На пороге лета, на исходе войны

Декабрь, 1926 Это называлось «бессрочный отпуск по состоянию здоровья», но на деле было домашним арестом. Только полный идиот не догадался бы о том, что скрывается под сухой официальной формулировкой. К счастью, несмотря на все пережитые испытания, свой разум Грейвз сохранил в целости. Серафина Пиквери, сообщившая эту новость, попыталась неуклюже проявить деликатность. — Нужно просто переждать, Персиваль, — она мягко коснулась его ладони. — Это для твоего же блага. Дополнительные разбирательства могут затянуться, и тебе лучше оставаться в стороне, чтобы не вызывать излишних подозрений. Взгляд у Серафины был печальный и как будто виноватый, и от этого на душе делалось только паршивее. — Оставь свои нежности для кого-нибудь другого. — Грейвз ответил грубее, чем следовало бы. — Скажи прямо: что там у вас происходит? Меня обвиняют в сговоре с Гриндевальдом? Серафина поджала губы. Маска доброжелательности исчезла с ее красивого лица. — Да, Персиваль. Тебя обвиняют именно в этом. Пока что неофициально, всерьез беспокоиться не о чем. — Но это же безумие! — голос почти сорвался на крик. — Как подобное вообще могло прийти кому-то в голову? — Ты из известной семьи, причем богатой. Ты амбициозен. Ты несколько раз публично высказывал сомнения, пусть и осторожные, в необходимости закона Раппапорт, — Серафина методично загибала пальцы. — Почему бы тебе не оказать помощь тому, кого поддерживают маги твоего социального круга? Тому, кто разделяет твои убеждения? — Разделяет мои убеждения, — повторил Грейвз, с трудом удержавшись от смешка. — Серьезно? — Так это выглядит для людей, которые не копают слишком глубоко. — Серафина пожала плечами. — Они думают, что твой плен был подстроен — или что Гриндевальд предал тебя, наплевав на изначальные договоренности. — То, что я позорно проиграл ему, никому не приходит в голову? — иронично поинтересовался Грейвз. — Вот видишь, какая у тебя блистательная репутация. — Серафина хмыкнула. — Да уж. А ты-то сама как считаешь? — Грейвз внимательно посмотрел на нее. — Тоже думаешь, что я предатель? — Нет. Я считаю, что тебе очень сильно не повезло, — ответила Серафина после паузы. — И что мы сможем доказать твою невиновность и со временем восстановить на службе. «Со временем» отозвалось ноющей болью в висках. Грейвз понимал, что точных сроков ему никто не даст — как и то, что разбирательства могут длиться годами. Возможно, он еще пожалеет о том, что не умер в плену. Существование в бесконечном ожидании было куда хуже смерти. — Я хочу поговорить с ним. С Гриндевальдом, — жестко сказал — почти приказал — Грейвз без особой, впрочем, надежды на успех. — Это можно устроить? — Нет, — Серафина мотнула головой. — Тебе не позволят, и это правильно. Выйдет только хуже, причем тебе самому, — она помолчала. — Лично я предпочла бы казнить Гриндевальда без суда, пока он у нас в руках, но эта позиция, как ты можешь догадаться, не нашла поддержки у международного сообщества. Будет много допросов, не исключена экстрадиция в Британию. В общем, работы предстоит много. Возможно, тебя вызовут на заседания. — В качестве подозреваемого? — вопросительная интонация была в общем-то излишней. Серафина коротко кивнула. Грейвз понимал, что должен злиться и негодовать, но на это не было сил. Физически он чувствовал себя на удивление неплохо, а вот морально… Пожалуй, Гриндевальд похитил у него не только воспоминания и личность. Грейвз чувствовал, будто внутри у него сломалось что-то важное, то, что помогало ему выживать все эти годы и не опускать руки. Наверное, это называлось верой в себя. Теперь Грейвз ощущал себя сожранным изнутри и совершенно пустым. Наверное, поэтому у него были сложности с применением магии, даже с самыми простыми заклинаниями. Но об этом Серафине не стоило знать. Говорить им в общем-то было не о чем, и она ушла, пообещав зайти на неделе. Разумеется, это обещание не было