***
— Принцесса, да постойте же! Куда вы так стремительно бежите, все равно дальше пределов Эразара вам не уйти, так что, остановитесь и переведите дух. Император озвучил свое решение, бегством тут не поможешь. И, что за унижение, гнаться за вами? Я остановилась как вкопанная, и жрец врезался мне в спину, едва не сбив с ног. — Проклятые боги тебя раздери, что за несносная девица? — выругался Дамир. — Почему отец так жесток? Принц страдает, пребывая в неведении в своих покоях, а я ничем не могу ему помочь! Жрец плавными движениями достал шелковый платок и промокнул пот с лица. — Вы уже помогли ему. Светлейший принц будет лицезреть вас, пускай и изредка. Будь он постарше, очутился бы в темнице крепости, куда даже солнечный свет не вхож. Зачастую такие пленные не получают и доли милости. Наберитесь терпения — думаю, после окончания войны император помилует принца и даст дозволение, чтобы вы с ним вместе покинули Эразар и отбыли в Ворск. Сейчас ваше дело сосредоточиться на учебе — все равно заняться здесь больше нечем. А вечером принесете ужин принцу и успокоите его. Тяжелый ветер взметнул полы одеяния жреца, придавая ему еще более неземной вид — лишь тонкий алый шрам через всю щеку выбивался из общей картины. И весьма необычно было слушать его речи без привычных саркастичных нот и колких замечаний в мою сторону. Хотя я была уверена, что после аудиенции с императором, он будет проклинать меня на чем свет стоит. — Принцесса, пойдемте-ка лучше к принцу, я думаю, если вы сейчас навестите его, отец не сильно рассердится. В этот раз я постараюсь прикрыть вас, но пообещайте в дальнейшем прислушиваться к моим словам, не самовольничать и не лезть на рожон. Однажды это может плохо закончиться. Как для вас, так и для меня. Не забывайте: я являюсь вашим слугой и, если вы совершите неблаговидный поступок, то кроме вас пострадают и те, кто сейчас вам служит. Просто помните об этом…***
— Вы такой храбрый, мой принц! На вашем месте, я бы забилась под перину, дрожа от страха и боялась бы показать голову! Дамир невольно скривился, наблюдая за тем, как принцесса старательно льет в уши мальчишке сладкий яд. Уж чем-чем, а смелостью, о которой сладко пела Аэль, там и не пахло. Его высочество трясся, подобно засохшему листу на ветру, цеплялся за ее одежды, силясь понять, отчего еще недавно к нему относились, как к принцу, а ныне — как к преступнику; хныкал и размазывал по щекам сопли. Отвратительное зрелище — никакого достоинства, присущего особе королевских кровей. — Аэль, когда мне уже разрешат выйти? Его плачуще-хныкающий голос невообразимо раздражал и, если бы не приказ императора ни на шаг не отходить от принцессы, жрец давно бы сбежал куда подальше от жалоб этого мальчишки. Видимо, в Ворске воспитанию принцев совершенно не уделяли внимания. А жрецу лишь оставалось удивляться, как Аэль могла быть такой стойкой — ее ровный, с хрипотцой голос успокаивал несмышленого принца, и он сразу переставал хлюпать носом и изображать из себя младенца. Стоило также отдать Амариаэль должное: она умело лгала, описывая перед принцем их безоблачное будущее — как вскоре они вернутся в Ворск, как их нарекут королем и королевой. Бедолага слушал ее речи открыв свой маленький рот, принимая весь бред, что несла Аэль, за чистую монету. Жрец усмехнулся при мысли о том, что вскоре в Ворске воцарится матриархат, как в Нархольде. Уж слишком она сейчас напомнила ему свою властную тетку-правительницу. Того и гляди, после коронации, имея такое влияние на своего супруга, станет править сама, да еще и заведет гарем, чтобы не делить власть с мужем. И что за странные мысли сегодня посещают его голову? Все-таки, удивительно было наблюдать, как характер принцессы и она сама понемногу менялись у него на глазах: из вечно мрачной, насупленной, неразговорчивой девочки, она становилась девушкой — достаточно умной, расчетливой и, к сожалению, довольно лживой. Пока он еще умел различать, когда принцесса говорит правду, когда нет. Но жреца терзали опасения, что пройдет еще совсем немного времени, и Аэль достигнет того уровня лицемерия, что даже он не сможет понимать, что на уме у принцессы. Его это беспокоило, ведь тогда она станет совершенно неуправляемой. Однако, что не нравилось Дамириэлю больше всего — то, что он больше не чувствовал к ней враждебности и отторжения. Это дитя отличалась от других отпрысков, которые были настолько горды собой, что не видели дальше своего носа — Искан, Нейрид и Реген — все они вместе взятые не стоили ровным счетом ничего. Несмотря на неприязнь к Викариэлю, Дамир честно признавал — только он один, на данный момент, был достойным наследником императора. Если бы не вспыльчивый характер, Вик мог бы многого достичь. Так же и Аэль, но ей была уготована иная судьба. Сейчас она лишь маленькая девочка — игрушка в руках императора, еще не осознавшая, что ее ждет в тяжелой борьбе за престол. У его величества были свои планы относительно третьей принцессы. Она должна будет выполнить свой долг и послужить Аклогонии. Сейчас Дамир и не знал, что хуже — быть принцессой или незаконнорожденным отпрыском императора. У него был хоть какой-то выбор, в отличии от нее…***
— Волнуешься? Строгий тон Ауриэля уверенности Искану не прибавлял, и единственным желанием принца оставалось сбросить на землю узкий шлем, в котором было очень трудно дышать, кинуться назад и укрыться за надежными стенами крепостной стены. Тактика боя, избранная братом отца, приводила его в ужас — чистой воды безумие. — Нас так мало, они же попросту разорвут в клочья нашу армию! — Первый принц был на грани истерики — ему чудилось, что отец вновь посылает его на смерть, желая с его смертью проложить Викариэлю дорогу к трону. — Численное преимущество не всегда имеет решающую роль, ты должен это знать. — Старший принц Ауриэль, практически единственный, кто восседал на коне, потрепал животину по холке. Казалось, ему совсем было безразлично, умрут они сегодня, или нет. — С детства тебе преподавали искусство ведения боя, а также истории великих войн. Самое время вспомнить эти уроки, ваше высочество, наследный принц. — И в устах дяди столь высокий титул прозвучал насмешкой. Искан решил про себя, что если он выживет в предстоящей бойне, то обязательно припомнит дяде эти издевательства. — Где наша конница, почему вы собрали лишь пеших воинов? Почему на нас еще не напали? — Сердце билось так часто — казалось, оно вот-вот разорвет грудную клетку. Издалека Искандариэль видел огромное войско Вестана с желто-зелеными стягами. Их было много — гораздо больше, чем воинов, собранных Ауриэлем, составлявших в основном пехоту, вооруженную длинными копьями и изогнутыми мечами с широким лезвием и крепкими щитами. Что же они могли противопоставить Вестану? Едва Искандариэлю исполнилось пять лет, император дал указание приступать к изучению военного ремесла. Воеводы и полководцы отца рассказывали ему о сражениях Аклогонии и других стран, как удачных, так и нет; показывали, как читать карты, учили различным построениям, выстраивая маленьких деревянных солдатиков в линии, длинные шеренги, колонны, треугольники, квадраты. Особенно выделялась конница — главная ударная сила, которая стала регулярной в армии императора, после того, как много лет назад его предок Эль с ее помощью практически без потерь разгромил войско Фландилии, отхватив у них солидную территорию. С тех пор отряды, сражающиеся верхом, стали неотъемлемой частью в любой битве. Но дядя опрометчиво пренебрег такой мощной силой и вывел на возвышающиеся холмы только пехоту, рассредоточив войско пеших копейщиков средь леса — последней преграды меж Ворском и приграничным городком Алтахас. Еще одна спорная территория на границе Вестана и Аклогонии. И теперь старший принц из-за деревьев безучастно наблюдал за тем, как конный отряд в полном обмундировании направлялся к их укрытию. Их боевые кличи приносил ветер, заставляя волосы на руках вставать дыбом. — Нет нужды губить конников на такой местности, — усмехнулся Ауриэль, поправляя украшенный золотыми пластинами нагрудник из плотной вареной кожи, выкрашенной в алый. — Оглянитесь вокруг: всюду живые баррикады — поваленные деревья, высокие корни, местами совсем узкие тропинки. Как думаете, легко ли лошадям будет преодолеть подобный рельеф? Дядя снял шлем, промокнул лоб от пота и огляделся вокруг, чтобы лишний раз убедиться, что генералы были в сборе. — Почему Вестан так и не напал, почему они выжидают? — Искандариэль щурил единственный глаз, силясь рассмотреть врага. Они находились вне досягаемости стрел лучников, понемногу приближаясь, но в наступление никто не шел, и Искан изводился от ожидания. Скорее бы все закончилось, чтобы можно было вернуться назад, в столицу, подальше от этой грязи и войны. Туда, где утром ему подавали розовую воду для умывания, где стол ломился от яств, а Нейридиэль танцевала для него, взметая пыль с начищенных полов своими длинными юбками. А вот дяде, казалось, все нипочем. Он с усмешкой глядел вниз, на неприятеля, словно