Мы, мутанты

      Именно в те лихорадочные дни к Эрику в больничном холле подошёл незаметный человечек, передал привет от Мойры Мактаггерт и спросил о самочувствии «их общего знакомого». Первым порывом Эрика было послать Мактаггерт вместе с её посланцем куда подальше, а ещё лучше – разыскать её да и прикончить, как слишком много знающую… Но он вовремя себя осадил. Раз Мойра, выяснив их местонахождение, не донесла начальству, а принялась налаживать контакты, то велика вероятность, что она по-прежнему на их стороне – если не на стороне Эрика, то на стороне Чарльза. А значит, могла быть полезна. В такие дни свой человек в ЦРУ ой как нужен. И Эрик, ответив что-то неопределённое, добавил, что подробности будет рад сообщить при личной встрече.       И не прогадал. Расписывая явно расстроенной Мойре состояние Чарльза пару недель спустя, Эрик мысленно поздравлял себя с верным решением. Чувство вины – великая вещь, и вербовка, как выражаются сами ЦРУ-шники, оказалась делом техники. Пусть со скрипом, но Мактаггерт согласилась давать полезную информацию, во избежание нанесения Чарльзу ещё большего вреда.       К этому моменту Эрик уже перестал надеяться, что Чарльз поднимется вот-вот, со дня на день. Врачи не давали никаких однозначных прогнозов, и с этим оставалось только смириться. А значит, пора было приниматься за другие дела. И Эрик принялся – с несколько удивившей даже его самого эффективностью.       Никогда в жизни ему не приходилось организовывать командную работу – сколько он себя помнил, Эрик всегда был одиночкой. И всё же его опыт общения и навыки добиваться своего были обширны и разнообразны. Поиски Шоу забрасывали его с самые разные уголки мира, заставили переговорить с огромным количеством людей, и далеко не все эти люди жаждали делиться нужной ему информацией с подозрительным чужаком. Кого-то удавалось запугать, кого-то подкупить, кого-то сбить с толку притворным дружелюбием и выведать сведения в непринуждённом разговоре. Эрик умел быть убедительным, внушающим страх, настойчивым, располагающим к себе – в зависимости от обстоятельств и задач, которые перед собой ставил. И сейчас он снова занялся привычным и знакомым делом – сбором информации. О мутантах, о тех, кто за ними охотится, о том, куда увозят и где держат арестованных, кто и как занимается регистрацией, как от неё уклоняются… Попутно он, поднимая свои старые связи, а также связи, сохранившиеся у бывшей команды Шоу, готовил пути отступления, убежища, тайные маршруты, которыми могли бы воспользоваться те мутанты, что стремились спрятаться от давящей их государственной машины. И, подготовившись достаточно, начал действовать. Точно так же он поступал и в прежние времена – достаточно длительный период подготовки, а потом стремительный бросок. Разница была в том, что раньше он был один, а теперь – нет.       Сперва Эрик просто прикидывал в одну голову, что надо сделать, после чего распределял задачи между членами своей команды. Но позже, убедившись, что многие из его подчинённых, особенно «старички» из окружения Шоу, и сами вполне способны подсказать что-то дельное, начал собирать совещания, на которых планы предстоящих операций обсуждались и вырабатывались совместно. После этого сплочённость его команды заметно возросла, а напряжение внутри неё поуменьшилось. К тому же Эрик начал всячески поощрять передачу боевого опыта от «старичков» к молодёжи. Да, они с Чарльзом и набранной ими командой готовились к боевым действиям, и даже достигли кое-каких успехов, и всё же опыта и умения молодым явно не хватало. И теперь можно было восполнить этот недостаток. Особенно в тренировках усердствовала Рейвен.       – Больше я не хочу сидеть в стороне, – заявила она. – Хватит и одного раза в роли бесполезного балласта.       И насела на Азазеля, требуя, чтобы он обучил её навыкам рукопашного боя. Азазель приступил к обучению с некоторым скептицизмом, но его сомнения быстро рассеялись. Рейвен оказалось прекрасной ученицей – быстрая, ловкая, не по-женски сильная, она схватывала всё на лету и была готова тренироваться до седьмого пота. И вскоре Азазель признался Эрику, что гордится ею.       – А ты? – спросила Рейвен, когда он передал ей слова её учителя. – Ты мной гордишься?       – Очень горжусь, – искренне ответил Эрик, и Рейвен засияла, как лампочка.       – Интересно, что бы сказал Чарльз, если бы увидел меня сейчас, – с ноткой грусти в голосе вздохнула она.       Эрик мог лишь вздохнуть вместе с ней. Он знал, что она, как и он, часто навещает беспамятного брата. Но никаких улучшений в состоянии Чарльза всё не было. Ухудшений, впрочем, тоже.       И всё же Чарльз для Рейвен отошёл на второй план, и центральное место в её жизни занял он, Эрик. Он знал, что в первую очередь его одобрения она ищет, именно его старается стать достойной. И он действительно гордился ею, ведь, как-никак, именно он научил её быть самой собой и не бояться себя. Чарльз всё-таки передержал свою сестру в вате. Понять его можно, но девочка уже выросла, и пора ей опробовать оперившиеся крылья. И Рейвен пробовала, вместе со всеми участвуя в налётах на тюрьмы и полицейские участки, отбивая мутантов у разъярённых людей, препятствуя арестам и помогая скрыться тем, кто не хотел прогибаться под своих ненавистников.       И всё-таки, даже сработавшись, его команда так и не стала единым целым. Эрик ясно понял это одним мартовским утром, когда Азазель вдруг сказал ему:       – Слушай, и долго мы будет бороться с последствиями, не трогая причину?       – Что ты имеешь в виду?       – Да нашего доблестного защитника человечества – Крида. А также его последователей.       – Крид – тоже лишь следствие.       – Знаю, знаю, подлинная причина в самих людях. И всё же именно он подзуживает толпу. Я уж не говорю о том, сколько крови наших на его руках и руках его «Друзей Человечества». Им всем не помешает хороший урок.       Эрик медленно кивнул.       – Только детишкам пока ничего говорить не надо, – добавил телепортёр.       Слово было сказано, и вновь Эрику осталось лишь согласиться. Да, детишкам говорить действительно не стоило, и отнюдь не потому, что они детишки. Просто не раз и не два он ловил себя на мысли, что бывшие слуги его покойного врага куда ближе ему и надёжней в делах, чем те, кого они совместно с Чарльзом набрали для борьбы с Себастьяном. Но что тут удивляться, ведь Шоу, если подумать, был во многом прав и отбирал мутантов, думающих так же, как он. В то время как команду «Икс» отбирал фактически один Чарльз, а Эрик лишь помогал отыскивать и вербовать кандидатов. И выбирал их Чарльз явно по себе, разве что с Анхель у него вышла промашка. И вот теперь, хотя Чарльз лежал в постели дышащим трупом, Эрик не мог отделаться от ощущения, что мягкосердечный телепат по-прежнему среди них. Эхо его голоса то и дело звучало в голосах этих славных ребят, искренне старавшихся воевать против всего плохого за всё хорошее. Не убивать. Не калечить. Не причинять вреда. Даже Рейвен порой оказывалась подпевалой в этом хоре. До этих ребятишек словно ещё не дошло, что шутки кончились, и выбор перед ними стоит только один: или мы их, или они нас. Как не понял этого тогда на пляже Чарльз…       Вот так и получалось, что команда фактически распадалась на два, пусть и не враждующих, лагеря: люди Эрика и люди Чарльза. И то, что один из предводителей сейчас лежал в отключке, никак этому обстоятельству не препятствовало.       Однако оказалось, что и среди людей Эрика не было единства по новому вопросу, хотя противника, вернее, противницу, волновали не проблемы морали, а соображения куда более практические.       – Азазель, ты добьёшься только того, что создашь мученика, – раздался от двери недовольный голос Эммы. – Его последователи вполне способны справиться и без него. Крида нужно было давить в самом начале, а теперь момент упущен. Из него сделают знамя и икону и продолжат убивать с его именем на устах.       В словах Эммы был свой резон, и Эрик задумчиво потёр подбородок.       – Азазель, вечером собери нас всех в гостиной дома на озере. Обсудим, какой Крид для нас опаснее, живой или мёртвый.       – «Всех» – это кого?       – Тебя, меня, Эмму и Яноша.       – Анхель?       – Пожалуй, не стоит. Проговорится ещё.       К этому времени их штаб-квартира уже переехала из майамской больницы в дом в горах. Кольцо сжималось, оставаться в городе становилось всё опаснее, и в конце зимы Эрик всё-таки решился перевезти Чарльза в место поуединённее, а Эмма подсказала подходящий вариант. Врачи надавали ему кучу инструкций, как ухаживать за коматозным, и что делать, если пациент всё-таки придёт в себя. Эрик всё добросовестно запомнил и старался исполнять в точности, так же как и остальные, по мере надобности ухаживавшие за Чарльзом. Леншерр вообще завёл практику дежурств, стараясь, чтобы в доме на всякий случай постоянно кто-нибудь был. Нескончаемый сон Чарльза стал беспокойнее, иногда он начинал самостоятельно шевелиться, что внушало определённый оптимизм. Несколько раз он даже открывал глаза и неподвижно глядел в одну точку. Но на внешний мир по-прежнему не реагировал.       Внешний мир тем временем не радовал. Тюрьмы переполнились, и правительство организовало специальные лагеря для арестованных мутантов. С одной стороны, устраивать бунты и побеги стало легче, с другой – теперь, когда «посадочных мест» стало больше, аресты участились, и в лагеря гнали всех подряд, нередко даже не утруждая себя разбирательством, действительно ли арестованный – мутант, или просто попал под горячую руку. Выясняли расовую принадлежность уже на месте, и хотя оказавшихся людьми отпускали с извинениями, число обиженных и недовольных множилось. Отчасти это было даже хорошо, у команды Эрика появлялось всё больше сочувствующих, и не просто сочувствующих, а готовых помогать. Теперь его отряд стал ударным ядром, вокруг которого формировалась настоящая тайная организация из информаторов, снабженцев и посредников – как мутантов, так и людей. Правительство при этом не уставало успокаивать граждан, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и плохие времена закончатся, нужно только потерпеть ещё немного. Были созданы специальные научные программы для исследования мутантов, учёные и чиновники клялись, что прикладывают все усилия для создания методов безошибочного определения мутаций и их нейтрализации. Эрик как-то поинтересовался у Хэнка, насколько реальны эти обещания.       – Фактически всё это уже сделано – мной, – пожал плечами юный учёный. – Если у вас есть в руках биологический материал, определить, кому он принадлежит, труда не составит. А сыворотку для блокировки мутантских способностей мы регулярно колем Чарльзу, да я и сам её использую.       – То есть весь вопрос в том, как скоро они сумеют повторить твоё изобретение?       – Именно.       Впрочем, учёными дело не ограничилось – вскоре вышедшая на связь Мойра сообщила, что её, как единственную, имевшую длительный контакт с мутантами, перевели на новую должность консультанта при только что созданном Специальном Отделе Национальной Защиты. Главой этого Специального Отдела был назначен некий Генри Питер Гайрич, агент национальной безопасности. В скором времени вышло и официальное подтверждение, а Гайрич дал пресс-конференцию, на которой рассказал, что теперь задача вылова мутантов возложена на Специальные отряды, подчиняющиеся лично ему.       – Обычным людям совершенно нечего бояться, – уверил он с экрана телевизоров. – Просим вас оказывать нашим Отрядам всевозможное содействие.       Эрик едва удержался, чтобы не показать роже на экране средний палец, однако это было бы уже откровенным мальчишеством.       