исполнено. Грейвз, впрочем, и не ждал гостей. Он был реалистом и прекрасно понимал, что коллегам, друзьям и любовникам нужен другой Грейвз, уверенный в себе и непобежденный. Это было справедливым, ведь и он сам видел в людях только нужные себе функции. Доброму и понимающему Ньюту тоже не требовался бесполезный слабак, потому он и не пришел, хоть и обещал. Возможно, он вообще уехал из страны и не счел нужным попрощаться. В самом деле, они уже сказали друг другу все, что должны были, между ними не осталось недомолвок. Все прощено, страница закрыта, круг замкнулся. *** Чувствовать себя опустошенным было не так уж и плохо. Гораздо лучше, чем казалось поначалу. Грейвз не лежал в кровати и не смотрел в стену, он здраво распоряжался излишком свободного времени: читал много лет назад начатые и незаконченные книги, немного гулял (отлучаться из дома более чем на час не позволялось), разобрался на чердаке, с помощью домового эльфа сделал генеральную уборку и навел порядок в шкафах. Можно было легко убедить себя в том, что это долгожданный отпуск, а не продолжение плена. Грейвз почти поверил, что сможет привыкнуть к подобному ритму жизни — пока в один из вечеров не поймал себя на том, что сидит у камина и, кажется, плачет. Такого с ним не случалось с самого детства. Отец рано объяснил Грейвзу, что плакать — удел слабаков, коих в их семье отродясь не водилось. После такой отповеди слезы высохли сами собой. Всякий раз, испытывая желание расплакаться, юный Грейвз вспоминал строгое и холодное лицо отца — и успокаивался. Постепенно это вошло в привычку. Но сейчас отца не было рядом, и никто не мог осудить Грейвза за стыдную и недостойную жалость к себе. Если бы он только мог узнать, какие заклинания применял к нему Гриндевальд, то нашел бы способ починить свой разум, заставить поломанный внутренний механизм снова работать. Но магия этого ублюдка определенно выходила за пределы, доступные пониманию Грейвза. Борьба была бесполезной и вчистую проигранной, а он сам оказался слабаком. Судя по всему, Гриндевальд держал Грейвза в подобии транса и использовал его магию как энергетическую подпитку для своей трансформации. Оборотное зелье было слишком ненадежным, и Гриндевальд пошел более сложным и темным путем. Возможно, утраченные силы больше никогда не вернутся к Грейвзу. Это нужно было принять, и поскорее. Пожалуй, о мечтах стать однажды президентом МАКУСА следовало забыть раз и навсегда. Политика была грязным делом, конкуренты не стеснялись в методах, и единожды побежденный не мог рассчитывать на лидерство. От презрения к себе хотелось исчезнуть или хотя бы напиться. Грейвз резким движением вытер мокрые глаза и уставился на пламя в камине. Он старался не плакать, но слезы все равно катились по щекам, и остановить их поток никак не получалось. Разумеется, именно в этот момент в дверь позвонили. Поначалу Грейвз не хотел открывать, он прекрасно понимал, что выглядит сейчас не лучшим образом. Однако звонок повторился снова и стал словно бы более настойчивым. Похоже, гость не собирался сдаваться — и Грейвз догадывался, кем был этот гость. Он поднялся со своего места, нехотя спустился вниз и открыл дверь. На пороге стоял Ньют с неизменным чемоданом в руках. — Здравствуй, — он коротко улыбнулся. — Извини, что не зашел раньше. Я собирался сразу, как только тебя выписали, но появились неотложные дела. Я… Ты позволишь мне зайти? Как будто Грейвз мог отказать. От Ньюта пахло улицей и зимним холодом; перчаток он не носил. Грейвз поймал себя на желании коснуться его замерзших покрасневших ладоней, но сдержался. — Тина… В смысле, мисс Голдштейн тоже хотела зайти, но она боится, что помешает тебе, — зачем-то сообщил Ньют, переступив через порог. — Она не помешает, — равнодушно отозвался Грейвз. Он надеялся, что в темноте коридора нельзя разглядеть его заплаканное лицо. — Я ей передам в таком случае. — Ньют явно обрадовался. Грейвз хотел было