***
— Я уже играл в эту игру, и мне она нравится! — принц вытянул первую карточку императора: красная. Долфу не повезло — сходу начал играть с безумцем. — Аэль! Твоя очередь. Принц вовсе не расстроился, вытянув плохую «кость». Напротив, он усложнил правила — скрыл императриц. Теперь не повезло мне: предательница. И ещё раз не повезло: четвёртой костью выпала принцесса. Захотелось выбросить все кости; если первым ребёнком выпадала принцесса, это уже огромный шаг к проигрышу — случись что с государством, не будет шанса начать заново, возродить его, обмануть соперника и провозгласить нового императора. Принцессы, особенно в начале игры, не приносили пользы. Как и в Аклогонии, я чувствовала в этой игре пренебрежение к костям принцесс; пока не появятся принцы, вельможи и генералы — они полностью бесполезны. Долф с деловым видом открыл первую кость, с гордостью обьявив: у императора мальчик! Я имею право взять ещё три и скрыть их. Принц Ворска не солгал — он хорошо знал правила игры и умело их применял. Нахватавшись верхов, я играла на инстинктах, проигрывая Вику почти в каждой партии. И до сих пор я так до конца и не разобралась в них. — Беру вторую императрицу! — если моё государство не расширится — я проиграю. — И беру одного отпрыска. Хвала богам! Принц — дополнительная защита. — снизу доносился шум; кто-то отдавал приказы. Я улыбалась Долфу Гертруду, отвлекая его от непонятной суматохи в крепости, а сама гадала, что же происходит внизу на самом деле. — Мне выпал принц. К нему прилагаются ещё две кости вельмож — клятва в верности. Я думала, Долф выбросит безумного правителя, и провозгласит императором обретённого принца, но он так не сделал. Вместо этого он скинул верную императрицу и вытянул новую, вновь не открыв её личность. При этом он взял дополнительную дощечку подданного и забрал мою красную — предательницу, обменяв её на дощечку генерала. Его игра поражала меня; когда моим противником был Вик, зачастую мне удавалось угадывать ход, который он сделает в следующую очередь — брат быстро скидывал слабые кости, стараясь захватить, как можно больше подданных и вельмож, а я старалась угнаться за ним, забывая о «защите», и «поддержке». Долф же, постоянно меняя тактику, попросту загонял меня в угол. Из пяти партий он проиграл лишь одну. Его способности удивляли — игра совсем не простая, необходимо было обдумывать каждый ход и пытаться предугадать действия противника. И всё это принц проделывал с лёгкостью, несмотря на то, что часто отвлекался, вздрагивая от шума снаружи. Я была бы полной дурой, если бы не догадалась, что происходит: когда армия отца готовилась выйти из столицы, происходило нечто подобное, и теперь, видимо, войско покидало стены Эразара. Жрец подтвердил мою догадку. Он пришёл далеко заполночь, когда служанки уже увели принца, засыпающего на ходу, в его покои. В ожидании Дамира я коротала время за книгой и лишь изредка поглядывала в окно, свешиваясь почти наполовину в попытках рассмотреть происходящее внизу. До меня доносился лишь лязг оружия, ржание лошадей и чей-то громогласный голос, отдавший команды на построение. Ветер усиливался, разгоняя облака и открывая взору зиявшие, подобно двум драгоценным камням, светила. Ещё несколько дней и наступит изнуряющая засуха — самое тяжёлое время для Аклогонии. Я закрыла скрипучие ставни и вернулась к чтению — к трудам одного из великих колдунов прошлых столетий, жившего ещё до начала правления семьи Руани. Нихтар был верховным советником Аклогонии и служил императору Наасу, чьё происхождение до сих пор вызывало множество споров: его считали недостойным трона из-за низкого происхождения матери — одной из трёх наложниц в гареме правителя. Его отец — император Лион Омильон, второй от своего имени, был весьма набожным человеком: Нихтар писал, что предыдущий император почти все свои ночи проводил в молитвах, редко посещая свой маленький гарем. Несколько храмов, которые он построил, существовали до сих пор. Остальные либо разрушили после его казни, либо те превратились в руины, не выдержав течения времени. Когда светлейшему Лиону боги давали благословение, он послушно шёл в спальню к своей любимой женщине. Но не к императрице благородных кровей, а к простой девушке — жрице храма Эды, которую он забрал оттуда. Эту историю я слышала много раз и много о ней читала в разных вариантах: певцы превозносили их любовь до небес, воспевая в каждой песне, писатели рассказывали, что молился он не богам, а богине Эде, которая, спустя множество столетий после смерти, вновь открыла своё сердце человеку. Она подарила императору одну из своих жриц, и он посещал её лишь два раза за год: в первые дни лунаврат и солнцеврат. Считалось, что в это время богиня могла вселиться в тело своей служительницы, чтобы возлечь с императором. Как бы то ни было, жрица родила ему единственного сына, названного Наас. Даже имя его в переводе означало «священный сын». Это породило ещё больше сплетен и рассказов, дошедших до нас в древних легендах и сказах. Учёные мужья же, чьи труды я прочла, когда наступили мои десятые именины, не были столь же благосклонны к Наасу, как поэты. Они называли его никчемным бастардом, не имевшим прав на корону. Нихтар тоже писал о своём правителе: Недостойный сын недостойного отца. Не получив должных знаний, что так важны для принцев и людей высокого положения, он всё