Где ты, моя четвертина?

Первые сутки прошли в коматозе. Илья совершенно отпустил себя под действием неожиданно пришедшей в голову идеи-фикс, тело работало: двигалось, шло, ехало, а голова отключилась, дав необходимое хозяину расслабление. К вечеру следующего дня Илья обнаружил себя в Серпухове, на вокзале, сидящим на лавочке в типа зале ожидания. Очевидно, приехал он электричкой, но сколько просидел потом здесь, как сиротка-потеряшка, как доехал сюда – он затруднялся вспомнить. Да и не хотел, если честно. Любого нормального человека напугала бы мысль о провалах в памяти или история со спонтанными поездками к черту на рога. Отсутствие ночлега, плана там и все такое – то, о чем всегда заботился Игорь в их паре – тоже могло обеспокоить нормального человека. Наверное, Илья давно уже не был нормальным. Возможно, ему по-настоящему, слишком сильно хотелось сбежать от себя самого, от себя теперешнего, запутавшегося и слабого. Поэтому напугать позиция беглеца его не могла априори, а время, что ж время в любом случае бежит очень быстро, неудивительно, что уже вечер другого дня наступил, а он оказался так далеко от дома. Теперь мозг ожил, перезагрузившийся и доступный для использования, и Илья решил дать отдых телу. Включил телефон, отыскал недорогую гостиницу, но перед тем, как отправиться туда, купил билет на проходящий поезд дальнего следования. Москва – Владивосток: шесть суток в пути, что ж, неплохо для проветривания и удовлетворения жажды дороги. В билете значилось отправление завтра в обед, поэтому Илья с умиротворением отправился на постой. В голове крутилась только одна проблема, которую нужно было решить: как-то поговорить с родителями. За сутки они его не хватились, наверняка, а вот отсутствие долгое время могло их потревожить. В конце концов Илья решил сказать им правду, что оправдало себя целиком. Мама, кажется, вполне купилась на историю про исследовательский проект с погружением, хотя последний больше подошел бы студенту журфака, просто женщина хорошо помнила тягу к приключениям обоих своих сыновей, поэтому, взяв с Ильи обещание отзваниваться о своих перемещениях, благословила его в путь. Ночь в гостиничной номере прошла замечательно: без снов и сомнений. Илья снова выключил телефон, выполнив сыновний долг, а про Стива он больше не вспоминал, оставив его там, в другой жизни. Расстояние уже начало делать свое дело, потому что внутри перестало тянуть, и картинки увиденного в магазине слегка поблекли. Вот теперь все становилось правильным. Они никто друг другу, как и должно было быть с самого начала. Выспавшийся и словно протрезвевший Илья радостно и быстро собрался в долгую дорогу: наличка, сухпай, смена белья, и он готов к приключениям. Загрузился в поезд в волнующем предвкушении и азарте, с надеждой на полноценный отдых от ненужных действий и мыслей. Но в этот раз что-то пошло не так. Хотя о чем тут говорить, без Игоря все у него выходило через жопу. Уже на второй день эйфория внезапно прошла. Нет, поначалу путешествие складывалось как по маслу. Ночь под стук колес и прохладный ветерок из щели окошка, удачные попутчики, затягивающие в свою жизнь и задорно отвлекающие от собственной, мерное покачивание, верхняя полка, с ракурса которой в особенное состояние вводят мелькающие за окном столбы и деревья, полупустой вагон и совсем пустой вагон-ресторан. Илья был доволен и открыт для перезагрузки. А потом совершенно неожиданно и незапланированно заскучал. Да так сразу сильно и безысходно, что хоть выходи на первой попавшей станции и обратный билет покупай. Ему страшно захотелось к Стиву. Именно к нему и никуда