мелочно сказать, что не нужно никому и ничего передавать, но смолчал. Ньют тоже ничего не говорил, глядя при этом вопросительно и как будто неловко. — Пошли в гостиную, — сказал Грейвз. — Попрошу домовика приготовить нам чай. — Спасибо, — Ньют снова улыбнулся. — Да, еще у меня есть для тебя письмо от Тесея. Он сказал, что ты закрыл от него камин. — Я от всех закрыл, — бросил Грейвз. — Зачем? — спросил Ньют. Излишком такта он по-прежнему не отличался. — Не было настроения общаться. — Грейвз не счел нужным давать пространные объяснения. — Понимаю. Но ответь Тесею на письмо хоть парой строк, а то с него станется приехать, — Ньют достал из внутреннего кармана пальто сложенный вдвое конверт и протянул ему. — Он беспокоится. Мне кажется, тебе не понравится, если он поселится у тебя. — Да уж. — Грейвз ухмыльнулся и взял письмо. Он прекрасно понимал, какую отвратительную суету может устроить взволнованный Тесей (хотя в глубине души подобное внимание казалось лестным). — Завтра отвечу. Они прошли в тускло освещенную гостиную. Последнее время Грейвза раздражал яркий свет, как и слишком громкие звуки. — Присаживайся, пожалуйста, — он указал на одно из кресел. Ньют посмотрел на него странно. Неужели заметил покрасневшие глаза? От этой мысли Грейвз почувствовал приступ безадресной злости. — Если я не вовремя, я уйду, — проговорил Ньют отрывисто. — Правда, не нужно из-за меня… Не нужно стараться. Я не обижусь, я понимаю, что ты не в настроении. — Нет, останься. — Грейвз сел на диван и закинул ногу на ногу. — Ты мне не мешаешь, перестань. Я рад, что ты здесь. Правда была в том, что рядом с Ньютом делалось легче. Даже злиться было приятнее, чем испытывать бесконечное равнодушие. Домовик принес поднос с чайником и двумя чашками. Обычно Грейвз предпочитал кофе, но англичане, насколько он понимал, больше любили чай. Аромат бергамота, терпкий и бодрящий, наполнил комнату. — Ну… — Ньют взял чашку и задумчиво повертел ее в руках. — Как у тебя дела? Вопрос был совершенно невинным и одновременно разящим насквозь. Выдержка, ставшая за годы борьбы с собой привычной маской, дрогнула. Как будто Ньют не видел, как у Грейвза дела. Как будто он ждал ни к чему не обязывающий, пустой ответ. Как будто Ньют не был ни в чем виноват. Да, безусловно, он не был ни в чем виноват, но Грейвзу отчаянно хотелось разделить бремя своей мучительной вины и недовольства собой. Наверное, ему просто нужно был сорваться на ком-то, и Ньют подходил для этого как нельзя лучше. Он сидел рядом, красивый, равнодушный и недостижимый, и спрашивал, как дела. Грейвзу хотелось убить его. Он знал, что потом, когда буря пройдет, ему станет стыдно за свое низкое, недостойное поведение. Но сейчас Грейвз, вопреки здравому смыслу, искреннее верил, что все его беды начались в тот день, когда Ньют отверг его. «Я доверял тебе, я позволил тебе делать с собой такие вещи, которые никогда не позволял другим, — пронеслось в голове. — Я любил тебя, как уж умел». — Как у меня дела? — повторил Грейвз немного дрожащим голосом. — Ты знаешь, неплохо. Меня обвиняют в пособничестве Гриндевальду, мне почти нельзя выходить из дому, я отстранен от должности. Моя жизнь больше не принадлежит мне. В остальном все замечательно, спасибо, что поинтересовался. Ньют посмотрел на него странным взглядом, раненым и недоуменным одновременно. Грейвз закусил губу; кажется, он снова плакал, и теперь Ньют абсолютно точно это заметил. Отвращение к себе захлестнуло с новой силой. Ньют резко поднялся с кресла. Он хотел уйти, и это желание было вполне объяснимым, Грейвз бы и сам от себя ушел. Однако вместо того, чтобы поднять с пола чемодан и пойти к двери, Ньют вдруг приблизился к нему. — Я… Извини, если это не то, что тебе нужно. Я по-прежнему не очень умею обращаться с людьми. С этими словами он опустился на колени и обхватил Грейвза за шею, буквально заставляя уткнуться себе в плечо. — Все хорошо, — уверенным голосом