заранее был уверен в абсолютной победе. Хотелось бы и Искану испытать хотя бы малую долю его уверенности. — Не нападают, потому что не могут понять нашу истинную численность — лес хорошо укрывает армию от чужих глаз, а из-за деревьев им может казаться, что нас намного больше, чем есть на самом деле. Пусть они и уверовали в свою победу, но проявляют осторожность. Дядя мало чем походил на родителя: воин, закаленный в боях, чье тело было покрыто старыми шрамами — он был широкоплеч, мускулист и на целую голову возвышался над императором, хотя его величество был весьма высокого роста. Однако, несмотря на то, что Ауриэль был значительно младше отца, вокруг его глаз уже залегли глубокие морщины, а волосы изрядно покрыло серебро. Но по характеру старший принц был не менее жесток и неумолим. О его славе и доблести любили петь барды, особенно, когда посещали центральный дворец. Сладкоголосые мужи глотки разрывали, захлебываясь в восхвалении полководца, вознося его едва ли не как бога войны, и их всегда осыпали серебряными монетами, понуждая вновь и вновь рассказывать о славных подвигах старшего принца. Искандариэль видел дядю лишь пару раз, ведь тот всегда был вдалеке от столицы, выполняя бесконечные поручения императора, но всегда робел перед этим человеком — таким решительным, стремительным и громогласным. И сейчас, когда старший принц говорил с таким пренебрежением, окидывая взглядом конников, собравшихся внизу, Искан готов был поверить, что того в запасе есть хитрый план. Отец доверял ему — Ауриэль принес не одну победу их великой империи, и, возможно, беспокоиться было не о чем, но ладони, защищенные тонкими кожаными перчатками, все равно взмокли. Быть может, это от духоты, а не от дикого, животного страха пред лицом опасности? — Они нападут, вот увидишь, юный принц, и нападут довольно скоро. Мы перекрыли им доступ к нашим угодьям, скоро нечего будет фуражировать, и назад уже не повернуть. Обозы с провизией дойдут до них не скоро, а голодная армия хуже думает, боевой дух падает, начинаются разногласия и дезертирские мысли. — Ауриэль потер бороду так, словно перед Исканом сейчас был отец. — Скоро вестанцы попытаются выкурить нас из леса — мы уже поймали двух шпионов, которые пытались подсчитать наше войско. Пока все идет так, как я и спланировал… Да не тряситесь вы, как лист на ветру, никто вас на передовую не пошлет. Ваше дело — наблюдать и учиться. Вы — кронпринц и будущий правитель Аклогонии — наши с вами предки были великими завоевателями и искусство войны у нас в крови. Сейчас вам может быть не по себе, ваше высочество может испытывать страх — в этом нет ничего постыдного. И было непонятно, смеялся дядя над ним, или же говорил серьезно. — Впервые я вышел на поле брани, едва мне минуло двенадцать, — продолжал дядя, как ни в чем ни бывало. — Я был худ, неумел и неопытен, едва мог удержать меч в руках. Но мне вручили мое первое оружие и послали в в самую гущу сражения. Первое убийство — его ты никогда не забудешь. Свое я помню до сих пор, даже по прошествии стольких лет. Это был мальчишка, возможно младше меня, глупый неразумный ребенок — на нем даже доспехов не было, но он упорно шел вперед, чтобы бесславно насадиться животом на мой меч. Его глаза — такие растерянные, сначала они наполнились болью, затем кровью. Он так до конца и не понял, что с ним произошло — упал на землю и его тело затоптали лошади, проносясь тяжелыми подковами по его мечтам о славе. Все остальное я помнил смутно — эта битва была короткой и молниеносной. Отрядом, в который мой отец меня определил, командовал Фалькар — один из лучших воевод за последние триста лет, не проигравший ни одного сражения. Я не знал более короткой битвы, как моя первая — это было ошеломительное наступление, заставшее врага врасплох. К вечеру все было кончено, а на поле остались лишь горы трупов. Те Таллихарцы, которым посчастливилось выжить, бежали, бросив оружие, а мы триумфально вернулись домой победителями. С этих пор я полюбил войну и сечу. Я обучался у Фалькара, внимал каждому его слову, набираясь опыта и мудрости, и впоследствии почти всю жизнь провел в войнах твоего отца. Кто знает, может и тебя привлечет военная стезя? Дядя, такой нечастый гость в столице, в мирное время охранял границы государства, в военное — вел за собой отряды. Он с таким вдохновением рассказывал о собственных похождениях, что принцу показалось, что сейчас его толстый нагрудник треснет от раздувшегося самомнения и внутренности вытекут наружу. Что такого его дядя находил в войне? Искан до сих пор с содроганием вспоминал тот, один единственный, но фатально неудачный рейд на разбойников: отец говорил, что их было не более дюжины, что это будет первый удачный опыт, а на деле все оказалось иначе. Они шли небольшим отрядом — человек тридцать, не больше, приближаясь к деревне Хоризан, которая чаще других страдала от набегов. — Мы убьем всех этих оборванцев и заслужим уважение его величества! — Рауф, племянник генерала Морица, болтал без умолку. Юноша был счастлив до безумия, что такое важное дело поручил им сам император! Искандариэль всегда симпатизировал этому пареньку. Вслух он никогда этого не говорил, но про себя называл того своим другом. Бойкий, острый на язык весельчак — он был с детства приставлен к Искану, чтобы служить своему принцу, и, сколько Искандариэль себя помнил, Рауф всегда был рядом, принимал участие в их детских играх, они обучались вместе, познавая премудрости, рассказываемые жрецами; были партнерами в учении на мечах, соревновались в меткости, стреляя из лука, потом, многим позже, вместе подглядывали за девушками в хаммаме… Искан был осторожен — никогда не делился с другом сокровенным, однако, доверял ему. Принцу нравился веселый характер Рауфа, и то, с каким почтением племянник Морица относился к нему. — Я бы не слишком надеялся на милость отца… — Искандариэль сердито раздул ноздри. Почему никто не видел, как император несправедливо относится к своему нынче уже первому сыну? Пока Бардиэль был наследником престола — Искан мог еще понять пренебрежительное отношение отца. Но брата лишили имени и изгнали из империи, и ничего не изменилось. Его величество, вместо того, чтобы возвысить следующего по старшинству принца, обратил внимание на Викариэля — теперь он был его любимым сынком — все важные и тайные задания отдавались ему. Отец щедро осыпал Вика милостями и почестями, делая вид, что Искандариэля, которого нарекли законным наследником, не существует вовсе. Он бы и корону ему отдал, вопреки законам престолонаследования, если бы не угроза всенародного недовольства. И раздражение Искана росло. Он понимал, отчего его Рауф в таком восторге — еще бы, император сам лично выказал ему, племяннику генерала, свое доверие и лично дал задание. Но у самого Искандариэля мурашки по коже шли и, чем ближе они подбирались к деревням, тем сильнее разгоралось в груди волнение. Все остальное принц помнил смутно, как в тумане, да и вспоминать об этом не желал. Сейчас перед ним вновь была угроза, еще бóльшая, нежели разбойники. Дядя поправил шлем на голове. — Стоит приготовиться — их первая атака не заставит себя долго ждать. Пока держитесь поближе ко мне — пусть разобьют свой лоб, пока пытаются сюда добраться. Ваше высочество, главное, когда начнется битва, не кидайтесь в самую ее гущу, старайтесь быть подальше, укрывайтесь за деревьями и не нарвитесь на шальную стрелу. Это будет наша маленькая первая победа перед большим наступлением — хороший шанс вычистить их ряды. Однако, действовать надо осторожно и не дать им узнать, сколько нас на самом деле. Осталось лишь дождаться ночи и отразить неприятеля. Будь начеку…***