больше. В руки, под бок, на соседнее сидение в машине. Пусть орет, давит, ругает, молчит одуряюще, выводит из себя – Илье стало казаться, что он примет любой, даже самый ненавистный вариант своего недруга. И чем дальше уносил его поезд, тем гуще становилось это ощущение. Илья уже не помнил, за что конкретно разозлился на Стива, нет помнил, конечно, что тупо приревновал, но состояние свое на тот момент не помнил. Никита сейчас представлялся смешной, нелепой куклой, причем, даже если бы Стив с ним спал раньше или трахнул тогда, несколько дней назад - это перестало быть проблемой в данный момент. Илья готов был принять все. Сперва, испугавшись нахлынувшей в мозг розовой хрени, Илья попытался с нею побороться. Усилием воли гнал из грудной клетки тупую жажду подчинения, удерживался на полке, заставлял себя общаться с немногочисленными попутчиками. Он уговаривал организм прекратить изображать тряпку и вновь наслаждаться дорогой. Хрена там. Организм рвался в Москву, к Стиву. В одну из полубредовых ночей, в тот самый момент, когда стук колес перестает быть приятным и укачивающим, а становится непреодолимым раздражителем, сводящим с ума, как звон капель о чашу раковины, Илье приснился Игорь. Так явно и так живо, что хотелось стонать, и Илья непременно бы сделал это, если бы все-таки не спал. Игорь лежал на соседней пустой полке, руку протяни и коснешься любимого лица, до последней черточки повторяющего твое собственное. А ведь Илья почти в зеркало перестал смотреться, дурак, вот оно счастье: видеть близко родного человека. Отражение в этом смысле могло же дать некоторое утешение? Брат лежал тихо, мышонком, словно ожидая, пока Илья справится с шоком, рассматривал его и нежно, как он один умел, улыбался. Илья взахлеб смотрел на него, потом не выдержал, потянулся, желая перелезть поближе и сжать в соскучившихся руках. Воздух между ними не дал ему сделать и движения, пружинисто толкнув назад. Илья попробовал еще раз и еще…. Ничего не получалось. - Почему? – отчаянно и горько спросил он. Игорь молчал, болезненно глядя на него. - Я хочу к тебе! Я так хочу к тебе, - Илья уже плакал, не способный сдержаться от обиды и тоски. - Знаю, хороший мой, - Игорь говорил мягко, сладко, приятно, согревая все внутри своим певучим голосом. – Я тоже очень скучаю. Но тебе пока рано. Твое время еще не скоро. - Я не могу без тебя. У меня не получается. - Вижу, малыш, - Игорь весело улыбнулся. – Куда тебя понесло, Лю? Что ты ищешь? - Ничего. Просто захотел уехать далеко-далеко, помнишь, мне всегда хотелось, а ты не соглашался? - Помню. Конечно. Глупый бельчонок. А если там, куда ты идешь, ничего нет? - Плевать! Ты оставил меня. Я один, мне плохо. НЕ могу больше, не могу…. - Родной, козявка любимая, ты не один. Я близко. Я люблю тебя. - Почему ты ушел? Почему? Ненавижу его! Это он виноват! - Никто не виноват, Лю. Так вышло. Не обижай его. Он любит тебя. - Он любит тебя! Я ни при чём. - Он любит меня в тебе, да, это правда, и тебя любит, потому что не любить тебя нельзя. Что если мы оба ему предназначены? - Это странно. Так не бывает. - Или бывает. Какая разница? Попробуй. Не гони его. Не лишай себя радости. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты улыбался. - Я не верю ему. И ужасно скучаю по тебе. - Лю, родной, я умер. На этих жестоких словах брат стал словно подтаивать на глазах, теряя четкие контуры, пропадая из поля зрения. - Погоди, Игорь, Игорь! Не уходи, прошу! – Илья перепугался не на шутку, сердце забилось, готовое выскочить. – Хорошо, хорошо, я буду с ним, буду, обещаю. Игорь вновь "проявился". Он вновь тихонько лежал, сканируя Илью взглядом и кривовато улыбался, лаская улыбкой, согревая близостью. - Малыш, все, что тебе нужно, это быть собой, со временем все встанет на места, вот увидишь, прости его, себя, меня. Ладно? Сделаешь? - Обещаю. Я люблю тебя. Так люблю. - И я. Всегда. С тобой. Просыпайся, уже белый день. Илья тут же выпал из сна и чуть с полки не навернулся в продолжении падения. Весь диалог помнился ему вплоть до буквы, перед глазами стояли глубокие спокойные глаза брата, даже в первозданном виде, в данном им от рождения буйстве красок они были невероятно красивыми – яркими, завораживающими, переменчивыми. Состояние сна – сладкое и желанное - еще долго не оставляло Илью. Он качался в нем, мечтая навсегда остаться, забыв о смыслах, наслаждаясь только им – забытым ощущением единения, одного существования на двоих. И только много позже в голове всплыло сказанное Игорем. Брат фактически отдал его Стиву или наоборот, не суть, главное, сосватал их между собой. Илья вдруг очнулся. Успокоился. И одновременно почувствовал себя запертым в клетке. Вот он баран! Если бы сейчас Стив оказался рядом, каким-то чудом, он бы бросился тому на шею, повинился и вымолил прощение привычными для Стива способами. Ничуть не хуже, чем у Никиты. У него бы вышло! И плевать на все! Как хорошо, что ехать до Владика оставалось чуть больше двух суток. Километры один за одним оказывали свою терапевтическую роль, и еще через день Илья был совсем новым, не сказать, что живым и классным, но хотя бы не тряпкой в собственных глазах, и готовым попробовать что-то создать в своей жизни. Что-то достойное. Игоря. Оставшиеся сутки он чисто, без примесей скучал. Физически. Кожа на руках зудела, как хотелось прижаться к Стиву, не исключено, что это взывала всего лишь поездная недельная грязь, но внутри Ильи поселился кто-то другой: ненасытный, похотливый, развратный террорист, способный думать лишь о сексе. Картинки, одна жарче другой, полностью забили его сознание. Так, что некуда деться от них. Похоже, первым делом Стиву обломится минет, вот только добраться бы до него. И чего его понесло так далеко? Почему не решил прокатиться на другой конец Москвы и все? Хотя в душе Илья понимал, что только такой радикальный рецепт ему и помог: расстояние и молчание, и побольше того и другого. Илья мучительно хотел видеть его. Прямо сейчас. Просто видеть. Снять его с Никиты, если потребуется. Заставить взглянуть в глаза. Встать на колени под грозовым, полуночным взглядом, принять все, что изволит дать. Объяснить или не объяснять ничего лучше, просто сделать. Но парень понимал, что сам себя наказал. Они не смогут увидеться еще день или два. Пока доплюхает, пока до аэропорта, пока купит билет и вернется в Москву …. А там, может, место занято давно, и никто его не ждет уже. Придурок! Так ему и надо. А вот и хренушки, не ждет! Придумает, значит, что-нибудь. Уговорит, соблазнит, даст по щелчку. Илья после сна с Игорем чувствовал невероятную свободу внутри. И дело было не в благословении, что брат дал на связь с бывшим, глупо было бы так думать, а в том, что Илья вновь чувствовал их связь. Она наладилась! Восстановилась, а точнее никуда и не пропадала. Теперь Илья знал, что, как только понадобится, Игорь придет, будет рядом, поможет и поддержит.