сказал Ньют и погладил его по спине. — Все в порядке. Грейвз почувствовал, что дрожит. Это было невыносимо унизительно — плакать, зарывшись в заботливо подставленное плечо, но Ньют, кажется, относился к этому по-другому. В его прикосновениях не ощущалось пренебрежительности и снисхождения, только бесконечное желание утешить, поделиться теплом. Грейвз мечтал о подобных прикосновениях, когда еще не боялся плакать. Немного успокоившись, он понял вдруг с ослепительной ясностью, что когда-то, много лет назад, хотел контролировать жизнь Ньюта и подчинить его ритм существования своему. В каком-то смысле это было сходно с тем, что сделал Гриндевальд, и да, следовало признать, что некоторыми чертами характера они с Грейвзом оказались весьма похожи. — Прости меня за это… за эту истерику, — глухо проговорил Грейвз, отстранившись; он старался смотреть в сторону, чтобы Ньют не видел его припухших глаз. — Я не знаю, что на меня нашло. Кажется, у меня что-то не в порядке с нервами. — Это ничего, — Ньют погладил его по колену, и в этом жесте определенно не было никакого тайного смысла или попытки заигрывать. — Это нормально. — Ты так думаешь? — Грейвз искоса взглянул на него. — Да, — Ньют серьезно кивнул. — Я в этом уверен. После того, что ты пережил, не может быть иначе. Они помолчали. Грейвз был убежден в обратном — в том, что его поведение недостойно взрослого, зрелого человека, — однако поддержка Ньюта делала его стыд менее мучительным. — Знаешь, я зря это сейчас скажу, наверное, — негромко начал Ньют, — но я однажды понял, что, наверное, был влюблен в тебя тогда. Ну, ты понимаешь. Грейвз вздрогнул. Он совсем не ожидал услышать подобное откровение. — Когда ты это понял? — В Новой Зеландии, несколько месяцев спустя после нашего расставания. — Ньют поднялся с колен и сел рядом, совсем близко. — Был сезон дождей, я весь день провел в палатке на берегу океана и в какой-то момент подумал, что скучаю по тебе. Что хотел бы увидеть тебя снова, услышать твой голос, заняться с тобой любовью. То, что было между ними, едва ли можно было назвать «заниматься любовью» — по крайней мере, Грейвз избегал такого определения даже мысленно. — Со мной такое редко случается, обычно я не скучаю по людям, — продолжил Ньют. — Разве что по Тесею, да и то изредка. Но ты… По тебе я скучал, хоть и злился на твои слова. В этот момент я понял, что был влюблен, хоть и сам не заметил этого. — Как это вообще возможно? Не заметить того, что влюблен? Ресницы все еще были мокрыми от слез, и Грейвз промокнул глаза. Ньют с несвойственной себе деликатностью посмотрел в сторону. — Не знаю, — он пожал плечами. — Правда, не знаю. У меня странно с восприятием чувств, вечная путаница. Но, если честно, я бы все равно не остался. Даже если бы понял тогда, что влюблен. Извини. Ты хотел от меня того, что я не мог тебе дать. Вернее, не хотел. Грейвз кивнул. Он понимал это, равно как и то, что за прошедшие годы у Ньюта наверняка сменилось множество случайных партнеров. Разумеется, Грейвз не ревновал, у него не было никакого права на ревность, как и на расспросы. Но от одного вопроса, самого глупого и беспомощного, он не удержался: — Что ты чувствуешь сейчас? — Сейчас прошло слишком много времени. — Ньют грустно улыбнулся. — Я не знаю, Персиваль. Возможно, я все еще немного влюблен в тебя, но это не так уж и важно. Мне определенно хотелось бы тебе помочь. Вот, что я чувствую — желание помочь. Вот, что по-настоящему важно. Это было в некотором смысле унизительно, но Грейвзу не хотелось снова ссориться, и он промолчал. Наверное, он и сам был по-прежнему немного влюблен в Ньюта. То, что это чувство было, по всей видимости, невзаимным, почти не огорчало. — Я понимаю, что ты не мог остаться тогда, — невпопад сказал Грейвз. — Я просто рассердился, что ты меня отверг, и… Впрочем, мы уже говорили об этом. — Да, — Ньют кивнул. — Говорили. И я правда рад, что ты понимаешь. Ты… — он