Into the Lion's Den

Глава 10. Часть 1. Дневник Гунтрама де Лиля. 20 октября 2002 года. Вчера был мой день рождения, теперь мне официально 20 лет. Так как Константин уехал по делам, некому было освежить воспоминания о том, как мы вместе отмечали мой прошлый День рождения. В итоге, я предпринял вылазку в свет с друзьями из художественного класса: Питером Стинбургом, Клариссой Адамс и Мэри Хиггс. У меня с ними сложились неплохие отношения, потому что они единственные, кто не смеётся надо мной. Я не очень популярен в классе мистера Сауферна. Мой стиль выглядит слишком старомодно на фоне того, чем занимаются они. Кроме того, я слишком молод — большинство из них уже окончили магистратуру, а я только на первом году бакалавриата. Они пришли в Сент Мартин — один из лучших в мире, а я изучаю Историю искусств. Неудивительно, что ко мне прилипло прозвище «шикарный мальчик». Я пытаюсь одеваться нормально, без всех этих сшитых на заказ пиджаков и дорогих брендов, но это возможно только, когда Константин в отъезде. При нём я должен соблюдать проклятый дресс-код и всегда быть при параде. Ненавижу это! Сам я рисую тщательно, уделяя много внимания деталям — никакой абстракции, почти гиперреализм, а потому искренне не понимаю то, что делают остальные. Тем не менее, я в избытке получаю критические замечания со стороны одногруппников. Ладно, признаю, в последний раз это была моя вина, но говорить, что я рисую как Сара Ки для её наивно-романтичной серии детских картинок — это было уже слишком! Но все же я был чересчур груб, когда заявил: «Попробуйте нарисовать нечто большее, чем простые фигурки. Скопируйте кого-нибудь из классиков, если сможете, а потом уже критикуйте мои работы!». Также их раздражает, что я заключил контракт с Галереей Робертсона, одной из наиболее престижных в Лондоне. Мистер Робертсон, очень пожилой и добрый человек, был одним из тех, кто приобрел мои первые работы. Ему нравятся мои картины, и он продает их преимущественно в частные коллекции и крупные компании. Да, я тот тип художника, работы которого хорошо смотрятся в лобби дорогого отеля и в переговорной комнате банка, или вы можете подарить мою картину своей бабушке на день рождения. Итак, возвращаясь к дню рождения, который был вчера. Мы все пошли в паб неподалеку и выпивали там с 7 до 9 часов вечера. Затем бар закрыли, но мы оставались там еще до 10 часов. Кларисса и Мэри соседки, они живут в семи кварталах от студии, и мы проводили их до дома. Девушки пили немного, но находились в весьма приподнятом настроении и были полны азарта, а потому были способны на весьма опрометчивые поступки. Вставить ключ в замочную скважину оказалось не так непросто, но вместе мы успешно преодолели все препятствия. Затем я сообщил Питеру, что прогуляюсь с ним до метро, так как был уверен, что Юрий также «прогуляется» со мной, следуя по пятам где-то в темноте. Парни из КГБ очень серьёзно относятся к выполнению своей миссии по защите. Он стал моей тенью, но я никогда не могу его обнаружить, пока он сам того не захочет. До сих пор не понимаю, как ему это удаётся. Но Юрий отличный парень, он всегда приносит мне вкуснейшие ореховые маффины с вокзала Виктория. Когда мы дошли до станции метро Холборн, Питер поинтересовался, не хочу ли я зайти к нему в гости. Я решил, что он предлагает ещё выпить, а у меня уже начала побаливать голова и хотелось поскорей оказаться дома в кровати, а также проверить, не приходило ли сообщений от Константина. — Да брось, нам будет весело. Ты и так постоянно один! — У меня завтра занятия, а после я должен быть в магазине. Прибыла новая партия старинного и очень ценного Ворчестерского фарфора. Все изделия нужно распаковать и приготовить к продаже до воскресенья. Я больше не могу пить. — Проведи со мной ночь, — сказал вдруг Питер, а я изумленно вытаращил глаза, словно глупый попугай додо, решив, что парень выпил лишка. — Нет, спасибо, я не могу. У меня уже кое-кто есть. Извини. — Так ты в отношениях? Жаль, я не знал. Но я не ревнивый. Ты можешь просто провести со мной ночь. — Он приблизился, ухватил меня за руку и поцеловал в ладонь. Прямо там, посреди пустынной темной улицы. — Послушай, Питер, я правда не заинтересован. Спокойной ночи. — Я тебе совсем не нравлюсь? Должен признать, выглядит парень