*************************

На перрон Владивостока, из пропахшего недельным ожиданием спального вагона вывалился совсем другой человек по сравнению с тем, что садился в него же в Подмосковье. Этот парень даже внешне мало походил на Илью Банникова – заросший рыжей мягкой бородой, нечесаный, с дикими разноцветными глазами, нервный и дерганный, словно козленок на привязи. Он не видел ничего вокруг, даже, кажется не осознавал, куда приехал. Оно понятно, столько трястись в поезде – душу потеряешь. Вот только пройти мимо пусть одиноко стоящего, как вокзальная мраморная колонна, но огромного, сурового, мрачного, будто предгрозовое небо молодого мужчины – это только Илья Банников мог сотворить. Пройти и не заметить. За что и поплатился. На него, слабого после стольких дней практически без движения и кислорода, откуда-то сбоку и сразу мощно налетел тайфун, тело взлетело в воздух и больно ударилось животом о что-то нестерпимо твердое, в пустую голову тут же прилила вся кровь, что имелась, ибо голова оказалась безвольно повисшей на уровне большой стальной, даже на вид опасной и холодной пряжки на ремне. Илья мог думать только о том, как увернуться от столкновения с ней, потому что оно было реальным. Ведь не могло же быть реальным его похищение среди бела дня? Не мог же его кто-то схватить, закинуть на плечо и куда-то торжественно таранить, не спрося имени-отчества? Это или чудовищная ошибка или …. - Стив? – робко, шепотом спросил Илья. В ответ его жестко подкинули на плече, позволив в полной мере прочувствовать будущий синяк на животе, выбив немногочисленные силы и желание еще что-то уточнять. Стив. Во Владике. Приехал за ним. Ждал его. Злой, как черт. Илья должен был испугаться по всем законам жанра, но вместо этого расплылся в дебильной улыбке и затрясся от облегчения в сухих рыданиях. Вибрации транспортируемого тела не сразу, но, видимо, напрягли упрямый транспорт, потому что Илью также неожиданно, как водрузили на плечо, спустили вниз, грубо и совсем не нежно уткнув в бетонный пол. Илья вздохнул: другого ждать не приходилось, не смотря на тайные мечты об обратном, но стоя лицом к лицу и вправду лучше, так хотя бы можно видеть его и точно знать, что это он. Стив. Когда Илья думал, что Стив зол, он и предположить не мог, насколько. Мужчина выглядел заебаным, в пору сходу реализовывать горячие фантазии и бросаться в пыль перед ним, на колени, вымаливать прощение, но упрямо кривил сомкнутые в тонкую линию губы и смотрел холодными, как древние камни Стоунхэнджа, черными глазами, без искорки, без солнечных зайчиков, а ведь они там были, всегда были. Легкая щетина, густые тени под веками, жесткий подбородок, высокомерный взгляд, яростная отстраненность и демонстрируемая готовность навязать свою волю – Илья видел, что это покрывала Саломеи, но как их сорвать, вернее, как заставить его добровольно их снять, он пока не знал. Даже не видел вариантов, как подступиться к такому Стиву, о чем с ним говорить? - Рейс через семь с половиной часов, - одна бровь взлетела высоко вверх, изломав и без того потревоженный непривычными морщинами гладкий лоб, глаза еще больше заледенели, а подбородок выдвинулся вперед еще на миллиметр, мол, давай, возрази. Рискни здоровьем. - Хорошо. Стив явно боролся с собой, вернее, с жаждой убийства внутри себя, судя по танцующим румбу желвакам, и тихое согласие вопреки ожиданиям не снизило этот зашкаливающий все отметки градус, а наоборот, сорвало предохранители. Некачественные они пошли, к сожалению, ох, некачественные. Илью снова смело смерчем, припечатало к удачно подвернувшейся колонне, в лицо пахнуло обжигающим дыханием, приправленным обидой и разочарованием. - Ты, маленький, сраный гаденышшш, - прошипел разъяренный мужчина. – Как ты посмел свалить, бросить все, ты безответственный, жалкий сморчок, думающий только о себе?! - Я предупредил маму, - проблеял Илья, реально напуганный и не способный противостоять этой мощи и ярости, слова