— Что это? Принцесса вовсе не выглядела заинтересованной, скорее наоборот — отстраненный взгляд разномастных глаз свидетельствовал о том, что мыслями она была далека от пергамента, который Дамириэль сунул ей под нос. — Донесение разведчиков. Близ форта Ан-Хорген был замечен некий юноша, которого в наших краях быть не должно… — Ресницы принцессы дрогнули на миг. Но лишь на миг, а лицо ее оставалось все так же безразлично-безмятежным. — Не понимаю, о ком вы говорите, и какое отношение это имеет ко мне. — Не понимаете? А вот мне кажется, прекрасно понимаете, кого я имею в виду. Ну же, ваше высочество, вспомните красивого юношу, что выделил вас в день ваших же именин. Того, кто нанес мне эту рану. — Дамир прикоснулся к безобразному шраму, что оставил на его лице заморский принц. Убить бы этого Мишека на месте, но он, казалось, был неуловим. Его видели всюду — и в столице, и возле форта. Возможно, этот ублюдок всю дорогу незримо сопровождал их, преследуя только богам известную цель. Ясно было одно: принцесса как-то была с ним связана. Но по своей воле она и слова не проронит, расскажет о том, что знает, только под пытками. И это весьма и весьма раздражало. Быть может, если бы ему удалось разговорить Амариаэль, она смогла бы дать какие-то зацепки для разгадки, что забыл ми Сога в Аклогонии. Эти люди из империи Сонья — все как один хитрые проходимцы, абсолютно недостойные, подлые, никогда не знаешь, чего от них ожидать. В истории было множество случаев, когда именно они нарушали условия договоров, предавали и нападали первыми. Это наводило на мысли, не готовят ли они еще одно предательство? Может ли быть такое, что император Соньи послал своего сына в Аклогонию в качестве шпиона? Тогда Мишек был опасен вдвойне. — Я помню его, это верно. Но отчего мне все время кажется, что если уважаемый принц империи Сонья и сотворил какие-то грехи, вы хотите так же приписать их и мне? Злитесь на то, что он испортил ваше красивое лицо? Поэтому вы так хотите его поймать? Научил же он ее, на свою голову, бить по больным местам! Может, и правда, было лучше ей оставаться такой же пугливой девочкой, а то покажет зубы кому не следует, и лишится головы в итоге. — Просто хочу еще раз напомнить вам, моя принцесса, что Мишек ми Сога по сути является врагом нашей империи, неизвестно, что замыслил против нас император Соньи. Я надеюсь, вы будете благоразумны и не позволите никому смутить ваш еще не окрепший разум. Пока все, что он мог сделать — наставить принцессу на путь истинный. Если Аэль лжет и она на самом деле поддерживает связь с принцем Соньи, то, когда ее уличат в этом, император придет в такую ярость, что она лишится всего — своего титула, имени, и будет отправлена в изгнание, подобно своему старшему брату. — Что происходит за воротами? — Они, наконец, достигли ее покоев. Принцесса опустилась на довольно жесткую кушетку и протянула Дамиру гребень, молчаливо приказав прислуживать ей сегодня вечером. — Вчера вечером гонец принес весть, что Вестан и Ворск попытались нанести первый удар и были полностью разгромлены. Старший принц Ауриэль до сих пор возглавляет командование. Они заняли оборонительную позицию на границе. Это все, что я знаю, детали ведомы только императору и его генералам. — Аклогония сможет одержать победу? — Разномастные глаза принцессы уставились куда-то в окно. Как ей это удавалось, одновременно пребывать в своих собственных мыслях и вести диалог? — Не могу вам ответить на этот вопрос — мне не доводилось участвовать в битвах. Все свои знания я черпал лишь из книг. Однако, ваш дядя — прославленный в боях генерал, который принес империи множество громких побед. Поэтому и на этот раз не посрамит величие нашей империи. Не забивайте себе этим голову, принцесса, оставьте тяжелые думы тем, кто сейчас командует войсками. К чему вам знания, которые никогда вам не пригодятся. Здесь вам не север, а вы — не королева Марна Бесстрашная. Аэль в ответ лишь фыркнула. — Даже если мы проиграем — ваша жизнь вне опасности — император позаботился о вашем благополучии и рассказал про пути отхода. Я выведу вас по подземным ходом и увезу подальше от войны. Поэтому, прошу вас — сосредоточьтесь на учебе и позвольте мужчинам делать свое дело… — А что тогда будет с Долфом? Дамир аккуратно распутывал черно-белые пряди, стараясь не дергать тонкие волосы Аэль. Они отросли уже довольно хорошо и уже почти закрывали лопатки, однако, недостаточно для того, чтобы появиться на людях без накладных длинных прядей. Унизительная ситуация для принцессы, у которой во дворце положение было и так весьма низкое. Бывший наследный принц лишил ее символа королевской семьи, но в итоге сам лишился имени. Пальцы невольно коснулись шрама на шее Амариаэль, который она всегда прикрывала высоким ожерельем. Такой же глубокий, красный, как у него на щеке, который никогда не заживет, несмотря на старания знахарей. Словно был нанесен тем же оружием, что и его рана. Пальцы дрогнули. Аэль повернулась, направив на него вопросительный взгляд. Дамир облизнул сухие губы. Как он раньше этого не заметил? — Принцесса… — Скорее всего, ей будет неприятно говорить об этом событии, но он должен был спросить. — Может вы помните, каким оружием вас ранил принц Бардиэль? Шансы были малы, сомнительно, что она могла разглядеть орудие, которым ее хотели лишить жизни, с учетом обстоятельств. — Лишь помню, что кинжал был невероятно острым. — Ее лицо погрустнело и глаза стали еще печальнее. — Он отсек им мою косу одним взмахом, вовсе не прилагая усилий. А кровь моя потекла, стоило ему лишь слегка надавить лезвием. Все, о чем я могла думать в тот момент — что сейчас мне суждено пасть от руки своего брата. Но, если бы я знала, что вам понадобится такая информация, то постаралась бы рассмотреть кинжал более детально. Ее язвительность начинала раздражать. — На сегодня я оставлю вас. Отдохните сегодня от занятий. А у меня есть еще неотложные дела. — Вы не ответили мне насчет судьбы принца. О, боги! Он думал, что смог увести разговор на другую, более важную тему. Аэль становилась слишком дотошна. Да сдался ей этот принц, с вечно мокрыми глазами и хлюпающим носом! Если бы она думала меньше о нем, а больше о себе, давно продвинулась бы в своем обучении. — Пока его высочество в безопасности, — уклончиво ответил Дамириэль, скрывая за этим собственное невежество. Что было на уме у императора — он не знал…***
К сожалению, крепость Эразар сильно отличалась от построек во дворце императора, и здесь я уже не смогла бы подняться на крышу, если бы захотела — слишком она была поката и высока, а башенки были украшены высокими, острыми шпилями. В центральном дворце все было намного проще — крыши в несколько ярусов, были красивы и изогнуты, напоминали своими очертаниями изгибы ветвей и изображенные художниками далекие горные гряды. Давно стало привычным делом — зацепиться за выступ и подняться по стене наверх. Оттуда, с высоты я могла наблюдать иссиня-черное небо, усыпанное мерцающими серебряными точками. Я могла вдыхать тяжелый летний воздух и бесшумно передвигаться, иногда подслушивая голоса, доносившиеся из распахнутых окон дворца. Здесь же, все что я наблюдала, сидя на окне, — это как мир неторопливо погружается во тьму. Как исчезают во мгле кроны деревьев и размывается горизонт, оставляя взору лишь очертания алых костров. А, где-то там, вдалеке умирали наши солдаты под командованием первого принца Ауриэля, моего дяди. Где-то далеко, вне досягаемости взору, Викариэль пил вино во дворце императора и, скорее всего уже зажег свечи, чтобы всю ночь просидеть за изучением прошений. Пусть и не видя его, я знала, что так оно и есть — брат всегда допоздна засиживался за изучением документов. Интересно, думал ли он обо мне, хоть иногда? Скорее всего, Вик был настолько погружен в дела государственные, что даже имя мое стер из памяти. Кем же была я для него? Никчемная сестра, которую уже отдали замуж за иноземца? Маленькая фигура на его игровой доске, которую он не успел использовать перед тем, как ее у него забрали? А может все и сразу? Скорее всего он просто был очень зол — у него отняли игрушку и теперь ему меня было больше не достать — Дамир предположил, что если Аклогония одержит победу, меня нарекут королевой-консортом Ворска, где я буду править вместе с маленьким принцем, сохраняя суверенитет королевства для Аклогонии. И это было не так уж плохо — пусть Долф был немного капризным, но все же, беззлобным, наивным, добродушным и отзывчивым мальчиком. Стать его женой — не такая уж горькая доля. После долгих раздумий и сравнений его с предыдущим женихом, где я бы была просто женой седьмого принца — всеми забытой, бесправной и нелюбимой, — возможность занять место правительницы, пусть и под руководством регента, манила безграничными возможностями. Чутье подсказывало, что его величество недаром назначил Дамира быть моим сопровождающим. У любого императора хватало детей, рожденных рабынями, однако в истории мало кто из них удостаивался высокого положения. Их, как и Дамириэля отдавали в храм довольно в раннем возрасте или же женили и выдавали замуж за чиновников, чтобы обеспечить поддержку трона. Но, несмотря на столь низкое происхождение и незавидное положение, некоторым из них все же удавалось достичь головокружительных высот. Их имена были даже занесены в семейные книги, и случалось, что за значимые заслуги бастардам было даровано имя Эль. Далеко не сразу я стала замечать, что мой отец благоволит Дамиру. Чего стоило то, ему доверили обучение дочерей правителя? И, стоило открыть глаза шире, как можно было увидеть, сколько важных дел император поручал простому жрецу. Мысль о том, что император недаром велел Дамиру сопровождать меня, не давала покоя. Не его ли хотели сделать регентом и превратить меня в марионетку под руководством хитрого жреца, верного короне, который будет дергать за ниточки? Но, даже если это так, возможно, я смогла бы с этим справиться. К тому же, вполне вероятно, что мои выводы могли быть ошибочны. Но была еще одна очень важная деталь, которая выбивалась из общей картины: второй принц империи Сонья, от которого так навязчиво остерегал меня жрец. Мое сердце до сих пор замирало, когда, закрывая глаза, я чувствовала легкое прикосновение его губ к моим — нежное и невесомое, подобное легкому взмаху крыла цветной бабочки. Его томный