Пахнет сеном

— Юрочка, что же ты так… — на следующее утро Николай Владимирович, конечно же, заметил Юрины боевые ранения, когда тот приковылял на запах домашних оладий. — И что же это Яков Львович скажет, Лилия Робертовна… — приговаривал обеспокоенно дедушка, стоя у плиты. Отабек, видать, всё ещё спал. — Да что они скажут, деда, — Юра отмахнулся, наверное, по привычке самого же Николая Владимировича, потом придвинулся ближе к столу. — А если уж на то пошло, то тёть Лилия меня и так будет гонять, как барана, вот за это, — он кивнул на стопку горячих и вкусно пахнущих растопленным сливочным маслом оладушек. — Горит сарай, гори и хата! Ты сам так говоришь, — Юра поддел зубцами вилки один оладий и сразу же съел. Сонька сидела на стуле и нюхала съестное, только-только хотела передними лапами взобраться на стол, как Юра на неё сразу же шикнул. — Я-то говорю, да вот только Яков Львович если узнает, что ты творил, то совсем тебе несладко будет, — Николай Владимирович как раз закончил с оладьями, потом чиркнул спичкой по ребру спичечного коробка, зажёг другую конфорку и поставил чайник кипятиться. — Ой, деда, мне и так каждый раз несладко. Как будто что-то изменится, — вздохнул Юра, поднялся со стула, потянулся томно. Всё ещё немного клонило в сон, но Юра понял, что сейчас у него в голове только одно, поэтому уснуть во второй раз будет сложновато. — Уже поклевал, как воробей, и уходишь сразу? А Отабек-то спит ещё, отдохнул бы и ты… — сказал дедушка, наконец-то присев тоже за стол. — Нина говорила, что вы ей что-то обещали… Что вы уже там натворили? — Да ничего, мы вот как раз с утречка и пойдём сами разберёмся со всем, что наобещали, — сказал и, насколько это было возможно по степени шустрости, пошёл в залу, где Отабек спал. — Эт, молодёжь! — по-старчески мудро и с ноткой неколючего ворчания ответил Николай Владимирович. Юра уже не слышал. Потому что все свои слуховые рецепторы направил на вслушивание в сонное сопение Отабека. Тот лежал на спине, голова на подушке чуть склонена в бок, а вид в целом — такой безмятежно незащищённый и беспечный, что если бы Юра был характером посквернее, то непременно бы разбудил его криком: «Атас! Потолок падает!», но ему повезло быть гораздо милосерднее. Или, так и быть, не очень, если такая мысль всё же в голову пришла?.. Юра прошёл в комнату, аккуратно ступая, чтобы нигде не скрипнуть лишний раз какой старой половицей, сел рядом в кресло, что стояло аккурат возле раскладного дивана. Призадумался, что, может быть, странно это как-то, когда он вот так — сидит и смотрит. А потом запротестовал внутри: ничего не странно, вот он-то странные вещи творит! Шепчет там чего-то, а потом, это вот… Спит. Как ни в чём не бывало. А где сердечные стенания? Где щемящая боль в груди от одного только воспоминания о вчерашней ночи? Такое чувство, что щемящая боль в груди щас только у меня одного, подумал Юра, тоже мне, как будто мне больше всех это вот всё нужно. Призадумался, почесал щёку рвано. А оказывается теперь, что не только мне… А что, если понял неправильно? У них же язык — игрушка в руках самого Сатаны, ещё и спросонья, мало ли чего могло послышаться. Или вообще — приснилось! До такой степени ты, Юра, свихнулся, что уже снится, как тебе казахи на своём сатанинском в любви признаются и целуют… И целуют. Юра потрогал пальцами висок, погладил. Подержал так пальцы у виска несколько секунд, потом к губам ими же прикоснулся. Вот тебе и сердечные стенания! Чувство такое, словно за двоих разом стенаешь. Оно-то и понятно, чего ты дрыхнешь, как сурок, пушечным тебя выстрелом, наверное, не разбудишь. Юра понял, что что-то уж слишком глубоко призадумался, почувствовал, что на него смотрят. — Юр? — это был проснувшийся Отабек. Сонный до невозможности, и, наверное, тёплый весь, как бывает эта особенная теплота после того, как долго