Часть вторая. Лорна
Осторожно, неумело Тонкий круг очерчен мелом. Ты сегодня что-то смелый, Или – время подошло? Ровных граней отблеск алый. Знаний – мало, мало, мало! Входит прошлое кошмаром Сквозь старинное стекло. Алькор. Голокрон
Глава 1
Дорогие Янош и Сюзанна, спасибо вам за всё. Надеюсь, что вы простите меня за это внезапное бегство. Передайте, пожалуйста, мои извинения Эрику и скажите ему то же, что я сейчас говорю вам: вы сделали всё, что могли, чтобы позаботиться обо мне и защитить меня, и если я попаду в беду, это произойдёт исключительно по моей глупости. Вам не в чем себя упрекнуть. Янош, прости, пожалуйста, за деньги – я всё тебе верну при первой же возможности. Сюзанна, извини меня, что твоя работа прерывается так скоро – я постараюсь возместить тебе все связанные с этим потери. Машину я оставлю в ближайшем городе, если смогу арендовать там новую, если же нет, то на стоянке у аэропорта.Чарльз
Эрик дважды перечитал несколько строк, написанных беглым почерком Чарльза. Потом поднял глаза на стоящего перед ним Яноша Квестеда. – Сколько он у тебя украл? – Достаточно, чтобы сюда добраться, – буркнул Янош. – Значит, не меньше пяти сотен, – Эрик раздражённо скомкал записку. Фу ты, ну ты, какие мы гордые, не желаем, чтобы нам возмещали… – Он взял с собой сыворотку? – Да. Всё, что было. Эрик кивнул, сам не зная, рад ли он этому обстоятельству. С одной стороны, чем раньше друг вернёт свою силу, тем быстрее разберётся в происходящем, не говоря уж о том, что без неё он абсолютно беззащитен. С другой – а чёрт его знает, как поведёт себя его телепатия, не стало бы ему ещё хуже… – Как так получилось, что он уехал, а вы даже не заметили? Янош с Сюзанной переглянулись. – Видимо, он что-то подмешал в еду. Я захотел спать сразу после ужина и проспал до утра, как убитый. А я чутко сплю, ты же знаешь. – Боюсь, это моя вина, – подала голос Сюзанна. – Он начал жаловаться на бессонницу, и я купила ему снотворного. Мне и в голову не пришло, что он использует его на нас. Прости, Эрик. – Ладно. Мне и самому надо было как следует подумать. Идите отдыхать, у вас был долгий перелёт. Янош с Сюзанной кивнули и развернулись к двери. Симпатичный особнячок на окраине Помпано-Бич, недавно снятый через подставное лицо, был достаточно просторен, чтобы вместить всю команду. Молодёжь продолжала называть их всех «Людьми Икс», но Эрику больше нравилось другое именование – Братство. Словно он обрёл семью, которой у него не было с четырнадцати лет. Прав был Чарльз, они все, собравшись вместе, сумели стать частями чего-то большего, чем они сами. – Что будем делать? – спросила молча сидевшая в углу Эмма, когда дверь закрылась. Этим утром она и сама только-только прилетела из Нью-Йорка, где двое суток проторчала в аэропорту в надежде перехватить Ксавьера. Мучительно размышлявший, куда мог направиться Чарльз, Леншерр вспомнил, как упоминал в разговоре с ним о том что Ксавьер родом из-под Нью-Йорка. Но либо Чарльз об этом забыл, либо искать отчий дом не входило в его планы. Или он опять оказался хитрее всех и прибыл в Нью-Йорк не самолётом. – Боюсь, что сейчас – ничего, – Эрик поднялся и заходил по комнате. – Нет, конечно, мы дадим инструкции всем нашим и свяжемся с Мактаггерт, но я не особо надеюсь на эти меры. Америка велика, мир ещё больше, и Чарльз мог направиться куда угодно. А нам остаётся уповать разве что на везение. Это моя вина – самокритично признался себе Эрик. Надо было обрисовать ситуацию Чарльзу, хотя бы в общих чертах. Может, он и правда рванулся бы в бой, но тогда он, по крайней мере, представлял бы, с чем ему придётся столкнуться. Но вполне возможно что, удовлетворившись объяснениями, он согласился бы подождать с активными действиями до полного своего выздоровления, а значит, Эрик выиграл бы ещё несколько месяцев. Однако за то время, что Чарльз лежал пластом, целиком находясь на его, Эрика, попечении, Эрик слишком привык относиться к нему, как младшему и слабому, нуждающемуся в опеке и защите. Словом – как к ребёнку, за которого может и должен решать взрослый. А ведь Чарльз – и сам уже давно взрослый мужчина, они с Эриком почти ровесники. И пусть даже его суждения порой были наивны, но не стоило всё же забывать, что он вполне состоявшийся