же взошел на престол, несмотря на недовольство совета. Его отец так и не позаботился о наследниках от достойнейшей из женщин, отдавая предпочтение низкородной шлюхе. Её дурная кровь передалась и сыну: получив власть в свои руки, Наас ест и пьёт вволю. Не желая повторять ошибок отца, берёт себе в гарем множество женщин и возлежит с каждой. Сегодня ко мне приходил главный евнух, жестоко избитый наложницами за отказ отдать им ткани, привезённые для занавесей в опочивальне императора. Евнух умолял снять его с должности или отрубить голову, ибо и он не выдерживает жестокости развращенных женщин своего господина. Впервые видел этого уважаемого человека в таком плачевном состоянии. Наас осторожен и не допускает до себя ни совет, ни знахарей, ни тех, кто служит государству. Он хочет править единолично, отослав всех союзников его отца с глаз долой. Генералы не говорят ему ни слова — он повысил им жалование, отдал дворцы и земли, принадлежавшие главным крамринам и сеншалкам. Мне же он приказал покинуть страну и больше никогда не появляться в Аклогонии. Он боится меня, этот мальчишка, и не зря. 93 день солнцеврат. 1002 год по Омильонскому календарю. Сегодня я собрал остатки совета: шесть человек казнены, семеро изгнаны из страны, остальные лишены всех почестей и земель. Люди, верные короне и государству, положили свою голову из-за прихоти сына шлюхи. Нами был составлен тайный договор о свержении правителя, чтобы возвести на престол другого: младшего брата почившего императора Лиона, женатого на принцессе империи Сонья. Отправиться за ним поручили старшему сеншалку, почтенному господину, в чьей верности мы могли не сомневаться. На девяносто седьмой день я, в сопровождении двух крамринов, вошёл во дворец под покровом ночи, применив самые низменные из узоров: магию крови. Сложнейшие символы, которые подарили людям проклятые боги. И да простят меня жёны и дети стражников, чьи жизни я забрал в тот день, отравив их кровь. Я не щадил никого: ни слуг, ни рабов, ни молодых евнухов. Я убивал всех, кто был верен Недостойному. Когда мы ворвались в покои Насса — не осталось никого, кто мог бы нас остановить — весь дворец утонул в человеческой крови. Увидев меня император побледнел от ужаса. Его поджилки затряслись, он обмочился и попытался бежать абсолютно нагой, бросив свою императрицу. Но я запечатлел на нём узор «немоты тела» и ему оставалось лишь покорно стоять на коленях, пока высшие крамрины зачитывали приговор, вынесенный советом, который я привёл в исполнение незамедлительно. Ритуальным ножом я вскрыл грудную клетку императора и, достав его сердце, пронзил кинжалом, принеся Недостойного в жертву Ривитту, умоляя богов даровать мне прощение за своё преступление совершённое, и за те, которые мне предстояло совершить. Богине воды Итаар мы принесли в жертву всех низкородных женщин и детей Нааса. Их бросали в море одну за другой, и солёные воды жадно смыкали свои пасти, заглатывая наложниц. Тех, кто был благородной крови, мы отослали к их отцам, чтобы те сами решали их судьбу. 22 день лунаврат. Новый император торжественно вьехал в столицу, встречен с почестями и коронован на тридцатый день. Он собрал новый совет и дал клятву править мудро и поступать по совести. Меня же приговорили к казни. Я принял свою участь, склонив голову. Я не раскаивался в своём поступке, и боги наказывали меня за это. Я мог бы убить стражу и выбраться на волю. Я мог бы убить любого, с моей властью над жизнью и смертью. Я был на самых вершинах, служа Лиону, и пал на самый низ, когда его брат вступил на престол. Но я ни о чём не жалел — лишь о том, что не смог познать истинную природу магии. Всё, что я смог выяснить: начертание каждого узора забирает силы у его создателя. Подобно простолюдинам, что трудятся весь день в полях, а к вечеру падают, оставаясь без сил, так и люди, одаренные богами внутренним светом — угасают. После кровавой ночи во дворце, я не приходил в сознание много лун, хотя для меня они мелькнули, как одна. Ранее я не замечал этого, но та ночь выпила из меня все силы и, похоже, волю к жизни. Мне безразлично, каким образом свершится моя казнь. Меня терзают лишь сожаления, что в своих изысканиях, я не слишком далеко продвинулся, положив всю жизнь лишь на изучение магии крови, но не узнал даже малой части из того, что мог. Меня называли великим, но я никогда ничего из себя не представлял. Жалкий человек, возомнивший себя полубогом. Как же я слаб! Мне некому передать свои знания. Хвала богам, новый император, посадивший меня в темницу, разрешил приносить мне кисти и чернила, чтобы я мог писать дальше свою книгу. Но свои секреты я заберу с собой в могилу. Может, однажды, кто-то отыщет плоды моих трудов, прочтёт их и найдёт этой магии более достойное применение… — Принцесса? — от неожиданности я выронила книгу на пол. — Простите, не хотел вас пугать, но вы были так увлечены чтением, что даже не заметили моего появления здесь. Вам должно уже отдыхать, почему же вы не спите в столь поздний час, Аэль? — жрец сморщил нос, словно бы что-то вынюхивая. — Вы сегодня пили вино, принцесса? — Нет. Не пила. — солгала я, испугавшись гнева жреца. — Ни капли.***
