Ниоткуда с любовью

Первое письмо Дерек Хейл находит, когда возвращается домой от Дженнифер. Его руки и губы ещё помнят гибкость её тела, а в ушах приятным отголоском звенят грудные стоны. Но стоит Дереку обнаружить письмо, и он мрачнеет. На бумажном конверте ни марок, ни обратного адреса — абсолютная сияющая пустота белого листа. Внутри — какой-то огрызок тетрадной страницы. Всего три слова. «Бросай эту стерву». Он бы счёл это насмешкой, дурацкой шуткой, розыгрышем, чем угодно. Но ровные округлые буквы, летящий почерк — всё это знакомо до боли. Дерек знает: так пишет Кора. Писала. У Коры на надгробии выгравировано «Until we meet again», и на увековеченной в граните фотографии она улыбается. Дереку отчего-то становится зябко. Он не замечает, как комкает в хватке пальцев листок, не замечает, как, медленно переставляя ноги, доходит до софы и садится. Дерек Хейл не верит во всё это потустороннее дерьмо. Откровенно говоря, он считает шарлатанами экстрасенсов и медиумов. Но сейчас — в его комнате, тёмной и пустой — Дерек очень хочет поверить. Во что угодно. В духов, в ангелов-хранителей, в любую другую херню из загробного мира. В горле ком. Дышать трудно и больно. И в этой ситуации Дерек не придумывает ничего лучше того, чтобы позвонить дяде. Питер приезжает через час. Серьёзный и внимательный. Таким Дерек видит его нечасто; да, сказать по правде, растерянность в глазах дяди он замечает впервые. Питер долго молчит. Бездумно разглаживает пальцами помятое Дереком письмо, молчит. Смотрит куда-то в сторону, точно стесняясь встретиться взглядом с племянником, а потом говорит, явно пытаясь перевести всё в шутку: — Должно быть, тебе и правда стоило бы расстаться с этой твоей пассией. — Питер! — рычит Дерек, чудом подавляя в себе иррациональное, дурацкое детское желание выдрать письмо (его письмо!) из рук дяди. Усилием воли он удерживает себя от глупого поступка, делает глубокий вдох. — Разве это вообще возможно? — Думаю, для нашей Коры не существует никаких законов и ограничений, — негромко и так мягко, что у Дерека сердце заходится в мучительном спазме, говорит Питер. Кора была его любимицей, всегда была; собранная Лора и хмурый Дерек не умели понимать Питера. Весёлая, шебутная, заводная девчонка понимала. И обожала в ответ. Питер замолкает. И Дерек только сейчас обращает внимание на то, как постарел и осунулся его дядя после смерти Коры. Раньше не было ни этих горьких морщинок в уголках рта, ни седых прядей в тёмных волосах, ни усталого вызова во взгляде: чем, мол, ещё ты можешь ударить, мир? Дерек не привык видеть его сломанным. Питер держит это проклятое письмо так бережно, словно в руках у него не обрывок тетрадного листа, а новорождённое дитя. А потом вдруг говорит негромко и весомо, так, что тяжесть его слов опускается гранитной глыбой на плечи: — Я думаю, тебе нужно встретиться с медиумом. И бросить Дженнифер. Разумеется, Дерек спорит. Дерек возмущён. Дерек в ярости. Дерек не собирается соваться к сбрендившим идиоткам, ищущим знаки в стеклянных шарах! Это всё дикость, глупость, чистой воды бред. И если Питер верит в подобное, то ему давно пора провериться у психиатра; Дерек — нормальный! Спустя неделю ссор, объяснение с Дженнифер (она верещала так, что можно было оглохнуть, и чудом не разбила ему голову лампой) и ещё одно письмо, которое едва не свело Дерека с ума, он стоит под пронизывающим ветром перед лестницей. Странно, он ждал плакатов и зазывных речёвок вроде «узнай своё будущее здесь и сейчас!», но медиум прячется за обыкновенной дверью из тёмного дерева. Дереку стыдно и неловко, под отвороты пальто забирается озноб, в голове — одни сомнения и вопросы. Чем ему поможет