спишь. — Ты чего тут сидишь? — и улыбнулся так же сонно, чуть щуря свои завоевательские глаза. Зевнул. Юра прямо встрепенулся внутри, но виду не подал, сделал вид, что призадумался, например, про… акции Газпрома. Да, а что, тоже знать нужно, разностороннее развитие и все дела. — Я это… Хотел тебя есть позвать, а ты тут вот. Спишь. — Сказал Юра. И выглядит это, наверное, ужасающе нелепо со стороны! Я хотел тебя есть позвать, а ты тут спишь, поэтому я, конечно, решил не пойти на кухню обратно, подождать что ли, а прям тут на тебя всё утро пырить, чтобы не дай бог не упустить момент, когда ты проснёшься. Я же заботливый дохуя, ну. Позорище. И неловко так… — Сюда иди, — Отабек протянул руку, Юра непонимающим взглядом уставился. Как будто просили интеграл вывести, а ты — ни сном, ни духом, что это вообще за хуёвина. — Ты вообще как будто спать больше меня хочешь, сидишь вот, дремаешь ещё. Ну? — Его рука так и оставалась протянутой. И вот тоже ещё: это он руку так держит, ожидая, что за неё нужно взяться, или просто так, как, допустим, обычный жест? И всё-то сложнее становится, когда чувствуешь всякие чувства. Ищешь везде второе дно, а вот если бы просто друзьями были, то из-за подобных жестов задумываться не пришлось бы. И всё против меня, думал Юра, что ж так сложно. Ну, что ж, мяться вот так — это же тоже не вариант… Что он, медали брал, а вот это всё под контроль не возьмёт? Не годится так. — Да что-то вообще, — попытался Юра потянуться, но сам как будто себя со стороны увидел, и это было не совсем правдоподобно. Что ж так сложно себя вести естественно, когда об этом задумываешься! — Там деда приготовил оладьи. С вареньем ещё можно, — Юра резко поднялся с кресла, перебрался на диван, лёг. Подумал, что со стороны, может быть, это выглядело так, словно он в могилу ложится. Ну, по крайней мере, чувство было приближённое к подобному. — Как нога? — А? — Нога, спрашиваю, как? — Отабек не стал дожидаться ответа, приподнялся, сел на диване, посмотрел на Юрину ногу. — Отёк — это нормально. Через пару дней спадёт, как раз до отъезда. Болит сильно? — обернулся, снова на Юру посмотрев. — Ну, так… — Он покрутил пальцами в воздухе, чуть поморщился. — Когда наступаешь, то да. — Это нормально, — заключил Отабек, повторяя для пущей убедительности ранее сказанное, и обратно на пышную подушку улёгся. — Главное — не наступай сильно, — он подложил руки под бритый затылок и глаза закрыл. Юра молча кивнул. И лежит, как неприкаянный… А хрен его знает, как нужно лежать вот в такой ситуации, когда сжимает внутри так, словно тебя превратили в какую-то ржавую девятку, отправили в пункт приёма металлолома, а потом — под пресс, как за границей делают. Делают ли так у нас, Юра не знал, поэтому в голову приходили те самые эпизоды из разных боевиков, когда главный герой за считанные секунды выбирается из-под такого вот пресса, а там сзади — взрывы, дым, спецэффекты… Вот именно, что спецэффекты, думал Юра. Он как-то раз смотрел передачу, где развеивают всякие популярные мифы, так там специально крушили и взрывали машину с манекеном внутри, чтобы проверить, будет ли так много огня, как в кине. Огня не было. То-то же, везде пиздёжь… Юра подумал, мол, а вот ты мне не пиздишь ли часом? И зыркнул украдкой на дремающего Отабека, заметил, что он не узнает, если посмотреть подольше, потому что глаза закрыты. Задержал взгляд подольше. И видно было, как он дышит, как веки дрожат немного. Смотришь, а внутри те самые взрывы, как в кине, только единственное отличие в том, что взрывы там фейковые, а твои внутри — нет. Вот самые настоящие, какие только могут быть! Юра чаще задышал, потому что ему показалось, что он в самолёте, и прям во время рейса попал в какую-то воздушную яму. Он не знал, с какой стороны подойти к Отабеку, как спросить, нужно ли вообще спрашивать (а вдруг влюблённые вообще