отлично. Все девушки и даже некоторые парни бегают за ним: высокий, зелень глаз подчеркивают черные волосы. А ещё он остроумен и уверен в себе. — Я встречаюсь с другим человеком и не хочу его обманывать. Он замечательный, а ты меня не привлекаешь. Конец истории. — Хорошо, но ты будешь потом жалеть. Это могло бы быть прекрасным завершением дня, Гунтрам. Я настойчив. А ты слишком сексуален, чтобы достаться кому-то одному, — сказал он и без предупреждения поцеловал меня в губы. Я с силой оттолкнул его в сторону, но этот придурок только рассмеялся и пошел в сторону станции метро. Я впал в состояние шока от его невообразимой «декларации любви» или, точнее говоря, «сексуальной декларации». Я обернулся и увидел не просто злого, а по-настоящему взбешенного Михаила Массаева. — Что ты делаешь? — Ничего! Он поцеловал меня. Я этого не ожидал. — Это серьезно, мальчик! Очень серьезно! — он приблизился и схватил меня за руку своими железными пальцами. Завтра наверняка проступят синяки. Михаил почти протащил меня те 30 метров, что отделяли нас от Черного мерседеса, остановившегося у обочины. Он открыл заднюю дверь и впихнул меня внутрь, затем сел сам. Водителем оказался Юрий Римский, который также выглядел расстроенным. — Если босс увидит нечто подобное, ты труп! Мы все покойники! — Он набросился на меня! — попробовал я протестовать, но Михаил неожиданно отвесил мне несильную пощечину, и теперь уже я разозлился на него. — Убери свои руки, идиот! Я расскажу Репину о твоем поведении! — Лучше замолчи, маленький кретин! — выкрикнул он снова, окончательно взбешенный, и ударил меня ещё раз, уже сильнее. Я попытался стукнуть его в ответ, но Михаил легко ухватил мое правое запястье и очень сильно его сжал. Почувствовав сильнейшую боль, я понял, что все мои попытки вырваться из его медвежьей хватки обречены на провал. — Слушай меня внимательно, маленький засранец! Ты не должен никому позволять прикасаться к тебе, за исключением мистера Репина! Он — это все, что тебе нужно! Если ты флиртовал с этим парнем, то я сам выберу тебе подходящее наказание и, поверь, оно тебе не придется по вкусу. Если мистер Репин узнает, что у тебя есть отношения с кем-то еще, вы оба будете мертвы и это будет очень медленная и неприятная смерть! — Мистер Массаев, напоминаю Вам, что Вы не уполномочены наказывать Гунтрама. Мистер Репин будет очень недоволен, если Вы станете это делать. — Юрий точно спас мою задницу, так как Михаил выглядел в этот момент совершенно безумным и вызывал во мне сильнейший страх. — Почему он решил, что ты будешь с ним спать? — Михаил снова тряхнул меня. — Я не знаю, он раньше никогда не говорил ничего в этом роде. — Весь следующий месяц все перемещения только в школу или на работу. Я собираюсь изменить дни, в которые ты ходишь в изостудию. Напиши мне свое расписание, а еще лучше брось эти занятия, — практически прорычал Михаил. — Ты не можешь этого требовать! — Гунтрам, так будет лучше. Позволь мистеру Массаеву все решить и делай в точности, как он скажет. Это всего лишь способ защитить твою невинность. — произнес Юрий, и я понял, что он действительно переживает за меня. — Почему? Я ведь ничего не сделал! — Гунтрам, не спорь. Я знаю, это непросто для тебя — изменить свое расписание, но так нужно. Мистер Репин будет очень недоволен, если узнает, что ты занимаешься в одном классе с человеком, который тебя домогался, — попытался урезонить меня Юрий. — Это был лишь глупый поцелуй! — Поцелуй сегодня, а что будет завтра — кто знает? Лучше всего оградить тебя от него полностью. Очень некомфортно работать бок о бок с человеком, который испытывает к тебе влечение. Это негативно скажется на твоей внимательности и концентрации на работе, а люди вокруг начнут шушукаться и насмехаться. Твое искусство — вот, что должно волновать тебя в первую очередь, и ему не должен быть причинен вред из-за одного сексуально-озабоченного художника, — подытожил Юрий. — Думаю, ты прав, Юрий. Я не подумал об этом. — Гунтрам, позволь нам делать свою работу и доверься. Мы знаем, как лучше. Прости, что накричал на тебя. Ты в порядке? — спросил Михаил, виновато глядя на меня. — Твое запястье в норме? — уточнил он, заметив, что я машинально растираю кисть руки, пытаясь унять боль. — У вас сильные руки, Михаил Петрович, но