полоумная старуха? Но он знает: вернуться сейчас в свою квартиру, к спокойной жизни без всяких писем из ниоткуда — всё равно что предать Кору. Поэтому он делает глубокий вздох, прикрывает на секунду глаза и решительно шагает вниз по ступенькам — к логову экстрасенса. Его встречают полумрак и тишина. Где-то в глубине комнаты, за плотной каймой из звенящих бусин, заметен неясный силуэт. Дерек оглядывается, но не находит ни пресловутых шаров, ни досок для вызова духов, ни каких-нибудь идиотских ароматических свеч — вроде тех, от которых мучительно хочется чихнуть. Он неуверенно переступает с ноги на ногу, внезапно ощущая, насколько он, широкоплечий, высокий и совершенно точно не верящий во всё это дерьмо, чужой в атмосфере скромно обставленного помещения, прочищает горло, тянет хрипловато: — Эй, есть кто-нибудь? Играют переливами и вскрикивают визгливо бусины, когда человек, до того стоявший за ними, выныривает в комнату. Дерек невольно отступает на шаг — он ждал согбенную старуху, близоруко щурящуюся через стёкла очков, но перед ним стоит молодой парень. Может быть, года двадцать два, не больше. Высокий, тощий, чуточку нескладный, с взъерошенными волосами, весёлой улыбкой и, господи, родинками, пляшущими на открытой шее. Глаза у него карие-карие, светлые, дружелюбные, и Дерек, глядя в них, чувствует иррациональное, очень-очень глупое желание улыбнуться в ответ. — Привет-привет-привет, — возбуждённо частит парень, подходя ближе, протягивает ему узкую лодочку кисти, и, пожимая неожиданно живые, юркие тонкие пальцы, Дерек с трудом может абстрагироваться от ощущения тёплой кожи: шершавых подушечек, изящных фаланг. Он мотает головой, прерывая рукопожатие, коротко и хмуро кивает, разозлившись на самого себя за бурю чувств (ему уже не тринадцать, в конце-то концов), сдержанно представляется: — Дерек Хейл. — Я знаю, — улыбается мальчишка, и Дерек готов к тому, что тот сейчас ляпнет какую-нибудь невообразимую чушь про внутреннее око. Но медиум — это действительно он? — только пожимает плечами. — Твой дядя звонил, предупреждал. Просил затащить тебя сюда силой, если будешь сопротивляться, — улыбается белозубо, скалится, будто дурацкая шутка Питера его по-настоящему веселит, а потом неожиданно серьёзнеет и уже спокойнее добавляет: — Я, кстати, Стайлз. — Стайлз? — Дерек вздёргивает бровь. Мальчишка отчего-то пунцовеет (и думать о том, что ему идёт этот румянец, совсем не хочется), передёргивает плечами и с вызовом произносит: — Стайлз. Что-то не устраивает, большой парень? — Нет. Всё нормально, — через силу выдавливает из себя Дерек, и мальчишка довольно кивает, хватая его за запястье. Тянет куда-то за собой, за дурацкие эти бусины вызывающе яркого цвета, которые мажут Дереку по плечам. За ненадёжной ширмой звенящих безделушек прячется крохотный закуток: рабочий стол, видавшая виды софа. Стайлз усаживает Дерека туда (хотя тот более чем уверен, что медиумы так не работают), плюхается рядом, садится так близко, что его тощее бедро, обтянутое тканью драных джинсов, прижимается к бедру Хейла, и командует: — А теперь рассказывай, что там у тебя. — А что, потусторонние силы тебе ещё не донесли? — хмыкает Дерек. — Я думал, вы, экстрасенсы, получаете экспресс-доставку последних новостей из мира мёртвых. — Дерек, — очень серьёзно, что совсем не вяжется с футболкой с Капитаном Америкой, произносит Стайлз, зачем-то поглаживая его по предплечью, словно Дерек готов расплакаться, — я понимаю твой скепсис и не собираюсь разубеждать тебя. Но то, что ты пришёл сюда, уже означает, что в твоей жизни случилось нечто не поддающееся разумному объяснению. И я хочу помочь тебе, так что не упрямься, большой