Зак

Свежая дождливая сырость перебирала локоны эльфа, когда тот проснулся. Как и обычно, Сурья встала раньше него, и теперь наверняка хозяйствовала неподалёку. Арас прислушался – и, точно, почти у входа в палатку скрипнул по мокрой земле шаг шакалки. Что-то тихо треснуло в наполненном влагой воздухе, и до эльфа солоноватый запах похлёбки. Такую умела варить только Сурья: мешая в одном бульоне вяленое сухое мясо, дикие ягоды, корни и придорожные травы, она неизменно получала сытное, с терпким привкусом кушанье. Ни разу оно не было похоже на то, что готовилось раньше. Шакалка знала: у каждой земли есть свой характер, и плоды её лона всегда отличаются от своих родичей из иных краёв. Вот и сейчас блондин учуял в привычном запахе незнакомые нотки, невольно сравнив долгий шакалий путь с ежедневной похлёбкой: как бы ни были знакомы тебе все моменты дороги, обязательно найдешь в окружающем мире деталь, что окрасит привычный пейзаж свежим, искристым светом новизны, при том не лишая его и спокойствия. Таким, ранее – сотню раз прожитым, но каждым из сотни блестящим каким-то открытием, был день, проведённый в пути с этой старой, отважной и неутомимой шакалкой. Согнав сонную пелену размышлений, Арас встряхнулся и вылез из тёплого одеяльного кокона. Тотчас промозглый утренний холод ударил в каждую его жилку, и блондин шумно вздрогнул. Сурья, обернувшись к спутнику и рассмеялась: она многое видела, ей встречались и эльфийские лорды, чья величественная красота поражала, и остроухие воины леса, неуловимые и великолепные. Но, думалось ей, ничто не стояло рядом с этим: растрёпанный, чуть сутулый Арас длинными пальцами сгребал с лица спутанные, свалявшиеся колтунами волосы, разминал кадыкастую шею. А гордые скулы его, лес пшеничных ресниц, идеальной, островатой формы губы – все эти черты сливались в стойкий образ благородства и красоты истинного наследника эльфийского рода. Дождь, вновь истончившийся в мелкую морось, прибивал к земле костёрный дым. Спина Сурьи гнулась над котелком бурой грудой. Арас подумал, что она похожа на крепкую, опытную лосиху с кудлатой шерстью на задубевшей от несчётных зим шкуре. Шакалка, кожей ощутив чужой взгляд, обернулась на эльфа. Тот, фыркая, вытирал омытое дождевой водой лицо: недаром они с вечера натянули водосборную ткань меж деревьев. Сурья ласково усмехнулась и позвала блондина низким, хрипловатым голосом: - Всё тебе, я уже поела. Арас приблизился, шатко плюхнулся на расстеленный плащ и принялся за похлёбку. Женщина глядела на него, и веки её морщинились весёлой улыбкой. Она, как никто, понимала сложность грядущего дела. Потому, когда эльф опустил котелок, она вздохнула и двинулась в заросли, приглашая его за собой. Держа наготове припасённый напильник, она раздвинула вымокший полог ветвей, открывая подошедшему спутнику необычный, пугающий вид. Роща обрывалась круглым неглубоким оврагом – всего пара локтей в глубину. В диаметре он был около полутора сотен шагов, и на всей его площади не росло ни единой травинки. Ровно посередине, будто бугор на шкуре выглаженного дождём чернозёма, торчал круглый замок. И, странно, из самой крыши его тянулось к небу огромное дерево. Эльф подивился тому, как оно умело не преломиться и не изогнуться, а вырасти прямо и гордо едва не до самых небес: крона его сплетала путы ветвей с облаками. Листья на нём, копьеобразные, мелкие, жадно ловили прозрачные капли, подставив мороси гладкие спины. В окнах замка под ними, несмотря на достаточно светлое утро, горел белый огонь. Весь овраг был обнесён кованой железной оградой, перелезть через которую не представлялось возможным: на самом верху, с промежутками в шесть локтей, торчали острые колья, Сурья сказала про них: - Жуть. Эльф, не понимая, что не нравится спутнице в этих не вызывающих подозрения кольях, хотел было спросить, но случай опередил его слова. Какая-то птица, видимо, молодая и недальновидная, подлетела к ограде с намерением присесть на металл. Но, стоило ей коснуться лапами блестящей тверди, из двух соседних с ней кольев вырвались тонкие молнии, пронзившие летунью и вмиг испепелившие её перья. Исходящая дымом тушка сверзилась вниз, под ноги онемевшего эльфа. Шакалка присвистнула и деловито потыкала птицу напильником, констатировав: - На суп сгодится, - и бросила её в принесённый из рощи котелок. Пока эльф решал, что ему думать о произошедшем, Сурья извлекла из бездонного кармана небольшую флягу, и, зажав нос, плеснула из неё на напильник. Пахнуло гарью и болотным илом. Упав на корточки, женщина коснулась инструментом одного из прутьев ограды. Блондин тихо охнул, но ничего ужасного не произошло: шакалка осталась цела и невредима. - Работает Кориандрово варево, эх! – и она сделала на двух прутьях по паре отметок: сверху и снизу. После, указав на них спутнику, вопросила: - Старательство или обед? Арас выбрал напильник, но лишь оттого, что хотел уступить шакалке охоту. Он знал, что Сурья помимо поиска съестного изучит рощу, подметит лучшие пути для засады или побега. Он взялся пилить мощные прутья, не забывая окунать напильник во флягу – слишком уж мало осталось пепла от птичьего оперения.