— Вас требует к себе император. Поспешите! Стражники, охранявшие «военный зал», пропустили его без проблем. — Присаживайтесь, господин жрец. — седьмой брат императора, Ауриэль, указал Дамириэлю на грубо сколоченный стул. — Скоро придёт светлейший, и мы начнём собрание. Пока его нет, хочу сказать вам пару слов… Сколько генералов, воевод и полководцев здесь собралось! Зачем же призвали его, простого жреца? Дамира никогда не допускали до важных собраний — он всегда оставался в стороне, не имея привелегии переступить через порог зала советов. Служба маленькой Аэль открыла для него многие двери. Но Дамир не думал, что ему позволят присутствовать при военном совете. — Нам предстоит великое сражение! Сражаться будут не только те, кому предстоит покинуть надежные стены, но и те, кто останется внутри. Я прошу всех вознести молитвы к Ривитту. Пускай удача сопутствует нам в нашем нелегком деле! — в волосах Ауриэля, заплетённых в косу на затылке, уже проблёскивало серебро, как и в его длинной бороде. — Светлейший! Присутствующие синхронно встали, чтобы согнуть спины перед императором. Натаниэль уже облачился в военную форму, но, впрочем, доспехи не надел. Он жестом разрешил им сесть и тут же приступил к делу, не теряя времени понапрасну. — До нас донесли, что Вестан наконец начал активные действия. Они вторглись в провинции, расположенные на границе наших государств; сжигают деревни одну за другой, не жалея ни посевы, ни скот, ни жителей. Ведут себя, как звери, и разоряют наши владения. Долгое время мы пытались решить дело мирным путем, предлагая вестанцам выгодные условия союза, но Вестан предпочёл идти против нас. — Император говорил громко и чётко. Каждое произнесённое им слово — приказ уничтожить врага. Руки Дамира покрылись гусиной кожей, он всем нутром ощутил сейчас силу и мощь Натаниэля. — Сегодня часть войск покинет Эразар — негоже правителю отсиживаться за толстыми стенами, пока гибнут простые люди, проливая за нас невинную кровь. Брат мой, Ауриэль, поручаю тебе это дело. Накажи тех, кто вторгся на нашу территорию. — Это великая честь, которой я недостоин, мой император! — Ты моя правая рука — олицетворение карающей длани. Отплати подлецам по заслугам. Вот мой приказ: не щадить, не жалеть и никого не брать в плен — ни знатных, ни бедных, ни солдат, ни генералов. Не желаю, чтобы солдаты отвлекались на поле боя, выискивая того, за кого можно взять выкуп. Этот приказ жесток, но необходим, если император рассчитывал на быструю победу. И он подтвердил догадку жреца: — Мы должны показать всю свою мощь, разбить Вестан, как можно скорее. Многие уже забыли, как велика и могущественна Аклогония. Стоит им об этом напомнить. Ауриэль, брат мой, ты можешь начинать собирать свои легионы. Бери с собой тех, кого посчитаешь нужными и принеси мне быструю победу. Поговори со шпионами, они расскажут тебе о численности армии, напавшей на провинции. Выбери себе воевод. Оставляю всё на твоё усмотрение и полагаюсь на тебя всецело. Мой сын, Искандериэль, пойдёт с тобой… В чёрных глазах отца не было и тени страха, только уверенность что сможет взять верх над противником. А вот лицо кронпринца исказилось, стоило лишь услышать о своём непосредственном участии на поле боя. — Маршал Кави, вы останетесь в Эразаре и встанете на защиту крепости. Возьмите себе в помощники сына генерала Морица — пусть юнец начинает учиться у вас. Его отец проявил себя, как умелый полководец, и однажды звание генерала перейдёт к Альерику. Он способный юноша. Дамир почувствовал на себе тяжёлый взгляд Натаниэля. — Что с принцем? — вопрос был обращён к нему. — Мальчик чувствует себя хорошо. Амариаэль заботится о своём супруге, как может: она поручила баннерету подобрать для него мастеров, чтобы обучить фехтованию и стрельбе из лука. Так же, она приставила к нему одну из своих северных служанок, чтобы та непрестанно следила за ним. Принцесса неукоснительно следует вашим указаниям и безупречно исполняет свой долг — принц Ворска не знает ни в чём нужды и отказа. И его любовь к своей супруге растёт день ото дня. Он уже не желает покидать крепость и возвращаться в Ворск, его вполне устраивает жизнь здесь. Император кивнул. — Поручаю тебе их защиту. Не забывай, как они важны для Аклогонии. Когда война будет выиграна, Аэль отправится в Ворск, чтобы однажды стать королевой и обеспечить нам верность будущего короля. Ты головой отвечаешь за сохранность их жизней. — Слушаюсь, светлейший. Позвольте передать вам просьбу принцессы? — Говори. — Амариаэль желает подняться на стены: воочию увидеть величие Эразара, посмотреть, как идут приготовления к обороне… — Принцессе не место на крепостных стенах, — прервал Ауриэль речь Дамира, и жрецу пришла в голову странная мысль, что сильный, немного с хрипотцой бархатистый баритон генерала, чем-то похож на голос Аэль. — Передай принцессе: я даю ей на то своё дозволение. — Но светлейший! — маршал Кави попытался возразить, но умолк, опасаясь гнева повелителя. Аэль понравится эта новость. Да и сам Дамир не против побывать в высоких оборонительных башнях, осмотреть бойницы, котлы, военные машины. И, как бы ни любопытно было остаться на военном совете, к величайшей досаде жреца император повелел ему покинуть залу. В коридорах он повстречал рыжеволосую служанку Аэль. Она несла на руках принца Ворска, уснувшего от усталости, совсем по-детски посасывающего большой палец. «Тоже мне принц», — усмехнулся про себя Дамириэль. Долф Гертруд больше напоминал ему деревенского мальчишку: круглолицый и курносый, он забавлял жреца своей неискушённостью