***
Это не входило в планы Джонса. Нет, это совершенно не то, что он планировал сделать! А Брагинский, кажется, вообще не в состоянии что-то отрицать, и сейчас хаотично думает о том, как ему придётся искать другую школу. Поэтому в полицейском отделении царит небывалая тишина, изредка нарушаемая громким и частым дыханием Ивана, у которого сейчас, кажется, жизнь рухнула, а он просто стоит среди руин, не зная, заплакать ему и рассмеяться. — Ал, это уже ни в какие ворота, — голос Бонфуа звучит жёстко и бескомпромиссно. — Этого я скрывать не смогу. Альфред тоже сейчас лихорадочно пытается вспомнить какие-нибудь болевые точки Франциска, чтобы хоть как-то надавить на жалость, но на ум приходит только одно бровастое недоразумение. — М-моё образование… — шепчет Брагинский, обнимая себя руками. — За это могут выгнать из школы?.. Бонфуа кивнул, а у Ивана, кажется, совсем крыша потекла, и он снова замолчал, напряженно уставившись впереди себя. — Франц, ну ты же меня знаешь! — нервно улыбаясь, сказал Джонс. — Мне же осталось учиться всего ничего! — Сколько? — угрюмо спросил Бонфуа. — Три недели, — он вглядывался в глаза Франциска, надеясь найти там хоть каплю надежды. — Хорошо, — обречённо проговорил тот. — Ровно на три недели я закрываю глаза на этот протокол, — он постучал пальцем по злополучной бумажке, лежавшей перед ним на столе. — Но ещё хоть одна выходка, одно нарушение комендантского часа, вождение в нетрезвом состоянии, да даже вызов родителей в школу, и этот листочек попадёт туда, куда нужно. Это касается вас обоих. Три. Грёбанных. Недели. И один единственный шанс всё исправить. Брагинский твёрдо решил, что по истечению этого времени он никогда больше не приблизится к чёртову Альфреду Франклину Джонсу. А пока что он станет его самым страшным кошмаром, будет бдить двадцать четыре часа в сутки, стоять у него над душой и следить за каждым его шагом, потому что от действий этого идиота зависит его собственное будущее. Главное — продержаться эти три недели в компании самого отвратительного и безбашенного человека во всей школе. Ну, что же, время пошло.Пролог.
25 мая 2017 г. в 22:52
Когда солнце висит высоко над головой, нещадно паля и иссушая землю, — это хреново. Когда в этот не в меру жаркий день ты вынужден сидеть в помещении без кондиционера — это ещё хреновее. А когда это помещение — класс старшей школы, где воздух удушлив и пропитан самыми разными запахами юности и безбашенности, то — это чертовски хреново. Но Иван Брагинский не привык жаловаться на такие мелочи, ведь, по сути, день начался весьма неплохо. Хотя, это как сказать….
Если бы кто-нибудь спросил его: «что тебе нравится и не нравится в твоей школе?», то он бы, не задумываясь, ответил: «Альфред Франклин Джонс». Это был универсальный ответ и самый невыносимый и притягательный одновременно человек. Он влетал в класс в середине урока, сметая своей тушей корзину для мусора, учителя и иногда даже дверь. Ещё чаще он хохотал на весь класс, мешая вести урок, отвечал невпопад и «выходил» через окно. Но это всё было терпимо. Многим безумно нравился этот парень без царя в голове: он был позитивным, дружелюбным, обаятельным. Этаким весельчаком всей школы, которого нельзя было не любить.
Но Иван всегда и везде был огромным таким исключением. Потому что нельзя испытывать симпатию к человеку, зажимающему парней в тёмных переулках, тушащему сигарету о чужое плечо и избивающему «неверных» за школой. В самой школе об этом, конечно, никто не знал. Никто, кроме Ивана, живущего в одном из таких злачных районов и имеющего «удовольствие» наблюдать за всеми «похождениями» самого «доброго и отзывчивого» парня школы из окна своей комнаты. Пару раз Ивану приходилось даже прятаться за подоконником, чтобы его ненароком не заметили. Валяться с опухшим лицом в подворотне ему не очень хотелось.