вылетели из головы, язык потяжелел во рту, захотелось пить и какать. - Предупредил маму, - передразнил Стив и жестко встряхнул его, явно намеренно и ощутимо прикладывая затылком о мрамор. – Ты, тварюшка, изволил ляпнуть про какой-то невъебенный проект, что тебя не будет несколько дней, но куда ты отбываешь, с кем, на что, а, главное, когда, на хуй, прибудешь – сказать как-то подзабыл. Да, бля?! Она поседела, наверняка, когда тебя, сучонка, пыталась вызвонить по отключенному телефону. Ты представляешь хоть на минутку, что она пережила? - Я, я …, - Илья, правда, растерялся, осознав, что забыл включить телефон, просто вместе с ним и мозги отключил, видимо, и обещание, данное матери отзваниваться, проебал. Ехал и ехал себе. Он же предупредил, успокоил – никто не должен был волноваться. - Дырка от хуя! - Это ты меня нашел? - Нет, бля, Эркюль Пауро! - Как? - Кверху каком, про Серпухов ты ей все ж таки брякнул. Дальше фигня вопрос. Это что, квест, по-твоему? Развлечение? Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? - Понимаю. Прости, пожалуйста. - Да не у меня просить прощения нужно! - Я сейчас, сейчас позвоню ей…. - Не хуй, мы на связи, она в норме. И с начальником твоего поезда я на связи был, так что о твоих перемещениях мы все в курсе. Очень познавательно получилось. - Кто ты? - растерянно и жалобно прошептал Илья. - Я тот, кто следит за тобой. И пытается не дать тебе натворить хуйни, но у меня ни хера не получается, потому что ты просто профи в деле сотворения хуйни. Илья все еще совенком таращился на Стива, пораженный его возможностями и настойчивостью. А Стив, выплеснув яд, кажется, отошел от всепоглощающей ярости и словно сдулся изнутри. Плечи у него поникли, грудь опала, глаза потеряли адский блеск и затянулись безразличной пленкой. - Прошу проследовать за мной. - Куда? – Илья видел, что Стив смертельно обижен, и преодолеть эту обиду не под силу простому смертному, потному и жалкому, измученному и униженному. Вот он идиот! Стив не счел нужным отвечать, молча двинулся на выход из зала. Илья пошел за ним, конечно, как привязанный. Вот что ему делать? Как исправить все? Они также молча вышли из здания вокзала, и Стив тут же поймал такси, грубовато приказав ехать в "Кристалл". На Илью он обращал внимания не больше, чем на шум огромного города за окном. А Илья бы рад посмотреть по сторонам – Владик всегда будоражил его богатое воображение, но откат после стресса последних дней, который достиг пика несколько минут назад, никак не давал взять себя в руки, встряхнуться и вернуть привычную закрытость и язвительность. Он как раз именно так и чувствовал себя: обнаженным и на все согласным. Повели ему Стив сейчас в уплату морального долга сигануть в Золотой Рог с камнем на шее – сделал бы без сомнения. Лишь бы уже прекратил изображать статую Командора и повернулся к нему хотя бы, обнял, позволил залезть на колени и проскулить извинения. Но Стив оставался холодным и неприступным. Сел на переднее сидение и ухом не вел в сторону свернувшегося клубком Ильи. Илья все-таки решил набрать маму, совесть орала уже благим матом. Авось полегчает хоть тут. - Мамуль, - прошептал он в трубку после первого же гудка, мама мгновенно сняла ее, подтвердив худшие опасения. Она волновалась, а он – урод. – Мамочка, родная, прости меня, все хорошо, я в порядке. - Господи, Илюшик, маленький мой, что ж ты с нами делаешь? Мы так переживали, что ж ты не сказал, куда едешь, телефон отключил? Не звонил мне. Как я рада слышать тебя! Спасибо Славочке, он такой молодец, ангел просто! "Ангел", не иначе как самого Ада, по-прежнему каменел мощной