Трудное время 9: Новый мир

В номере меня ожидал сюрприз. Входная дверь была чуть приоткрыта, а у распахнутого настежь окна стояла… да, это была Ингрид. Переступив порог, я на секунду застыл, так как совсем не ожидал этой встречи. Сердце в груди встрепенулось, но почему-то совсем не радостно, а с какой-то щемящей, по-особому светлой грустью. В окно врывался весенний прохладный ветер, принося с собой россыпи крохотных белоснежных цветов, которые так легко отрывались от яблоневых ветвей. Этими цветами уже был усыпан мой письменный стол, они устилали подоконник и пол возле окна, и даже путались в ярко-бирюзовых волосах девушки, вызывая у меня ассоциацию с далёкими парусниками, плывущими в бескрайнем море. — Привет, Локи. — Едва только Ингрид повернулась ко мне, ветер тут же утих. Пара секунд мне понадобилась для того, чтобы понять: вихрь создала сама девушка. В Долине Жизни никогда не бывает ветров, а Ингрид владеет стихийной магией… совсем как Дана. — Здравствуй. — На секунду меня охватило желание подойти к девушке и аккуратно достать застрявший в её волосах цветок, но что-то удержало меня от этого. — Я ждала тебя. — Ингрид сама шагнула мне навстречу, но этим маленьким шагом всё и ограничилось: порывы её души тоже сдерживало нечто, чему я никак не мог подобрать определения. И это было странно. До этого в наших с ней отношениях не было скованности и недосказанности. Ингрид всегда была открытым человеком, не привыкшим стесняться своих чувств. Я был почти уверен, что она после стольких месяцев разлуки сразу кинется в мои объятия, радостно засмеётся, взъерошит волосы на моей голове, и вообще, будет вести себя, как ребенок, позабыв о том, что она старше меня на пару сотен лет. А тут такая странная отчуждённость. Такое поведение всегда было свойственно… Нет, лучше не вспоминать. — Что ты здесь делаешь? — спросил я, чтоб хоть чем-нибудь забить неловкую паузу. — Я думал, ты сейчас на каком-нибудь задании. — Да вот, проштрафилась. — Ингрид наконец-то улыбнулась, но даже эта её улыбка вышла на редкость серьёзной и даже печальной. — Отстранили от заданий и отправили сюда на стажировку. — Жаль. — Да нет, не особо. Если честно, мне давно уже хотелось отдохнуть от бесконечных космических перелетов и однотипных операций. Они выматывают, не оставляя времени и сил на то, чтобы подумать о чем-то действительно важном. Я вглядывался в тревожно-задумчивое лицо Ингрид, а моё воображение рисовало перед мысленным взором лик совсем другой девушки. Ну почему моё сердце никак не желает отпускать то, что уже никогда не вернется? — К тому же, освою базовые медицинские навыки — они всегда пригодятся. Сейчас вообще активно обсуждается вопрос о том, чтобы все молодые Агенты проходили здесь стажировку. Я кивнул, и вновь затянулось молчание. Разговор с таким, казалось бы, близким человеком давался мне с трудом. И дело было не только в навязчивых воспоминаниях о Дане. Просто за последнее время я, незаметно для себя самого, сильно отдалился от простых людей. Я не знаю, как объяснить это, но между мной и моими старыми друзьями словно бы встала невидимая стена. Дело в том, что ещё четыре года назад, когда встал вопрос о Дне Расплаты, я пошёл по пути, который доступен очень немногим, и, как следствие, стал стремительно меняться, а мои друзья… они остались прежними. Вы можете подумать, что пройдя столько страданий и трудностей, я возгордился своим богатым жизненным опытом и стал смотреть на своё окружение свысока, но это совсем не так. Просто передо мной стали вставать другие вопросы, проблемы и задачи, моим друзьям совершенно непонятные. Конечно они, как и я, размышляют о судьбе галактики, но их мысли абстракты и, как правило, не получают достаточного развития. Тор, Ингрид, Элвис, Кора, Лаувея и все остальные просто мечтают о светлом будущем, ждут его, как дети новогодних подарков, а моя задача — его обеспечить. Вот почему никому из них не понять, что заставляет моё сердце биться всё быстрее и быстрее, и почему я не могу спать по ночам. Да и мне их мелкие бытовые проблемы