Вопрос с убийством Крида решился положительно в честном голосовании – два голоса за, один (Эмма) против и один воздержавшийся (Янош). Когда же к обсуждению всё-таки допустили Анхель, она тоже оказалась решительно за. Хотя у Эрика осталось стойкое подозрение, что её позиция была вызвана не столько кровожадностью или жаждой справедливости, сколько желанием угодить ему, Эрику. Он не удивлялся чувствам Рейвен, но то, что и Анхель с некоторых пор стала откровенно с ним заигрывать, порождая ненужную напряжённость между собой и Даркхольм, стало для него неожиданностью. И даже холодная, трезвомыслящая Эмма поглядывала на него с явным интересом – к счастью, у неё дальше взглядов дело не пошло, видимо, телепатия подсказала, что с ним ей ловить нечего. Двух соперничающих девиц Эрику и так хватало за глаза. И однажды он, не удержавшись, поделился с Фрост своим недоумением, что это вся женская часть команды в нём находит. Нет, он знал, что недурён собой, и никаких проблем с романтическими связями (неизменно краткосрочными из-за его образа жизни) у него в прошлом не возникало. Но и завзятым сердцеедом его тоже никак нельзя было назвать. Привязанность Рейвен была понятна; но что заставляло Анхель раз за разом идти в безнадёжную атаку, при том, что никаких надежд он ей никогда не давал, а в команде вполне хватало парней, куда более близких ей по возрасту?       – А что тебя удивляет? – пожала плечами Эмма. – Ты же прямо-таки ходячий штамп любовных романов. Мрачный красавец с тёмным и трагичным прошлым, озлобившийся, но не утративший благородства, и всегда готовый прийти на помощь нуждающимся в защите от этого злобного мира. Девичья мечта, гроза сердец!       Эрик мысленно плюнул, и она рассмеялась.       Так или иначе, после голосования оставалось лишь придумать, как именно убить Крида. Эмма снова выступила за умеренность и аккуратность, говоря, что если уж избавляться от этого субъекта, то всё следует выдать за несчастный случай. Но Эрик склонялся к демонстративной акции. Воевать, так воевать! Люди будут ненавидеть мутантов с Кридом или без него, открытые военные действия всё равно наступят рано или поздно, а значит, стесняться нечего. Нужно показать, что мутанты умеют за себя мстить. Людей можно хоть немного окоротить, только если как следует напугать. И Крид для первого наглядного урока годился как нельзя лучше.       Однако они промахнулись. Крид проявил не то дьявольскую проницательность, не то феноменальную везучесть – но во взорванной перед толпой его почитателей машине оказался не он, а его ближайший помощник. И тут же выяснилось, что для мученичества смерть не так уж и нужна, вполне достаточно покушения. Грейдон Крид гоголем ходил перед камерами, заявляя, что его не запугают и что он продолжит своё дело и очистит Америку, а потом и весь мир от мутантской скверны, чего бы это ему ни стоило. А его последователи кинулись творить возмездие. И после ещё нескольких самосудов произошло то, чего Эрик ожидал, но что всё равно произвело удручающее впечатление: зарегистрированных мутантов власти тоже начали сгонять в лагеря. Чтобы не провоцировать добропорядочных граждан-людей таким соседством и, разумеется, ради безопасности самих же мутантов. Впрочем, слова о безопасности для мутантов звучали всё тише. А о том, что будет с оказавшимися в депортационных лагерях в дальнейшем, и вовсе умалчивалось.       В тот день они собрались в доме на озере, чтобы обдумать дальнейшие действия. Собрались все – скрывать от второй половины команды неудачу смысла уже не было.       – Ладно, – прервал осуждающее молчание Эрик. – Я виноват. Можете облить меня смолой и обвалять в перьях. Но проблема от того не исчезнет, и её надо решать. У кого-нибудь есть какие-нибудь соображения?       Повисла пауза – уже не осуждающая, а задумчивая.       – Беда в том, – наконец вздохнул Хэнк, – что всё, что мы делаем – это капля в море. Мы спасаем десятки – страдают сотни, спасаем сотни – страдают тысячи. И даже спасённые нами не могут чувствовать себя в безопасности. Я регулярно мониторю зарубежные СМИ – так поверьте, Канада и Мексика скоро и сами начнут строительство лагерей. Нашествие мутантов из Штатов их отнюдь не радует.       – А остальные страны? – спросила Эмма.       – Европа пока держится и даже умеренно осуждает Крида и идущих у него на поводу, но они там, кажется, и сами ещё не решили, как ко всему этому относиться. Что творится в Советском Союзе – не представляю. Остальным странам пока вроде всё равно.       – Люди – всегда люди, – пробурчал Азазель. – Рано или поздно то же самое будет везде.       – И уж точно беженцев нигде с распростёртыми объятиями не примут, – добавила Ангел.       – Что, раз тебя как королеву не приняли, так и всех остальных тоже? – хмыкнул Шон Кэссиди. Ангел резко развернулась к нему, и Эрик быстро поднял руку, останавливая намечающийся конфликт:       – Так, ребята, старое друг другу будете припоминать в другой раз. А сейчас давайте по существу.       – Азазель прав, – сказал Янош. – В безопасности мы сможем чувствовать себя только там, где людей не будет вообще. Или хотя бы они будут в меньшинстве. Нужно создать что-то вроде резервации или анклава… Или даже государства… Где будут жить только мутанты.       Все с интересом посмотрели на него.       – Это где же? – поинтересовался Алекс Саммерс. – На необитаемом острове, или в джунглях Амазонки?       Риптайд пожал плечами. А вот Эрик задумчиво прищурился, чувствуя, как идея создания государства для мутантов начинает захватывать его воображение. Да, Янош редко открывал рот, но когда всё же открывал, говорил дельные вещи.       – Что ж, где именно мы его устроим, можно будет продумать позже. А вот как защитить его от людей? Есть какие-нибудь соображения?       – А как люди свои государства защищают? – спросила Рейвен.       – Армией, оружием, международными договорами… – откликнулся Хэнк. – Но у людей были века на то, чтобы всё это сформировать. А нашему гипотетическому государству придётся начинать с нуля. Я бы сказал, что лучшая защита для начала – это тайна.       – А долго ли мы сможем её хранить? – возразила Эмма. – Одно, два, три поселения ещё можно спрятать где-то в глуши, но нам нужно – если уж рассматривать эту идею всерьёз – кусок земли, способный в самое ближайшее время принять десятки тысяч жителей, а потенциально так даже больше. И обеспечить им полностью автономное проживание. Миграция такого масштаба – не иголка в стоге сена. Тут уж скорее не тайна, тут скорее надо искать такую территорию, которая больше никому не будет нужна, и потому её уступят нам без особого сопротивления. Но где такую найти? В Антарктиде, разве что.       – Вот и задумаешься, так уж ли неправ был Шоу, когда хотел устроить ядерную бомбардировку, – буркнул Янош.       – А что, это идея, – медленно произнёс Эрик. – Нет, я не про ядерную войну, – успокаивающе добавил он встрепенувшимся Алексу, Шону и Рейвен с Хэнком. – Но здравое зерно из его рассуждений извлечь можно.       Вот так постепенно и начал рождаться их план. Конечно, он требовал серьёзной разработки и подготовки, ну да лиха беда начало. Главное – Эрик теперь хотя бы приблизительно представлял, в каком направлении им двигаться. А детали рождались позже, и в обсуждениях в узком кругу, и в общих мозговых штурмах. И опять сказалась досадная раздвоенность его команды: Эрик с самого начала чётко разделил для себя, что именно можно знать всем, а что – только доверенным лицам.       В число последних неожиданно попал новичок, присоединившийся к ним после налёта на очередной лагерь. Эрик ещё только обведя беглым взглядом тех бедолаг, которых им удалось вывести, сразу обратил внимание на очень некрасивого парня, едва ли старше его ребятишек, который, тем не менее, принял достаточно активное участие в потасовке с охраной, и самым действенным его оружием оказался длиннющий, как у хамелеона, язык. Когда же настала пора прощаться и отпускать спасённых навстречу их судьбе, парень неожиданно подошёл к Эрику и спросил, не найдётся ли в его отряде местечка ещё для одного. Так как ни родных, ни друзей у него нет, идти некуда и не с кем, а одному всё-таки тяжело. Так уж получилось, что Шон как раз в этом налёте повредил ногу, неудачно приземлившись, и временно выбыл из строя, так что Эрик подумал – замена, хотя бы временная, им не помешает. А если новичок покажет себя, то пусть и насовсем остаётся, с лица не воду пить, а парень уже доказал, что точно не трус. На вопрос же, как его зовут, новенький лишь хмыкнул:       – Жаба.       