спиной, а ведь слышал в тишине салона громкие причитания мамы в трубке. Илья бы мог поерничать по этому поводу, если бы имел право и силы. - Илюшик, мы вас встретим в аэропорту. И прошу тебя, не спорь со Славой, слушайся его во всем! Мы так обязаны ему. Ну вот, мама–прелесть слила Илюшика прямо под бетонный каток. Этот змей его теперь с говном съест и еще причмокнет от удовольствия. Илья, тяжко вздыхая и всячески уверяя маму в собственной вернувшейся вменяемости, опасливо разглядывал суровый тыл своего … кого? Врага, друга, бывшего Игоря, надсмотрщика, любовника …? Он терялся и отчаянно трусил. Мечты о воссоединении и реализации благословения брата казались сейчас такими наивными и смешными, нереальными, потому что реальность в виде конвоирования до родины и не более того – вовсю наступала перед глазами горе-беглеца. Эту плиту не свернуть, не разжалобить, не вызвать в холоде черных глаз искорки приязни и страсти, так бурно вспыхивающие раньше, когда ему еще доверяли. Осознание вины и никчемности окончательно подкосило Илью, он пытался сдержать рыдания, что рвались из груди, слава Богу, они приехали, и он не опозорился окончательно. - Душ слева, у тебя десять минут, - разлепил намертво сведенные губы Стив, едва они вошли в номер. Илья, как сомнамбула, поплелся в указанную сторону. На автомате разделся и встал под горячие, благословенные струи. В отведенный срок уложиться было невозможно, слишком долго он не расслаблялся, не мылся, не наслаждался чистотой. Поэтому ворвавшийся в его воздушно-капельный рай огнедышащий Стив заставил в очередной раз пересрать. Ноги задрожали и подкосились, пришлось ухватиться рукой за скользкую стену, слова снова где-то затерялись в мозгах, а может, и не было их там больше. - Сколько можно нервы мотать?!!! - заорал было огнедышащий дракон на слабенькую жертву, а в следующую секунду пришлось спасать ее от лобзания с дном ванны, сжимать в объятиях, мокрую и испуганную, и понимать, что выпустить – невозможно. Особенно, когда жертва вдруг оплела тебя всего, будто огуречная плеть, и присосалась к раззявленным в шоке от наглости такой губам. Поцелуй вышел слюнявым и длинным, каждый мысленно просил другого прекратить это, ибо сам не собирался даже близко переставать вспоминать вкус и запах, давление и гладкость, ягодную пухлоту и засасывающую глубину, сокращение и пошлые причмокивания, столкновение упрямых зубов и трение колючего подбородка. Сразу ощущения стали вообще множиться, как споры грибов, а тела зажили по отдельному сценарию, не утвержденному, не авторскому, вообще черт знает по какому. Соски сжались и жалобно заныли, животы принялись сокращаться, ноги - дрожать, шеи выворачиваться в надежде на засосы, члены болезненно, истошно заныли, извергая смазку, уверенные во взаимности. Стопроцентной. Что бы там не чудили хозяева. Стив что-то умудрялся говорить. Илья ни слова не понимал, просто кивал головой, на все согласный. Какие могут быть разговоры, а? Дурак что ли? Уловил только что-то похожее на "… трахну разок" и радостно закивал сильнее и увереннее. И тут же, лишившись горячей, скалоподобной опоры, горько застонал, протестуя. - Я здесь, - Стив вернулся восхитительно голым, крепким, большим, сексуальным – все, как он помнил и даже лучше. – Готов? Илья снова закивал, не рассчитывая уже на собственные умственные способности. Похоже они ему никак не помогали в жизни. И развернулся лицом в стену. Отклячил задницу. Расставил ноги до упора. Готовясь, он слушал, как песню, глухие судорожные стоны сзади, чувствовал, как его разглядывают и изучают неверяще, голодно. Воздух между ними окончательно