человек, привыкший быть самому себе хозяином, и к тому же учёный – а значит, стремление во всём докопаться до истины у него в крови. Эрику стоило бы прикинуть, как бы он сам повёл себя, вздумай кто-нибудь запереть его без объяснения причин. Да что там долго думать, ясно же, что этому «кому-то» не поздоровилось бы. Чарльз, конечно, мягче, да и возможностей по-свойски разобраться с непрошенным опекуном у него было меньше, но избалованный мальчик из богатого дома остался в далёком прошлом, о чём не стоило забывать. Да и, судя по рассказам Рейвен и самого Чарльза, никогда он особо избалованным не был. Однако Эрик редко утруждал себя размышлениями о чувствах других людей – как-то не о ком ему было особо размышлять. Он привык быть один и искренне считал, что так ему лучше, пока не встретил на своём пути одного упрямого телепата. И в тот момент, когда Чарльз упал с простреленной, как показалось Эрику, головой, когда Эрик бросился к нему, не чуя под собой ног и забыв обо всём остальном – в его мозгу билась одна-единственная мысль: я его убил. Убил своего единственного настоящего, наконец-то обретённого и выстраданного друга. Упав на колени в окровавленный песок рядом с неподвижным телом, Эрик так и застыл в прострации, придавленный своей виной, и не представляя, как теперь будет жить дальше… пока его не привёл в себя рык Зверя, догадавшегося пощупать Чарльзу пульс: «Да он жив!» Хорошо, что у Мактаггерт хватило ума смыться, пока они все хлопотали над Чарльзом. Если бы Эрик в тот момент вспомнил о её существовании – видит бог, придушил бы на месте. А пока на берегу началась суматоха, молодняк чуть не столкнулся над Чарльзом лбами, Хэнк объявил, что профессору нужно в больницу, и Эрик, обретя наконец способность соображать, вспомнил, что у Шоу был телепортёр. К счастью, троица сторонников покойного не спешила удрать – они стояли в стороне, что-то оживлённо обсуждая, и поднявшийся Эрик обратился к ним с короткой, но прочувствованной речью на тему, что все мутанты братья, и что после того, как люди показали себя во всей красе, им нужно держаться вместе, забыв былые разногласия. И уже четверть часа спустя весьма живописно выглядевшая компания ввалилась в частный госпиталь в Майами с раненным на руках, и с наспех выдуманной историей, как он эту рану получил. Врачи проглотили историю, не поморщившись: Азазель не зря выбрал именно это заведение. Его владелец и персонал уже давным-давно были прикормлены предусмотрительным Шоу и отучены задавать лишние вопросы. А мир вокруг них тем временем менялся. Да так стремительно, что даже привыкший предполагать худшее Эрик оказался захвачен врасплох скоростью этих перемен. Тогда, на раскалённом песке кубинского пляжа, занявшись раненым Чарльзом, Эрик и думать забыл о двух флотах, застывших напротив берега, и о туче ракет, его собственной волей направленной в их сторону. Лишь отметил краем сознания, что, хотя часть снарядов, оставшись без его контроля, попадала в море, или взорвалась в воздухе, примерно половина всё же достигла цели. Остатки флотов на всех парах кинулись прочь, и Эрик окончательно выбросил их из головы, занявшись делами более насущными. Но вот уцелевшие моряки на уцелевших кораблях – они-то его отнюдь не забыли. Эрик с Чарльзом и остальными уже были в Майами, когда то, что осталось от американского флота, вернулось домой. Возглавлявший операцию адмирал погиб вместе со своим флагманом, и корабли привёл в порт принявший командование капитан первого ранга Грейдон Крид. Ему досталась слава спасителя всего, что удалось спасти, ему же выпала честь отчитываться за происшедшую катастрофу. Скрыть её оказалось невозможно – слишком много глаз напряжённо следили за происходящим в Карибском бассейне. Свалить всё на русских не решились – ещё слишком свежа была память о балансировании на грани ядерной войны, и снова разжигать ненависть к Советскому Союзу показалось недальновидным. Поколебавшись, власти решились объявить всё как есть. И Америка впала в состояние шока. Американский флот был разгромлен и чуть было полностью не уничтожен – и кем?! Не советским флотом, что было бы объяснимо и даже в какой-то мере ожидаемо. И не кубинцами, что было бы неожиданно, но хотя бы тоже объяснимо. Не какими-нибудь