шепот под шелком балдахина, когда лишь лунный свет освещал покои, до сих пор звучал в моих ушах сладкой мелодией. Веточка абелии, тщательно спрятанная от чужих глаз, его бледное красивое лицо и трепещущие ресницы, когда он был ранен и не слышал меня; белые одежды, залитые кровью, неровное сбивчивое дыхание — образы, которые часто всплывали у меня перед взором. Я помнила все до мельчайших деталей. Его высочество второй принц Соньи действительно притягивал мой взгляд и сердце. Он пообещал выкрасть меня из дворца, забрав с собой в его империю. Обещал, что мы будем путешествовать по его стране, и он сделает меня свободной и счастливой. Но теперь все сказанное им уже не имело никакого значения. Мой брак состоялся, и вскоре мне необходимо отбыть в Ворск, чтобы стать юному принцу надежной опорой. Грезы о путешествии по миру, к сожалению, были лишь несбыточной мечтой. Моя судьба уготовила мне совсем иное. Теперь у меня появился шанс стать кем-то значимым, ибо королева, все же, — не пустой титул. Даже если сейчас назначат регента, я просто буду учиться и однажды смогу сама помогать принцу Долфу с делами управления государством. Я закрыла глаза, наслаждаясь одним из немногих прохладных вечеров. Почему то в памяти упорно всплывало лицо Викариэля — обжигающе-черные глаза, волосы — нежные и гладкие, подобные тончайшему шелку. Кровь прилила к щекам, когда я вспомнила его поцелуй — не нежный, легкий, коим одарил меня Мишек, не неуклюжий и слюнявый от принца Долфа а обжигающий кожу, оставивший на мне отпечаток его пламенных губ. Викариэль. Мой прекрасный брат Викариэль, так пугавший меня ранее, со временем незаметно стал единственным, по кому я скучала сейчас. Мне не хватало вечеров, которые мы проводили вместе — даже тех дней, когда я была приставлена к брату писарем, и мне приходилось усердно работать кистью, чтобы поспеть за его указами министрам. Он был лишь немногим старше меня, но я и сравниться не могла с ним в делах управленческих. Его живой ум не мог не восхищать, а ярость и запредельная сила — завораживали… Я пересела за стол, взяла кисть и принялась вырисовывать на тонком пергаменте магические узоры — самые простые, которым меня учил Дамир. Символы едва зарождались искрами, но тут же гасли, так и не воплотив в жизнь заклинания, которые я пыталась сделать. Если бы я смогла освоить письменность узоров и магию, могла ли я когда-нибудь сравниться с моим братом? Смогла ли бы и я обрести духовную силу, как у него? Смог бы он, хотя бы раз посмотреть на меня с таким же восхищением и трепетом, с каким и я смотрела на него? Если бы я достигла высокого положения, стала бы королевой, думал ли бы он обо мне, в таком случае? А моя тетя?.. Все же, что значили ее слова о пути королевы, а не наложницы? Правильно ли я иду сейчас, не совершаю ли ошибку? И куда меня ведет дорога, которую любезно указал мне отец? Я так задумалась о том, что ждет меня дальше, что не заметила, как чернила разбрызгались во все стороны из-за того, что я сильно давила на кисть. Я кликнула Миру, чтобы она принесла мне воду для умывания. — Ваше высочество, думаю, вам стоит это знать, — шепнула мне на ухо северная служанка. — Слухи уже распространились по дворцу — прибыл гонец с границы — армия светлейшего императора наконец вступила в битву с Ворском и Вестаном…***
Руки дрожали так сильно, что принц едва ли мог удерживать в руке довольно легкий искривленный меч с зазубренным лезвием. Тяжелые капли дождя звенели, разбиваясь о зеленую листву деревьев пограничного леса. Мокрый плащ давил на плечи, словно каменная глыба. Шлем, который так сильно закрывал обзор, теперь был безвозвратно потерян. Вновь и вновь память переносила Искандариэля в тот день, когда его лишили глаза — сделали уродцем, подобным сестре Амариаэль: тот же запах крови, бьющий в ноздри, трупы людей, утыканных стрелами, под ногами… Все повторялось снова. Принц оперся о дерево, не в силах более стоять на ногах. Раненое плечо горело огнем — стрела Ворска вошла в плоть почти по самое оперение. Повязка на глазу намокла от соленого пота и натирала пустую глазницу. Все вокруг расплывалось — Искан лишь слышал истошные крики, но ничего не мог разглядеть из-за пелены дождя и тумана. Где все? Где все те, кого приставил к нему Ауриэль для защиты наследного принца до последнего вздоха? Доспех из вареной кожи так давил грудь, что хотелось немедля его сорвать. Да будь оно все проклято: эта война, страна, отец, дядя и иже с ними — втянули его в битву даже не спросив, хочет он того или нет. А ведь у Искана никогда не лежала душа к ратному делу. И какой из него наследный принц? Немощный и слабый, неспособный защитить себя в такой важный момент. А ведь дядя говорил, что опасности не было — первое нападение они отразили без проблем — когда первый отряд проник в лес, лучники, которых дядя укрыл в кронах деревьев, без труда расправились с небольшим отрядом. Никто из солдат Аклогонии не пострадал и Искан верил, что дальше будет так же. Так что же творилось теперь вокруг? После недельного затяжного ливня наступил перерыв. Ночью все вокруг заволокло густой дымкой тумана. Старший принц, ожидая атаку, отдал приказ никому не ложиться спать — часовые бдили всюду, лучники держались наготове. Так хотелось сьесть что-нибудь горячее, дабы согреть желудок, но дядя запретил разжигать костры, опасаясь, что шпионы и разведчики Вестана смогут сосчитать численность войска. Все это время, больше двух месяцев им приходилось укрываться в лесах — терпеть голод, непогоду, спать в жестких доспехах. И каждый раз, даже немного задремав, Искан тут же просыпался от каждого хруста треклятых веток, коих в лесах было немерено. Всюду ему чудилось, что какой-то ушлый лазутчик хочет к нему подобраться и перерезать горло в сне. Каждая ночь наследного принца проходила в тревожной полудреме и в страхе, что скоро войско Вестана пойдет в наступление. И вскоре они действительно пришли. В рассветном тумане, после затяжного дождя, когда не было видно ни зги. Оглушительные звуки рога три раза пронеслись над лесом, возвещая о нападении противника. Искандариэль вскочил на ноги. Из-за чертова тумана он так и не смог найти свой шлем. Хорошо, что копье было рядом — с ним он хотя бы мог чувствовать себя более уверенно. Сейчас главное было не поддаться панике — дядя дал ему четкие указания, как и всему их отряду. Искан даже глазом моргнуть не успел, как воины построились подле него в каре — квадратом, лицом во все четыре стороны, образуя пустую область посередине. Те, кто стоял в авангарде, выставили вперед длинные копья, укрывшись за щитами, и уже были готовы держать оборону. Лоб взмок настолько сильно, что пот тек по лицу, попадая под повязку. Пустую глазницу саднило, а руки подрагивали в ожидании того, что скоро ему придется кого-то убить. Или умереть самому. Туман понемногу рассеивался, но Искан все равно практически ничего не видел; лишь издалека донесся зычный голос старшего принца, отдавшего первую команду. Искан услышал скрип натянутой тетивы, и через мгновение горизонт озарился горящими стрелами, устремившимися с возвышенности леса вниз. Как же дядя был безумен! На них стремительно надвигалась могучая конница противника, против которых Ауриэль выставил лишь пехоту. Их всех ждала смерть! Искандариэль сделал шаг назад, но уткнулся в чужой щит. Паника сдавливала горло холодной жесткой рукой. Бежать, надо было бежать без оглядки — уносить ноги и засесть в крепости, где стены надежно укрыли бы их от полчища. — Ваше высочество, успокойтесь, все идет по плану старшего принца! Сначала Искану показалось, что голос принадлежал Рауфу. Нет, это его воображение разыгралось со страху. Рауф лишился рассудка и больше не мог быть его сторонником. Это просто один из тех умелых воинов, которым дядя приказал охранять его. Искандариэль пытался убедить себя, что беспокоиться не о чем — лучники на деревьях стреляли без устали в наступающего противника, чтобы проредить первый отряд, надвигающийся на них, и посеять панику. Светало, и белая пелена отступала, рассеянная первыми солнечными лучами. Отряд принца стоял довольно далеко от основного ударного отряда, на возвышенности, и благодаря этому Искандариэль видел черную вереницу конных воинов, устремившихся наверх к окраине леса, где их поджидала колонна авангардного войска, рассредоточенная средь стволов деревьев. Но, чем ближе был враг, тем меньше мог видеть принц — мог лишь слышать лязг орудий, свист стрел и крики людей. — Первую линию прорвали, держать строй! Лучники, стрелы наложить! Вторая шеренга в атаку! — Отовсюду доносились возгласы командиров, распределявших войска. Кто-то дал команду отступать вглубь леса, и ровный строй, словно это был один человек, шаг за шагом двинулся по лесным тропам назад, позволяя противнику вклиниться в свои ряды. Ржание лошадей разносилось далеко по всей округе, принц едва не нарушил строй, пытаясь протиснуться к первому ряду, чтобы рассмотреть поближе, что происходит впереди. Страх отступил, кровь закипала. Первый