Прозвище очень подходило к его внешности и намертво приклеилось, даже когда позже он признался Эрику, что человеческое имя у него всё-таки есть – Мортимер Тойнби. И Эрик очень быстро убедился, что уж Жабу-то точно не напугает никакая жестокость, а масштабные замыслы, в чём бы ни заключался их масштаб, пусть даже в количестве жертв, его лишь восхищали. Леншерр очень быстро стал кумиром этого, в сущности, совсем ещё мальчишки, уже, тем не менее, успевшего озлобиться на весь белый свет. Этакая мужская версия Рейвен, только куда более жёсткая.       А план тем временем обрастал деталями, обретал плоть и кровь, и отряд потихоньку приступал к его реализации. Роли были распределены, задания на ближайшее время розданы. И вот однажды, на одном из совещаний в доме на озере, когда основные текущие проблемы уже обсудили, и собравшиеся разбились на группки, выясняя между собой последние вопросы, сидевшая напротив Эрика Эмма вдруг запнулась на полуслове, обернулась в сторону спален и после короткого молчания выдала:       – Он проснулся. Мысли Эрика в этот момент были заняты совсем другим, и потому он даже не сразу сообразил, о чём идёт речь.       – Кто проснулся?       – Твой друг-телепат.       – Чарльз?!       – Он самый.       Эрик вскочил, как подброшенный пружиной, потом, спохватившись, объявил остальным, что совещание окончено, и остальное они дорешают завтра. И почти бегом поспешил к Чарльзу.       …Этот непонимающе-беспомощный взгляд обычно такого уверенного профессора врезался ему в память, наверное, до конца жизни. Эрик, конечно, знал о существовании такого явления, как амнезия, но никогда не рассматривал такой возможности применительно к Чарльзу. Ведь это был Чарльз Ксавьер – мощный телепат, обладающий властью над своим и чужими мозгами и даже в беспамятстве способный противостоять вторжению другого телепата. И вдруг… В этот момент Эрик и сам испытал чувство такой беспомощности, какой не испытывал, кажется, никогда в жизни. И он поспешил на поиски Эммы, подгоняемый не только растерянностью, но и страхом. А вдруг мозг Чарльза был повреждён ещё сильнее, чем они думали? А вдруг он уже никогда не будет прежним?       Впрочем, Эмма его успокоила.       – Да, амнезия, – подтвердила она после нескольких минут сосредоточенного сидения с отрешённым лицом. – Связи в его мозгу нарушились. Впрочем, вспоминания ушли неглубоко, так что, думаю, я смогу их восстановить, если поработаю. Во всяком случае, большую их часть.       – А если не поработаешь? – спросил Эрик. Пусть Фрост уже давно стала частью его команды, но всё же не настолько он ей доверял, чтобы со спокойной душой позволить ей копаться в голове у его друга сверх необходимого.       – Тогда они, вероятно, восстановятся сами. Но, конечно, на это уйдёт гораздо больше времени. Процесс может занять месяцы, а то и годы.       Эрик кивнул, подавив вздох облегчения. Так или иначе, навеки искалеченным на голову Чарльз не останется. Первый шок уже прошёл, и теперь Эрик крепко задумался. А так уж ли она плоха, Чарльзова амнезия?       Ведь это именно Ксавьер затянул песенку «никого не убивай», которую тут же подхватили все его последователи. И так крепко держался за свои идеи, что даже полез в драку с Эриком как раз в ту минуту, когда, казалось бы, всё уже всем стало ясно. Спору нет, гуманизм – это хорошо, но не стоит доводить его до абсурда, особенно когда решается судьба целого вида. Сейчас Эрик обходил проблему избытка гуманизма у собственных подчинённых, просто не сообщая им всего. Или сообщая уже постфактум. Но имея под боком принципиального телепата, такой фокус уже не провернёшь. А как продолжить колоть Чарльзу приглушающую телепатию сыворотку, если он снова захочет начать пользоваться своей телепатией – насильно, что ли? А если не колоть – не нужно гадать, за кем пойдёт сочувствующая Ксавьеру часть команды, когда дело дойдёт до идейных разногласий. Вспомнить, как парни, только-только сражавшиеся с ним бок о бок, бросились на Эрика на пляже, так что ему пришлось отшвырнуть их в сторону. Вспомнить, как Мактаггерт начала стрелять на поражение… Вот уж чего Эрику меньше всего надо, так это нового раскола в команде накануне или во время решающих действий.       