внезапно налетевшими пиратами или террористами, на худой конец. Нет, это сделала жалкая кучка каких-то… мутантов! Кто они такие? Откуда взялись? На что способны?! Один взмах мутантской руки – и нет половины флота. Второй взмах мутантской руки, и… что? Не станет половины страны?! К несчастью для мутантов, их оказалось куда больше, чем предполагали Эрик с Чарльзом, да и вообще кто бы то ни было, кроме, разве что, покойного Шоу. Очень многие вдруг стали замечать, что в приятелях или соседях у них имеются какие-то в высшей степени подозрительные типы – замаскировавшиеся мутанты, не иначе. И ярость и недоумение смешались с паникой: они здесь! Они среди нас! Казалось, весь страх и напряжение, скопившиеся за время Карибского кризиса, ныне ураганом пронеслись над головами новых врагов. По всем Штатам прокатилась волна демонстраций, нередко выливавшихся в погромы. Жители требовали от властей решительных мер против этих ужасных существ, и тут же, не дожидаясь ответа от медлительной государственной машины, бросались наводить порядок сами. Сколько в эти дни погибло обыкновенных людей, ставших жертвами чужой паранойи, известно было разве что Господу Богу. Но попадались среди жертв и настоящие мутанты, которые вовсе не желали безропотно отдавать концы. И кровь пролилась с обеих сторон, лишь увеличивая обороты страха и ненависти. А вскоре у толпы появился вожак. Грейдон Крид, вознесённый на вершину популярности первым столкновением с мутантами, вдруг подал в отставку и занялся политикой – как оказалось, не просто так. Ему повезло так же стать первым, кто кинул клич всем людям объединиться против мутантов. И не прошло и пары месяцев, как основанная им партия «Друзья Человечества» уже насчитывала десятки тысяч сторонников, и имела отделения чуть ли не во всех крупных городах. Популярность Крида возросла ещё больше – а вместе с ней стремительно росло и его политическое влияние. Да, совсем не так представлял себе Эрик начало войны с людьми, как угодно, но не так. И меньше всего он ожидал, что в этот первый важнейший период он будет бездействовать, отдавая всю инициативу противнику. Но именно так и получилось. Всю первую неделю Эрик почти не отходил от постели мечущегося в бреду Чарльза. При ближайшем рассмотрении рана оказалась далеко не так опасна, как он было вообразил с перепугу, но в себя Чарльз не приходил. Эрик выслушивал новости, решал какие-то текущие проблемы, вроде поиска незасвеченного жилья для команды, и мрачнел всё больше, а улучшений в состоянии Чарльза всё не было. Единственная акция, на которую они решились в том году – это освобождение из застенков ЦРУ Эммы Фрост. Это случилось после той знаменитой речи Кеннеди. Вся страна с замиранием сердце ждала, когда же правительство наконец обозначит своё отношение к возникшей проблеме, а правительство не мычало, не телилось добрый месяц. И когда президент наконец всё-таки выступил, абсолютно все почувствовали себя обманутыми. Потому что ничего определённого в его речи сказано не было. В этот час испытаний, когда мы подверглись новой угрозе, единство и взаимная поддержка, бла-бла-бла. Крид немедленно громогласно заявил, что раз правительство отказывается защищать своих граждан, граждане должны защищать себя сами. А Азазель, выслушав обращение вместе со всеми в больничном холле, где был установлен телевизор, уточнил: – Он сказал – угроза? Они используют его слова как оправдание для погромов, вот увидите. Эрик согласно кивнул, кривя тонкие губы. Он и не надеялся, что Кеннеди заступится за мутантов, но неуверенность и непонимание, что делать дальше, сквозившие в каждой обтекаемой фразе главы государства, наполнили Леншерра презрением. Даже если вы боитесь, господин президент, всё же имейте решимость не убегать и не прятаться за чужими спинами, а вступить в открытый бой. Тогда вас хотя бы можно будет уважать, как врага, конечно, но уважать. А так… Тряпка вы, мистер Кеннеди, и больше никто. Вот тогда-то Янош с Азазелем и насели на него с двух сторон, требуя вытащить Эмму, которой – теперь в этом можно было не сомневаться – придётся отдуваться одной за всех. Рейвен горячо поддержала их, да и остальные согласились, хотя и без особого восторга. Две части его команды до сих пор косились друг на