раскалился и расплавился. - За что мне это все? – простонал Стив, притягивая его вплотную и запуская пальцы в поджимающийся с непривычки зад. Илья честно старался расслабиться, знал, что потом будет безумно хорошо, нужно только пережить первую, самую острую боль, но ждать совершенно не хотелось. Он принялся нанизываться на аккуратные пальцы, и тут получил обжигающий шлепок за несдержанность. - Твоя мама велела слушаться меня, сейчас же прекрати вертеться! - сумасшедше возбуждающий, гипнотизирующий шепот лился прямо в ухо, заставляя сгорать и умирать под чуткими, но неумолимыми пальцами и тыкающимся в бедро будоражащим членом. – Я накажу тебя, выдеру, как сидорову козу, сидеть неделю не сможешь, продолблю дыру в тебе размером с Сахалин, ты, сучка такая, еще ответишь мне, за каждый нерв вытянутый ответишь, за каждую бессонную минуту – потом, когда время будет, за все ответишь, а сейчас я просто выебу тебя, натяну до гланд, чтоб ты знал свое место, и не смел рыпаться никогда. Ни-ку-да не сме-й от меня ры-па-ть-сяяяя! Последнее развратное до дрожи предложение Стив произнес по слогам, с каждым звуком загоняя огромный суровый поршень в узкую, забывшуюся дырочку. Больно было адски! Горячо до слез, до нестерпимого желания все прекратить. Илья забился на члене, сжимая зад и инстинктивно выталкивая захватчика. И Стив рвано застонал, напрочь растеряв и тон командира-начальника, и манеру ебаря-террориста. Ничего он не мог сделать: ни с ним, этим выматывающим душу, желанным засранцем, ни с собой, плавящимся от похоти, трясущимся, как наркоман, лишь увидел его, голого и доступного. От сознания своей слабости он застыл на минуту, одновременно дав и Илье легкую передышку. Ее хватило. Чтоб соскучиться, чтоб захотеть вопреки боли и обиде, чтоб начать древний танец. Откровенный и дерзкий, сплавляющий воедино, разрушающий до основания и возводящий новое, если есть, что возводить. Накал был слишком силен, и танец вышел скомканным, но ярким. Несколько па и, пожалуйста, полна горница семян. Стив припер Илью к стенке окончательно, пытаясь отдышаться и сообразить, что делать дальше по воспитательной программе. Ага, особенно когда так лажанул. Прямо мастер-будда! А Илья, не будь дурак, вывернулся из стального захвата, сам не понял, как так вышло, обвил стремительно твердеющие в изумлении плечи нежным захватом и впился в губы напротив не менее нежным, сладким поцелуем. Он в исступлении ласкал тут же дрогнувшие губы, наглаживал десны и небо, пробирался в самую глубь, вибрируя остаточными искорками оргазма. Ластился, извивался, терся вновь твердеющим членом. Заманивал и просил прощения. В разгар стремительно наступающего второго раунда, он вдруг оторвался от полностью возбужденного мужчины – и минуты не прошло – и бухнулся на колени. Прямо перед немного растерянным носом качался способный напугать ежа член: большой, кривоватый, с сильно выступающими венками и красной, крупной, чуть натертой, благодаря их упражнениям, головкой. Илья аж захлебнулся от страха и восторга, пополам их было, но так много, что он не задумываясь, не поднимая глаз, бросился вперед, поймал без рук на язык, широко и слюняво облизал, причмокивая, пересчитывая венки, и сильно, с нажимом втянул внутрь, сколько смог. Вошла треть, но и ей парень был рад, как родной, с хлюпом втягивал по миллиметрику больше, дальше, горячее. Изнывал, стонал и чуть не плакал от кайфа. Сам возбудился до визга, но оторвать его сейчас от замечательного занятия не мог никто. Сверху вдруг, как гром среди неба, раздался нечеловеческий точно, протяжный рык. Илья выпустил член от неожиданности, и