парень. Дерек готов простить ему даже «большого парня» за осторожные, чуть неловкие прикосновения к тыльной стороне ладони. И он кивает. Поначалу ему кажется, что он не сможет ничего объяснить, не выдавит из себя ни слова — но Стайлз ждёт молча, и у Хейла до странного легко получается рассказать о письмах из ниоткуда. Стайлз задумчиво хмурится. Опускает ладони на колени. Вскидывает вдруг голову и с неожиданным для Дерека жаром спрашивает: — Так что тебе не нравится в том, что твоя сестра заботится о тебе даже после смерти? Дерек чувствует себя пристыженным первоклассником, пойманным при попытке сбежать с урока. Он неуютно ёжится, открывает рот, но Стайлз — слишком болтливый для медиума — перебивает его дробью слов: — Возможно, это выглядит странно и даже пугает, но ничего плохого не происходит, Кора — её же зовут Кора? — переживает, хочет помочь, волнуется. Разве этого мало, Дерек? Разве не этого хочется любому человеку? В его словах — тщательно замаскированная горечь. И Дерек закусывает губу. — Я просто переживаю, — наконец говорит он. — Что, если она застряла здесь из-за этого? В смысле, не то чтобы я верю в загробную жизнь, но… — Хорошо, — неожиданно, кажется, для них обоих говорит Стайлз и решительно поднимается на ноги, нетерпеливым жестом понукая Дерека встать тоже. Одёргивает футболку, запускает пальцы в и без того взъерошенные волосы. — Поехали. Дерек едва проглатывает глупый вопрос «куда?» и покорно склоняет голову. Стайлз оказывается обладателем потрёпанного на вид — совсем как его владелец — джипа. Он плюхается на водительское сиденье, и Хейл не без опаски садится на пассажирское. Оглядывает приборную панель, задумчиво жуёт губу, интересуется для проформы, просто потому, что внутри, в животе, сворачивается какое-то тупое холодное чувство: — Эта рухлядь не развалится? — Не называй мою детку рухлядью! — громогласно возмущается Стайлз, становясь похожим на шебутного мальчишку-школьника, показательно хмурится и отворачивается, пристёгиваясь. Дерек тихо хмыкает. Дорога не занимает много времени — всего пятнадцать минут. Но их оказывается достаточно для того, чтобы рассмотреть каждую родинку на шее мучительно краснеющего Стайлза и тысячу раз обругать себя последними словами за этот странный, непонятный ему интерес. Стайлза не назовёшь красивым — он неуклюжий, слишком громкий, его чересчур много, он то и дело нелепо взмахивает длинными руками, чудом не попадая Дереку по лицу. Но что-то есть в нём такое, что Дерек забывает о Дженнифер (по правде сказать, он никогда не испытывал такого с ней) и залипает в одну точку. Под ухом у Стайлза кожа чуть розоватая от румянца. И выглядит такой нежной, что Дереку мучительно хочется проверить — пальцами, носом, губами, повторить, царапая щетиной, изгиб подбородка. Блядство. Может быть, это какие-нибудь экстрасенсорные штучки? Хотя Дерек никогда не слышал о подобном. Когда они приезжают, ему на секунду становится нечем дышать. Здесь хватает могил, но он находит ту, что принадлежит Коре, с первого взгляда. И закрывает глаза. Под рёбрами скапливается кислота, тянет и болит. Дерек не помнит, как вылезает из машины, как подходит к надгробию. Как гладит дрожащими пальцами равнодушный камень. Краем глаза он видит, как Стайлз опускается на колени, и опускается тоже, повинуясь хватке тонких пальцев. — Держись, большой парень, — шепчет ему Стайлз в самое ухо, и от его тихого, мягкого тона, от горячей волны дыхания Дереку хочется смять его в объятия. Притянуть к себе, ткнуться носом в шею. Стоять так на коленях, впитывая лёгкий запах мыла. До него не сразу доходит, что он действительно это сделал. Что под губами, в миллиметрах от