я в порядке. Клянусь, я не делал ничего, чтобы привлечь его внимание. — Рад это слышать, сынок. — Завтра у меня есть занятия, я могу на них пойти? — Нет, я поговорю с твоим преподавателем. Мы поменяем дни занятий, а затем ты сможешь сообщить об изменениях своему работодателю. Она добрая леди и с пониманием относится к твоей учебе. — Хорошо, но я предупрежу Миссис Смитерс завтра же, после занятий. Я должен быть там в 4 часа. — Так и сделаем, Гунтрам. Ты правда чувствуешь себя нормально? Ты очень бледен и тяжело дышишь. — У меня болит голова. Слишком много пива выпито, да ещё и виски, — признался я, ощущая, что боль начинает нарастать. — Откинься на меня. Ты выглядишь так, как будто тебе не хватает воздуха. Я дам тебе кое-какое средство, когда вернемся домой. Михаил Петрович хмыкнул, качнув головой, как делают взрослые, когда видят, что ребенок сделал что-то действительно глупое. Мне не хотелось укладывать голову на его грудь, я был все еще обижен за несправедливо доставшиеся мне пощечины, но до этого он всегда был ко мне добр и у каждого случаются плохие дни. Я послушался Михаила, и он принялся поглаживать и слегка ерошить мои волосы, бормоча что-то вроде: «Ты хороший парень, ты не допустишь, чтобы у нас были неприятности». Когда мы прибыли домой, я отправился к себе, чтобы переодеться в пижаму и лечь спать. Мою голову охватила опоясывающая боль, а комната качалась, как лодка в открытом море. На столе я заметил прекрасный букет из голубых и белых цветов. А также коробочку чая и песочное печенье от Фортнум и Мейсон. Ну что же, быть шикарным мальчиком не так уж и плохо! К подаркам прилагалась карточка, на которой рукой Константина было написано: «Счастливого Дня рождения, ангел!». Также в букете нашлась небольшая упаковка с настольным фонтанчиком и изысканной чернильной ручкой. Я был так погружен в процесс изучения подарков, что даже не заметил появления Михаила, который протягивал мне стакан со словами: — Гунтрам, выпей это и ложись спать. — Что это? — Витамины и вода. Они помогут тебе от головной боли. — Смотрите, что прислал мне Константин. Это восхитительно. Я ожидал электронного сообщения с поздравлением, но не такой красоты. Как вы думаете, могу я ему сейчас позвонить? — Лучше дай ему немного покоя. У Константина сейчас неприятности с Линторффом, ему хватает переживаний и стрессов. Какой ужас — у Константина неприятности с этим жутким человеком, а я добавил ему еще одну, позволив целовать себя человеку, который всего лишь хотел секса. Я полный осел, к несчастью для Репина! — Я не знал. Он ничего мне не говорил. — Не хотел тебя беспокоить. А теперь пей и ложись поскорее. Завтра ему напишешь. — Линторфф правда так ужасен? — Он очень неприятный и коварный противник. Он не задумываясь применяет насилие, когда ему это выгодно, и правит Орденом железной рукой. Ходят слухи, что однажды два члена Ордена выступили против на одной из встреч верхушки. Линторфф обвинил несчастных в измене, так как они допустили утечку секретных документов и информации, и велел их обезглавить. — Обезглавить, в смысле отрезать им головы? — Точно. Мечом, который хранится в Ордене. Все главы Ордена имели такой меч. Меч Линторффа — точная копия карающего меча Испанской инквизиции. Длинный и мощный клинок с рукоятью в виде распятия. Его использовали лишь несколько раз, преимущественно в 1989 году. Убийцы, они предпочитают называть себя палачами, отказались исполнять приговор по ряду причин и вынудили Линторффа сделать все самому. И он не колебался ни секунды — перед всеми членами Ордена убил этих двух мужчин. — Но это ужасно! Это не может быть правдой. Люди не могут творить столь ужасные вещи! — Он не обычный человек, Гунтрам. Они религиозные фанатики и отчисляют Церкви огромные деньги. Они держатся в тени и делают все, что в их силах, лишь бы получить ещё больше власти и могущества. Мистер Репин обсуждал с ними некоторые вопросы приватизации в Центральной Ервропе. Линторфф уважает босса, но он может изменить свое отношение в любой момент. — А Константин не может обратиться в полицию? — С чем? Они контролируют все в Европе. Это их территория, начиная с 17 века. Они управляют каждым центом в кармане последнего нищего и наркомана. Люди, которые получают выгоду от их нелегального