уже не так близки, как прежде. Когда перед тобой стоят глобальные задачи, обыденность уходит на второй план. И из-за этого невольного отчуждения я, даже находясь в компании друзей, готовых всегда поддержать и помочь, чувствую себя одиноким и даже затравленным. Я понимаю, что проблемы, стоящие передо мной, моим друзьям не по зубам, и их желание помочь ничего не изменит, каким бы сильным оно ни было. Когда на твоих плечах лежит ответственность за галактику — это действительно тяжело… Ты априори становишься не таким, как все, «Избранным». Раньше мне всегда казалось, что это здорово: стать героем с великой миссией и вознестись над другими людьми. А сейчас я понимаю, что быть таким человеком очень трудно и очень больно. Ты одинок, и тебе не к кому обратиться за помощью, потому что ты тот самый человек, к которому обращаются все остальные. Интересно, а Фригга тоже ощущала это давящее на душу одиночество? Как жаль, что я не мог поговорить с ней сейчас. Только она одна могла понять, какие чувства я сейчас испытывал. Ну и ещё, может быть, Джаред. — Как ты относишься к тому, что сейчас происходит в Долине? — оторвала меня от раздумий Ингрид, которой тоже была неприятна эта долгая пауза. — О чём ты? — мне было трудно так быстро вернуться к разговору, и потому я не сразу сообразил, что Ингрид имеет в виду. — Ну, все эти изменения. Дети, добровольно помогающие Агентам, сотрудники, которые никогда не ссорятся… — Всецело одобряю, — пожал плечами я, не понимая, какое тут ещё может быть мнение. — Сам знаю, отсутствие конфликтов в команде в разы повышает её трудоспособность. Взять, например, тех же Элвиса и Кору. Пока они собачились, мы с места сдвинуться не могли, а как нашли общий язык — всё пошло как по маслу. — Ты говоришь о другом, Локи. Эти сотрудники просто попали в условия, когда любые конфликты и ссоры смерти подобны, вот и сплотились. И это абсолютно нормально. А когда все вдруг начинают дружить, как по волшебству, это настораживает. — Почему? — мне даже самому себе не хотелось признаться, что в глубине души я с Ингрид согласен. — Потому что это противоестественно. Непонятно, с чего вдруг все разногласия между сотрудниками испарились. Непонятно, с чего вдруг дети, которых раньше было невозможно заставить игрушки в своей комнате убрать, добровольно взялись за облагораживание территорий. — Ну… у Джареда свои методы, — ответил я словами Лики. — И вообще, если мы чего-то не понимаем, это совсем не значит, что это плохо. Мы стоим на пороге нового, совершенного мира! Разве ты не рада? — Мне с трудом верится, что мы так легко и безболезненно перепрыгнем на новую ступень нравственного развития. Так не бывает. — А ты вокруг себя посмотри. Это уже началось. Причем абсолютно безболезненно. — На начальном этапе всегда кажется, что всё идёт хорошо, а дальше будет ещё лучше, — гнула своё Ингрид. — Вся грязь льётся уже потом. Или думаешь, я не знакома с галактической историей? — Но сейчас нам помогают люди другой цивилизации, а такого галактическая история ещё не знала, — возразил я. — Джаред уже не раз доказывал, что он надежный человек, и на него можно положиться. Я ему верю. — Ну, если так, — девушка сделала ещё шаг и, оказавшись совсем рядом со мной, взяла мою ладонь в свою, — тогда я тоже ему верю. Ладно, мне пора, у меня лекция через пару минут начинается. Была рада встретиться. — Ингрид приподнялась на цыпочки и едва ощутимо коснулась своими сухими обветренными губами моих, ожидая, видимо, что я вовлеку её в поцелуй. Но я этого не сделал, и девушке пришлось отстраниться. — Надеюсь, теперь мы будем видеться часто, — сказала мне на прощание Ингрид и покинула номер. Я вновь остался наедине с самим собой. Какая-то странная грусть охватила меня после этого разговора. Я даже затруднялся сказать, когда мне было комфортнее: вдвоем с Ингрид или после её ухода? Словно находясь во сне, я собрал яблоневые цветки со стола и с подоконника, выбросил их в окно и глубоко задумался. А есть ли вообще смысл в наших отношениях с Ингрид, если меня теперь почти ничего