запнулся, явно подбирая слова. — Ты определенно лучше медузы. И лучше многих. Грейвз усмехнулся. — Неужели тебя не учили, что некоторые вещи не нужно говорить вслух? — Тесей пытался, но, кажется, не преуспел, — легкомысленно отозвался Ньют. На секунду Грейвзу показалось, будто они вернулись в прошлое, на восемь лет назад, в момент, когда все еще не было разрушено неосторожными, неправильными словами. Если бы Грейвз сумел смолчать тогда, они бы не расстались так нехорошо и, возможно, их отношения продлились бы на годы, и пусть это были бы редкие встречи, пусть бы все закончилось совсем не так, как придумал себе Грейвз. Но прошлого не вернуть сожалениями, а будущее… Будущего у Грейвза не было. — Пожалуй, я сейчас не лучшая компания, — признался он. — Совсем расклеился. Надеюсь, хоть чай вкусный. — С чего ты решил, будто ты не лучшая компания? Я же сказал, что ты лучше медузы, — серьезным тоном проговорил Ньют, но его лучистые светлые глаза смеялись. — Рад, что мы с этим определились, — в тон ему ответил Грейвз. Ньют улыбнулся, а затем подался вперед и мягко поцеловал его в губы. Это был очень спокойный, глубокий поцелуй; так не целуют после долгой разлуки, так целуют тех, к кому возвращаются домой каждый вечер. Грейвзу показалось на секунду, будто он случайно проживает кусок чужой жизни, той, в которой они с Ньютом были совсем другими, лучшими людьми. Той, в которой их пути совпали раз и навсегда. Одновременно этот поцелуй возвращал в прошлое, в белый домик у моря. Грейвз прижал Ньюта к себе, не давая отстраниться. Сейчас, после всего пережитого, ему годилось любое утешение, любая иллюзия счастья, пусть и недолгая. Или, может быть, Грейвз наконец-то научился жить одним моментом, как советовал Ньют когда-то. Они оторвались друг от друга почти задыхаясь. Откинувшись на спинку дивана, Грейвз искоса рассматривал веснушки на носу Ньюта и чувствовал себя снова живым. Даже сердце словно бы забилось быстрее. Разумеется, Ньют снова уйдет, этому нельзя помешать — но ведь он может и вернуться снова, если они оба этого захотят. — То, что я сказал про помощь, это… Я не хочу унизить тебя этим предложением, — сказал Ньют, переведя дыхание. — Если честно, мне и самому нужна твоя помощь. Грейвз втайне ждал других слов, но и эти годились. — Моя помощь? — он нахмурился. — Ты говорил, что у тебя есть ко мне какое-то дело, ты об этом? — Да. — Ньют кивнул. — Я пришел к тебе не сразу потому, что занимался поисками. Вернее, пытался заниматься, я не слишком-то преуспел, — он наткнулся на непонимающий взгляд Грейвза и закусил губу. — Извини, наверное, нужно начать по-другому. Я ищу Криденса, носителя обскура. Того, который устроил в Нью-Йорке весь этот переполох. «Переполох» был слишком мягким определением для описания произошедшего, но Грейвз не стал возражать. Гораздо сильнее его интересовало другое: — Погоди, разве он не погиб? — Не уверен. — Ньют сложил руки на коленях и сцепил пальцы в замок. — Вернее, я почти уверен, что он выжил. Видишь ли, я видел, как обрывок обскура ускользнул. Учитывая, что обскур - паразит, обладающий огромной силой, Криденс вполне мог восстановить свое тело и спрятаться где-нибудь. Или не смог, и тогда наши поиски усложняются. На его лице отражалось искреннее беспокойство, и Грейвз вполне разделял это чувство: если в городе и самом деле прячется до смерти перепуганный и озлобленный носитель обскура, беды не миновать. Вспомнилось, как за несколько дней до фатальной встречи с Гриндевальдом Грейвз изучал подшивку старых газет, пытаясь найти упоминания о чем-то похожем на текущие нью-йоркские события. В одном из изданий он наткнулся на заметку от пятнадцатого февраля тысяча восемьсот семьдесят третьего года. В ней рассказывалось о странном темном облаке, появившемся в окрестностях индейской резервации, штат Северная Дакота, и нанесшем значительный ущерб хозяйственным и жилым постройкам. Некоторые из индейцев