Тяжелая жизнь в новом мире

Спустя две недели. Остров Соктомор. Комиссар Августин Мерцелиус.

      Встать с кровати было настоящей радостью. Никогда бы не подумал, что простая ходьба может принести столько удовольствия, хотя мои мышцы были с этим категорически не согласны — уж слишком они затекли.       Но еще большая радость была от того, что остров был наконец-то зачищен от орков. Да, не полностью, некоторые отдельные группы и одиночки все еще были, но с этим уже могли разобраться СПО, в то время как гвардейцы и скитарии могли уже полностью собирать вещи и лететь на юг, к общей армейской группировке, что готовилась к полномасштабному наступлению.       И вот теперь я стоял у окна кабинета здания портовой администрации, временно реквизированного под нужды Комиссариата, и наблюдал за тем, как сотни солдат загружаются на транспортные корабли. Одновременно с этим с помощью огромных портовых кранов шла погрузка припасов.       Использовать шаттлы для перевозок практически не получалось. Большую часть из них реквизировал себе полковник, чтобы успеть перевезти все необходимое на линию фронта, а того, что у нас было, критически не хватало. Они и так делали по пять, а то и по шесть вылетов туда и обратно за сутки, что, учитывая не самое маленькое расстояние, было колоссальной нагрузкой. И это уже привело к серьезным инцидентам. Один шаттл совершил экстренную посадку на одном из островов вследствие прорыва топливопровода, еще один кое-как дотянул до места назначения с горящим двигателем, двое взлететь даже не смогли, а один рухнул в море и утопил с собой целый взвод гвардейцев. Сто солдат просто утонули после того, как смогли пережить Соктомор. Ужасная смерть. А тот факт, что виноватых, по сути, не было, так как всему виной были постоянные полеты и изнашивание матчасти, оставлял неприятный осадок — некого было наказывать. Все, что я мог сделать, это потребовать лучшего надсмотра со стороны техников и объявить об ужесточении наказания за промашки, но парней это уже не вернет.       Также выяснилась небольшая проблема касательно гвардейцев. Дело было в том, что полковник решил ввести в бой два последних батальона, что у нас были — девятый и десятый, но проблема была в том, что они были абсолютно не обстрелянными. Да, все то время, что они сидели возле планетарной столицы, они не только веселились с местными девушками, пополняя местное население, но и занимались постоянными тренировками, вот только тренировки — это одно, а вот полевой опыт — совсем другое. Потому полковник решил смешать эти два батальона с остальными на уровне, ни много ни мало, отделений. Все было просто — бралось одно отделение из, к примеру, первого батальона, и одно из девятого, после чего они перемешивались поровну, благодаря чему в каждом отделении теперь было пять «обстрелянных» и пять «необстрелянных». Это должно было позволить новобранцам быть среди тех, кто знает, что надо делать в бою, и сделать девятый и десятый батальоны вполне боеспособными, хоть и понизить боеспособность у других.       Получилось спорно: сразу же полезли бытовые ссоры, драки и оскорбления вышестоящих по званию трехэтажными матами. В дело пришлось уже вмешиваться Комиссариату, чтобы навести порядок. Вроде бы навели, что не могло не радовать.       Другой моей головной болью были СПО и Домиарт Шамос. К нему лично у меня не было никаких претензий, как и к тому, как он пытался привести здешние СПО в порядок. Вот только у СПО и дворян к нему было претензий, как говорится, хоть жопой жуй. Локрун, пока я был недееспособен, пытался сам разобраться с потоком жалоб, петиций, нот протеста и попыток обжаловать приговоры Шамоса и его подчиненных, которые варьировались от просьб и попыток договориться до едва ли не угроз, но, как оказалось, он и десятой части не смог переварить, и это за две недели-то!       Как оказалось, Шамос успел разойтись на такие масштабы, что я диву давался от его трудолюбия. Все дело в том, что, воспользовавшись своими полномочиями, он просто взял в оборот местных фолькотов, реквизировав примерно так четверть из их планетарного количества и наделив полномочиями арестовывать всех, кого прикажут. После этого все не просто прошло по накатанной, а поехало по железной дороге со склона. Рейды, аресты, расстрелы, разжалования, конфискации имущества — все это теперь обрело поистине огромные масштабы.       