всадник возник из рассеивающегося тумана, чтобы моментально насадиться на острые наконечники копий. Следом за ним последовал второй, третий, четвертый — они нападали по одиночке, чтобы бесславно погибнуть, наткнувшись на ощеренную пасть орудий отряда Аклогонии. Некоторые даже не достигали их, падая под градом стрел лучников, спрятавшихся на деревьях. Несколько раз на них надвигался строй конницы, но противники не смогли его удержать из-за препятствий — рваного рельефа, поваленных деревьев, баррикад, расставленных дядей; их ряды разрывались, кони падали, попадая копытами в искусственные ямы, чтобы быть затоптанными своими же товарищами, спешившими броситься в лобовую атаку. — Вперед, братья, за Аклогонию! За императора! За принца Ауриэля! — Боевые кличи не стихали, сливаясь в один сплошной поток. Поразительная верность генералу — все эти люди готовы были умереть за дядю. А вот принц к этому готов не был. Древко тяготило руку, но Искан старался ни на миг не опускать орудие. Мимо просвистела первая стрела неприятеля, и холодный пот вновь прошиб тело. Шлем утерян где-то позади, и теперь Искандариэлю всюду мерещилось, что враги целятся в его единственный оставшийся глаз. — Защищайте принца! — Кто-то из генералов отдал приказ окружить Искана плотным кольцом, чтобы отразить надвигающуюся угрозу — Конные лучники, прорвавшись сквозь двойной ряд пехотинцев, стремительно надвигались на них, без устали выпуская стрелы. Резкая боль пронзила плечо. Искан выронил копье и схватился за древко, вонзившееся в плоть почти по самое оперение. — Ублюдки! — громко выругался он, но его ругательства потонули в шуме битвы — в криках агонии раненых людей — непонятно, своих или чужих, потому что тела все прибавлялись, когда сломленные ряды противника разбивались о щиты, копья и мечи армии Аклогонии. Каждый из них падал, оставляя все новые и новые брызги крови на древесине щитов. Искан сначала не заметил, как вторая стрела попала ему в руку, а когда увидел древко, залитое алым, его голова закружилась, принц оступился и вцепился в дерево, пытаясь удержаться на ногах. Все вокруг плыло, толстые подошвы башмаков скользили по влажной почве. Кто-то толкнул Искандариэля в раненое плечо, принц взвыл от боли и потерял равновесие. Последнее, что он помнил, — как полетел в овраг, после чего черная пелена надежно укрыла его от ужаса человеческой смерти в этой битве.***
— Хвала всем богам, ты жив! Уже и не надеялся я тебя отыскать Искандариэль с трудом смог открыть единственный глаз. Тело горело огнем, плечо ломило от нестерпимой боли. Он не мог понять, где находится, куда его тащат на импровизированных носилках, и видел лишь голубое небо, затянутое грязными серыми облаками, над головой. Принц с трудом сфокусировал взгляд на дяде Ауриэле, шагающем рядом с носилками. С ног до головы тот был покрыт кровью, изогнутый меч громко бряцал при ходьбе, добавляя головной боли. — Воды, — с трудом прохрипел Искан. В горле было так же сухо, как в пустынях Аклогонии. Дядя взмахнул рукой, приказывая процессии остановиться, и поднес у губам юноши флягу с водой, разбавленной вином. Принц жадно заработал горлом, стараясь хоть немного отвлечься от стрелы, торчащей из плеча. — Мы победили? Бой окончен? — Да, мой мальчик, — с неожиданной нежностью в голосе отозвался дядя. — Несмотря на то, что их было многим больше, Вестан и Ворск были разбиты наголову — моя стратегия сработала так, как я и рассчитал. Я же говорил тебе: не о чем тут волноваться. — Искан громко простонал, когда носилки в очередной раз тряхнули на ухабе. — Потерпите немного, принц, скоро мы доставим вас в лазарет, где вас подлатают. Там же вы сможете немного передохнуть, а мне необходимо вернуться и уничтожить остатки вражеской армии, после чего мы с триумфом вернемся обратно в крепость и доложим императору о нашей великой победе. Не бойтесь, принц, я не расскажу его величеству о том, что вы почти всю битву пролежали в канаве, заваленный телами. Будем считать, что ты храбро сражался со мной плечом к плечу… Неуважительный тон старшего принца был весьма оскорбительным. Но сейчас было не то время и не то место, чтобы указать дяде на его ошибки.***
— Ваше высочество! — Походный лекарь преклонил колени перед циновкой Искана. — Прошу прощения, но мне придется причинить вам боль. — Нет! — Искандариэль пытался выдернуться, но не смог сдвинуться ни на дюйм — он был крепко связан по рукам и ногам, а помощники знахаря крепко удерживали его, пригвоздив к циновке. — Отпейте немного вина, ваше высочество, это поможет облегчить боль. Принц в панике отпил пару глотков, после чего лекарь, еще раз извинившись, разрезал его одежды, а служки вложили в рот туго скрученную тряпицу. Горячее вино полилось на рану. Крик заглушила ткань, в которую принц изо всех сил вцепился зубами. Служка подал знахарю раскаленный нож, и принц забился в истерике. — Мне необходимо извлечь стрелу из вашего тела, прошу вас, позвольте мне это сделать. — Знахарь ухватился за древко и одним рывком вытащил ее из плеча. Искандариэль едва не лишился чувств, но служки любезно сунули ему под нос «соль оленьих рогов», чтобы он мог оставаться в сознании. Тело сотрясало крупная дрожь, но это был далеко не конец. Инструмент лекаря для извлечения наконечника больше походил на орудие пыток. Искандариэль мог лишь кричать, когда на рану вновь полилось вино. А когда же лекарь прижег рану раскаленным железом, принц, наконец-то, погрузился в желанное забытье.***
— Проснулся, наконец! Искандариэль с трудом смог поднять голову. Ауриэль сидел в изножье импровизированного ложа, он сменил одежду и помылся — к счастью, от него больше не пахло кровью. Длинные волосы цвета ночи с серебряными нитями он заплел в тугие косы на затылке, и теперь вновь выглядел добродушным. Дядя положил ему на лоб широкую мозолистую ладонь: — Хвала богам, жар уже спал — теперь твоя жизнь вне опасности. Если бы ты погиб на поле боя, император точно бы насадил мою голову на пику и выставил на городской стене. — Расскажите мне, что произошло? — хрипло отозвался принц. Ему до сих пор не верилось, что все закончилось и он остался жив. В бессознательном состоянии, просто во сне, и иногда даже наяву Искандариэля преследовали образы разбойников, желавших его смерти. А теперь все стало еще хуже, ведь он твердо уверовал в то, что отец хотел его убить и освободить путь к трону для Викариэля. Но дядя придерживался иного мнения — Ауриэль был убежден, что его величество послал сына в самую гущу сражения, чтобы тот научился военному ремеслу не на бумаге, а на деле. Но Искан не верил — все это ложь. Зачем ему, как будущему императору нужно было ступать на поле боя, когда у отца есть такие умные генералы, как старший принц? — Мы действительно победили? Но как? Как такое вообще возможно? Сколько их было, как мы смогли разбить такую армию одной только пехотой? Это действительно волновало принца. Когда он возглавлял отряд против разбойников, несмотря на преимущества — численность, обмундирование и вооружение, — их разбили в мгновение ока. Как же дядя смог все просчитать, да еще и в таком масштабе, чтобы разбить союзные королевства, угодив точным ударом в цель? Ауриэль расправил плечи и положил принцу на лоб тряпицу, смоченную в холодной воде, чтобы хоть немного облегчить страдания. Несмотря на то, что лекари дали ему настои из трав, которые притупляли боль, Искан все равно все чувствовал. — Мальчик мой, ты еще столько не знаешь о мире, о людях и, тем более, о войне. Думаешь, численное преимущество и конница имеют значительное решение? Да как бы не так! Думаешь, у Аклогонии недостаточно мощи и силы, чтобы разбить обьедененную армию Вестана и Ворска? Тоже неверно. Как жаль, что все сражение ты проспал в яме и не видел, как их доблестная конница расколошматила свое войско о нас. — Как это вышло? — Искандариэль все еще не понимал. Он не понимал, каким образом дядя принес победу Аклогонии с минимальными жертвами. — Мальчик мой, — голос дяди был ласков и снисходителен, словно он говорил с неразумным ребенком. — Их поражение было лишь вопросом времени, Вестан и Ворск были слишком уверены в своих силах — за полгода войны они одержали много незначительных побед, в основном грабя деревни и разоряя посевы. Делая большую ставку на кавалерию, они несколько раз забивали отряды наших пехотинцев. Однако, и мы хорошо проредили их армию. От императора мне поступил указ — разбить их наголову и быстро, чтобы скорее покончить с войной. Я недаром выбрал место на возвышенности, средь леса: их шпионов было легко выявить, враг никак не мог узнать нашу истинную численность, так как деревья надежно скрывали это, а так же, как бы их генералы не пытались построить конных воинов, рельеф стал им лишней помехой… Это Искандариэль помнил — как падали всадники, когда копыта лошадей проваливались в ямы в рыхлой после дождя земле или, как кони цеплялись за корни деревьев, теряя равновесие. Значит, это была не случайность, а тонкий расчет старшего принца, который спрятал в лесах