Но в школе нельзя было даже отшатнуться от этого лицемерного ублюдка, потому что такое поведение вызвало бы слишком много внимания к нему, Ивану, желающему просто спокойно доучиться этот чёртов последний год старшей школы. Лишние проблемы ему совершенно не были нужны, а Альфред Франклин Джонс был сам по себе гигантской оплошностью этого мира, по «счастливой» случайности сидящей перед ним на уроках и ошивающейся рядом с его домом после них. Он был вездесущ и приветлив до тошноты. Лез изо всех щелей со своим панибратством и дружбой, но, к счастью, сегодня в школе он не появлялся, а значит есть надежда на то, что до конца дня о нём тоже ничего слышно не будет. По крайней мере, можно спокойно досидеть урок биологии, слушая учителя, а не тупые шутки про размножение от этого индивидуума.
Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, а Альфред Джонс действительно заноза в том самом месте. Потому что никак иначе нельзя объяснить то, что в столовой Ивана уже поджидал донельзя весёлый американец, затарившийся едой в МакДаке. Они не были приятелями, нет, даже знакомыми их назвать было сложно, но что-то в Иване притягивало этого бесшабашного чудака, который, в свою очередь, был готов хоть на стенку лезть от его компании. Невзаимная симпатия. И обоюдная ненависть.
Иван Брагинский был высоким, крепким и неправильно симпатичным в глазах Джонса. Нос с горбинкой, пухлые щёки и по-женски округлые бёдра вызывали у него чувство какого-то иррационального отвращения к чужой внешности. И на вопрос, что именно заставляет его воротить нос от этого парня с неестественно фиолетовыми глазами, ответить он почему-то не мог. В этом «амбале» было слишком много всего того, от чего Альфреду хотелось засунуть себе два пальца в рот и хорошенько прочистить желудок. Но было и одно «но», что вынуждало его вертеться рядом с «правильным и ответственным» Брагинским, которого хотелось просто взять и сломать, как старую куклу, — он знал слишком много. Буквально жил напротив импровизированной базы Альфреда, посматривая в окно на все их вылазки. Удивительно, как такой отличник, как Иван Брагинский, не догадался, что его наблюдательный пункт — место весьма заметное, и его собственные габариты тоже сложно игнорировать. Но проблема заключалась даже не в том, что у этого парня имелся целый компромат на Джонса. Он мог просто избить излишне любопытного парня так, что он бы забыл о его существовании, как, в прочем, и об окне в своей комнате. Но Брагинский был неприкосновенен. Грёбанный отличник и гордость школы, с которой учителя пылинки сдувают… Посмотрим сегодня, какой на самом деле это «Первый ученик среди ребят»
Джонс сегодня был донельзя подозрительным в своих обычных приставаниях и попытках «подружиться» с Иваном, что не укрылось от глаз оного. Нет, с кем с кем, а с Альфредом Джонсом дружить точно нельзя, потому что парень, одинаково улыбающийся при избиении человека и разговоре в школе, не может быть нормальным. Особенно, когда предлагает подвезти тебя до дома.
— Да ладно тебе, «Айван», — нарочно коверкая имя, произнёс Джонс, улыбаясь, как работник бистро. — Нам с тобой по пути!
— Откуда ты можешь знать, по пути нам с тобой или нет, если ты даже не знаешь, где именно я живу, — внутренне холодея, Иван внимательно следил за реакцией собеседника, который косил под дурочка с подлинным профессионализмом.
— Ну, я же видел, в какую сторону ты идёшь из школы, — пожал плечами Альфред.
— Ты что, думаешь, что есть всего два направления: направо и налево? — возмущённо сказав это, Брагинский уже планировал развернуться и буквально побежать в свою тихую обитель, но Джонс мёртвой хваткой вцепился ему в руку. — Ты что творишь?!
— Просто дружеская поездка, а ты ломаешься, как девка, — он улыбнулся совсем не по-доброму. — Не боись, в лес не увезу, на обочину не скину и руки распускать не буду, — и, впихнув в машину Брагинского и захлопнув за ним дверцу, добавил: — Ты же «приличная девушка», а с такими на первом свидании ничего не светит.