Реакция от СПО последовала быстро. Если смириться с тем, что их арестовывает, ни много ни мало, а представитель самого Комиссариата, они еще могли, то вот смириться с тем, что за ними приезжают какие-то там фолькоты, некоторые из которых до этого вообще в сельской местности работали, и машут при этом бумажкой, на которой прописаны их новые полномочия, уже никак не могли. Их, конечно, можно было понять — арестом СПО-шников должен был заниматься местный аналог военной полиции, но та сидела без дела, так как Шамос им не доверял от слова «абсолютно», хоть дворян там и не было. Проверку и там следовало провести, да только времени не было.       В итоге двадцать семь раз СПО просто отказывались выдать фолькотам человека, которого пришли арестовать. Шестнадцать раз отказывали с применением силы, доводя дело до драки. Два раза дело дошло до стрельбы, итогом которой стал труп и трое раненых.       Сами фолькоты тоже отличились и множество раз показали, что они не заслуживают особого доверия: то улики пропадут, то человека успеют предупредить заранее, чтобы тот где-то спрятался, то едут к такому человеку со скоростью улитки.       Шамос подобное терпеть не стал. Недолго думая, он просто расстрелял несколько десятков кадров, которых уличил в пособничестве дворянам и СПО, конфисковал их имущество, и поставил на их место новых людей. Фолькоты после этого стали работать настолько усердно, насколько это вообще возможно.       По всей видимости, сам факт того, что Шамос мог расстрелять кого угодно за любое проявление неподчинения, и при этом никто не может ему помешать это делать, прекрасно мотивировал местных.       Правда, мне теперь необходимо было разгрести огромную кипу бумаг от дворян, большинство из которых даже как туалетную бумагу нельзя было использовать — уж слишком она была жесткой.       О том, как губернатор радовался, поминая меня и Шамоса добрыми словами без какого-либо сарказма, можно было только догадываться.       Но к счастью, сам Шамос рапортовал о том, что все это приносит плоды. Огромное количество некомпетентных идиотов расстреляны, разжалованы или отправлены на фронт, те офицеры, что заслужили право остаться, грызут гранит военной науки денно и нощно, а рядовой состав во многих частях начал усиленные полевые тренировки.       К сожалению, это тоже привело к последствиям. Среди солдат начали ходить слухи, что их тренируют для отправки на фронт, где все совсем плохо. Как итог — огромное количество случаев дезертирства. То там, то тут, один, два, а то три человека за раз начали по ночам пытаться сбегать из частей. Другие додумывались подделать документы об увольнительных.       Против подобного Шамос сразу же принял меры — всех дезертиров, как тех, кого поймали с поличным, так и тех, кого нашли позже, просто отправили на фронт.       Вот чего-чего, а подобного я не ожидал. Наоборот, я бы не удивился, начни Домиарт массовые расстрелы. И ведь в какой-то мере его действия были понятны — начни он расстрелы, СПО-шники еще пуще прежнего пытались бы сбежать, а теперь им станет понятно, что если сидеть тихо и не рыпаться, шансов пересидеть все это у них прибавится.       По всей видимости, из этого парня выйдет хороший комиссар.       А вот потом, пять дней назад, он отправился на Сентикрит, чтобы проверить тамошнюю группировку войск СПО, которую собирал полковник для контрнаступления. И началось.       Как оказалось, ситуация там была плачевная. Наркоторговля, самогоноварение, контрабанда, азартные игры — все это начало прорастать тут под крышами высокопоставленных офицеров СПО. Удивительного тут, правда, ничего не было — оставь примерно миллион мужиков жариться на солнце в ожидании боя, и они начнут пускаться во все тяжкие, особенно когда начальство само пытается это все организовать и рубить гешефт.       Потому-то Шамос и принялся все это действо искоренять радикальными методами — расстрельные списки, шедшие из Сентикрита, были в несколько десятков раз длиннее, чем те, что шли с континента. Дворяне же начали пытаться всеми силами достучаться до меня, чтобы хоть как-то высвободить тех своих родственников, которых еще не успели расстрелять. Получалось у них никак — все равно я не собирался помогать им.       В общем и целом, Шамос работал не покладая рук — это было видно.       Стук в дверь сразу же отвлек меня от размышлений и созерцания погрузки в порту.        — Войдите.       Дверь открылась, и в кабинет сразу же вошел рядовой гвардеец.       — Господин комиссар, разрешите обратиться, — сразу же обратился солдат, отдавая честь.       — Разрешаю.       — Погрузка закончена. Шаттл готов к вылету.       — Хорошо, благодарю. Свободны.       — Слушаюсь, господин комиссар, — солдат сразу же вышел, а я, вздохнув с облегчением, взял свою сумку с вещами и направился к посадочной площадке. Пора было отправляться на Сентикрит, чтобы провести финальные приготовления к предстоящей операции.       