умеют читать мысли друг друга, как пишется во всяких пабликах вконтакте), а чесалось — сил нет. И если он целовал его вчера, то есть… Трогал своими губами его висок. Это вообще считается или нет? Вот какого хуя-то об этом и в учебниках ничего не найдёшь! К такому меня жизнь не готовила, подумал Юра. Он нервно переводил взгляд с Отабека на потолок, потом — обратно, как будто был убеждён, что если сильно захотеть, то на потолке появится какое-то праведное видение, которое подскажет, как быть дальше. Блять! Как будто без этих знаков действовать невозможно, ну! Не нужно мне никакое одобрение знаков, думал Юра. То есть, нужно было, конечно, чтобы потом прямо в шнобель не вмазали, если было бы слишком много откровенной инициативы, но это не знак, а скорее стратегический первый шаг. Если мои рассуждения верны, думал Юра, то этот стратегический первый шаг уже вон этим, — он посмотрел на Отабека, — был сделан. Так, хорошо. Отлично. Заебись. Юра ощутил, как ладони тут же стали влажными, а тело — как раскалённая лава, ещё и желудок потряхивало. Да что ж такое-то, ну. Он прекратил дышать на несколько секунд, потом выдохнул, снова перестал дышать, потому что ему показалось, что дыхалка щас его вообще не слушается и делает какие-то странные и бесноватые вещи, и её пора бы усмирить. Крепко закрыл глаза, пощурился, как будто пытаясь убедить себя, что сейчас находится в реальности, открыл глаза — не спит, значит, таки в реальности. И Отабек всё ещё рядом лежит. А что, если деда увидит?.. Войдёт неожиданно, а потом — всё, пиздец, сушите и лодки, и вёсла, и сухари сушите, потому что тогда он меня уже на свет белый не выпустит. Посадит. За педерастию. У нас же как: шаг влево к небу голубому — и всё, расстрел! Неприятно. Не хочется такого будущего. Блять. Ну и похуй. Кто не рискует, то вообще лохом на всю жизнь остаётся. Либо быть полнейшим лохом, чтобы вообще всё имущество в виде хаты и сарая погорело, либо действовать. Потому что если упустишь шанс, то будешь полулохом каким-то: вроде живёшь нормально, а всё равно что-то тебя ест внутри. Рискну, думал Юра. Вот прям щас. Он резко привстал на локтях, прижался своими губами к Отабековым. Ну, по крайней мере, прижался губами туда, где он, закрыв глаза, предполагал, что будут губы, но немного промазал — поцелуй (так это вот всё можно было назвать с натяжкой) пришёлся чуть левее, на край губ Отабека. Какая-то часть Юры внутри дико запаниковала, но он этот бунт быстро приструнил. Вернее, Отабек приструнил — положил свою ладонь Юре на плечо, из-за этого стало как-то легко в животе, как когда в игре включаешь парение и получается пролететь немного по маршруту, чтоб пешком не идти. Отабек, оказывается, не спал. Ждал, что ли? Вот же… жучара… Юре сделалось хорошо, хоть это и поцелуем настоящим назвать нельзя было, просто они лежали и прикасались к губам друг друга. Ну, почти так, как нужно было, а что если попробовать не так, а… — Юр, давай не будем… — Отабек отлепился от его губ, придержал Юру за плечи, когда тот вперёд подался. Юра остался сидеть, немного удивлённый, то ли от того, что решился, то ли от того, что вот так вот всё закончилось. Как это — не будем? Ещё как будем! Что значит — не надо? Ещё как надо! — Вы бы к бабе Нине шли уже, а то ждёт ведь. Раз обещали… — в дверном проёме стоял Николай Вламидирович. Юра сидел к нему спиной, обернулся на голос, а дедушка в то время уже направился обратно на кухню, шаркая старыми тапками по деревянном полу. У Юры сделалось страшное лицо. — Сейчас уже пойдём, Николай Владимирович, — Отабек заметил это самое Юрино лицо, поэтому, наверное, решил подать голос от себя. И молчит потом, главное. Так же молча шорты натянул, молча кровать диван заправил, когда Юра встал. — Ты, может, дома останешься? — сказал Отабек. — Это ещё чего? — Юра удивился. — Нога, — Отабек кивнул на