почти двадцать тысяч воинов, а уж сколько в зеленых кронах было укрыто лучников, Искан даже представить не мог. — Как же вестанцы напыщенны, а полководцы Ворска глупы! — продолжил дядя. — Сколько дней они пытались выманить нас на равнину? Хотели раздробить нас на мелкие отряды, затоптать пехоту и порубить конницу, но не тут-то было — мы смогли удержать свои позиции, чего бы нам это ни стоило. В итоге они напали — у них не было выбора — за их спинами были лишь разграбленные ими же поселения, откуда фуражировать было уже нечего. Повернуть — означало обречь себя на голодную смерть. Но и решение напасть в лоб было ошибочно — они лишь наткнулись на живую стену сомкнутых щитов. И пока они пытались прорваться в наши ряды, наша конница обрушилась на них сзади — Вестан и Ворск оказались между молотом и наковальней и потерпели сокрушительное поражение. Оставалось лишь добить тех, кто бежал с поля боя. — Недаром барды надрывают глотки, слагая песнопения о ваших ратных подвигах в разных уголках земли, дядя. — Принц устало откинулся на циновку и прикрыл единственный глаз. Хвала богам, все было закончено и вскоре они вернутся во дворец. Он жив, пусть и образы погибших людей еще долго будут преследовать его в кошмарах, все уже было закончено. И если дядя лжет, он не расскажет императору, что наследный принц позорно пропустил битву, отлеживаясь в овраге. Тогда… Какими глазами взглянет на него Нейридиэль, если его нарекут героем? Резкая боль пронзила сердце принца. Нейрид, такая красивая, с правильными чертами лица, тонким носом, и огромными, бездонными черными глазами. Она с детства была предназначена ему в жены. С юных лет принц думал, что именно она — та женщина, которая предоставлена ему самой судьбой. И он любил ее. Любил всем сердцем, и ему казалось, что и сестра испытывает к нему такие же чувства. Но после того, как разбойники лишили его глаза, ее любовь остыла и она стала избегать его. Она предала его, предала их любовь. То, как Нейрид уклонилась от его поцелуя на свадьбе, не давало Искану покоя. Каждый раз, когда он видел ее, в нем просыпалось невиданное до селе чувство, и он превращался в жестокое чудовище. Крики сопротивляющейся сестры только распаляли жар внутри. Он вторгался в ее тело, как дикий зверь, до крови кусая ее плоть, царапая ее кожу ногтями. После ночей с ним сестра по нескольку дней не покидала опочивальни, основательно пряча следы его ночных посещений за плотной одеждой — глупая женщина, от этого ему хотелось ее еще больше. У Искандариэля было уже столько наложниц, приподнесенных в дар гарему соседними государствами, но ни одна из них не могла настолько его возбудить. Их женская покорность и безропотность не оставляла в сердце ни следа, ни отклика, и его мужская сила никак не желала себя проявлять. Но стоило принцу пригвоздить сестру к кровати, с силой сжать запястья, раздвинуть ей ноги вцепиться зубами с темный сосок, как внутри моментально разливался огонь, плоть наливалась кровью и твердела. И он уже не мог остановиться, чувствуя себя всесильным богом. С ней он мог все, и мужская сила не покидала его до самого утра. Искандариэль плотнее сжал веко, стараясь отогнать от себя соблазнительные образы сестры, которая кричала и извивалась под ним, не желая принимать его в себя. Даже сейчас, когда принц был так далеко от Нейрид, волнение охватывало грудь, туманные образы погибших в войне отступали, а низ живота наполнялся приятной истомой, прогоняя боль в плече. Скорей бы вернуться. Если верить словам дяди, после победы им воздадут заслуженные почести.***
— Вот так? — Долф продемонстрировал мне пергамент, забрызганный чернилами, где неаккуратным почерком, он много раз вывел мое имя на языке севера. Несмотря на корявость линий, символы были верны. В который раз принц восхищал меня своим умом, схватывая и запоминая все на лету. Он очень быстро обучался, впитывая в себя знания. — Вот, возьми. — Я аккуратно зачерпнула суп из деревянной миски и подула, чтобы остудить жидкость. Юный принц не любил горячее питье, его рот был слишком чувствителен. У меня оставалось слишком мало времени, и я хотела успеть проявить к нему учтивость и заботу. Принц наконец перестал плакать из-за того, что его заперли в покоях, и радовался каждый раз, когда я приносила ему еды. — Когда мы прибудем в Ворск, я попрошу отца сделать для тебя самую красивую корону. — Долф задумчиво закусил кончик кисти, испачкав лицо чернилами. Он был настолько мил и невинен, что невольно вызывал улыбку. Я неосознанно погладила его по непослушным вихрам, отчего губы Дамириэля скривились в усмешке. Я кинула в сторону жреца осуждающий взгляд, и тот склонился в почтительном поклоне. Прекрасно понимая, насколько тяжело приходится сейчас юному принцу, я старалась поддержать его по мере сил, убеждая, что стоит немного потерпеть и мы уедем из военной крепости, чтобы жить вместе до тех пор, пока наши волосы не покроют седины и пока лицо не испещерят морщины. — Мне кажется, что тебе к лицу будут алые рубины… — Принц потер щеку, еще больше размазывая краску по лицу. — Пусть мастера сделают высокие лучи, как у солнца, и каждый из них будет мерцать алым цветом. А еще я скажу, чтобы они пошили тебе платья — такие, как носят девушки Ворска; твои одежды слишком отрытые, я не хочу, чтобы другие мужчины смотрели на тебя. — Долф горделиво расправил плечи: — Только я смогу смотреть на мою жену. Клянусь, я буду до конца жизни заботиться о тебе так же, как и ты сейчас обо мне. Кончики пальцев похолодели, а кровь отлила от лица. Мне никто не говорил таких теплых и искренних слов. В том, что он не лгал, я была полностью уверена. Слишком Долф был наивен и бесхитростен. Он просто не мог вонзить мне меч в спину. Просто не мог. — Время пришло, принцесса. Прошу вас пройти в комнату для занятий. — Альерик распахнул тяжелую дверь. — Прошу следовать за мной. Несмотря на то, что мне более не было нужды становиться женой Эльора, Дамириэль уроков фландильского не отменил, пояснив, что владение многими языками сможет облегчить жизнь принцессы. Жрец считал, что чем больше знаний человек получает в течение жизни, тем выше сможет подняться — откровенную глупость никто не любил. На прощание Долф крепко обхватил мою шею хрупкими руками и оставил на щеке слюнявый поцелуй. — Когда ты снова ко мне придешь? — В его глазах отражался животный страх, словно я смотрела в колодец, но не видела дна — только ужасающую зияющую черную ледяную бесконечность. — Я приду на рассвете, принесу еды. Пожалуйста, веди себя достойно, никто тебя не обидит, я не позволю. Юный принц вложил в мою ладонь свою маленькую ладошку. — Мне так страшно, Аэль! Так страшно! Почему-то, когда ты уходишь, мне кажется, что я больше никогда тебя не увижу! Аэль, поклянись, что завтра утром, когда я проснусь, ты будешь рядом с мной? — Обещаю! — Я тепло обняла принца, чувствуя всей кожей, как дрожит его тело. — Не волнуйся. Я распорядилась, чтобы в твою комнату доставили книги, много свечей и теплое одеяло. Сейчас дует холодный ветер — не хочу, чтобы ты простудился. — Пора, ваше высочество. Нехотя я покинула Долфа. Ему было тяжело, но и мне не легче. Принц беспокоился о том, как ему жить сейчас, я же — о том, что будет после, пыталась думать наперед. Я обещала Марне Бесстрашной, что стану королевой, и теперь могла следовать заданной цели. Мишек и Викариэль — я должна была забыть о них и забоититься лишь о том, кто стал моим мужем. Возможно, стоило возблагодарить небо за столь покладистого мальчишку — сейчас он был мне благодарен, лишь я была для него опорой и поддержкой. В дальнейшем это могло сыграть мне на руку…***
В последнее время в крепости было слишком тихо и мирно, словно затишье перед грядущей разрушающей все на своем пути бурей. Дни проходили довольно скучно — Дамир всюду сопровождал принцессу — будь то ее визиты к принцу Ворска, учеба или просто прогулка по окрестностям крепости. Признаться, общество Амариаэль было ему более интересно, нежели Нейрид, которая в последнее время совсем сходила с ума — касалась его, словно невзначай, за обедом он ощущал на своем бедре ее пальцы, или легкое покачивание ногой в расшитых жемчугом туфлях под столом. Она словно испытывала его терпение — насколько хватит выдержки жреца, как долго он сможет отказываться от плотских утех, оставаясь равнодушным. Однако, и он не был сделан из камня, и у него были свои тайные желания. Чувствовать под пальцами нежную бархатистую кожу принцессы, которая принадлежала другому — особое удовольствие. Видеть, как вздымается ее грудь, учащается дыхание, как приоткрываются чувственные губы — что за сладкая мука? Но вскоре всему этому было суждено закончиться: как только с войны вернется Искандариэль, она поумерит свой пыл, и на ее нежной коже вновь расцветут красные розы — следы кровоподтеков. Жрец поморщился: имя Эль, которое так славил народ, давно было покрыто позором — кого ни возьми из будущих приемников императора, всех их стоило сослать в изгнание, вслед за Бардом. Одно хорошо — скоро