***
Парень бежал. Он давно потерял счёт времени. Он просто бежал, не чувствуя под собой ног. Ему было до бессознания страшно. Вообще, парень привык бояться. Страх давно стал неотъемлемой частью его жизни, впитался в кожу, поселился где-то внутри и разъедал душу, как кислота. Только один человек способен был остановить эту медленную смерть, почти самоубийство, залечить рваные раны души и поднять с колен… Одной только радостной улыбкой. Этот человек тоже стал частью его жизни, тоже впитался в кожу, тоже шагал за ним неслышной тенью. И этот человек был лжецом. Парень знал это точно и ясно. А как можно не знать того, кто так легко подчинил себе эту израненную душу, пусть и без корыстных намерений? Парень знал, Кати лгала ему. Всегда. Лгала, когда говорила, где была этой ночью. Лгала, когда смеялась над его несмешными шутками и шутила сама старыми анекдотами. Лгала, когда гонялась за ним с табуреткой в руках и поносила его последними словами за его очередную выходку. Лгала постоянно, легко и свободно. Она дышала этой ложью, а парень делал вид, что не замечает этого, потому что не хотел ранить её своими вопросами, на которые он никогда не получит ответа. Потому что не хотел лишать её воздуха. Потому что не хотел её смерти. Хотя, он знал, что Кати может говорить правду. Он даже видел её. Видел жестокие глаза, видел безжалостные руки, видел сверкание ножа. Видел, как легко она уничтожала всех, кто посмел встать у неё на пути. И почему-то парень не мог от неё отвернуться. Просто он её любил, несмотря ни на что, и хотел, страстно мечтал любить её целую вечность. Он не хотел знать правду. Он любил эту ложь, хоть и понимал, что поступает эгоистично. Единственная правда, которую хотел увидеть парень — улыбка Кати. Не лживый смех, не правдивая усмешка. Та самая улыбка, которая ДЕЙСТВИТЕЛЬНО говорила, что всё будет хорошо. И парень бежал. Потому что ждал. Потому что боялся. Потому что любил. Только бы успеть… Парень не заметил, как добрался. Он пробирался через галдящую толпу и не слышал ничего. И его не замечали. Парень поднял голову. И в один миг всё вокруг перестало существовать. Остался только он, холодное сияние гильотины и молчаливо-спокойная фигурка на эшафоте.***
Девушка равнодушно молчала, поднимаясь на эшафот, потом просто стояла и безразлично глядела сквозь толпу, хоть кое-где и мелькали знакомые лица. Она как будто ничего не слышала и не видела. — Ненавижу равнодушных людей! Её собственные слова казались теперь почти смехотворными. И она продолжала равнодушно смотреть вдаль, теперь без возможности пошевелиться. Она не слушала, что говорит стоящий рядом человек. Ей было всё равно. А потом, в очередной раз бросая взгляд в толпу, она увидела пару до боли знакомых серых глаз. Максимилан?! В один миг весь мир рухнул, как дешёвая декорация. Сейчас существовала только она и пара серых глаз напротив. И ещё нечто страшное, неотвратимое, то, что скоро… Успел, значит… А я так хотела избавить тебя от этого! Девушка зачем-то поздоровалась, закрыв и снова открыв глаза, так, как умела здороваться только она. А Максимилан плакал. Слёзы прозрачными дорожками бежали по щекам. И этого, конечно, никто не видел. Все видели только пустые маски, которые вот-вот упадут на землю и разлетятся на множество пустых осколков. Девушка видела. Явственно видела в глазах парня страх. То, что она ненавидела в нём. То, от чего всеми силами пыталась его защитить. Совсем скоро… Что я могу сделать для него сейчас?! Девушка зажмурилась… И в ушах зазвучал голос, обладатель которого уже очень давно не снился ей. — Вы и вправду думаете, мисс, что улыбкой можно исправить всё, что угодно? — Кончено, Джон! А как же иначе?! Как же иначе… И девушка решилась. Она взяла себя в руки, собрала в один тугой комок всё доброе и светлое, что когда-либо видела в своей жизни. Серые глаза встретились с зелёными. Девушка вдруг отчаянно захотела, чтобы он увидел в её глазах этот свет. Чтобы не боялся. Чтобы смог понять… Он увидел. Его глаза распахнулись ещё шире, слёзы потекли сильнее. Страх сменился каким-то совершенно иным чувством. Девушка глубоко вдохнула и широко улыбнулась, словно подтверждая свои давние слова. — Всё будет хорошо… А потом наступила ночь.