***
Ровно в 7:45 Иван стоял у школы. Джонса на горизонте пока видно не было, поэтому Брагинский начинал нервничать. Идея, осенившая его вчера вечером, была проста до безобразия, но, по сути, чертовски хороша. В школе Джонс не посмеет и пальцем его тронуть, пока они на виду. Такие выводы можно сделать, учитывая, что он не церемонился с ним там, на улице, в неизвестном ему районе, но при этом доброжелателен до тошноты в школе. Здесь территория Брагинского, и он здесь в полной безопасности. Ну, наверное. Поэтому он и решил, что контактировать с Джонсом, когда на них смотрит столько людей, будет гораздо проще и удобней. По крайней мере, для Ивана. Ему впервые приходилось ждать кого-то у школы за 15 минут до звонка, и сам факт того, что время начала урока всё приближается, а он ещё не сидит за своей партой, не хило давил ему на нервы. Нет, Иван вовсе не был одержим учёбой, просто он чувствовал какую-то внутреннюю неудовлетворённость собой, когда прикладывал усилий меньше, чем мог бы. Поэтому и учился он от души, в отличие от Джонса, который «от души» мог только косячить. О, а вот, кстати, и он. Идёт в компании какого-то парня с явно ненастоящими, выкрашенными в белый цвет волосами и одеждой, состояние которой намекает на то, что её владелец недавно хорошо так повалялся в траве. Уличная драка вместо завтрака? Неважно. Приятель Джонса был совершенно побоку Ивану, ибо он учился с ним в разных классах, если это вообще можно было считать за обучение, да и проблема, возникшая из неоткуда, была гораздо важнее какого-то панка. Альфред Франклин Джонс идёт в другую сторону от школы. Чёртов идиот прётся куда-то, игнорируя первый урок, опоздание на который приравнивается к прогулу. Интересно, это лечится? Брагинский, вдохнув поглубже, направился к удаляющемуся от обители знаний Джонсу, попутно натягивая самую очаровательную улыбку, на которую вообще был способен. Нагнав его, он как-то неловко потянул рукав фирменной толстовки Альфреда, заговорив наиграно милым голосом: — Джонс, куда же ты идёшь, дурачок? — его рука, сжимавшая чужую кофту, изящно перебралась повыше, осторожно беря под руку Альфреда. — Первый урок скоро начнётся. Сказать, что Джонс был растерян, — значит не сказать совершенно ничего, потому как Брагинский, не дожидаясь ответа, потянул его обратно к школе. Гилберт, а по совместительству «панк-альбинос», сопроводил эту «процессию» красноречивым взглядом, а затем, пнув какой-то несчастный камушек, последовал дальше по своим делам, вершить которые ему теперь придётся в одиночку. Альфред, покорно позволил Брагинскому «затащить» себя в школу, спешно соображая, что сейчас вообще произошло. А Иван, идя по коридору вместе с Джонсом, чувствовал, что все вокруг как-то странно смотрят на них, и оттого нёс какую-то чушь про то, что сегодня первым уроком химия и это вообще предмет очень важный. Он опасался, что Альфред чувствует, как дрожат его руки, но, к счастью, американцу было совсем не до этого. Наконец-то, взяв себя в руки, он притормозил, силой удержав порыв Брагинского затолкать его в кабинет. — Давай-ка отойдём на минутку, — он двусмысленно подмигнул Ивану, утягивая его в мужской туалет. — А то разговор один есть. Только лишь перешагнув порог санузла, Альфред изменился в лице, от улыбки на котором не осталось и следа. Брагинский хотел отшатнуться от него, но тот толкнул его прямо на одну из раковин, опершись двумя руками по её бокам. Нависая над ним, Джонс процедил сквозь зубы с нескрываемой злобой: — Что это за херня, Брагинский? — от его взгляда становилось не по себе, а рука, доселе сжимающая край раковины, подхватила Ивана под самое горло. — Это ты мне объясни, какого чёрта ты прёшься мимо школы? Первый урок вообще-то никто не отменял! — Брагинский