друга, будучи не в силах забыть, что их знакомство началось с драки. Но открытых стычек и протестов не было. А Хэнк Маккой неожиданно добавил, что неплохо было бы показать Чарльза другому телепату. – У меня есть догадки о том, что с ним происходит, – сказал он. – Но хотелось бы получить подтверждение от специалиста. К этому времени Зверь уже вернул себе человеческий облик, поколдовав над изобретённой им сывороткой. Конечно, о дальнейшей его работе в ЦРУ не могло быть и речи, но деньги в этой больнице решали всё, и его пустили в больничную лабораторию. Доработав своё изобретение, Маккой избавился таки от ненавистной ему синей шерсти, хотя и не совсем – стоило ему войти в боевой режим, становясь из тщедушного очкарика грозным Зверем, как она опять отрастала. И исчезала, бесследно рассасываясь на коже, когда бой заканчивался. Но это выяснилось позже, когда члены команды всё-таки начали активные боевые действия. А на операцию по освобождению Эммы Эрик его не взял, решив, что Фрост будет легче убедить, если она увидит знакомые лица. Так что из тех, кого набрали они с Чарльзом, он взял с собой только Рейвен да Ангел в качестве воздушной поддержки. Однако поддержка не понадобилась, потому что удалось обойтись почти без борьбы. Сменившая облик Рейвен без помех провела их в Лэнгли, а Азазель, обладавший нюхом на местоположение нужных людей, указал, в какой камере находится заключённая. Если бы он мог переместиться прямо к ней, то и вовсе можно было бы не поднимать тревоги, но это было рискованно – если краснокожий мутант перемещался наугад, в место, которого не видел или не помнил, то всегда сохранялся риск во что-нибудь врезаться. Сам он иногда риском пренебрегал, но Эрик не захотел рисковать собой и остальными. Пришлось выламывать стальные двери в коридорах и в камере, попутно нейтрализуя охрану, зато после они все без помех переместились обратно в Майами раньше, чем цереушники расчухали, что происходит. Как и просил Хэнк, первым делом освобождённую Эмму потащили смотреть Чарльза. Фрост, хмурясь, постояла над ним, покусывая губы, потом тряхнула головой и отвернулась. – Боюсь, тут я бессильна что-либо сделать, – сказала она. – Но что с ним творится? – Судя по всему, его телепатия вышла из-под контроля. Он стал восприимчивее, и чужие чувства и мысли действуют на него так сильно, что полностью подавляют его сознание. – А ты не можешь… – Нет, – отрезала Эмма. – Как телепат он сильнее меня. Вся эта боль и прочие эмоции воспринимаются им как собственные, и когда я пытаюсь войти в его разум, они все обрушиваются на меня. При любом прикосновении меня просто сносит. Извини, Эрик, но я не стану рисковать своим рассудком, когда результат совершенно непредсказуем. – Вся эта… боль? – испуганно переспросила Рейвен. – Мы в больнице, Рейвен, – ответил вместо Эммы Хэнк. – Люди попадают в больницу, когда им плохо. Представь, скольким находящимся тут пациентам больно и страшно. – Именно, детка, – кивнула Фрост. – Так что всё, что я могу посоветовать – это убрать его из больницы. В идеале – туда, где вообще не будет людей. Тогда, возможно, через какое-то время он придёт в себя. Эрик прикусил губу. Убрать Чарльза из больницы, где за ним осуществляется профессиональный уход, где, в случае чего, ему сразу же будет оказана квалифицированная помощь… Но что делать, если другого выхода нет? Однако Хэнк, как выяснилось, думал иначе. – Вообще-то, – он поправил очки на носу, – можно попытаться ввести Чарльзу мою сыворотку. Я в ней кое-что изменил, так что теперь она просто временно заглушает действие мутировавшего гена, и, вероятно, Чарльз на какое-то время перестанет быть телепатом. А потом, когда он выздоровеет, приём можно будет прекратить. Эрик смерил Маккоя пристальным взглядом и поинтересовался, не хочет ли тот, чтобы и Чарльз посинел и покрылся шерстью. Маккой с достоинством ответил, что испытал своё изобретение на себе, и что-то на нём больше ни синевы, и шерсти не видно. Потом, правда, всё-таки стушевался и добавил, что не настаивает. – Может, и правда будет лучшей обойтись без сомнительных экспериментов… Однако Эрик уже заколебался. Если есть шанс сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, а Чарльз продолжил полноценное лечение и не мучился