до чего ж развратно это вышло. Пошло, с хлюпом. С опаской посмотрел наверх и не зря. На него таращилось чудовище. Глаза – провалы, ноздри раздуты, лицо красное, вены на шее и руках вдуваются. Ужас! Илья хмыкнул и увлеченно продолжил свое сладкое приключение. Его так раззадорила эта сумасшедшая власть над Стивом, над его телом, что он с азартом и пьяной безбашенностью почти до конца наделся на член, который тут же, очевидно, в шоке принялся сокращаться и выстреливать пряной жижей прямо в услужливо подставленное горло. Как он не захлебнулся, непонятно. Но было хорошо, по-настоящему хорошо, горячо и так, что все мысли вон. Кроме одной: это правильно и нужно. Илья не успел вылизать досуха прекрасный орган, как его подняли вверх уверенные руки, прижали к груди и забормотали в слегка оглохшее от переживаний ухо: - Илюх, ты ебанутый на всю голову, слышишь? Я люблю тебя, люблю, придурка такого. Поехали домой. Чуть-чуть окончания и немного начала - Ты с ним спал?! - Конечно. - Охерел что ли?! Пошел на хер, понял?! Выметайся из квартиры!!! - Ты в моей квартире, зайчик. - Значит, я выметусь. Ты урод, понял? Гад, сволочь! - Ты чего орешь-то на ровном месте? - Ты спал с ним! - Конечно. Два года назад. - Слушай, дурака не делай из меня. Я видел вас! Тогда в магазине. - Так и знал, что ты свалял дурака, а не сбежал навстречу приключениям. Боже мой, это так прелестно, что ты ревнуешь. Красный весь, возбужденный, горячий. Иди сюда. - Хватит играть со мной! - Малыш, я сплю уже несколько благословенных месяцев только с тобой. У меня просто сил не хватит на другого. - Врешь ты все, кобель! - Что ж делать, если ты ведешь себя, как сучка. - Ты… ты! - Я люблю тебя. - Ты…. - Я Слава. Я люблю тебя, Илюх. Скажи уже мне, хватит мучить нас обоих. - Какой ты на хер Слава?! У тебя печать Евросоюза на лбу! - Ты вчера в приступе оргазма назвал меня Славой. Далеко не в первый раз, я все замечаю. Это не сложно. Давай. - Хуй тебе! - Обычно наоборот. - О, давай об этом поговорим. Я тоже хочу. В конце концов, я мужчина. Имею право! Хочу твой зад! - Класс. А справишься? - Ты дай и посмотри. - Не вопрос. Дашь на дашь. - Нет. - Не будь ребенком. И маленьким трусливым зайцем. Хочешь мой зад, пожалуйста, назови меня Славой и скажи, что любишь. - Какой-то стремный расклад. - Когда ты лежишь подо мной, раскрытый и уже пару раз оттраханный, и стонешь это, то совсем не стремаешься. - Заткнись, а. - А чего так? Не далее, как сегодня утром, помнишь? Болтал с моим членом, думая, что я сплю. Вообще, я ревную к собственному члену, прикинь? Ты его с таким вожделением дрочишь, а сосешь …. - Завались, говорю! Убью тебя! - Уммм, какой же ты сладкий. С ума можно сойти. Сделай так еще, а, возьми в руку, сожми. Вот так, зайчик мой, девочка моя …. - Зааааткнись! - Твоя мама пригласила нас на ужин. - Во время минета – это самая выигрышная тема, ага. - А ты не отвлекайся. Уммммм. Кайф! А вообще, давай лучше по-другому, мне твой ротик очень нужен. Вот так, ох, таааак. - Ты обещал мне дааааать. - Конечно, любимый. Ты сам тянешь время. Всему виной твое ослиное упрямство. - А может твоя уверенность, что я только пассив? - Так и есть, малыш, так и есть. Но заметь, я готов подставиться, если ты перестанешь трусить. Ну сам посуди, ты боишься сказать мне несколько заветных слов, как в такой ситуации я могу доверить тебе свою жопу? Тут ведь дело такое, юююювелирноеееее. - Славкааааа, Славочка, давай, хороший, давай еще, сильнее, еще, аааааа, люблю тебя, сука такая, люблю, не могу…. - Ну наконец-то! Слава Богу. Ну все, завтра с жопой записываюсь к вам на прием, доктор Банников.