mon amour ; не души меня

Она всегда была какой-то… грустной, болезненно выглядела и её худоба была пугающа. Она плакала и то ли от того, что ей было невыносимо терпеть все те «пытки», через которые она проходила каждый день, то ли потому, что была слишком чувствительна ко всему, что происходило вокруг и внутри неё. Мне никогда не узнать о чувствах и переживаниях внутри неё, кроме тех жалких крох, которыми она добровольно делилась со мной. Но всё это было так далеко в то время, как я впервые увидела её. Смогла почувствовать её запах и утонуть в проклятых, безумно глубоких глазах. Её длинные волосы были темны, её мощные, но в то же время такие очаровательные, руки и пальцы привлекали меня как светлячка. Она с самого начала была как закрытая книга для меня (и всех, кого она не подпускала к себе ближе), и я могла лишь угадывать, осторожно касаясь губами соединения между плечом и шеей и нежно держа её за запястья. Было так волнующе каждый раз знать, что именно меня она подпустила к себе ближе всего. И, увидев и познав её раз, я всегда видела её в других людях, и её тоже. Любила их двоих отдельно друг от друга. И, вероятно, двуличной сукой была именно я, а не она. Не та «я», что была первой, а та, что была после. Она никогда их не сравнивала, потому что боль от неё совершенно отличалась от причиненной боли мне ею. Моей самой великолепной, самой удивительной, самой нежной и восхитительной музе на свете. Она была моим вдохновителем на нечто светлое, чудесное, я раскрывала для неё свои чувства, не боясь абсолютно ничего, не стыдясь их и любя. Любя её так, как никогда не любила её. Но, кажется, я всегда буду обречена на одиночество в любви, вечно купаясь в океане бесконечной безответной любви, потому что я — самый настоящий трус, и… Это всё, что мне требовалось, чтобы доказать собственную никчёмность и начать ощущать такую сильнейшую депрессию, что это чувство отчаяния, безысходности вперемешку с губительной раздражительностью, агрессией и природной несдержанностью просто уничтожает меня.