Юрину припухшую стопу, потом снова на него посмотрел. — А, это, — Юра отмахнулся. — Нормально всё, хоть что-то помогу. Отабек Юре всё-таки косить не дал. Сам на лужок небольшой у двора пошёл с косой, а Юра сел недалеко на траву — наблюдает. И как-то совсем нехорошо, потому что, вроде, Отабек и сам вызвался, сказал, мол, Юра, тебе вообще на ногу наступать больно, так что сиди и не рыпайся. Не таким прямым текстом, конечно, он не скажет так резко — это же Отабек. Это же Отабек… Юра сидел, согнув ноги в коленях и прижимая их к себе, локти на колени положил, подбородок — на локти. Отшманал стебелёк как-то травы и рот сунул, чтобы как настоящее дитя деревни, как Гекльберри Финн какой-нибудь, и ноги в образ вписываются — Юра-то босым сидел, потому что неудобно было в шлёпанцах и с опухшей стопой. Деда их видел. Или нет. Отабек сказал, что «не будем», потому что увидел деду раньше? Чтобы не было такого, что Юра тут один пидорас, а вот этот — «жертва». Или нет. Может быть, он просто не хочет? Но он же это, сам… затеял… Блять, за что же так сложно! Юра сидел и терзал зубами травинку, при этом всём старался не смотреть лишний раз на Отабека, потому что отвлекался от очень важных мыслительных процессов. А то он вот стоит с косой в руках, и руки так напрягаются, держак пальцами сжимает крепко… И сразу вспоминается и утро, и вчерашнее, и разговоры на чердаке, и речка, и всё разом, да так, что убежать куда-то хочется, потому что эти чувства сжимают, выворачивают и набрасываются на тебя, как хищник в саванне. Но я-то тоже хищник, подумал Юра. Тигр. Я сильнее, меня не сломишь и не загонишь в угол какими-то чувствами, я сам кого хочешь загоню. Так и будет. — Ты всё? — спросил Юра, когда увидел, что Отабек начал собирать траву в огромный тряпичный шмат. Выплюнул стебелёк, обулся, подошёл к нему. — Давай я хоть косу помогу нести, а то совсем из меня инвалида сделал… — Юра не дождался, даст ли своё одобрение Отабек, а сразу взгромоздил косу себе на плечо, точилку для лезвия в руку взял. Отабек усмехнулся, чуть прищурился, запястьем стёр капли пота со смуглого лба. — Ты чё ржёшь опять? — спросил Юра, вскинув бровь. Вот же юморист! А на душе как-то легче стало. Отабек улыбается, а это значит, что всё нормально. Конечно, радоваться заранее никто не будет, но всё равно… легче. — Ты прям как Николай Владимирович, — он всё ещё улыбался, посматривая на Юру и щуря свои завоевательские глаза из-за солнечных лучей. Юра увидел, как по Отабековой скуле стекает капля пота — сразу утереть захотелось, неудобно же, наверное. Ты идёшь, ещё и руки заняты этой тряпичной шматой с кучей травы, а оно, видать, щекочется... капля эта. — Подожди, — сказал Юра, а Отабек смиренно остановился, хоть и посмотрел чуть непонимающе. — Я это, я быстро… — Он, как и сказал, быстро вытер пальцами эту самую злосчастную каплю, сказал, мол, всё, а потом вперёд чкурнул. И не скажешь же, что нога болит! А это всё потому, что в экстренных ситуациях из-за прилива адреналина можно делать невероятные вещи, подумал про себя Юра. Хотя, вот такую вот вещь, которую он щас вытворил, никаким адреналином не объяснишь. Так делать в повседневной жизни — это нормально?.. Подумать перед этим действием он, разумеется, не удосужился. Из-за какой-то одной детали — вот так мечиться и такое вытворить. Но ему же было неудобно! Блять, за что же такие хуетерзания… — Вот спасибо вам, мальчики! Колей потом ещё пирожков передам, — сказала баба Нина, когда Отабек принёс сноп травы кролям. Он потом ещё ответил, что мы наоборот должны вам косить траву чуть ли не каждый день за такие вкусные пирожки. Баба Нина засуетилась, засмущалась даже, наверное, немного, поблагодарила ещё раз. Юра сказал, что им уже пора, и что если что-то понадобится сделать или просто помочь, то мы тут как тут — прям напротив. А вот и настал тот момент, когда