Сама площадка располагалась рядом с мануфакторумом «Соктомор», примерно в пяти километрах от здания портовой администрации, и до нее надо было добираться на «Химере» — по настоянию врача, мне все еще не следовало ходить слишком много.              Уже спустя минут двадцать я сидел на одном из сидений внутри шаттла, пристегнув все ремни безопасности. Вместе со мной тут же было несколько взводов скитариев вместе с какими-то контейнерами. Здесь же находились три контейнера с печатью Комиссариата с важной документацией — всем тем, что накопилось за время моего пребывания на Соктоморе.       Выбор же на шаттл именно Механикус пал не случайно — до него, днем раньше, я мог сесть на шаттл, реквизированный у мануфакторума «Соктомор», но тут паранойя взяла свое и я решил лететь со скитариями. Все же техножрецы умели не только держать свою технику в порядке, но и проверять ее должным образом. И хоть тот шаттл долетел без проблем, я не сильно из-за этого расстроился. Осторожности много не бывает.       Во время самого полета я решил попытаться заснуть. Лететь надо было без малого четыре часа и лучше было, чтобы они пролетели незаметно. Благо от непроходимой скуки в отсеке и отсутствия каких-либо собеседников это было легко сделать.       Примерно через минуту аппарель закрылась. Корпус завибрировал, в отсеке поднялся гул от реактивных двигателей.       Затем шаттл поднялся и начал лететь вперед, унося меня от острова Соктомор.              Долететь удалось без проблем, и вскоре я уже стоял на знакомой поверхности острова Сентикрит. Встретил он меня своими унылыми степными пейзажами и суматохой огромного палаточного лагеря, который уже успели построить.       С первого же взгляда становилось понятно, что масштабы планируемой операции поистине огромные. Сам лагерь оказался намного больших размеров, чем был раньше. Сколько я бы ни шел, я постоянно видел все новые и новые ряды палаток различного назначения. Это был огромный чертов город для гвардейцев, СПО и скитариев.       Часа через два я все же смог добраться до наших окопных позиций на южном пляже, выкопанных еще в первые недели нашего здесь пребывания. Они также стали частью палаточного городка, с той лишь разницей, что здесь были доты и блиндажи, превращенные в жилые и складские помещения.       Но вот как только я добрался до передового окопа, челюсть моя и вовсе отвисла. Там, в море, рядом с берегом, находились сотни кораблей самых разных размеров. От огромных кораблей размером с контейнеровоз или танкер в отдалении до маленьких рыболовных суденышек, что были привязаны друг к другу по пять, а то и больше штук, и пришвартованы к десяткам понтонных пирсов. На берегу же находились сотни палаток, горы контейнеров и тысячи мельтешащих туда-сюда людей и сервиторов. От берега вглубь острова, прямо через склон, за которым находились наши укрепления, теперь отходила широкая грунтовая дорога, прорытая, по всей видимости, для упрощения перевозок.       Сказать, что когда-то тут шли ожесточенные бои, что трупы орков устилали весь берег, а море рядом с ним было усыпано их десантными лодками, кораблями и баржами, было просто невозможно.       Я же просто с головой окунался в воспоминания. Первый бой, первый увиденный орк, первая увиденная вживую смерть человека, первое ранение, блуждание в темноте со страхом быть замеченным орками, сидение в доте, пока сотни орков пробегают мимо тебя, контратака, сепсис.       «Сколько же всего тут успело произойти…» — подумал я, чувствуя в душе какое-то благоговение вперемешку с какой-то грустью. Я уже не так мало времени находился в этом мире. Кто бы мог подумать…              Решив больше не задерживаться, я направился к штабу полковника. Следовало, в первую очередь, узнать планы касательно наступления.       Правда, найти штаб оказалось не такой уж и тривиальной задачей. Проблема была в том, что теперь все окружение было чертовски непривычным и ориентироваться тут было для меня сущей проблемой. В конце концов, плюнув на попытки самому во всем разобраться, я поймал одного гвардейца и попросил отвести меня к штабу. Тот, посмотрев на меня шокированными глазами, словно он знаменитость на улице увидел, вытянулся во фрунт так правильно, что даже слишком, и повел меня в нужном направлении, петляя между палатками.       Спустя минут двадцать мы прибыли на место. Как оказалось, теперь возле штаба возник эдакий штабной квартал, где располагались штабы подразделений СПО и гвардии, связные пункты, генераторные, полевые кухни и столовые, душевые, медпункты и жилые палатки для офицеров и их адъютантов. Все это было соединено кабелями, которые были протянуты либо по земле и защищены простыми досками, либо по верху, от столба к столбу.       