он отбудет в Ворск вместе с глупой принцессой. Дамира сей факт вдохновлял безмерно. Аэль наивна, и, несмотря на осторожность, доверяет ему, а принц Ворска в рот ей заглядывает. Управлять этими двумя из тени будет легкой работой. После того, как война будет выиграна, Натаниэль обязательно лишит власти короля Рудолфа Гертруда и коронует мальчишку. Если направить Аэль туда, куда надо жрецу, принцесса даже сможет даровать ему титул, и тогда прав у него станет куда больше. Дамир скосил взгляд на старания принцессы — мерцающие золотые искры появлялись из-под кисти, которой она пыталась начертать символы светящейся сферы на листах, однако, ни один из них не вспыхнул и не превратился даже в саму маленькую из них. Что-то было не так — у Аэль определенно был талант, однако, проявить его ей удавалось лишь изредка. Что могло так влиять на ее сознание? Что мешало создавать самые простые заклинания? К сожалению, он уже не мог вернуться в Аклогонию и испросить дозволения посетить императорскую библиотеку, чтобы найти хоть какое-то обьяснение данному явлению. Ворск был настроен к магии еще более враждебно, чем Аклогония, поэтому жрец сомневался, что сможет найти там хоть какую-то полезную информацию. — Кто-то идет, убери записи. — Тонкий слух Дамириэля уловил тяжелую поступь стражи в коридоре. Принцесса отреагировала в мгновение ока, спрятав свиток в широком рукаве и сделав вид, что усердно изучает книгу великого мастера Лияня о великих свершениях императоров Фландилии. К счастью, ей хватало ума не задавать лишних вопросов — она прекрасно осознавала, что ей может грозить за изучение магического искусства. — Что вас привело сюда? — После ареста принца Ворска, Аэль относилась к капитану стражи Регенвидель с явной неприязнью даже не скрывала этого. — Император велел привести жреца к нему. Прошу, принцесса, дайте ему дозволение уйти. Дамир скривился. Даже этот ничтожный мальчишка, капитан, позволял себе относиться к нему с пренебрежением. Такая чванливость в юном возрасте до добра его не доведет. Все его эмоции были написаны на лице — такому как он долго не выжить. Во дворце принято притворяться и фальшиво улыбаться, запрятав свои истинные чувства глубоко внутри. Если будешь выказывать свои эмоции кому не попадя, есть риск нажить себе влиятельных врагов. — Что-то случилось? — Об этом я не знаю. — Альерик скрестил ладони на своем мече и учтиво поклонился. — Прошу, дайте дозволение, не заставляйте его величество ждать. — Можете идти. — Аэль кивнула, бросив напоследок предупреждающий взгляд, который Дамир понял и без слов: принцесса хотела, чтобы он рассказал ей все, о чем они будут говорить с императором.***
— Аэль! — Принц Ворска так обрадовался, увидев меня. Он подскочил со своего места, бросив кисти, и повис у меня на шее всем весом так, что я едва смогла удержать равновесие. — Тише, мой принц, не нужно так кричать, а то стража сразу сбежится, и тогда мне не сдобровать. Я смогла улучить несколько минут, чтобы навестить опального принца — у часовых была смена караула, а Альерик отправился к императору вместе с Дамиром. Меня никто не заметил: прятаться в тени, оставаясь незаметной для сторонних глаз — навык, приобретенный с раннего детства, оказался весьма полезен. Мне нельзя было оставаться с ним слишком долго. Но даже короткое свидание могло унять тоску юного принца. — Аэль, что происходит? — Он вцепился в мои ладони с такой силой, что оставалось лишь удивляться, откуда она взялась в этих хилых руках. — Я с самого утра слышу суету за дверьми. Они все время о чем-то шепчутся, что-то обсуждают. Есть какие-то новости? Я знала не более, чем принц, заключенный под стражу. Все скудные вести рассказывал мне Дамир, но насколько они были достоверны — я не ведала. С трудом оторвав от себя цепкие пальцы принца Ворска, я вложила в его ладонь медное кольцо севера — один из подарков моей служанки Хьеи. Пусть это и было безделушкой, но кольцо было весьма интересным — на ободке рукой мастера была выведена тонкая гравировка — ਮਨ ਨਹ ਦਿਲ. Язык севера был схож с магическими символами. «Разум — не сердце», гласило оно. Смутно я понимала его значение: разум и сердце должны быть разделены. Кольцо оказалось очень велико принцу, поэтому пришлось на скорую руку приладить к нему простой шнурок от платья, чтобы сделать простенький браслет. — Если тебе станет грустно, сожми это кольцо в руке и вспомни, что я рядом. Скоро наши жизни изменятся. Будь сильным!***
Меня вызвали к императору ближе к ночи, когда я уже готовилась отходить ко сну. Однако, в крепости еще никто не спал, и к отцу привели даже Нейрид. Я до крови прикусила губу, испытывая внутри неприятное волнение. Жрец помог мне сесть на высокое кресло. Лоб взмок, я нервно сминала ткань легких шаровар. Тяжелое молчание угнетало. Отец также перебирал золотые кольца в бороде, задумчиво глядя на нас и словно намеренно оттягивал момент, чтобы рассказать, зачем нас призвали. Жрец положил мне ладонь на плечо, пытаясь молчаливо поддержать. И верно, догадка о том, что пришли вести о войне, сразу подтвердилась. Император сплел пальцы под подбородком и торжественно обьявил о завершении компании. — На рассвете прибыл гонец и принес благую весть для всех нас — старший принц Ауриэль смог одержать победу, разбив войска Ворска и Вестана, и вскоре наши войска вернутся назад. Однако, пусть мы подготовим для них триумфальное приветствие, дела на этом не закончены и все только начинается. Каждому из вас сейчас необходимо послужить стране в меру своих сил. Капитан Альерик… — Да, ваше величество — Юноша учтиво поклонился отцу. — Что прикажете? — Ты останешься в крепости. Назначаю капитаном охраны для моей дочери Нейрид. Помоги ей организовать прием для генералов и пиршество. Дочь моя, Амариаэль, тебе я поручаю вместе с императорскими казначеями распределить награды, написать указы о титулах и званиях. Пусть твой почерк будет аккуратен и изящен, я лично проверю все указы, написанные тобой. Также, ты и Дамириэль должны приготовиться — после торжества мы отбудем в Ворск, где ты будешь представлена министрам и вельможам и коронована и наречена их королевой, после чего примешь капитуляции в пользу Аклогонии…***
— Я хочу увидеть принца. — Альерик преградил мне двери, не разрешая войти. — Прочь с дороги. — Прошу меня простить, ваше высочество, приказ императора — никого не впускать к принцу. — Его величество сам дал согласие, чтобы я приносила принцу обед. Пропустите меня немедля. — Не могу, прошу меня извинить. Обратитесь к императору, ибо он, до того момента, пока войско не вернется в крепость, дал приказ держать принца под замком. Еще раз прошу меня простить. Как же, должно быть, принц Ворска снова напуган! А я вновь была бессильно хоть как-то повлиять на стражу и облегчить его участь! — Мы победили в войне и принц скоро станет королем, а я — его королевой, и я не допущу, чтобы к нему относились непочтительно. — Приказ императора, прошу меня простить, — вновь прозвучал холодный и безразличный ответ. И я ничего не могла сделать — даже ударить не могла стражника, что проявил ко мне неуважение, и смотрел на меня сверху вниз холодным презрительным взглядом, словно я была истеричной наложницей гарема. Дамир подхватил меня под локоть, шепнув, что все бессмысленно и лучше нам уйти, но я гневно отбросила его руку. Перед глазами стоял образ Викариэля, стоявшего напротив жрицы в лучах солнца в храме богини Эды. Этот образ засел в моей голове навсегда: подобный богу войны — сильный и свирепый, он заставил испугаться даже служительницу, которая была под защитой императорской короны. Так чем же я хуже него? — Сейчас я слаба и не могу вам противостоять. Однако, как только у меня будет власть, как только я вновь встречусь с вами, то клянусь, слышите, меня, клянусь! — Я сделала шаг вперед, заставив стража попятиться. — Я уничтожу вас. Просто запомните мои слова…***
