустя время лишь в правой руке появились неприятные ощущения. Сейчас оборотень увидел, что на ней остались небольшие ранки. Да, он ожидал худшего, ведь при побеге его рука пострадала сильно. - Ты ревел на весь лес из-за этой раны. Жаль, нашла я тебя не сразу, - сказала благодетельница, стуча по его спине дубовым веником. – Еще бы день и я не успела бы спасти твою руку. Бьорнхуд смотрел на свое тусклое отражение в воде: копна темных кудрей, густые брови в разлет, которые наседают на голубые глаза, родинки в виде медвежьей морды на шее видно не было, но оборотень знал, что та на месте. - Останется шрам, - сказал он воде. - Шрамы – это самые грубые воспоминания, но они нужны нам, чтобы не забывать, - старуха осталась в одной рубахе, она была вся мокрой, когда усаживалась на скамейку и выставляла дряхлые ноги, измотанные и серые, с зелеными и фиолетовыми венами в корытце с какими-то травами и маслами. - Не забывать о чем? – спросил Бьорнхуд, все больше утопая в купели. - О том, кто и зачем оставил их нам? – сердце юноши сжалось. Он не хотел думать об этом. - Оборотни в наши края давно не заглядывали. Ты не из старых племен, не похож. Значит, с Ландбьорна путь держишь? – спросила женщина. Бьорнхуд покрутил головой, будто не мог смириться с какой-то мыслью. Он не знал, можно ли доверять старухе, даже если она его подобрала и вылечила. - Здесь ты в безопасности, - женщина угадала его страхи. – Но это мой лес и я должна знать его гостей. Но если отвечать тебе сложно, не говори. Бьорнхуд закрыл глаза, сосредоточившись лишь на тепле и хвойных ароматах. На секунду ему показалось, что он задремал. Но открыв глаза, увидел старуху на месте. Оборотень умылся и встал. Вода ручьями громко стекла с него по сильному красивому телу. - Моя мать была из старых племен, - он обтер плечи и грудь, смотря перед собой. – Это от нее у меня проклятие оборотня. - Проклятие? – спросила женщина, не успел он договорить. Бьорнхуд понял, что выглядит сейчас очень неприлично ниже пояса, и обмотался мокрой тканью, затем сел и начал разглядывать заживающую рану. - Да, бабушка, проклятие. - Можешь звать меня Рагной, - старуха подлила себе кипятка. – Оборотни – это вовсе не проклятые существа. Бьорнхуд зажал челюсть. - Да? Ты не знаешь, о чем говоришь. Что тогда, если не проклятие, такие муки? Бесполезная трата месяцев жизни, когда ты животное! Ненависть людей! Напряжение в Бьорнхуде все возрастало, и он выскочил в другую светлицу, где трещали дрова, и огонь бросал причудливые тени на старые лубяные стены. Оборотень смотрел на жар и воспоминания становились все больнее и отчетливей. Факелы, крики толпы, гневные жуткие лица мужчин и женщин, плачущие дети, сверкающие копья и вилы, острые мечи, отражающие марево пламени, жестокий удар по руке… Он бежал с дикой болью, не видя дороги, его коня убили прямо под ним. Искры и дым стояли над его головой вместо звездного неба. Ему хотелось растерзать их всех, пройтись когтями по безобразным рожам. Они стали его демонами. Как он мог спастись!? Он бежал на юг в Лес, наугад. Каждый мускул на лице оборотня напрягся от злости, когда он вспомнил те глаза, сильнее опасных клинков отражающие пламя, ухмылку того, кто чуть не загнал его под вилы, того, кто отнял у него все, но все же не сумел поймать. Злобный змей, тебя ждет смерть! - Я никуда не держу путь, Рагна, - промолвил он, когда женщина прочавкала мокрыми ногами по полу. – Я лишь хочу найти место, где меня не будут бояться. Но сперва - расправиться со злом, которое уничтожает все, что ему мешает. Рагна провела рукой по его щеке, взглянула в голубые глаза. - Пока ты можешь пожить у меня. Где искать судьбу свою, руны покажут, как только новолуния дождемся. О зле не думай сейчас. Прикосновение старухи вдруг развеяли всю злость и страшные мысли, туманящие взгляд и очерняющие его сердце. Сейчас он был благодарен Рагне, в его голове промелькнули мысли о матери… Нет, она умерла, умерла, умерла… Но Рагна была заботлива и добра, пусть я побуду немного ее сыном.