жаться не нужно и нападать, как тигр, на эти чувства, чтобы не мешались больше и не давили. Решительность. Отважность! Юра взял потной ладонью Отабека за запястье и молча потянул его в сторону луга, который находился уже за домами, там не было людей совсем. Крепко так потянул, чтобы не вырвался. А Отабек и не пытался вырываться, спросил, правда, куда мы идём, Юра ответил кратко: увидишь. И ждать пришлось недолго: скоро перед глазами уже было огромное море травы, где-то правее — лиственная посадка, левее — дома и ивы понатыканы где-не-где. Юра сказал: тут можно, а потом уселся в траву по-турецки, сжал пальцами щиколотки. — Юр? — Отабек сел напротив, взглянул на Юру внимательно. Он какое-то время молчал, призадумавшись, куда-то в нитки травы вглядывался. Вот щас и пора всё выяснить. И, вроде, только что всё нормально было, когда Отабек улыбался — вообще хорошо, но вот и накатило. И как это всё в голове уместить, хрен знает: и то, видел ли деда или нет, что с чувствами этими или нет, что у Отабека там, как дальше и вообще… Это сложно. Не сказать, что сложнее, чем брать медали, но это совсем разные степени сложности, наверное. Быть сильным-выносливым, как бык, на катке и быть сильным-прошаренным в таких вопросах — это не одно и то же. — Ты чего мне наговорил такого? — Юра поднял резко взгляд на Отабека. Тот, казалось, не ожидал, расслабился под ветерком, а вот те и получи, фашист, гранату. Напиздел вчера — сегодня отдувайся. — Чего? — спокойно Отабек переспросил. — Ну, этого… Напиздел мне вчера. Перед сном. Зачем? — Юра взгляд не отводил, наверное, это слишком даже резко было с его стороны. Ну и похуй. Просто уже хотелось всё узнать. — Это значило… — Я знаю, что это значило. — Последовал Юрин резкий ответ. На этих словах Отабек выразил самое настоящее удивление своими густющими бровями. Юра замялся, потом на такой жест ответил: — Ну, да, знаю. Я учил. Много чего, не только это. И конструкции всякие разные, вот это вот всё… Ну и язык у вас сатанинский! Без обид, конечно, но это пиздец какая правда, — почесал щёку. Как-то стыдно было об этом говорить, смущающее чувство от осознания и мысли, что Отабек может понять, что Юра это всё из-за него вот… Так, блять! Никаких отклонений от курса. Мы тут вообще-то не за этим, сказал Юра себе в мыслях, а вслух добавил: — Ну? Зачем ты пиздишь? — Юра постарался сказать это помягче, хоть его всего начинало потряхивать слегка. Вроде, и обидеть человека не хочется, если чего, но слова подбирать щас — бесконечная мука… — Я не врал, Юр. — Отабек смотрел пристально, взгляда не отводил. Ну, вроде, когда так смотрят, то не врут, думал Юра. — Не врал? А что это за «Юр, давай не будем»? Мог бы и сразу сказать, чтоб я не метался. Если не пиздишь, — Юра нервно терзал травинку в пальцах, скуб её. — Не хотел при Николае Владимировиче, — ответил Отабек. Звучит, вроде, честно. — А не сказал… — он замолчал на несколько секунд, потом продолжил: — потому что это сложно. В смысле, если бы ты не согласился. Но даже если согласишься, то тоже будет сложно. Поэтому я не хотел об этом говорить. Ясно, подумал про себя Юра. По той же причине, что и я. В любом случае — будет сложно, поэтому пока никто не уверен, что второй тоже думает о первом, то лучшее вообще эту поеботу и не начинать. Камней и сплетен потом не оберёшься. Ага, говорить-то он не говорил, а как виски расцеловывать, так мы первые! — Так ты это, того… Тоже?.. — чуть несмело спросил Юра, а потом словил себя на мысли, что сам себя не узнал в этот момент. — Да. — Отабек кивнул. — Очень, Юр. И чего его отвечать в таком случае — не известно. Ответить, что рад? Ведь рад же, но звучит это как-то скупо и сухо, совсем не так, как чувствуется это сладко-ватное ощущение радости где-то в животе. — А ты хочешь, чтобы мы… того-этого… вместе?.. — Юра чувствовал, что слова даются