не уступал Джонсу и смотрел ему прямо в глаза, в то время как собственные руки уже ходили ходуном от иррационального страха. Он же выше и старше Альфреда, но всё равно боится одного только его взгляда, переполненного откровенной ненавистью. Что уж говорить о том, что тот буквально решил удушить его. — А тебе не насрать? — выплюнул он ему в лицо. — Это вообще никак тебя не касается. — Какой по счёту раз ты пропускаешь химию? — голос у Ивана тоже начинал подрагивать, но игра в гляделки всё ещё продолжалась. — Ты думаешь, что я считал? — изогнув бровь, спросил Джонс. — Восьмой. Грёбанных восемь раз. Этот будет девятым, — уверенно сказав это, Иван начал наблюдать за тем, как Джонс сначала смотрит на него, как на идиота, а потом и сам осознаёт смысл и всю дерьмовость числа восемь. Ещё один пропуск и его родителям придёт развесёлое письмо с вызовом в школу. Трындец всему подкрался незаметно. Джонс и сам не заметил, как его рука сжалась сильнее, а Брагинский, чувствуя, что кислорода становится всё меньше, попытался силой отвести её от своего горла. Но эта «борьба» не продлилась долго, потому что их секундное противостояние было нарушено скрипом открывающейся двери. Отдалённые звуки бурлящей в коридоре жизни доносились из-за спины у Альфреда, и, глядя в зеркало через плечо Брагинского, он заметил учителя, намеревающегося зайти в уборную. Резко отдёрнув руку от чужого горла, он зарылся ей в светлые волосы на затылке у Ивана, буквально вжавшись своими губами в его. Слишком неправильно. Слишком болезненно и слишком горячо. Ни капли нежности. Даже не поцелуй. Просто чужие искусанные губы поверх собственных и безумные голубые глаза, неотрывно следящие за стушевавшимся в дверях учителем. Глупая, но действенная попытка скрыть истинное положение вещей и не унимающаяся дрожь во всём теле. Просто отвратительный Альфред Франклин Джонс.Отвратительный.
28 мая 2017 г. в 00:16
Выходя на заплетающихся ногах из полицейского отделения, Иван думал о том, как же сильно он вымотался за сегодняшний день. Навалилось много домашней работы, проект по биологии, да и вообще необходимость помогать старшей сестре с её малым бизнесом, для которого она совершенно не создана. Иван был не против составлять за неё отчёты и заведовать бухгалтерией, но в последнее время у неё совсем не ладилось с персоналом, и он теперь, что называется, «и чтец, и жнец, и на дуде игрец». Времени на то, чтобы вляпываться в вот такие вот истории у него нет, как, впрочем, и желания вообще контактировать с больным на всю голову Джонсом и его ежесекундными сменами настроения. Но, по какой-то неведомой причине, вместо того, чтобы идти домой и посвящать время учёбе, он прётся за этим полудурком.
Хрен пойми, куда идёт этот Джонс, но Иван просто обязан удостовериться, что он не покалечит по пути какого-нибудь бедолагу, не нарвётся на очередную потасовку и не нажрётся в ближайшей подворотне. Хотя с Альфредом Франклином Джонсом вообще нельзя быть ни в чём уверенным, и это, кажется, единственное, что Брагинский пока что уловил в его характере. Идиот с мозгами набекрень.
Районы вокруг вовсе не кажутся Ивану знакомыми, но он упорно следует за насвистывающим мотив какой-то приставучей песни Джонсом, который полностью игнорирует его «компанию». Идея проводить этого неуравновешенного до дома, ни разу не заговорив с ним, была слишком уж утопичной и нереальной, так что когда Альфред резко остановился прямо перед носом Брагинского, тот был готов стрелять на поражение.
— Эй, малыш, я, конечно, всё понимаю, но мне не нужны навязчивые поклонники, — Джонс смотрел на него через плечо с нескрываемым презрением. — Можешь разворачиваться и бежать обратно в своё захолустье, а взрослым дядям ещё есть чем заняться.