Проигнорировав возмущения Ивана, он плюхнулся на водительское сиденье и покатил в противоположную сторону и от дома Брагинского, и от своей собственной «базы». Иван, в принципе, мог бы и избежать сомнительной компании Джонса, но хватка у того была поистине железной, и их «дискуссия» могла перерасти в настоящую драку, если бы Брагинский стал сопротивляться. А девиантного поведения он в себе никогда не наблюдал, и не хотелось, чтобы в его портфолио появилась подобная информация, никак не соответствующая действительности. Не для этого он учится, как проклятый. Да и позволять Джонсу испортить его «билет в светлое будущее» он не намерен. Просто нужно будет выйти где-нибудь на светофоре и всё.
Хитрозадый этот Брагинский. Думал, что Альфред не заметит то, как он напряжённо следит за дорогой, только и дожидаясь того момента, когда Джонс остановит машину. Нет, такого шанса он ему не даст. Выжимая педаль газа на полную, Альфред думал в первую очередь о том, как бы поскорее добраться до того притона, где ошиваются совершенно опустившиеся люди, валяются шприцы и пахнет так, что можно даже и не выйти обратно. В кармане уже лежал козырь, дожидающийся своего часа.
— Джонс, останови машину! — крикнул Брагинский, вжимаясь в кресло. — Ты меня угробить решил?!
— Спокойней, детка, — ответил Альфред, спешно вытаскивая одной рукой из кармана какой-то бумажный свёрток, а второй — держа руль. — Подержи-ка пока это.
Иван просто машинально схватил брошенный ему предмет, не особо задумываясь над тем, что именно ему всучил Джонс. Сейчас его волновало только то, что они несутся на скорости, превышающей все правила движения по городу, да и трассы, в принципе, тоже. Единственным удачным стечением обстоятельств он считал то, что сегодня на удивление не многолюдно, так что сбить они никого не должны. По крайней мере, он на это надеялся.
План Альфреда Джонса шёл как по маслу, но вот это в него совершенно не входило. Чёртовы полицаи со своим «превышением скорости»… Сейчас всё может пойти прахом, но они уже преградили путь своими разукрашенными авто, так что придётся тормозить.
Офицер с лёгкой щетиной и с явным французским акцентом приветливо поздоровался с Джонсом как со своим завсегдатаем. Франциск Бонфуа знал всю семейку Джонсов и частенько покрывал их чеканутого сынка перед буквой закона, многое спуская ему с рук. Но, ради приличия, всё-таки следовало бы хоть иногда прописывать этому раздолбаю хороших таких звездюлей, чем в этот раз и решил заняться француз, намереваясь хорошенько отчитать парня.
— Альфред, я закрывал глаза на твои выкрутасы на дороге много раз, — нравоучительно начал Бонфуа, — но это уже переходит все границы.
Он виновато посмотрел на Ивана, застывшего в том же положении, что и во время «прогулки» с ветерком.
— Подумай хотя бы о своем пассажире! Ты же не хочешь, чтобы твой парень пострадал?
Альфред сначала неловко хихикнул, а затем, уже не сдерживаясь, захохотал во весь голос. Брагинский, оттаяв, хотел выкрикнуть что-то о том, что, упаси Господь, его вообще подойти ближе, чем на десять метров к этому психопату Джонсу, как вдруг его рука, сжимавшая до этого неизвестный свёрток, разжалась, и из шуршащей бумаги вывалилась случайно раздавленная Иваном ампула и упакованный шприц.
— А это ещё что?.. — брови Бонфуа стремительно поползли на лоб. — Вы что собирались?..
Коллега Франциска неловко выглянул у него из-за плеча, и глаза его стали похожими на блюдца.
— Франц, я, конечно, всё понимаю, друзья, родственники и так далее, но… — отодвигая Бонфуа от дверцы автомобиля, он решительно распахнул её. — Вам следует проехать в отделение для составления протокола.