Значит, решено: Чарльз ничего не должен знать о мутантах, как и о том, что сейчас с ними происходит. Пусть он спокойно выздоравливает, не тревожась ни о кознях Крида, ни об ищейках Гайрича, ни об обрушившейся на мутантов разрушительной ненависти. Ни о собственной телепатии, которая ещё неизвестно как себя поведёт после травмы. Конечно, потом Эрик всё ему расскажет, если Чарльз сам к тому времени не вспомнит. Должен же он понять, в конце концов, что всё, что Эрик делает, он делает для блага всех мутантов, и Чарльза в том числе. Ну а если и тогда не поймёт… Всё уже закончится, так или иначе. Если они проиграют, им обоим будет не до взаимных обид, а если выиграют – даже обиженный Чарльз едва ли откажется помочь наладить жизнь в новом государстве. Государстве, где мутанты смогут жить без страха, в том самом мире, о котором Чарльз так грезил. Он ведь не из тех, кто отсиживается в стороне. И когда начнётся война с людьми, а она обязательно начнётся, отвоевывание собственной страны будет лишь началом, не станет же он стоять и смотреть, как гибнут его собратья. Они с Эриком станут если не друзьями, то соратниками, а там, глядишь, и дружба восстановится…       Значит, надо выгнать из дома всех, лихорадочно размышлял Эрик, отвечая на тихие вопросы Чарльза. И пускать к нему кого-то только тогда, когда в том возникнет нужда, и строго выборочно. И в первую очередь исключить всех «иксов» – даже Рейвен. Парни слишком привязаны к Чарльзу, могут шепнуть ему что-то лишнее даже вопреки прямому запрету, а сестра к тому же способна невольно пробудить его воспоминания раньше времени. А из остальных исключить тех, кто внешне отличается от обычных людей – так что Азазель и Жаба отпадают сразу. Даже Ангел, и ту пускать рискованно. Хорошо, что у самого Чарльза нет ни крыльев, ни хвоста.       Эрику даже почти не пришлось лгать остальным, когда он объяснял, почему просит всех срочно очистить помещение. Услышав про амнезию, члены команды, пусть и не все сразу, и не все охотно, согласились, что, возможно, неведение для Чарльза будет лучше. Даже если кто-то потом и передумал, Эрика это не слишком тревожило – всё равно без Азазеля навестить Чарльза, минуя Эрика, будет непросто, а на краснокожего мутанта можно положиться. Правда, возникла трудность иного рода – Эрик, взяв на себя роль сиделки, опять оказался почти исключён из активных действий. Но тут уж ничего нельзя было поделать. К счастью, в первые недели Чарльз много спал, так что собрать друзей и обсудить что-то с ними, принять доклады и отдать приказы труда не составляло.       Так они и жили до начала августа. Совсем спокойной жизни не получилось – Чарльз довольно быстро начал что-то подозревать, но Эрик стоически держался, и Чарльз мирился с его молчанием. А что ему оставалось делать? Нужно дотянуть до осени, уговаривал себя Леншерр под пристальным взглядом друга – когда задумчивым, когда вопросительным, когда требовательным. Где-то к октябрю-ноябрю, если их расчёты верны, они будут совсем готовы. Последний удар, последняя, самая главная операция – и можно будет выложить карты на стол.       Один раз ему всё же пришлось оставить Чарльза – тогда они нашли не просто лагерь или тюрьму, а секретную лабораторию, где мутантов использовали в качестве подопытных крыс. Она ну очень хорошо охранялась, и Эрик решил, что его присутствие при штурме будет необходимо. Некоторое время он колебался, без кого ему окажется проще обойтись, и в конце концов оставил с Чарльзом Эмму. Всё прошло как нельзя лучше – и у него, и в доме на озере. Так что, говоря Эмме, что они остались без убытков, и даже с прибылью, он был совершенно искренен. В тот день отряд пополнился ещё одним членом. Дар Сюзанны Чен показался Эрику полезным, к тому же с её приходом пополнялся список лиц, на которых можно было без особой опаски оставить Чарльза, возникни такая нужда.       