От полевых кухонь шли трубы, выпускавшие клубы пара, а внутри них слышалась бурная деятельность, в то время как палатки с генераторами чадили черным дымом и гремели работой двигателей внутреннего сгорания.       Выглядело это все более чем непривычно, особенно если вспомнить, что в первый день нашего пребывания здесь была голая степь, покрытая невысокой травой. Контраст был тот еще.       Наконец-то я все же прибыл к штабной палатке. С самого первого взгляда на нее можно было сказать, что здесь — мозговой центр всего происходящего вокруг. Огромная палатка, с краями шириной метров десять, к которой шло множество кабелей и проводов, выделялась сразу же. К ней впритык стояли отдельный связной центр и несколько жилых палаток.       — Кто сейчас у полковника? — спросил я у постовых, что стояли на входе в палатку. Я все же решил, что будет не очень вежливо прерывать какое-либо совещание, если оно там будет. Да и не сильно хотелось сейчас стать центром внимания нескольких десятков офицеров.       — Майор Веркис, господин комиссар, — сразу же ответил гвардеец.       — Сообщите ему, что я бы хотел с ним поговорить, если его не затруднит, — попросил я.       — Слушаюсь, господин комиссар, — ответил парень, сразу же скрывшись за палаткой, в то время как я повернулся к солдату, что меня провел сюда.       — Вы свободны, рядовой. Благодарю.       — Слушаюсь, господин комиссар, — отозвался гвардеец, вновь вытянулся так ровно, как это только возможно, и быстро убежал восвояси.       А уже через несколько секунд из палатки вышел посланный солдат.       — Полковник готов принять вас, господин комиссар.       — Прекрасно, — ответил я, после чего сразу же зашел внутрь палатки.       Первое, что я почувствовал, как только перешагнул порог, так это то, как меня едва ли не нокаутирует убийственный запах курева. Запах был словно в курилке без какой-либо вентиляции или хотя бы окон. И это, блин, в палатке на сто квадратов!       Сам полковник вместе с майором были, как и всегда, рядом с голопроектором, на котором была изображена зеленая карта островов. На нем также была расположена пепельница, а в ней — несколько десятков докуренных до самого фильтра окурков, некоторые из которых еще дымились. Рядом располагалась одна пустая пачка сигарет и еще одна почти пустая. Сам полковник сейчас как раз докуривал еще одну.       Видимо, нервничал человек. Очень нервничал. Я, правда, его не осуждал, планировать наступление с участием такого количества сил — дело не из легких. И это все же лучше, чем алкоголь или наркотики. Если до такого дойдет — придется принимать меры.       — Доброго дня, господа, — проговорил я с искренней улыбкой, подходя к голопроектору и кладя сумку возле него, при этом чувствуя, как ноздри буквально обжигало, а в горле першило. — Рад видеть вас снова, полковник.       — Взаимно, комиссар. Я как раз ждал вас, — ответил он, вытащив сигарету и также улыбнувшись. Что самое приятное, улыбка его была искренней. — Наслышан о ваших подвигах на Соктоморе. Вы нас тут заставили неслабо поволноваться.       — Так уж получилось, — ответил я. — Но то уже в прошлом. Я бы хотел узнать о плане предстоящей операции. Насколько я понимаю, до нее осталось совсем немного.       — Да, комиссар. Мы планируем начать операцию через две недели, когда будут закончены последние приготовления. Сам же план состоит в следующем, — полковник нажал несколько кнопок на голопроекторе, и тот сразу же изменил изображение. — Первой фазой станет уничтожение большей части вокс-станций орков с помощью диверсионных отрядов скитариев. Это лишит их координации между подразделениями и заставит их лидера отвечать нам вслепую. Затем мы начнем зачистку островов. Сценарий тут довольно однообразный и состоит из нескольких этапов: вначале окружаем несколько десятков островов силами флота, потом окружаем каждый остров по отдельности, уничтожаем какую-либо орочью инфраструктуру ракетными ударами с кораблей, высаживаемся, закрепляемся на плацдарме, отбиваем контратаку и зачищаем остров так же, как это было на Соктоморе. После этого начинаем методично повторять процедуру, пока у орков не останется лишь одно убежище — остров Нилефет, куда и упал их скиталец в самом начале войны. Остров превращен в крепость, так что о его штурме придется подумать уже после того, как мы полностью разберемся с силами орков на островах.       — Вполне себе хороший план, полковник, — заметил я. Чем-то эта стратегия напоминала «прыжки по островам», которой занимались американцы в Тихом Океане.       — Благодарю, комиссар. Хотя стоит признать — подобная стратегия заставила нас пересмотреть количество задействованных сил. В общей сложности, нам пришлось мобилизовать миллион солдат СПО, чтобы обеспечить наступление широким фронтом. А благодаря действиям Комиссариата и лично вашим, комиссар, мы можем быть хоть как-то в них уверены. Их навыки, конечно, не особо прибавились, но как минимум теперь на важных постах появились толковые офицеры заместо идиотов с дворянской фамилией. Так что за это я вас отдельно благодарю, комиссар.       — Это моя работа, полковник, — скромно ответил я. — Хотя должен заметить, что работа все еще не закончена. СПО Акитос Прайм все еще оставляет желать лучшего.       — Тут я с вами согласен, комиссар, но к счастью, группировка СПО здесь, на Сентикрите, уже приведена в достаточно надлежащее состояние усилиями вашего протеже, комиссара Шамоса. Благодаря ему у нас есть хоть какая-то уверенность, что солдаты СПО смогут выполнить свою часть задания.       — Рад это слышать, полковник. Я передам комиссару Шамосу вашу похвалу.       — Благодарю, комиссар. Однако не все так хорошо, как хотелось бы. Мы предполагаем, что у нас могут возникнуть некоторые проблемы. Как нам удалось выяснить, орки начали масштабное строительство аэродромов на множестве островов. И если раньше они использовали в основном десантную авиацию, а использование ударной сводилось к редким и единичным случаям, то теперь орки начали масштабное производство авиации. Это серьезно осложнит нам жизнь. Именно поэтому острова с аэродромами, обнаруженные орбитальной разведкой, должны быть захвачены самыми первыми, возможно, даже раньше, чем мы сможем хотя бы дойти до шести главных островов, и именно поэтому нам пришлось отложить операцию, чтобы магос Финцельд прислал с континента пять тысяч «Гидр». К большому сожалению, здесь, на Акитос Прайм, отсутствует авиационная промышленность, потому господство орков в воздухе мы сможем нивелировать только силами ПВО.       — Будем надеяться, что наличных сил ПВО нам хватит, — сказал я, искренне рассчитывая на то, что это действительно поможет.       — Должно хватить, — сказал Шеркин, потушив докуренную до самого максимума сигарету и сразу же закурив следующую. — Магос Финцельд лично произвел необходимые расчеты с учетом тактико-технических возможностей орочьих летательных аппаратов. Но пока что расчеты остаются расчетами — насколько они правдивы, узнать удастся только в бою.       — Значит, в бою и узнаем. Есть еще что-то важное? — спросил я, решив, что узнал я уже достаточно. Подробности мне вышлют на планшет, а сейчас я чертовски хотел отдохнуть и принять лекарства. Боль в местах перелома уже давала о себе знать. Да и вообще хотелось покинуть это прокуренное насквозь место.       — Нет, комиссар. На этом все. Подробности операции вам вышлют.       — Тогда не буду вам мешать, господа. Хорошего дня, — попрощался я, подняв свою сумку с вещами и кивнув полковнику и майору по отдельности. Те ответили тем же.       — И вам хорошего дня, комиссар, — сказал Верманд, после чего я развернулся и вышел из палатки.       Там я едва ли не упал на землю от головокружительно свежего воздуха. Контраст был настолько сильный, что я не удержался и вздохнул настолько глубоко, насколько это вообще позволяли легкие.       — Вот, что называется — курить, как паровоз, — подумал я, после чего поймал еще одного гвардейца и попросил отвести меня к палатке любого из комиссаров. Так было намного проще, чем искать самому.              Отвел меня гвардеец в полковой штаб Комиссариата, как он сам выразился. Как оказалось, сюда, на Сентикрит, прислали, в конце концов, все десять батальонов гвардии, а потому десять младших комиссаров устроили себе свой собственный городок, в котором находились десятки палаток-тюрем, свои кухни, свои медпункты, и все это находится в стороне от всего остального городка, окружено стенами колючей проволоки и охраняется белыми щитами.       А вокруг всего этого была только голая и такая знакомая степь, окруженная заборами с табличками «Мины!», от чего идти можно было только по грунтовой, заезженной дороге.       Я, конечно, знал, что Шамос организовал этот лагерь недели три назад, когда прибыл на Сентикрит для контроля тех частей СПО, что готовились к наступлению — все же отчеты он присылал регулярно, хоть я их и нерегулярно читал. Вот только одно дело читать про все это, а другое — увидеть вживую. И я мог сказать точно, что выглядело это все весьма жутко.       Не успел я подойти к главному и, скорее всего, единственному входу, как вдруг я услышал позади себя знакомый рев двигателей и скрежет гусеничных траков «Химер».       