Кроме любви...

«ℒa trahison ne peut pas pardonner, parce que les traîtres jamais ne pardonne pas le propre de la trahison, et sont donc toujours dangereux — et le livreront entre autre.» Предисловие. Август 2014 года. Ợна стояла спиной к столу, около которого, оседая на пол, лежал мужчина, пытающийся приподняться на локте, но отчаянно падающий на пол, прижимая к себе какую-то важную для него, но не имеющую стоимость в рассказе бумагу. Ꮶарамельноволосая смотрела лишь в стену, нервно теребя перчатки и наблюдая за тем, как в комнату входит еще один мужчина. Иссиня-черные волосы, такие же, горящие каким-то цыганским азартом, черные глаза, смотрящие лишь на девушку, на лице которой читалось и сострадание, и скорбь, и какое-то опустошение, будто бы то, что она сделала, было не по ее воле. В принципе, так и было. — Признаться в любви и тут же предать. Истинное коварство, на которое способен лишь пылко любимый человек.-Бэрронс рассмеялся, наконец-то остановившись перед странно бледной, больше, чем обычно, целью, склонившись и коснувшись губами поданной руки рыжей, смотря лишь в синие глаза, которые плавно теряли свой истинный цвет. Девушка отвела взгляд, отвернувшись от брюнета, но на самом деле взглянув на шатена, что тихо кряхтел, широко распахнутыми глазами, перед которыми двоилось два силуэта, смотря на нее же. Однако, встретившись со взглядом девушки, лишь отведя взгляд, сглатывая. Иерихон, удовлетворенно улыбнувшись, взял за подбородок девушку и осторожно повернул голову Шеверд на себя, смотря то в глаза. — Какой твой любимый цвет? -он улыбнулся, наблюдая за тем, как карамельноволосая приподняла бровь, явно удивившись вопросу. — Черный… А что? -она мягко отстранилась, надевая перчатки на руки, смотря на мужчину. — Хотел убедиться, что ты умеешь говорить правду. Подождешь меня в машине? -рука скользнула по талии вниз, за что брюнет получил возмущенный взгляд и все-таки не рискнул продолжить прикосновение. — Поедешь на метро. Я и без тебя умею водить…-она огрызнулась, поправив алый плащ и брошь на нём, резко рванув к выходу из этого помещения, в которой ей просто было душно. Ђэрронс закатил глаза, на всякий случай проверив карман. Но, вернув себе обычную хладнокровность, тот повернулся на каблуках лакированных туфель, возвращаясь к ранее упомянутому и играющему отнюдь не последнюю роль в пьесе персонажу. — Яд не смертелен, так что радуйтесь — жить будете. Однако… В Вашем случае, уважаемый Граф, это Вас расстроит.-брюнет рассмеялся, подходя к шатену, точнее к столу, у которого он лежал, небрежно рассматривая холодное оружие, вскоре вернув то на место, возвращаясь к их обладателю. — И все-таки. Мне Вас жаль, Оливье де ла Фер. Давайте я дам Вам один совет.--Иерихон склонился, едва ли не касаясь губами уха шатена. — Не доверяйте никому. Особенно женщине. Особенно той, у которой нет совести и души.-тихо произнес тот, обхватывая рукой в перчатке пергамент с нужным и вырывая тот у совсем обессиленного Атоса. Ʈолчок рукой и тот падает на пол.