не связывает с обычными людьми? Сможем ли мы общаться так же легко и непринужденно, как прежде, забыв о том, что у нас разные задачи, разные трудности и даже разные поводы для радости? Точнее, смогу ли я так делать? Ведь шаг должен быть с моей стороны — я осознавал это чётко и ясно. Да, будет трудно. Но и отказаться от её любви я не смогу. Ведь любовь — почти всё, что у меня осталось. Любовь — это та тонкая, но очень прочная нить, до сих пор связывающая меня с обществом. Пока я могу любить, я остаюсь с людьми, я сам остаюсь человеком… Наверное, умение любить, безотчётно и бескорыстно, в какой-то степени спасало и Фриггу… Но потом стало её проклятием. Как же всё запутанно, сложно и неоднозначно! Ведь, если задуматься, именно материнская любовь ко мне и довела её до сумасшествия. Так значит, если вершишь судьбу галактики, то лучше отказаться от каких бы то ни было привязанностей, потому что они помешают в нужный момент сделать правильный выбор? По этому пути пошла Ника, и он тоже привел её в никуда. Вечное одиночество, никогда не тающий лед в душе, невыносимая скука и вопрос, на который нет ответа: «Зачем ты живешь в этом мире? Ради кого? Ради чего?» Так как же всё-таки обрести счастье? Или для нас, «Избранных», оно по определению недоступно? А если решение и есть, то как его найти, если с этим не справились такие величайшие умы, как Фригга и Ника? Вновь вспомнив о матери, я подумал, что раз уж опять оказался в Долине Жизни, нужно сходить к ней в палату. Нужно… Это слово мне не нравилось. От него веяло какой-то фальшью. Я и сам не мог понять, иду ли навещать Фриггу по собственному желанию, или делаю над собой усилие, осознавая, что не прийти к близкому человеку, находящемуся в крайне тяжёлом состоянии, это аморально и безнравственно. Шагая по большому и светлому коридору реанимационного отделения, я понял, что эта странная принужденность продиктована, в первую очередь, страхом. В моей памяти мать навсегда осталась мудрой, спокойной и сильной, и мне было страшно увидеть её другой — беспомощной и слабой. Моя душа до сих пор отказывалась принимать, что я фактически лишился того человека, который всегда приходил на помощь, всегда поддерживал и давал мудрые советы. Даже не знаю, что со мной было бы, если бы не Джаред. Дойдя до двери, я в нерешительности остановился. В горле сам собой образовался тугой комок, мешавший дышать. Я словно бы шёл навещать не живую, хоть и лежащую в анабиозе мать, а её могилку, уже чуть поросшую травой. Да, как личность Фригга уже перестала существовать, и отрицать это было глупо. Мне вспомнилось, как лет пять назад Кора так же приходила к своей больной матери, а мы с Элвисом сопровождали её. Я вспомнил, как горько рыдала гимнастка, не в силах принять жестокую правду, и осознал, что только теперь в полной мере понимаю её чувства. «Всё кончится хорошо», — эту мысль я начинал прокручивать в голове всякий раз, когда мной овладевало отчаянье. — «Джаред обещал, что его люди исцелят Фриггу. Совсем скоро мама вновь будет прежней». Подумав так, я осторожно толкнул дверь. К моему удивлению, она оказалась заперта. Я негромко постучал, надеясь, что в палате помимо матери находятся медики, которые в состоянии открыть дверь. Через пару секунд дверь действительно отворилась, но каково же было моё изумление, когда вместо сотрудника Долины Жизни, одетого в медицинский халат, я увидел маленькую светловолосую девочку лет семи. — Здравствуйте, — ребёнок широко улыбнулся, показав идеально-чистые белоснежные зубы. — Вы пришли навестить Фриггу? — Что ты здесь делаешь?! — происходящее вызывало во мне крайнее недоумение, и эта моя реплика прозвучала, наверное, слишком резко, но малышка совсем не обиделась — сияющая улыбка не сошла с её лица, а даже наоборот, сделалась ещё шире. — Я слежу за состоянием здоровья госпожи, — девочка говорила так, словно не видела в этом ничего необычного. — Тяжелобольных пациентов нельзя оставлять без присмотра. — Но ведь ты совсем ещё маленькая! — у меня просто в голове не укладывалось, что контролировать