Сказав это, Альфред развернулся и хотел дальше продолжить свои плутания по улицам, но Брагинский схватил его за плечо, удерживая на месте.
— Пока я не буду уверен, что ты сидишь в четырёх стенах, веселя сам себя и не имея возможности накосячить, как ты обычно это делаешь, — Иван процедил сквозь зубы. — Я от тебя ни на шаг не отойду.
Медленно повернувшись, Джонс расхохотался.
— Господи, ты это серьёзно? — он корчился в немыслимых конвульсиях, мало похожих на смех. — Так уж не отойдёшь?
Положив свою ладонь на руку Ивана, сжимавшую его плечо, он очень нежно провёл подушечками пальцев по выпирающим костяшкам. Брагинский непонимающе уставился на него, когда тот неожиданно вцепился в его кисть, резким движением выкручивая руку. Иван вскрикнул сначала от неожиданности, а потом уже и от осознанной боли, пронзившей конечность от локтя до запястья. Да, чего-чего, а силы у Джонса было не мерено.
— Давай-ка договоримся кое о чём, — на его губах расцвела до безобразия очаровательная улыбка. — Ты тихонько сидишь, уткнувшись носом в свои книжки, лижешь задницу учителям и ведёшь себя ну просто идеально, не мешая мне развлекаться, — чуть-чуть потянув выкрученную руку, он радостно добавил: — Ну, а я не мешаю тебе насасывать хорошие оценки.
Брагинский промолчал, стиснув зубы, а Альфред, руководствуясь принципом «молчание — знак согласия», отпустил его руку и вновь собрался уходить. Но кто же ему позволит? Иван, слегка пошевелив вывихнутой конечностью, замахнулся другой рукой, метя прямиком в челюсть Джонсу. Хорошо поставленный удар просвистел в воздухе, но остановился в нескольких сантиметрах от намеченной цели. Брагинский тот ещё пацифист.
— Не хочу марать о тебя руки, — процедил он сквозь зубы, глядя на восторженного Джонса, который лишь слегка вздрогнул.
— Вау, — он присвистнул. — Это было мощно, но мало просто научиться замахиваться, — он отодвинул от себя чужой кулак и, приблизившись к Брагинскому, угрожающе прошептал: — Нужно еще и уметь попадать.
Небрежно толкнув Ивана, Альфред мастерски подбил его ноги, повалив на пыльный асфальт. Перед глазами Брагинского всё стремительно перевернулось с ног на голову, а когда он понял, что произошло, Джонса и след простыл. Он просто растворился среди маленьких уютных кафешек, круглосуточных магазинов и чьих-то домов, один из которых, возможно, был его собственным. Поднявшись на ноги и оглядевшись, Иван тяжело вздохнул и поковылял обратно, к своим привычным многоэтажным домам с обшарпанными стенами, где на улицах царит запах алкоголя, дешёвых сигарет и беззакония. Общаться с Джонсом ему расхотелось совершенно, как и следить за ним. Он слишком проблемный даже для стальных нервов Брагинского.
Удивительно, как человек вообще может с улыбкой на лице говорить такие ужасные и мерзкие вещи? Как может этот приветливый и беззаботный парень превращаться в такого монстра за пару секунд и нисколько не меняться в лице? Он психически неуравновешенный? Больной на всю голову? Отбитая и конченная мразь под личиной добряка и героя? Нет, Иван даже не станет думать об этом моральном инвалиде Джонсе, он не станет забивать себе голову этим мудаком, ведь есть вещи гораздо важнее. Например, домашнее задание, которое задали на четверг. Но, конечно же, Иван сядет делать его сегодня, в понедельник, потому что он — ответственный и исполнительный ученик, правильно расставляющий приоритеты. Да, это вовсе не способ отвлечься от мыслей об одном надоедливом психопате. Это проявление дисциплинированности, именно так!