Обернувшись, я увидел, как сюда едут сразу три бронетранспортера, и сразу же ушел с дороги. Не тормозя, колонна проехала мимо меня, поднимая тучи пыли, а я успел разглядеть на корпусах каждой из машин черный знак Официо Префектус — череп с крыльями. Похоже, что эти «Химеры» были реквизированными у СПО.       За периметр их пропустили только после того, как открыли десантное отделение и проверили документы у водителей и сопровождающих. Как оказалось, это привезли партию арестованных, среди которых виднелись как гвардейцы, так и СПО-шники.       Всего через минуту охрана пропустила колонну и бронетранспортеры проехали дальше.       Передо мной же двери открывать не стали. Оба белых щита, молодых парня в гвардейском обмундировании, вытянулись по струнке смирно, а затем один из них обратился ко мне.       — Можно ваши документы, господин комиссар?       — Да, конечно, — не стал спорить, сразу же доставая заветную пластмассовую карточку. — Кого это привезли к вам?       — Шестнадцать солдат СПО и десять гвардейцев, господин комиссар. Задержаны сегодня и доставлены по приказу комиссара Шамоса. Обвинения не могу знать, господин комиссар, — сразу же ответил постовой, записывая что-то в журнал. — Вашу подпись, пожалуйста.       Расписавшись, я решил задать еще один, достаточно важный вопрос.       — В лагере есть комендант?       — Так точно, господин комиссар. От входа налево, палатка по самому центру, — сразу же ответил солдат. Смышленый был парень, это уж точно.       — Благодарю, — коротко ответил я, после чего мне открыли деревянные, обнесенные колючей проволокой, ворота.       К счастью, искать долго палатку коменданта лагеря не пришлось и уже спустя минут десять мне сказали, где находится моя личная палатка, которую этот самый комендант заблаговременно поставил — он понимал, что рано или поздно я сюда приеду, а если и нет, то лучше пусть палатка для высшего начальства стоит тут и никому не мешает. Мало ли.              Разместив вещи, пришлось принять целый комплекс таблеток. Регенерирующие препараты, чтобы кости, мышцы и кожа быстрее заживали. Антионкологические, чтобы ускоренная регенерация не образовала злокачественные опухоли. Обезболивающее для того, чтобы не чувствовать всю ту боль от заживления. Потом антибиотики, чтобы никакая зараза не распространилась. А из-за них пришлось еще применять таблетки для поддержания микрофлоры, которая антибиотикам была не так уж и рада. В общем, чувствовал я себя натуральным стариком, что жил на одних таблетках, и это в свои-то годы, что физические, что моральные!       Но ничего не поделаешь, подобное всяко лучше, чем продолжать лежать на кровати и ходить под себя.       Закончив еще и с этим, я решил наконец-то направиться в столовую, а после — начать проверку всего того, что тут происходило. Как-никак, проверки всегда полезны. Особенно внеплановые.              В столовой никого, кроме повара, не оказалось, потому, поев свою порцию каши, мяса, хлеба, овощей и какого-то подобия компота, я направился к тюремной части лагеря, которая была отделена от жилой отдельным забором из колючей проволоки и занимала площадь раза так в три больше, чем жилая часть для, собственно, комиссаров. Там у меня снова проверили документы и попросили расписаться в журнале.       В самом начале шли долгие ряды маленьких «камер» — палаток человека на четыре. Никаких замков или тому подобное — только белые щиты, патрулирующие проходы между палатками. Притом было понятно, что бежать отсюда незаметно не получится при всем желании — через трехметровый забор из проволочных спиралей не перелезть, а если перелезть, то сразу же подорвешься на минах. Потому за безопасность можно было не волноваться.       Но вот проходя все дальше и дальше, я начал слышать, как из некоторых палаток доносятся крики, стоны и злобные вопросы по типу: «Где деньги?!», «Где аппарат спрятали?!» или «Кому товар продавал?!». В ответ слышались: «Не знаю», «У мамаши своей спроси, я ей ночью сказал!», «Иди нахуй, комиссарская тварь!» и все в таком духе, после чего неизменно следовали звуки ударов и новые крики или стоны.       Казалось, я попал не в лагерь Комиссариата, а в пыточную.       Решив разобраться, что тут вообще происходит, я зашел в первую попавшуюся палатку.       Увиденная картина слегка обескуражила. Двое молодых парней в одних штанах и ботинках держали за закованные сзади, поднятые вверх руки полного, голого мужика, что сейчас стоял на коленях, пока его голову окунали в большой таз с водой.       Еще один парень, комиссар-кадет, стоял в стороне рядом со столом. Увидев меня, он сразу же вытянулся и приставил ладонь к виску, а оба белых щита, выразив крайнюю степень шока и страха, отпустили мужика и попытались поднять его на ноги. Тот начал кашлять и материться на чем свет стоит, едва ли не падая, но две пары рук его крепко держали.       — Доброго дня, господа, — поздоровался я, делая вид, что происходящее для меня не является чем-то удивительным. Подумаешь, человека пытают утоплением. Обыденность. — Можно узнать причину, по которой вы пытаете этого человека?       — Так точно, господин комиссар! — резво и громко начал кадет. — По приказу комиссара Шамоса проводятся допросные мероприятия с задержанным, полковником Сил Планетарной Обороны Акитос Прайм, Атимаром Онгакроном. Он обвиняется в организации торговли наркотиками на территории лагеря. В данный момент пытаемся узнать, кто был его руководителем и кто был у него в прямом подчинении, а также способы отмывания денег.       — Вот оно что. У нас тут наркобарон завелся, я погляжу, — с сарказмом сказал я, смотря на болезненное лицо полковника. Тот смотрел на меня с нескрываемыми мучениями в глазах.       — Вы, блять, даже не представляете… С кем связались…       — Вполне себе представляю, — ответил я ему. Сомнений в том, что он виновен, у меня не было. — С наркоторговцем, который, похоже, возомнил, что его фамилия позволяет ему нарушать закон.       — Да пошел ты… — страдальчески сказал полковник, после чего его голова просто упала и повисла, словно на веревке.       — Я-то пойду, а вот вы у нас задержитесь. Продолжайте, кадет, — сказал я, посмотрев на парня. Тот сразу же загорелся рвением.       — Слушаюсь, господин комиссар, — ответил парень. Затем он несколько раз ударил рукой по щекам полковника, тот начал вспоминать, что он делал с его матерью, после чего оба щита пододвинули его к тазу с водой, ударили его по колену, отчего тот сразу же упал, подняли ему руку вверх и снова окунули голову в воду, при этом кадет еще и внимательно следил за временем на наручных часах.       Я же решил пройтись дальше.       В других палатках ситуация была аналогичная — кого топили, кого током били, кого просто били. Мешать я им не собирался. Все те люди, кого они пытали, не обвинялись в преступлениях — они были виновными, и теперь из них пытались вытащить подробности касательно подельников, счетов и тому подобное. Меня подобное вполне устраивало. Главное, чтобы не дошло до выбивания чистосердечного ради хорошей отчетности — тогда уже придется вмешиваться.       Но в остальном же все было в полном порядке, потому я не стал мешать другим работать.       А вот ближе к вечеру, к моему удивлению, мне прислали письмо, которое просили передать лично мне в руки и очень срочно.       И письмо это оказалось от моего близкого друга, который просил о встрече в этот же день.       Отказать я не смог.              — Так и знал, что вы придете, господин комиссар, — послышался знакомый голос у меня за спиной, пока я сам стоял на краю скалистого обрыва.       — Как я мог не прийти, — ответил я, развернувшись и увидев знакомое лицо Аскирта. Тот был одет в обычную не боевую форму СПО с лейтенантскими погонами на плечах. Таки уже получил повышение. — Рад тебя видеть.       — Взаимно, — сказал парень, протянув мне руку, которую я сразу же пожал, а затем и обняв меня. — Весь лагерь уже узнал, что ты прилетел на Сентикрит, и я не удержался, чтобы не встретиться. А при встрече, как говорится, и выпить не грешно, — лейтенант сразу же достал небольшой термос, что висел у него на поясе, снял с него два стакана, один из которых протянул мне, а потом начал откручивать крышку. Я же скептически на это посмотрел, что он сразу заметил. — И не волнуйся, это просто холодная фруктовая танна, крепче я не рискну доставать. Мне мое звание дорого пока что.       — Смотри у меня, Аскирт. Мы тут и так с вашими самогонщиками воюем, — ответил я, пока мой друг разливал жидкость медного цвета по стаканам.       — Да знаю уж. Вон, за бутылку пойла самогонного надо отвалить нехилые такие деньги. Или вообще, блок сигарет. Десять пачек по двадцать штук, между прочим, — саркастично возмущался Аскирт. Я же не мог удержать улыбку. Почему-то на душе сейчас стало так легко, что даже передать словами было нельзя. — Ну что ж, за встречу.       — За встречу, — ответил я, после чего ударил своим стаканом об его и выпил содержимое. На вкус танна была сладкой, с непривычным, но довольно приятным привкусом. Распробовав ее, я решил задать один важный вопрос. — Как там Нирт, к слову? Не смог прийти?       На этих словах Аскирт сразу же помрачнел, улыбка пропала, а глаза опустились.       — Не смог. Нет его больше. Погиб.       