состояние бывшей королевы галактики доверили семилетней девчонке. И это Долина Жизни… — В новом мире работа найдётся всем, независимо от возраста, — малышка всё так же улыбалась. — Да, но ведь это… слишком ответственно. А вдруг ты сделаешь что-нибудь не так, допустишь ошибку? — О нет, только не теперь. С недавних пор я научилась всегда поступать правильно. — Счастливая, — я с досадой вздохнул. — Вот бы мне так. — Не переживайте. Скоро это будет доступно абсолютно всем. — Что именно? — не совсем понял я. — Навык никогда не ошибаться. Именно он и ляжет в основу нового мира. — Это тебе Джаред так сказал? — я сообразил, что девочка не могла додуматься до такого сама и повторяет услышанные ранее фразы. — Да, Джаред. А вы проходите, — девочка посторонилась, пропуская меня в палату. Фригга безжизненно лежала на койке. Мышцы её лица были полностью расслаблены, и создавалось впечатление, что она просто крепко спит. Но я понимал, что сон этот неестественный — медики нарочно погрузили её в анабиоз, чтобы психическое заболевание не прогрессировало. Я, подавив глубокий вздох, аккуратно сел на край кровати и взял холодную ладонь матери в свою. Мне вспомнилось, как ещё очень давно я пришёл в себя в похожей палате, и мама тогда точно так же сидела возле меня. Кто же мог подумать, что однажды нам суждено поменяться местами? — Всё будет хорошо, — чуть слышно шептал я, понуро глядя в пол. — Всё будет хорошо, обязательно. Девочка, дежурившая в палате, деликатно смотрела в окно, и это несколько удивляло: детям обычно не свойственна такая тактичность. Хотя, после всего того, чему я стал свидетелем за последние дни, уже трудно всерьёз чему-то удивляться. — Ладно, я пойду. — Мне невыносимо больно было находиться рядом с лежащей без чувств Фриггой, и потому вскоре я решил покинуть её палату. — А ты будь поаккуратнее, — обратился я к маленькой дежурной, которая теперь внимательно меня слушала. Тяжело доверять ребенку, даже такому вежливому и разумному. — Конечно. Я понимаю, как велика возложенная на меня ответственность. И опять в голове мелькнула мысль, что фраза слишком сложно составлена для семилетней девочки. Но я не придал этому особого значения, вместо этого учтиво попрощавшись и выскользнув в коридор. Остаток дня тянулся до невозможности медленно. Я всё ждал, когда же наступит вечер, и в Долину Жизни прибудет Джаред со своими соотечественниками, но вечер наступать не спешил. Я без толку слонялся по бесконечным коридорам и даже выходил на улицу, в надежде встретить кого-нибудь, с кем можно было бы просто поболтать о какой-то ерунде, но тщетно. Странное дело, но все до единого сотрудника были ужасно заняты. Все были на своих рабочих местах, все были при деле. Все, кроме меня. И это одиночество, эта отчужденность от так сплотившегося в последние дни коллектива угнетала и удручала. Я то и дело поглядывал на часы, и каждый раз мне казалось, что прибор надо мной издевается. По моим ощущениям прошло уже минут сорок, ан нет, минутная стрелка соблаговолила передвинуться всего лишь на пять делений. В эти моменты я даже завидовал тем сотрудникам, у которых полно неотложной работы — по крайней мере, им есть, чем заняться. А мне что делать? Взять садовую лейку и вместе с малышами поливать цветы? И вот, наконец, время сжалилось надо мной — солнце начало медленно, но верно клониться к западу. Я вернулся в свою комнату, с ногами залез на подоконник и стал глядеть в окно, ожидая, когда же появятся таинственные гости, и гадая, как они будут выглядеть: примерно как Джаред или несколько по-иному? И опять время взялось за свою злобную игру — прошёл час, второй, а на аллее, которую было видно их моего окна, так никто и не появился. «Ну когда же уже? Когда?» — мысленно спрашивал я неизвестно у кого, мучаясь от томительного бездействия. Но ответа, конечно же, не было. Вот небо почти совсем стемнело, а гости так и не появились. Почти разуверившись в том, что Джаред почтит медицинский центр своим визитом именно сегодня, я, все так же сидя на подоконнике, невольно задремал.