при этом из-за своего дара – разве не стоит им воспользоваться? Правда, в случае неудачи последствия непредсказуемы… Но они, чёрт возьми, и так непредсказуемы, никто не возьмётся сказать, как всё происходящее действует на чарльзовы мозги. И Эрик, сжигая мосты, резко кивнул явно удивившемуся Хэнку: – Что ж, тащи сюда твою сыворотку. Попробуем. Он знал, что если Чарльзу станет хуже, вина будет не на Хэнке, а на нём, как на принимающем решения. Но всё прошло благополучно. И когда Чарльз впервые с самой Кубы заснул спокойно, Эрик позволил себе вознести благодарность Господу, что, вообще-то, случалось с ним крайне редко. Правда, радость оказалась кратковременной. Потому что заснуть-то Чарльз заснул, а вот просыпаться отнюдь не спешил. – Он ускользает, – сказала приглашённая на повторную консультацию Эмма. – Не хочет идти на контакт. Гоняться сейчас за ним – всё равно, что искать чёрную кошку в тёмной комнате, которая к тому же не сидит на месте. – В каком смысле – ускользает? – В прямом. У телепатов большие возможности. Мозг любого человека можно сравнить с дворцом, наполненным различными помещениями: ячейками памяти, навыками, инстинктами… Обычно сознание находится в первом же «помещении» у входа, но сейчас он бродит где-то в глубине, образно говоря. И не даёт себя отыскать. – Но раз он не хочет идти на контакт – значит, что-то он соображает? Осознаёт, что происходит? – Не обязательно. Нежелание может быть и инстинктивным. Он просто избегает контакта с любыми раздражителями. Подозреваю, что это следствие пережитой травмы, и что со временем ему надоест, но тут уж я не специалист и могу только гадать. Никогда не имела дела с коматозными. Тем более телепатами. Новый Год они все встретили в том же подвешенном состоянии, так же как и вся страна. Но в январе правительство наконец дозрело до каких-то действий. Был выпущен указ об обязательной регистрации всех мутантов под угрозой депортации в случае выявления незарегистрированных. Под благородным предлогом препятствия участившимся случаям самосудов, но Эрик лишь покачал головой. Сперва выявляют, потом сгоняют в кучу, потом уничтожают. Всё, как он и предсказывал Чарльзу, а тот ещё верить не хотел, дурачок. Учёные получили задание отыскать надёжные способы выявления скрывающих свои способности мутантов для отличия их от обыкновенных граждан, Крид, как обычно, объявил меры половинчатыми – зарегистрированных, мол, надо депортировать в специальные лагеря сразу же, а скрывающихся уничтожать на месте, – а граждане радостно кинулись строчить доносы… Но Эрика и его команды это всё до поры до времени не касалось. Врачи больницы хранили молчание, ограждая гостей от других пациентов и властей, правда, денег на это уходило всё больше. Но Эрик не жаловался. – Тебе точно хватит? – спросила его как-то Эмма. – Я знаю кое-какие заначки, оставшиеся от Себастьяна. Да и кое-что из его недвижимости можно было бы продать. Например, клуб в Лас-Вегасе тебе вряд ли понадобиться. Пришлось сказать, что клуб уже давненько засвечен, но вообще-то деньги лишними не бывают. Заодно Эрик поинтересовался источниками богатства Шоу – ведь клуб, яхта и всё прочее на него явно не с неба упали. – Он давно открывал счета в разных банках, и часто десятилетиями не прикасался к вкладам, копя проценты. А кроме того он сумел вывезти часть нацистского золота. А ты… О, – Эмма наклонила голову. – Я хотела спросить, на какие доходы живёшь ты, но вижу, что у твоего богатства тот же источник. Эрик скрипнул зубами. Чарльзу он простил то, что тот однажды без спроса порылся в его мозгах, но чтобы какая-то наглая телепатка начинала снова здорово, ему отнюдь не хотелось. Было даже средство против этого – шлем Шоу, но не будешь же таскать его на голове постоянно. – А что такого? – сквозь зубы спросил он. – Это золото было украдено у моего народа. Если можно назвать кражей, когда у тебя вырывают силой всё до последней крупицы. Вплоть до зубов – слышала, должно быть? – Слышала, – кивнула Эмма. – Что ж, теперь можно сказать, что справедливость восстановлена, и это золото вернулось к твоему народу в твоём лице. Эрик мысленно не удержался от крепкого словца, и, судя по улыбке на лице Эммы, она его отлично расслышала. Но от комментариев воздержалась.