Внутри сразу же что-то словно рухнуло. По телу пробежалась горячая волна. Стало как-то не по себе. Казалось бы, я уже столько раз видел смерть, пора бы уже привыкнуть, но этот раз был исключением. Я слишком многим был обязан Нирту. Что уж тут говорить, я был ему обязан жизнью. Благодаря нему и Аскирту я смог выбраться из того ада орочьего плена, куда я умудрился попасть. Да и в какой-то мере я успел и с ним сдружиться. Он был простым парнем, готовым защищать свою планету, свою семью. Мне его было жаль.       — Как это случилось? — решил спросить я, посмотрев в сторону моря. Хотелось узнать, как так произошло.       — Нас поставили защищать один из шахтерских поселков, здесь, на Сентикрите. Орков было мало, они лишь иногда приезжали, обстреливали нас и уезжали. Потом они начали отстреливать нас из снайперских винтовок. И вот один раз он стоял у окна и тут раз — и все. Не стало его.       — Сраные ублюдки, — выговорился я, чувствуя вскипающую злость за убитого парня. Причем такую, какую я не чувствовал, даже когда видел десятки убитых гвардейцев. Это было что-то большее. Личное. — Жаль, что так получилось. Упокой Император его душу.       — Да, жаль. Но ничего не поделаешь. Это война. На войне погибают, — ответил Аскирт, после чего также повернулся в сторону моря. Там ничего не поменялось — сотни кораблей все также находились на своих местах. Небо же тем временем становилось уже розово-алым из-за заката. — Ладно, не будем о грустном. Нирт уж точно не хотел бы, чтобы мы тут убивались из-за него. Лучше расскажи о себе. Где уже успел побывать? А то ты уже успел тут легендой стать. «Палач Сентикруа». Звучит.       — Серьезно? Меня так называют? — удивленно спросил я, не ожидая, что мне уже могли дать прозвище.       — Ага. И это только одно из многих. Еще есть «Уравнитель», «Презиратель», и так далее, и тому подобное. Народ прям с ума по тебе сходит после того, что ты с этими банкирами сделал.       — Они получили по заслугам. Нечего ксеносам помогать, — с нескрываемым отвращением в голосе сказал я.       — Кто ж поспорит? Им вся планета смерти желала. Одни коллекторы чего стоят. Падлы, — в голосе Аскирта сразу же послышалась злоба.       — Сталкивался с ними?       — Лично — нет, но сослуживцы рассказывали. Поверь, среди них попадались просто редкостные отморозки.       — Верю. Я о них уже наслышан, — ответил я, вспоминая все те репортажи по радио, которые я слушал после того, как Сентикруа были низложены. Историй из жизни простых граждан там хватало с лихвой.       — Одного понять не могу — как ты вообще умудрился их поймать? Давай, я хочу знать подробности, — с улыбкой на лице проговорил Аскирт, повернувшись ко мне.       — Подробности? Ну раз хочешь подробностей, тогда садись и слушай, — сказал я и сел прямо на край обрыва, свесив ноги вниз. Лейтенант сразу же повторил за мной и приготовился внимательно слушать.       Я рассказывал ему о своих похождениях часами. И это было прекрасно — вот так просто сесть и с кем-то непринужденно поговорить, поделиться всем тем, что накопилось внутри.       Так, как это было раньше.       Благодаря этому я в первый раз за долгие недели чувствовал внутри себя настоящую радость.              И вот, спустя двадцать два дня, немного позже, чем планировалось, час пробил. Все было готово. Припасы были загружены, корабли были готовы принять в себя сотни тысяч солдат, планы составлены, роли распределены. Теперь все ждали моего слова. Больше миллиона человек СПО и почти девяносто тысяч гвардейцев, не только здесь, на Южном Пляже, но и в других южных портах Сентикрита, были выстроены возле рупоров, готовые выслушать мою речь. Уж над ней я корпел, как никогда.       — Солдаты! — начал я, и мой голос разнесся над окрестностями громким эхом. — Настал тот день, которого мы все так долго ждали! Сегодня мы начнем наступление против врага, что пришел к нам из холодной пустоты космоса! Сегодня мы начнем очищение этой планеты от ксеносской заразы, что оскверняет эту землю! Сегодня мы будем наступать, а не обороняться! Остров за островом, метр за метром, мы будем продвигаться вперед, несмотря ни на что! Мы убьем каждого зеленокожего ублюдка, которого найдем, дабы на этой планете воцарился мир! Да, это будет непросто! Да, орки сильны! Да, не все из вас вернутся домой! Но не бойтесь этого! Вспомните, ради кого вы все это делаете! Вспомните свои семьи! Вспомните сотни миллионов женщин и детей, которых орки убьют, если вы дадите страху взять вверх над собой! Только вы способны их защитить! Только вы способны уничтожить врага, что покушается на ваш дом! Идите и уничтожьте этих ублюдков! Во славу Императора и Империума Человечества!       И хор из миллионов голос был мне ответом.       Наше наступление начиналось.