Увы, нужда возникла. Мойра докладывала, что Гайрич ищет их штаб-квартиру, не покладая рук и носа, которым роет землю, и однажды этот нос таки нарыл кое-что интересное. В очередной раз выйдя на связь, Мактаггерт сообщила, что человека, похожего по описанию на Эрика, видели в окрестностях Дуглас-Парка. Она не знала, был ли Эрик там в действительности, он не говорил ей о доме – но ему-то самому сразу стало ясно, что появление ищеек – вопрос самого ближайшего будущего, а значит, надо срочно эвакуироваться. Всё было сделано в считанные часы – Янош арендовал машину, Рейвен по заранее подготовленным фальшивым документам купила билеты, Азазель переправил соответствующим образом проинструктированную Сюзанну на виллу «Гесель», ещё до смерти Шоу случайно очищенную Леншерром от нацистов, а позже выкупленную им по дешёвке у их наследников и превращённую в запасную базу. Было договорено, что как только Эрик с Чарльзом уедут, Азазель и Ангел уничтожат все следы их пребывания в доме на озере. И всё, предполагалось, что людям Гайрича достанутся только пустые стены.       А потому Эрик удивился, увидев у крыльца аргентинской виллы встрёпанную Эмму. Которая, едва увидев его, тут же бухнула:       – Азазеля и Сальвадор взяли.       – Что?! Ты уверена?       – Чёрт возьми, Эрик, – взорвалась Фрост, – ты правда думаешь, что я летела сюда только для того, чтобы пошутить?! Их долго не было, и я поехала проверить, в чём дело. Хорошо, что заранее решила прослушать дом, близко к нему не подъезжая. Там засада, Эрик. Я услышала их мысли; оставленные там люди из СОНЗ не знают подробностей, но знают, что из дома увезли арестованных мутантов. И теперь во всеоружии ждут, не придёт ли туда кто-нибудь ещё.       – Проклятье, – прошептал Эрик, сжимая кулаки. Должно быть, он и правда чудовище, но его первой мыслью было – насколько ж теперь без телепортации осложнится реализация их плана! И лишь во вторую очередь он подумал о том, что лишился двух боевых товарищей. Участь которых, к гадалке ходить не надо, будет незавидной. Если они попадут просто в тюрьму, им ещё очень повезёт.       – Но как? Как они могли схватить телепортёра?!       – Спроси чего-нибудь полегче, – развела руками Эмма.       Резко кивнув, Эрик пригласил её в дом. Это была первая настоящая потеря в их отряде, и хотя они все знали, чем рискуют, новость обернулась шоком. И, чёрт возьми, окажись на месте Азазеля Саммерс или Кэссиди, Эрик бы огорчился куда меньше.       Вслух он, разумеется, этого не сказал.       Новость, привезённая Эммой, спутала все планы. Эрик рассчитывал провести с Чарльзом ещё недельку-другую, чтобы проследить, как тот обживается на новом месте, но пришлось уехать сразу же. Пока была ещё надежда, что схваченным друзьям удастся помочь, нельзя было терять ни минуты. Однако все поиски остались тщетными. Даже Мактаггерт была бессильна выяснить что-либо определённое об их судьбе. Всё, что она смогла сказать, это то, что арестованных соратников Эрика не оставили в Специальном Отделе, а почти сразу же куда-то увезли. Эрик подозревал, что в одну из тайных лабораторий по изучению мутантов. Как он и опасался.       Эту заразу нужно будет выжечь калёным железом, – думал Эрик, с каменным лицом пересказывая остальным ответ Мойры. Даже когда мы сделаем то, что задумано, нельзя будет оставить этих так называемых учёных и их хозяев в покое. Как Моссад не оставляет в покое тех, кто избежал возмездия после крушения нацизма.       Но пока, как бы ни болело внутри, нельзя отвлекаться от главной задачи. И даже на поиски так не вовремя решившего податься в бега Чарльза – тоже нельзя. Если они сорвут главное, всё будет зря. Если же всё получится – у них будет шанс если не спасти всех остальных, то хотя бы отомстить за них. И ради этого стоило бороться, а если выпадет жребий, то и умирать.