ему так тяжело, как ещё никогда в жизни. Вот Отабек поймёт это и подумает, мол, зачем ему заикающийся… заикающийся груз. А Юра рано или поздно заикаться точно начнёт. С такими-то каждодневными лавинами чувств. — Не знаю. — Отабек на секунду-другую отвёл взгляд, шею потёр, потом снова на Юру посмотрел. — Ты не хочешь? — Хочу, Юр. Говорю же, сложно будет. Не хочу, чтобы потом твоя карьера пропала. — Слушай… Это да, но я, если честно, больше за деду беспокоюсь… — Юра сразу посмурнел, поник, сжался как-то и голову на колени опустил. — Типа, если он узнает, то всё… Он и так уже болеет наверняка, но со мной об этом — ни-ни. Ты ж его знаешь. Отабек кивнул. Наверное, мол, знаю, конечно, ты и сам такой. Потом присел ближе, зашуршав травой, а после Юра почувствовал, как ему на плечо легла Отабекова рука, а сам он его приобнял. Было жарко, так — ещё жарче, но вот почему-то не вызывало это желания отстраниться. Может быть, так оно и происходит между теми, кого… ну, получается, любишь. Вот даже так. — Ты знаешь… Можем хотя бы попробовать, — негромко сказал Отабек. — Только чтоб никто. А то это ж пиздец наступит… Я никогда деду не спрашивал, что он думает. И про Виктора никогда он не говорил. Ну, в этом смысле… Ни плохого, ни хорошего, — проговорил быстро Юра, потом голову поднял и беспокойными глазами на Отабека посмотрел. — Никто не узнает, Юр. Если что, то мы просто… перестанем и всё, — он спокойно отвечал, хоть, понятное дело, и сам переживал. «Перестанем и всё», тоже мне, думал Юра. А я чувствую щас, что не хочу переставать, решил он сразу следом. Хотя, вот правда… А что если вот это вот всё — это только, так сказать, мимолётное желание юности? Типа, поматросите друг друга и разбежитесь. И дружба в пизду, и игры на приставке, и казахский этот, и просмотры «Хауса» по вечерам, и вообще всё. Это меньшее из всего, чего сейчас хотелось бы. И вообще когда-либо. С другой стороны — уже назад не повернёшь, ты уже в жиже. Так вот и наслаждайтесь жижей, как говорится. — Ну и ладно. Будет так, как будет, — решительно заключил Юра. — Кстати, а что там с казахским? — Отабек прищурился как-то по-хитрому, Юра раньше такого не видел. — Ты так и не объяснил. — Объяснять тебе… Блин. Хамзат и Рамзат — это я. Отабек непонятливо вскинул брови снова, Юра попробовал рассказать понятнее: — Ну, это… Я это гуглил тогда ещё, в квартире у нас дома. И про Бектаева. У него этот ваш словарь сатанинский… Я по нему учил. — А меня чего не попросил? Я бы объяснил. — Так я удивить хотел. Сюрприз, все дела… И чтоб я тоже что-то сумел, кроме катания. — Ты и так молодец. Правда. — Отабек мягко улыбнулся. — Скажешь тоже! Блин… Только говорить не буду пока — и не проси. А то ещё опозорюсь тут перед коренным укротителем коней, понимаешь ли, а ты потом будешь мне это до конца жизни упоминать, — запричитал Юра, но ответа не получил. Вернее, ответа словесного, а так — Отабек переместил аккуратно свою ладонь с Юриного плеча ему на шею, погладил почти невесомо. Приблизился и — Юрино сердце упало гулко куда-то на дно желудка — прижался своими губами к губам Юры. Было жарко, как будто в своём теле тесно, хотелось прикасаться, чтоб ближе, и вообще… Юра разомкнул губы, и сразу же почувствовал, как дрожь прошла по телу, а Отабек и не думал отстраняться, как сегодня утром, наоборот — сразу языком Юрины пересохшие губы обвёл. И на сердце было как-то одновременно и тревожно, и спокойно: тревожно от того, что хуй знает, как там дальше всё окажется, а спокойно, потому… потому что вот, наконец-то хоть с чем-то стало понятно. И, может быть, это и не продлится долго, может быть, у него какая-то девчонка появится или он поймёт, что не его это… Ну и ладно. Щас-то всё хорошо. — Всё будет нормально, — Отабек это ему прошептал в висок и снова поцеловал туда же. Прям как вчера, подумал Юра. Вот так совсем хорошо.