— Принцесса, нельзя же так. — Жрец наклонился, чтобы посмотреть прямо в разгневанное лицо Аэль. — Пусть он и не в меру возгордившийся от почестей юнец, не стоит его так запугивать — он всего лишь выполняет свой долг и тем самым показывает верность императору. Тут, скорее, похвалить нужно, а не угрожать ему скорой расправой. Представьте себя на его месте: вы бы получили приказ отца, а кто-то выше вас по рангу, стал бы вам угрожать? Что бы вы чувствовали? И как бы поступили? Послушай он вас — точно лишился бы головы. Даже те, кто служит лично вам, не смогут пойти против слова императора. К сожалению, если однажды вы обретете небывалое могущество, всегда найдутся вещи, которые вам изменить не под силу. Вам нужно научиться различать их, разделять хорошее и плохое. То, что вы сейчас сделали, может иметь неприятные последствия для вас, — намеренно подчеркнул жрец. В разномастных глазах все еще полыхал огонь. Наверное, рано он вообразил, что принцесса повзрослела и набралась ума. Ее опрометчивая выходка могла ей дорого стоить. Альерик непременно доложит обо всем его величеству Натаниэлю и принцесса будет наказана. Однако, Дамира, все же, больше тревожило другое: даже стоя за ее спиной и не видя яростного выражения лица Амариаэль, он ощутил мурашки на спине от ее хриплого приглушенного голоса. Угроза, которую она выплюнула Альерику, вовсе не была пустой. Это была не речь обиженной девочки, которую не пустили за дверь. Слова, что вылетели из неразумного рта — это ярость, клокотавшая в ее душе. И, прояви страж чуть больше дерзости, казалось, она могла свернуть ему шею своими тощими ручонками. Принцесса Амариаэль, которую он знал с детства, становилась опасной. Сейчас у нее не было ни власти, ни денег, ни сторонников. Но что будет, когда она все это обретет? Не впадет ли в безумие, превратившись в жестокого тирана со спутанными понятиями добра и зла? Принцесса довольно долго была в изоляции, общаясь лишь со своими северными слугами. Она видела много нелицеприятных вещей — даже родной брат пытался от нее избавиться. Она наблюдала за наложницами, воюющими между собой, а теперь к этому еще присовокупилось военное положение. Для ее возраста ей слишком через многое пришлось пройти, в отличие от нежного цветка из садов императора — Реген, которую оберегали и лелеяли, или даже от Нейрид. Поэтому Амариаэль имела весьма смутные представления о справедливости и чести, что лишний раз подтвердилось. Для жреца ситуация, которая только что произошла, была ясна как день, и он видел все как на ладони: опального принца было опасно выпускать, император принял решение запереть его не только, чтобы оградить Аэль от дурного влияния, но и для того, чтобы облегчить участь самого мальца. В глазах других он — предатель. Сын отца, нарушившего слово и мирный договор. Сейчас эта толстая дубовая дверь служила ему надежной защитой от внешнего мира. Порыв ветра взметнул полы легких одеяний принцессы. Она поежилась и обхватила себя руками. — Пойдемте внутрь, надеюсь, вы достаточно остудили голову. Взываю к вашему разуму — будьте рассудительны. Этот мальчик вам никто, сейчас он во власти императора, и лучше вам держаться на стороне отца. Пусть мальчишка сейчас и является вашим супругом — выгоды от дружбы с ним пока нет никакой. Если в будущем он припомнит, что вы не заступились за него — просто извинитесь и скажите, что не смогли пойти против воли его величества. Обманывать — очень просто, к тому же, вам это очень легко дается. Принцесса сделала вид, что не расслышала его последних слов. Она подняла голову, деловито рассматривая величественную крепость Эразар, чьи башни были испещрены мелкими бойницами, из которых лучники осыпали противника стрелами при осаде. Хорошо, что до этого не дошло, и враги были разбиты не доходя до крепости, иначе им точно пришлось бы несладко. Дамир крепко схватил ее за руку, увлекая за собой внутрь. Все, что сейчас он мог для нее сделать — хотя бы отвлечь от тяжелых мыслей, вложив в ее голову еще больше знаний…***
Слова о торжественном возвращении войска были сильно преувеличены. Назад не вернулся почти никто, кроме малого отряда, возглавляемого наследным принцем — основную часть войск увел с собой в Ворск Ауриэль, чтобы обеспечить императору и принцессе достойную встречу и удержать свои позиции в захваченной столице, которая, как ему рассказали, сдалась без боя. Дамиру вместе с принцессой было поручено встречать прибывших у ворот, приветствуя «победителей». Первым, верхом на гнедой кобыле, облаченный в черно-алый доспех, ехал сам наследный принц с малым отрядом, а за ним бесконечной вереницей тянулись пешие воины с носилками, которые волокли за собой раненых солдат. На заднем дворе для них уже был подготовлен передвижной лазарет со всем необходимым. Император также вышел встречать процессию — облаченный в свой старый доспех из вареной кожи, сохранившийся еще, наверное, с тех времен, когда его величество самолично участвовал в битвах. Искандариаэль вьехал в ворота первым. Жрец кинул беглый взгляд на бледную как полотно Нейридиэль — она сверлила взглядом мужа, ноздри ее раздувались от негодования — видимо принцесса всей душой надеялась, что назад ее муженек не вернется. Увы, мечтам черным, как ночь, не суждено было сбыться. — С возвращением, сын мой! — Император сошел со ступеней главного входа. — Ты принес Аклогонии великую победу, о которой будут слагать легенды и увековечат твое имя в летописях. Дамир презрительно скривился — ага, именно имя Искандариэля, как же! Жрец был готов об заклад биться, что наследный принц никак не помог в битве, и лишь только и делал, что путался под ногами. Трусливый и бесполезный — даже со стороны было видно, как трудно принцу удержаться в седле — скорее всего, он был ранен. Интересно, как именно. Предположительно это была шальная стрела, случайно угодившая в Искандариэля, уж он-то не полез бы в самую гущу боя, рискуя собственной шкурой. — Вражеские войска разбиты, предатель король Рудольф пойман и обезглавлен старшим принцем самолично, — доложил наследник весьма неуверенным голосом. Дамир поджал губы. Логично — после того, как правитель нарушил мирный договор, даже наплевав на то, что его последний оставшийся в живых наследник находится в заложниках, участь короля Ворска была предопределена. — Долф будет страдать, когда обо всем узнает, — тихо прошептала принцесса. — Раз война окончена и старый король мертв, значит, отцу более нет надобности удерживать принца под замком. Скоро он станет полновластным правителем. И если сейчас поддержать его в такой горький для него час, это поможет еще больше завоевать его доверие. Дамир задумался на мгновение. В этом был смысл. Может, ему даже удастся договориться со стражей. Альерик сегодня стоял позади Нейрид, как ее защитник. К тому же, помоги он сейчас принцессе, то, возможно, станет к ней еще немного ближе. Жрец нащупал в кармане холодный серебряный жетон, отданный ему императором. Не хотелось бы сейчас демонстрировать его при принцессе, но, возможно, придется им воспользоваться.***
— Я хочу его увидеть, пропустите меня! Даже вчера, когда у принцессы был припадок ярости, жрец не видел ее в таком состоянии, как сейчас. Она совершенно обезумела. — Простите, принцесса, сейчас служанки обмывают принца, чтобы подготовить его тело. Его необходимо будет представить министрам Ворска, дабы они убедились в правдивости смерти… Новость о том, что принц скончался поздно ночью от хвори, даже Дамира привела в недоумение. Страж сказал, что мальчишка неделю назад слег с лихорадкой, а вчера вечером его нашли мертвым в своей постели. — Кто приказал его убить? — В ее тоне слышалась леденящая душу угроза. — Принцесса, мы всего лишь стражи… Дамириэль понять не успел, что произошло — молниеносный взмах руки принцессы, и его одежда, лицо и волосы, оказались забрызганы кровью. Один из стражников упал на колени и схватился за горло, издавая бурлящие звуки. второй в ужасе пал ниц, касаясь лбом мраморного пола. Аэль лишь хладнокровно переступила через него и распахнула дверь, ведущую в покои принца…***
Я не чувствовала ничего, кроме обжигающе-горячих слез, стекавших по щекам. Принц лежал на постели передо мной — такой маленьких, худой, бледный. Уже одетый в пурпурный бархат, со скрещенными руками на груди. Длинные черные ресницы были плотно сомкнуты, черты лица заострились. Я коснулась его окоченевшего запястья, вокруг которого был обернут тонкий шнурок с медным кольцом. В горле застрял едкий ком и я не могла произнести ни слова. Крик отчаянья рвался изнутри, но оставалась безмолвной. Я почти не помнила о том, что только что произошло. Тело служанки, которая подготавливала Долфа, лежало на полу в луже крови. — Что же вы натворили, ваше высочество! Я оглянулась на жреца позади меня — он с ног до головы был покрыт алыми брызгами. В его глазах читалась растерянность, словно он тоже не понимал, как мог принц, который еще не так давно весело смеялся, плакал, грустил и обнимал меня, стать безжизненным телом. Без сил я опустилась на край кровати и пожила свою ладонь поверх холодной ладони принца. Если бы я могла знать, если бы хотя бы могла предположить, что Долфа — мужа, с которым я принесла клятву перед богами, не станет так скоро, то постаралась бы быть с ним более учтивой, внимательной и ласковой. И приложила бы больше усилий, чтобы как можно дольше оставаться с ним рядом. — Они убили его. — Кривая усмешка помимо воли косила рот. Я обращалась к ветру, к солнцу, которое так ярко освещало небосвод. К самой себе. Я поняла. Я все поняла. Стражники сказали про болезнь — они все мне лгали. — Ваше высочество… Я запрокинула голову и хрипло рассмеялась. — Он ведь больше не нужен моему отцу? Я права, не так ли? — Принцесса… — Можешь ничего не говорить… В дверях появились четыре стражника, которые явились по мою душу. На прощание я запечатлела последний поцелуй на челе мертвого принца. Я хотела, чтобы он простил меня за то, что не смогла защитить его. — Не беспокойся, со мной ничего не сделают, — кинула я напоследок жрецу, когда стража подхватила меня под руки. — В отличие от принца Ворска, я все еще нужна отцу…