и невинностью. Под стать принцессе. Умри сейчас король Ворска — эти двое развалили бы страну за считанные недели. В груди теплилась слабая надежда, что в таком случае император назначил бы его регентом при Аэль, но жрец прекрасно понимал, что пока он не признан законным сыном — подобной почести ему не видать. — Где принцесса? — В библиотеке, господин жрец. Она играла с его высочеством, но принц слишком утомился, и она велела отвести его назад в покои… Признаться, Дамир готов был согласиться с принцессой. В Эразаре не хватало вещей, которых раньше они могли и не замечать: она — страдала без пения птиц, красоты цветов, жрецу — не доставало роскоши и комфорта центрального дворца. Библиотека в нём поражала: совершенство архитектуры и искусства, расписные потолки, витиеватые золочёные узоры, и мастерская, тончайшая резьба повсюду — услаждала взор. А уж о том, сколько знаний хранили в себе её стены, и говорить нечего. В Эразаре же всё было сколочено на скорую руку, а из книг, в основном летописи былых битв, записки полководцев, генералов и магов, состоящих на службе у правителей и принимавших непосредственное участие в войнах. Огоньки свечей весело сверкали сквозь приоткрытые двери. Хьёр, стоявший на страже покоя принцессы, пропустил его, не задавая вопросов. Жрец скривил губы в улыбке — принцесса ждала его. Дамириэль готов был биться об заклад, что она сгорала от любопытства, и не легла бы спать, даже если бы он задержался до самого утра. Аэль сидела за столом, согнувшись в три погибели; за это стоило её отчитать — испортит осанку, и будет носить на себе горб. Принцесса не заметила его прихода, погружённая в чтение. Можно было легко догадаться, что она выбрала себе книгу не о построении войск в открытом поле. Но стоило переступить порог, как Дамир сразу учуял душок. — Принцесса! — книга выпала из её рук и краем глаза он увидел, как та ногой сдвигает медный кувшин подальше от себя. Боги, ну что за дура? Все разговоры, всё, чему он пытался её научить, — шли прахом. — Вы пили вино? — Нет, не пила. — она лгала неумело, отпиралась, как малолетнее дитя. — Ни капли. Дамир сел напротив, смахнув со стола крошки хлеба — наверное, здесь сидел принц Ворска. — Недостаточно спрятать утварь, принцесса. Я и без этого уже знаю, что в ней было вино. Ваши щёки алеют, глаза блестят, а запах выдаёт вас с головой. Аэль отвела глаза, но даже не покраснела. Вот ведь дрянь — того и гляди, скоро будет хлестать вино прямо бурдюка, никого не стесняясь. Когда же у неё появилось это дурное пристрастие? Но ругать не имело никакого смысла: Дамир и сам знал, да не понаслышке, как тяжело избавиться от пагубного порока. — Служанки сказали, вы отказываетесь пить отвар, который Диметрий готовил для вас. Очень зря. Так вы никогда не восстановите своё обоняние. А хмель его вам точно не вернёт. Наконец ему удалось пристыдить принцессу. Так ей и надо — в последнее время она частенько принималась задирать нос. Причём пока — совершенно не заслуженно. — Я совсем немного. — призналась Аэль. — Вино помогает мне крепко заснуть. И меня не преследуют кошмары. А ведь служанки давно рассказывали, что принцесса бодрствует ночами и мало спит. — Что вам такое снится, что вы прибегаете к хмельным напиткам? Почему не сказали об этом раньше? Есть множество средств, которые помогают заснуть. Я прикажу приготовить их вам если пообещаете, что не будете заставлять служанок воровать для вас вино из запасов провизии. — Я… — принцесса вспыхнула, как маков цвет. — Нет нужды оправдываться передо мной. Лучше извинитесь перед солдатом, которому теперь не хватит вина, чтобы смочить горло после жаркого боя. А что до ваших дурных снов — нет ничего постыдного, чтобы рассказать об этом. Обещаю, что попробую вам помочь: травники сейчас стараются вовсю, собирая целебные растения до начала засухи. И здесь, в Эразаре, сборов хватает. Уж поверьте, когда война окончится, не вы одна будете обеспечены кошмарами. — Когда война будет окончена… — эхом повторила за ним принцесса. — Начинается наступление? В разномастных глазах отсвечивались крохотные язычки пламени, а полные губы приоткрылись, втягивая в себя воздух. Дамир перевёл взгляд на её грудь; она тяжело вздымалась, словно принцессе сложно было дышать, а сквозь платье проглядывали тёмные горошины сосков, плотно обтянутые тонкой шёлковой тканью — Аэль всё стремительнее становилась женщиной. — До этого Вестан не предпринимал активных действий, словно что-то выжидал. А теперь нанёс удар. Беспокоитесь о том, что будет с Аклогонией? Не вашего ума это дело, оставьте всё в руках умелых мужей, которые, защищая нас, исполняют свой долг. У вас другие задачи и цели. Светлейший император невероятно вами доволен. И хочет, чтобы вы продолжали в том же духе. Мальчишка теперь не боится вас. Думаю, он даже немного привязался. Служанки докладывают, что проснувшись, первым делом он желает видеть свою супругу… Аэль оттянула край платья. Прозрачные капельки пота стекали с её шеи, скатываясь в неглубокий вырез. Она закусила губу, словно испытывала настоящую боль. — Я увижу сражение? — Хвала богам — нет. Даже если битва начнётся у стен крепости, никто и близко вас на них не пустит. Вы будете отсиживаться за крепкими стенами донжона. А если боги будут не на нашей стороне и враг сломает ворота, вас выведут через подземные ходы и вернут в столицу. Удивительно, что