прикосновения, скол ключицы, что Стайлз обнимает его своими длинными неуклюжими руками, рассеянно гладит по спине и чуть покачивается. Коры не стало несколько месяцев назад, а Дереку до сих пор до кома в горле тяжело смотреть на её могилу. Ей было девятнадцать — смешной возраст для смерти. Она не заслуживала ни аварии, превратившей её машину в лепёшку, ни халатности врачей, не успевших её спасти. Она не заслуживала… Дерек неловко поднимает руку, прижимает большую шершавую ладонь к чужой щеке. Смотрит. Стайлз встревожен, в глубине его глаз беспокойство и смутное, не поддающееся описанию чувство, он приникает к ладони, но почти сразу же, опомнившись, отшатывается. Поднимается на ноги, неловко выдыхает: — Дерек, помоги мне, пожалуйста. Хейл поднимается следом. Непонимающе вскидывает бровь. Стайлз отводит взгляд. — Просто общение с теми, кого нет, требует определённых… затрат сил, и я боюсь не рассчитать, поэтому, если что, постарайся не позволить мне разбить голову, хорошо? — он улыбается, пытаясь перевести это в шутку, но у Дерека паршиво с чувством юмора, так что он кивает и некрепко сжимает тощие плечи. Он не может объяснить словами, что делает Стайлз. Нет ни каких-то завываний, ни бессмысленных наборов слов. Стайлз молчит, глядя на надгробие, и только дрожь, сотрясающая его тело, неожиданно тёплое, говорит о том, что внутри него что-то происходит, что это что-то нельзя увидеть человеческим глазом и почувствовать даже, если не стоишь вот так, как стоит Дерек, близко-близко, грудью к спине. Когда Стайлз оступается, Дерек не позволяет ему упасть. Случайно тыкается губами в затылок — и застывает, едва находя в себе силы остаться на месте. Стайлз, кажется, ничего не замечает. Он устало прикрывает глаза, трёт переносицу, а после, поворачиваясь лицом к Дереку, тихо говорит: — Она не хочет уходить, пока не добьётся чего-то, но я не могу понять, чего именно, образы смутные. Кончики его ушей краснеют. Если бы Дерек знал Стайлза лучше, он бы догадался, что это верный признак маленькой лжи. Но, наверное, к счастью, он знает Стайлза пару часов. Поэтому непонимающе хмурится. — Прости, — медиум закусывает губу. — Я оказался бесполезен. — Ты… не бесполезен, — тяжело, через себя выдыхает Дерек, касаясь его лопатки. Лицо Стайлза немного светлеет, он улыбается коротко и мягко, пожимает плечами: — Так или иначе, от сестрёнки ты не избавишься. И это хорошо — если тебя так сильно любят. А теперь мне, наверное, пора. — Подожди, — говорит Дерек, находя в себе решимость, и чуть сжимает чужое запястье. — Дай мне свой номер телефона. Много позже они будут вспоминать со смехом, как Стайлз широко распахнул глаза, опешив от этой фразы, и как путался в цифрах, безнадёжно краснея. Много позже Питер признается, что встреча его племянника именно с этим медиумом была запланирована (и если он потом будет ходить с фингалом, что ж, виноват сам). Много позже Стайлз объяснит: Кора всего лишь ждала человека, который сможет заботиться о Дереке вместо неё. Много позже Дерек, смущённый, как подросток, пригласит Стайлза на свидание. Настоящее, с кофе из Старбакса и дурацкими шутками про Железного Человека, которые даже не будут раздражать. Много позже они впервые поцелуются, неловко стукнувшись зубами поначалу, и будут хохотать друг над другом, как маленькие. Много позже вещи Стайлза незаметно, понемногу перекочуют в квартиру Дерека, и в ней сразу же станет уютнее и теплее. Много позже Стайлз будет скулить и всхлипывать, расширенными, сумасшедшими глазами, в которых так просто утонуть, разглядывая Дерека, и его ноги будут скользить по пояснице Хейла. Много позже Дерек получит письмо от Коры. Последнее. «Береги его».