утверждали, что виной всему был злой дух, вселившийся в ребенка из семьи бледнолицых. Расследование не принесло результата, инцидент больше не повторялся, дело замяли. Однако Грейвз не мог не задумываться о том, что же имелось в виду под определением «злой дух». Ответ как будто бы вертелся на языке и одновременно ускользал. Описание случая в Северной Дакоте очень напоминало то, что происходило в Нью-Йорке, это не могло быть простым совпадением. К вечеру Грейвз догадался наконец, что именно индеец мог счесть злым духом, вселившимся в ребенка: обскура, темную разрушительную субстанцию, в которую превращалась подавленная по тем или иным причинам магия. Такое часто встречалось во времена активной охоты на ведьм, но кто сказал, что подобное не может произойти и в прогрессивный двадцатый век? Что, если в Нью-Йорке есть ребенок-носитель обскура? Поделиться своей догадкой с кем бы то ни было Грейвз не успел — Гриндевальд похитил его личность и начал свою игру. Возможно, сейчас у Грейвза появилась возможность взять реванш. — Почему ты пришел ко мне, а не обратился в МАКУСА? — спросил он. — Потому что они убьют Криденса, если найдут, — ответил Ньют. — Или, что вероятнее, спугнут и спровоцируют на еще одно убийство. — С чего ты взял, что я сам не убью его? — Грейвз задумчиво прищурился. — Он ведь опасен. Ньют мягко улыбнулся и покачал головой. — Нет, ты не сможешь, ты слишком честный и разумный для этого. Криденс — испуганный ребенок, хоть и выглядит взрослым. Ему страшно. Мы должны хотя бы попробовать помочь ему. — Но как помочь носителю обскура? — Грейвз развел руками. — Они все умирают в раннем детстве, насколько мне известно. — Не все, как видишь. Значит, этому можно помочь, — твердо сказал Ньют. — Но для начала нужно его найти, и поскорее. Ты лучше знаешь город, у тебя есть связи. Плохо, что он знает твое лицо, и ассоциирует его не с самыми лучшими событиями, но с этим мы разберемся позже. Как бы то ни было, с тобой я справлюсь гораздо быстрее, чем один. Сказанное было очевидной и грубой лестью, но Грейвз предпочел поверить ей. Как никогда прежде ему хотелось почувствовать себя нужным и сильным, сделать нечто важное. Особенно если Ньют будет смотреть на него так, как сейчас — внимательно и завороженно. Так, как он смотрел прежде, восемь лет назад. Разумеется, для МАКУСА, если они прознают об этой спасательной операции, все будет выглядеть хуже некуда: мало того что Грейвз сам находится под следствием, так еще и планирует помочь другому преступнику. Но в данном случае поступить по совести казалось правильнее, нежели согласно букве закона. А может, дело было в том, как Ньют смотрел. В том, что рядом с ним Грейвз чувствовал себя сильным. — Проблема в том, что я под домашним арестом и не могу уходить надолго, — он побарабанил пальцами по подлокотнику дивана. — Но я подумаю, как обойти охранные заклинания. — Спасибо, — Ньют стиснул его ладонь в своей. — Я знал, что ты поддержишь меня. Грейвз подумал, что хотел бы поцеловать его снова, глубже, но поддаваться искушению было бы неправильно. У них имелось важное дело, а об отношениях они смогут поговорить в другое время. Теперь Грейвз был абсолютно уверен в том, что они смогут поговорить и услышать друг друга. — Что ж, начнем с тех мест, где Криденс может скрываться. Думаю, некоторые из них ты так или иначе обыскал. Затем я подумаю об информаторах, которые могли бы нам помочь. Ты ведь останешься на ночь? — Грейвз вскинул бровь. — За час мы не управимся. — Разумеется, останусь, — Ньют кивнул. — В ближайшее время я никуда не тороплюсь. Пожалуй, это было именно тем, что Грейвз хотел услышать всегда, но радоваться он не спешил. На этот раз он учтет все предыдущие ошибки и не будет настаивать и давить, не будет заставлять. У Грейвза получится справиться с собой и предоставить Ньюту выбор, и тогда… Тогда, возможно, безжалостная судьба наконец-то перестанет водить их обоих по кругу.