император дал вам своё дозволение подняться наверх, пока всё тихо и спокойно — на стенах вам абсолютно нечего делать. — Мне разрешат осмотреть башни? — принцесса подалась вперёд; золотая заколка выпала из её волос и они рассыпались по хрупким плечам чёрно-белым водопадом. — Если пообещаете мне больше не воровать вино из подвалов. Дамир отвёл взгляд, совершенно смущённый и обескураженный собственными чувствами: захотелось проникнуть за вырез её платья и прикоснуться к наливающейся груди, с силой сжать её пальцами, заглянуть в глаза принцессе, увидеть, как они расширятся от удивления, возбуждения. — Обещаю, — Аэль растянула губы в улыбке, легко давая обещание, которое она, несомненно, так же легко и нарушит. — Когда? — Когда войско выйдет за стены. Мы поднимемся, чтобы вы смогли посмотреть на него. — Дамир поднялся и принцесса встала следом. — Куда вы? — Прошу меня простить, завтра будет тяжёлый день, а мне необходимо решить ещё несколько важных вопросов. И вам бы стоило отдохнуть. Вполне возможно, что сон вскоре станет для нас непозволительной роскошью…***
— Мира, меня зовут Мира, господин жрец. Дамиру было глубоко плевать на имя пухленькой служанки Аэль. — Вели женщинам перешить платья принцессы. Совсем ослепли и не видите, что они все тесны ей в груди? Госпожа постоянно задыхается. Если она начнёт падать в обмороки, велю со всех вас головы снять. Почему мне никто не доложил, что Аэль плохо спит, и при этом глушит вино, как заправский солдафон? Возьмите у знахаря сонный отвар и давайте ей каждый вечер. А узнаю, что вы для неё снова хмель воруете — будете выпороты у позорного столба. Он был так зол на этих женщин!.. За подобную невнимательность слуг следовало строго наказывать — тогда они вмиг научились бы замечать даже мелочи. Принцессу он мог еще понять: Аэль, ещё не до конца осознавшая собственный высокий статус и значимость, боялась сделать лишний шаг в сторону, элементарно заявить, что все платья стали ей малы. Она молча маялась в неудобных одеждах, по дурости своей не сообразив открыть рот и приказать служанкам расшить свои платья. Но куда смотрят её слуги? И он сам, впрочем, тоже хорош — заметил это только сейчас. Да ещё и в такой неподходящий момент. Дамир яростно чеканил каждый шаг, гулким эхом разносившийся в полупустых коридорах Эразара, окутанных в ласковый жёлтый свет факелов. У него оставалось ещё одно незавершенное дело.***
— Ваша служанка передала, что вы желаете меня видеть? — Заходи, жрец. Старшая из сестёр. Какая же между ними огромная разница! Величественная осанка, гордо вздёрнутая голова, надменно поджатые губы — вот, кто по-настоящему походил на принцессу, знавшую себе цену. — Уже ночь. Искандариэля до сих пор нет. Знаешь, где он? Дамир сомневался, что Нейридиэль беспокоится о здравии мужа. Скорее она желала узнать, скоро ли сможет избавиться от опостылевшего супруга. — Боюсь, у меня для вас печальные новости: император посылает Искандариэля вместе с маршалом Кави за стены Эразара. Он не скоро посетит ВАШЕ супружеское ложе. Красивое лицо старшей принцессы перекосила безобразная гримаса. Была бы она менее воспитана — точно плюнула бы жрецу в лицо. Но быстро взяв себя в руки и натянув печальную улыбку, она смиренно произнесла: — Я буду молиться о его здоровье. И мне печально, что он не зашёл проститься… — А похоже всё-таки заходил, — усмехнулся Дамир, узрев алый кровоподтёк на шее принцессы. Он едва увернулся от летящей в его голову статуэтки какого-то божества. Глиняная фигурка, ударившись о стену, разлетелась на мелкие осколки. — Мерзкий заносчивый жрец! — в её голосе зазвенели слёзы. — Убирайся отсюда, нечестивый евнух! Тебе никогда не познать любви женщины, никогда не войти в её тело и не почувствовать сладость между её ног! Жалкий сын рабыни — ты лишён такого удовольствия. Всё, что тебе остаётся — лишь наблюдать, изнывая от зависти к настоящим мужчинам. Нейрид потянула завязки на плечах, позволяя платью упасть на пол. Сердце пропустило удар, а затем забилось с удвоенной силой: принцесса идеально сложена — тонкая талия и широкие бёдра, тяжёлая большая грудь с тёмными сосками. Любой мужчина с готовностью сложит голову за такое совершенство. — Я помню, жрец, как ты ходил за мной по пятам, напрашиваясь ко мне в слуги. Я помню цветы, которые дарил мне в ночи. А после моего отказа, пошёл служить к идиотке-сестре. Принцесса сделала шаг вперёд, схватила руку жреца и положила его ладонь на свою грудь. Дамир с силой сжал её. Боги словно услышали его недавнее желание и поспешили исполнить просимое. Сколько он себя помнил — его всегда манила женская грудь. Он находил в ней нечто чарующее, прекрасное. А принцесса Нейрид казалась самой красивой из женщин. Её правильные черты лица, тонкий благородный нос, миндалевидные глаза, обрамлённые опахалами чёрных, как уголь ресниц, много ночей являлись ему во сне. — Я помню, как ты не отходил от моего ложа, когда я подхватила лихорадку. Пускай болезнь и затуманила мой разум, но я помню, помню, как ты держал мои руки, приглаживая их… — Вы не должны предлагать себя никому, кроме вашего мужа — это государственная измена. — другую руку он просунул ей между ног, ощущая пальцами горячую влагу. — Будь я мужчиной, от вашей красоты у меня бы захватило дух. Я бы потерял голову — предал бы и вашего брата, и своего императора. — Нейрид запрокинула голову и часто задышала; её груд взволнованно вздымалась, словно бы она так же, как и Аэль, задыхалась в тесном платье. — Но я не мужчина, дорогуша. И не могу взять того, что вы предлагаете мне. Попросите в следующий раз Аюль — она покажет вам, как можно удовлетворить свою похоть самостоятельно, не прибегая к измене. — Дамир резко отстранился, и в глазах Нейрид мелькнуло разочарование. — Доброй вам ночи, старшая принцесса. Прошу простить меня за то, что не могу вам ничем помочь в вашей страсти. — Будь ты проклят, жрец, будь ты проклят! Проклятия летели ему в спину и он ещё долго слышал рыдания принцессы, уходя всё дальше от её покоев.***