Но даже засев за учебники по приходу домой, Брагинский совершенно не вникал в подробности «Героического подвига американского народа во Второй Мировой войне», залипая на одной странице по пять минут. В его голове творился настоящий кавардак, а сустав на руке ныл, предательски напоминая о том, из-за кого он, собственно говоря, сейчас и находится в столь плачевном состоянии. С горем пополам, Ивану удалось самому вправить свой собственный локоть, но послевкусие всё же осталось: при письме в рука адски болела и слышался противный скрип. Без похода к врачу не обойтись. Но это завтра, а может и послезавтра, хотя, скорее всего, на выходных. Рабочая неделя на то и рабочая, что на ней нет времени на подобные пустяки.
А вот у кого времени хватает на любую ерунду, так это у Альфреда Джонса, который сегодня успел заскочить к трём своим приятелям, чтобы «порадовать» их свежими новостями. Сказать, что они были в восторге, значит совершенно не понимать фраз наподобие «х*ра ли ты натворил?!» или «да тебя сегодня жестко поимели!», но Джонс и сам прекрасно понимал, что его сегодня нагнули так нагнули. И хотя винить в этом Франциска было бессмысленно, противный осадок всё равно остался, и Альфред уже планировал подбить местную «Кокаиновую Фею» как-нибудь напакостить французу. «Фею», кстати, звали Артур, и он был студентом-фармацевтом, зарабатывающим на своё обучение очень неординарным способом. Сам Альфред никогда не сомневался в способностях своего приятеля, но его «волшебных зелий» всё же разумно опасался, так как побочные эффекты у них были даже круче, чем сам результат действия очередного «колдовского варева» или «волшебной пыли». С волшебником местного разлива его связывали четыре года дружбы, несчётное количество выпитого алкоголя и полицейский с лёгкой щетиной и французским шармом, который питал огромную слабость к самому Артуру. О «хобби» своего буйного предмета воздыхания Франциск Бонфуа мог только догадываться, так как знакомых у нелюдимого «колдуна» было крайне немного. А тех, кто знал, что «Подпольный кудесник» и вечно не выспавшийся студент Артур Кёркленд — один человек, и вовсе двое: Альфред Джонс и Гилберт Байльдшмидт — двое отбитых отморозков и известных гуляк. Естественно, что Джонс хранил эту тайну, как очередной козырь в своём рукаве, ну, а Гилберт был просто не из болтливых, так что порядочный «аптекарь» мог спать спокойно.
Альфред Джонс частенько наведывался в его катакомбы, потому что лучшего места для отходняка после очередной попойки было не найти, да и компания Артура была вполне неплохой, как, впрочем, и его фирменный чай. Но сегодня настроения зависать в этой «алхимической лаборатории» и валяться на пыльном диване с бархатной обивкой, который этот «джентльмен» свистнул в какой-то антикварной лавке, у Джонса совершенно не было. Времени, к сожалению, тоже, поэтому Альфред действительно, впервые за много лет, спокойно дошёл до дома. Он частенько нарывался на какую-нибудь пьяную в драбадан компанию, пройти мимо которой, не почесав кулак о чьё-нибудь лицо, было выше его сил, а порой и сам пропускал пару стаканчиков в компании Байльдшмидта. Но, по неведомым никому причинам, все приключения Альфреда Франклина Джонса существовали только за пределами его собственного района. Он приходил домой не позже 22:00, в основном опрятным и лишь изредка поддатым, был приветлив и словоохотлив, весел и беззаботен. И в этом не было чего-то лицемерного. Дома Альфред был настоящим.
Сегодня день был слишком насыщенным даже для Джонса, планы которого полетели ко всем чертям из-за недоверчивого Брагинского. Подумаешь, пару раз видел, как Альфред избивает кого-то у него под окнами… Ну с кем не бывает? Это вовсе не повод так рьяно избегать его компании, в особенности, когда сам Альфред уже решил, что будет игнорировать этого зануду. А то пристанет со своим «не делай то, не делай сё!». Бесит. Но Джонс хорошо ему объяснил, что пытаться контролировать его — ну очень плохая идея, наказуемая и опасная для здоровья. Так что Альфред надеется, что Брагинский не суицидник. Но надежда умирает последней.