Дамир раскинулся на жёсткой постели, заложив руки за голову. Теперь ему точно не заснуть. Нейридиэль — всегда рассудительная, холодная и надменная, сегодня сбросила с себя все маски и предстала перед ним обычной, несчастной, израненной женщиной, жаждавшей утешения в мужских руках. Он не мог её осуждать — такова уж женская натура. Наложницы в гареме тысячелетиями искали себе развлечение на стороне, не гнушаясь ничем: ни другими наложницами, ни стражниками, ни даже евнухами. Опытные женщины знали, что даже отсутствие детородных органов не являлось помехой — евнухи владели множествами хитростей, способных доставить удовольствие другим путём. Этому в храме Эды учить принцесс строго запрещалось. Но Нейрид, видимо, всё равно об этом узнала. Существовала легенда, что евнухи не испытывают чувств к женщинам. Чушь. Беспросветная, выдуманная самими евнухами, чтобы обезопасить себя от других. И кастраты зачастую теряли голову, возжелав тепла чужого тела. Однако Дамир не ожидал такой прыти от старшей принцессы. Самовлюбленности Нейрид можно позавидовать — она приняла его знаки внимания за страсть к своей особе, не увидев истинную природу его мотивов — служить тем, кто находится как можно ближе к императору. Но Дамир не мог не признать, что раньше, помимо воли, его тянуло к старшей принцессе. И даже сейчас она восхищала его своей утонченностью. Если бы Нейрид оказалась немного настойчивее, он бы пал под её чарами; видят боги, он и так с трудом сдерживался, чтобы не опрокинуть её на ложе и взять то, что она сама так рьяно ему предлагала. Это было бы забавно — стать фаворитом будущей императрицы, служить ей, поднявшись ещё выше. Император многое обещал ему, но пока ничего из этого не выполнил — только заставляет всюду таскаться за Аэль. Теперь ещё и хочет услать в Ворск вместе с ней. С одной стороны он не против — если эта дура станет королевой, он сможет приложить силы и стать верховным советником. Но это совсем не то, чего он жаждал. Нейрид могла стать для него запасным вариантом, если задуманное Натаниэлем потерпит неудачу. Сегодня он грубо оттолкнул принцессу, но завтра легко исправит ситуацию. Это влечет женщин — безразличие к ним. Дамир пребывал в полной уверенности, что старшая принцесса, так же, как он, до утра не сомкнёт глаз. Мудрецы говорили, что чем плод запретнее, тем он желаннее. Интерес вызывало и дальнейшее поведение Нейрид после его отказа. Будет забавно наблюдать за ней. Но вот изнывать в данный момент от желания женского тепла — не так забавно. А уж если он едва не коснулся Аэль, то плохи его дела… Дамириэль знал, почему начинал срываться — походы к жрицам Эды были для него под строжайшим запретом и могли стоить жизни. Раньше он отодвигал на задний план собственное одиночество, но когда выдали замуж Аэль, он стал чувствовать его намного острее. Наблюдая, как она играет с принцем, как разговаривает, развлекает его и старается понравиться супругу, в душе начинала бушевать глупая ревность. Не думал он, что это зрелище так больно уколет — словно старый верный друг отвернулся от него. Глупо! Жрец раздражённо провёл рукой по лицу — «верный друг». Что за дурные мысли лезут в его голову нынче? Аэль ему совсем не друг — средство для достижения высокой цели, дурочка, которой так легко прежде было манипулировать. Очень жаль, что Нейридиэль не взяла его в услужение; она одна не раздражала его так, как остальные принцессы. Дамир перевернулся на другой бок. Сон не шёл. Жаль, что у него нет северных служанок, иначе и он бы послал их за вином из подвалов крепости. В этом Амариаэль была смекалиста — сразу поняла, что с пьяных глаз засыпать легче. Но не стоило уподобляться её примеру. Ему нужна трезвая голова на плечах…***
— Их так мало, — разочарованно вздохнула принцесса, наблюдая за тем, как отряды воинов стройными рядами шагают по откидному мосту. — Это лишь малая часть армии его величества. Не забывайте: кто-то должен оставаться в крепости на случай осады. Да и все не поместились бы в Эразаре. Где распределили остальных воинов, мне не ведомо — военная тайна, которая никому не разглашается. Кроме генералов светлейшего. — Отсюда они кажутся такими маленькими! Глухая оборонительная башня, на которую им разрешили подняться, была выше прочих стен в добрых два раза. Принцесса щурилась, силясь разглядеть конницу, несущую стяги Руани. — Не самое хорошее время для войны, — печально произнесла она. — Начинается сезон засухи. — Прошлый год был весьма благоприятен — урожай выдался хорошим. Будем надеяться, что голода и мора не случится. Наш император рассчитывает на быструю победу — численное преимущество на нашей стороне… — Не всегда выигрывает войну тот, у кого армия больше. — мудро изрекла Аэль и спрыгнула со скамейки; оказывается, она читала не только книги по магии. — Эти окошки такие маленькие. — Бойницы предназначены для лучников, которые ведут обстрел по периметру стен. А маленькие — для того, чтобы защитить их от стрел врагов. Странно, что об этом вы не ведаете, а о сомнительности победы, когда за тобой есть численное преимущество — знаете. Но тут вы абсолютно правы — часто оно не играет решающей роли. У вас может быть двадцать тысяч против десяти противника, но если вы неумелый полководец, если выбрали плохое место для сражения, не вооружили своих солдат, как следует, от ваших воинов будет мало толку. Вы читаете много мудрёных книжек. Находили ли вы в них историю об одном из наших с вами общих предков — Бардиэле Глупом? Он был не самым умным полководцем, но император, которому он служил, все же доверил ему наступление на Фландилию. Ха! Война за Трёхгорье! Нашли чем удивить… Одна из хороших черт, которые он ценил в Аэль — её умение внимательно слушать. — Вам стоит углубить свои познания об истории Аклогонии и Руани, — укорил он принцессу, когда она отрицательно качнула головой. — Наш далёкий предок — позор семьи. Сколько людей он загубил! Только представьте — сорок тысяч опытных воинов Аклогонии, против двадцати пяти тысяч Фландилии. Недурно, правда? Однако, место Бардиэль выбрал самое что ни на есть неудачное: его конница оказалась заблокирована лесом Ваюлло и склонами Трехгорья. Как можно было упустить этот нюанс, учитывая что территория была ему хорошо известна — для всех загадка. — Армию Аклогонии разбили? — Подчистую, моя принцесса. Сражение шло всего два дня: первый и третий легион нанесли удар в центр армии Бардиэля, пройдясь лёгкой конницей по пехоте, изничтожив больше половины солдат. Бард отступил на лесистые высоты. Там остатки его тяжёлой конницы попали под обстрел лучников. И сам Бардиэль пал на этом же поле. Фландильцы захватили Трёхгорье, однако, дальше пройти не смогли — слишком малочисленна осталась их армия. Поэтому они отступили обратно. И это лишь один из примеров, моя принцесса. Но ваш отец умён, а Ауриэль опытен, — они не станут полагаться на численность. Враг подошёл близко и вынудил легионы покинуть крепость. Но раз император разделил войско, он опасается, что кто-то может «постучать» в ворота. Я очень надеюсь, что осаду вам увидеть не придётся, принцесса. Я бы тоже очень хотел её избежать…***
Эразар был просто огромен: с самой большой оборонительной башни открывался вид на множество артов вперёд, на ровные поля, и лишь вдалеке виднелись деревья — такие крошечные, словно полевые цветы. И более ничего любопытного по ту сторону. Даже конные отряды, двигающиеся колоннами по равнине, не вызывали интереса. Но, стоило заглянуть по другую сторону стены, и можно рассмотреть крепость с «изнанки». Мне нравилось рассматривать донжон — сердце Эразара, возвышающийся даже над стенами, словно гигантская свеча. Когда-то давно внутри крепости располагалось большое поселение. Но теперь всё переоборудовано под военные строения и нужды гарнизона: конюшни, вмещавшие не меньше восьми сотен лошадей, кузни, оружейные, хранилища для зерна, сена, казармы для солдат, для прислуги, кухни, сыровяльни, коптильни, небольшая водяная мельница, и даже несколько небольших храмов. Отсюда, с высоты, они были видны, как на ладони. — Вы замерзли, принцесса? Может, спустимся вниз? — Дамириэлю, похоже, надоело просто стоять и глазеть вниз. Я согласилась. Несмотря на тёплую погоду и солнце, в башне гулял ветер, громко завывая; он разметал полы длинного платья и неприятно холодил голые ноги. Пока мы спускались вниз по узкой крутой лестнице, голова кружилась, и мне казалось, что тучный человек, попросту бы застрял между стенами, коли бы попытался тут пройти… Все кругом говорили, что Эразар хорошо укреплён, и враг не сможет проникнуть за его стены. Мне вдруг захотелось рассмеяться: принц империи Сонья вошёл и беспрепятственно и вышел, никем не замеченный. Я надеялась, что он не вернётся, узнав о вторжении вестанских войск, не станет подвергать себя опасности. Мишеку следовало вернуться домой и не показываться, пока война не окончится. А что станет потом, после того, как она закончится? Меня отошлют в Ворск, и я уже не вернусь обратно. Моя книга осталась в центральном дворце, надёжно спрятанная от чужих глаз. Но как я смогу забрать её? Просить Дамира опасно — я пребывала в полной уверенности, что, появись возможность, он заберёт её себе. Единственным верным решением мне виделось — отослать за ней Хьёра — в его преданности я была уверенна… Однако если бы не Дамир, я бы погибла со скуки в крепости. Больше выходить мне не дозволялось, и я коротала длинные дни за чтением. Жрец развлекал меня рассказами, показывал новые узоры и помогал отвлекать Долфа: в последнее время он совсем захандрил. Ночами устраивал истерики служанкам — не желал спать один. Приходилось оставаться в его спальне и ждать, пока он уснёт. Я пыталась пожаловаться на него Дамиру, но жрец лишь презрительно хмыкнул в ответ: — Просто напоите принца вином, чтобы он свалился замертво, и ваша проблема будет решена. — и вздохнул. — Самое время порадоваться тому, что я евнух — бедные мужья, которых жены гонят из своих спален. Не завидую я им. Пришлось смириться и позволить Долфу спать со мной. Принц много ворочался и хныкал во сне. И то сонное зелье, что подавали мне после ужина, я до капли выливала в его пищу. Пока об этом не узнал Дамириэль. Он кричал, ругался на чём свет стоит, хватался за голову. — Как вы вообще до этого додумались? Хотите свести своего мужа в раннюю могилу? Знахари и так дают ему немного снадобья по вечерам, а вы каждый день льёте ему двойную порцию! То-то в последнее время он такой вялый и потухший. Принцесса! К стыду своему, я совершенно не подумала, что отвары могут так подействовать на юного принца. Я не желала ему зла, но, чем дольше он находился в четырёх стенах, тем больше сводил меня с ума своими капризами. — Просто прикажите Альерику, чтобы он давал принцу больше физических нагрузок, — закатитил глаза Дамир, пожалев меня. — Долф хилый мальчик, будет падать от усталости и мгновенно засыпать. Да и его телу это пойдёт на пользу. Глядишь, и выйдет из него отважный воин. Совет оказался дельным. Принц по-прежнему отказывался ложиться в постель без меня, но капризов заметно поубавилось.***
Вскоре прилетели вести о первой победе дяди Ауриэля — он настиг один из отрядов Вестана, разорявших провинцию, и омыл их кровью землю, никого не оставив в живых. Так же гонцы принесли весть о приближении основных сил Вестана неподалёку от границы, но дядя не спешил им навстречу: он приказал разделить своё войско и вырезать всех тех, кто пожёг деревни и селения. Воздух и ветра становились всё суше. Несмотря на то, что солнце неделями пряталось за тёмными тучами, духота не спадала. Я перебралась в покои повыше, где маленькие оконца не застеклены, и легче дышалось. Начался сезон засухи. Этот судьбоносный вечер начался так же, как и добрый десяток других: стоило солнцу скрыться за горизонтом, Хьёр сообщил, что принц просит дозволения войти. — Аэль! — он вошёл в мои покои, путаясь в длинном подоле белой ночной рубахи. Пришлось задвинуть подальше кисти и отложить заучивание линий узоров, на какое то время. — Я хочу сегодня спать с тобой. Боги, опять! Сегодня, как никогда ранее захотелось выставить принца из комнаты. Но вместо этого я приказала служанкам подготовить постель. Спать совсем не хотелось, но пришлось забраться под одеяла и позволить Долфу обхватить свои ладони. — Мне страшно, Аэль, — прошептал он. — У меня дурные сны, я очень боюсь. — Мне тоже, муж мой. Но больше войны меня пугала неизвестность; тяжелая поступь, лязг оружия — я услышала их издалека. — Принцесса не велела её тревожить… — голос Хьёра. Принц тут же проснулся, сонно потёр кулачками глаза, не понимая, что происходит. — Принцесса, немедля откройте двери — приказ светлейшего императора! Внутри всё похолодело. Долф с головой укрылся периной — словно она могла спасти его от надвигающейся угрозы. — Аэль, не открывай, умоляю, — его голос дрожал. — Вы потревожили мой сон, баннерет Альерик. - Я старалась унять нарастающую тревогу. За спиной баннерета стояли ещё три стража. Мои пальцы мигом окоченели и пересохло во рту. Юноша склонил спину в поклоне. — Приношу свои извинения, но у меня есть на то веская причина — император велел привести к нему принца Ворского. Немедля. — Для каких целей? — я делала тщетные попытки узнать, в чём дело, но, как всегда — безрезультатно. — Этого мне неведомо. Пойдёмте, ваше высочество. Светлейший император желает вас видеть. — Я не пойду, не хочу! — упрямо заявил мальчишка; он спрятался за меня и, обхватив мою талию, уткнулся носом в спину. — Простите, но у вас нет выбора. Идёмте по-хорошему, чтобы не терять достоинства. Не хотелось бы применять силу, но я не могу нарушить приказ своего императора. А он велел привести вас к нему, даже если придётся нести вас на плече. — Аэль! — Я пойду с принцем. — Вам велено оставаться в покоях, принцесса. Император желает разговаривать с принцем с глазу на глаз. Идёмте, принц. Баннерет, всегда казавшийся мне весьма учтивым, грубо подхватил юного принца за локоть. — Нет! Аэль, прошу! Помоги мне! Не отдавай меня им! — Беги! — всё, что я успела крикнуть принцу, прежде, чем с силой толкнула в грудь баннерета. От неожиданности он отступил на шаг назад, но этого хватило, чтобы Долф юркнул в образовавшуюся брешь и кинулся наутёк. — За ним! — скомандовал Альерик. Я схватила баннерета за руку, сжав пальцы так сильно, как только могла, и он застыл на месте, не зная, что предпринять. Вырвать руку или совершить иной грубый жест он не мог — коснись он меня подобным образом — был бы немедля казнён. — Принцесса, прошу, не ставьте меня в столь неловкое положение. Я лишь исполняю приказ светлейшего. — Нееет! — голос Долфа, усиленный эхом, донёсся до меня. — Я требую, чтобы вы отпустили его! — в горле стоял тугой ком, но мой голос не дрогнул. — Хьёр, убей баннерета, если он двинется с места. В ореховых глазах Альерика отразился ужас, когда мой северный слуга обнажил топор. — Умоляю, светлейшая принцесса, поймите меня: я не смею ослушаться приказа. Если таково ваше желание — пускай меня убьют, но отвечать перед императором потом будете вы. И принца отведут к нему, несмотря на все ваши протесты. Я умоляю вас не противиться воле отца — у него на это есть веские основания… — Какие? — я не отступала. — Какие основания? Мгновение Альерик колебался. — Думаю, вы бы всё равно об этом узнали. Ворск нарушил условия мирного договора и выступил на стороне Вестана. Их войска осадили крепость. Принц арестован за предательство. Вы ничем не можете ему помочь, принцесса…