бизнеса, нуждаются в отмывании своих грязных денег, а потому предоставляют Ордену защиту от полиции и правосудия. Приходится сражаться с ними их же методами и по их правилам. Обычно Линторфф предпочитает решать вопросы мирным путем, но если уж он настроен убивать, то на всей огромной Земле не найдется места, где можно было бы скрыться от его гнева. — Чем я могу помочь Константину? — Просто позволь ему спокойно работать. Это не первый раз, когда у них возникают разногласия. Вот увидишь, сначала они порычат друг на друга, скаля зубы, как парочка волков, потом начнут торговаться и наконец — достигнут соглашения, выгодного им обоим. — Хорошо. Мне так жаль насчет сегодняшнего происшествия. — Я знаю, Гунтрам. Но тебе надо сделать все в точности, как я сказал. Позволь мне решить этот вопрос, дитя. — Да, конечно. — Вот и славно. Хороший мальчик. А теперь быстренько переодевайся и ложись в кровать. Завтра у тебя занятия и важно, чтобы похмелье не помешало тебе быть на них одним из первых. Юрий Александрович рухнул на кухонный стул, не в силах даже налить водки, а ему определенно необходимо было напиться. Текущая обстановка была похлеще, чем во времена Холодной войны. Никто вроде не взрывает бомбы, но нервы натянуты струной, как будто вокруг кровавый ад Сараево. — Меня уже ноги не держат, — произнес Михаил Петрович, входя в помещение с бутылкой и двумя стаканами, — это был последний раз, когда я позволил ему проводить время в компании этих безумных художников. Отныне только пристойные заведения вроде музеев, театров и кино. Черт, о чем только он думал?! — Полагаю, с его стороны не было никакого умысла. Гунтрам чересчур наивен. Скорее всего, тот парень уже не раз подкатывал к нему, а парнишка даже не заметил. В его дневнике нет ни слова об этом художнике, а ведь Гунтрам пишет там обо все, что с ним происходит. Что мы будем делать? — Ты недурно со всем справляешься. — Спасибо, твоя французская школа также неплоха. — Годы практики в Алжире. С 1961 по 1962 год. Эти арабы кого угодно научат крушить все вокруг. — Я рад, что всегда служил только в Европе или в Америке. — Завтра поменяю мальчишке расписание и поговорю с Репиным. — Советую затевать разговор только после того, как он немного пообщается с Гунтрамом и немного расслабится. Тогда Репин легче воспримет дурные вести. — Хороший совет. Но что если парень расскажет все сам, до меня? Он же не может молчать дольше двух часов, если что-то натворил. — Массаев опрокинул себе в рот стопку с водкой. — Тогда мы должны отредактировать его рассказ. Этот парень, Питер, накинулся на него, и поэтому Гунтрам сменил класс. Сначала он хотел бросить уроки рисования, но ты убедил его остаться, потому что они ему необходимы. Но после происшествия мальчик боится ходить в класс, так как не хочет снова встречаться с тем человеком. Мы должны были что-то с этим сделать, — произнес Юрий, вскинув бровь. — Я понял твою мысль, но… — Гунтрам сейчас охвачен чувством вины, так как считает, что сотворил нечто ужасное. Это ему свойственно — мальчик думает, что покупка маффина без разрешения уже преступление. — Ты прав, Юрий. Я поговорю с ним снова. Мы выиграли в лотерею, заполучив в подопечные такого как он, и я не хотел бы, чтобы ему нашлась замена в ближайшее время. — Гунтрам останется. Он был очень испуган твоим поведением и пощечинами. Но, когда мальчики дурно себя ведут, вполне оправданы и более серьезный методы приведения их в чувство. У него очень легкий и приятный характер. А мы должны постараться оградить Гунтрама от поклонников. Сам он не ищет других вариантов, но остается слишком лакомым блюдом. Насколько я могу судить, мальчик удовлетворен тем, что имеет. К счастью, он слишком честен, чтобы обманывать босса. 26 октября 2002 года. Справившись с последней на сегодня коробкой, Гунтрам почувствовал себя ужасно разбитым, а ведь еще нужно было почитать кое-какие лекции для занятий завтра. Чувствуя накопившуюся усталость, он решил, что оставить только два урока живописи в неделю было отличным решением, так как он больше не может разрываться и быть одновременно и тут, и там. Миссис Смитерс была заметно расстроена, когда он попросил изменить его рабочее расписание, но сказала: — По воскресеньям не вопрос, дорогой. Чтобы добиться общего сокращения рабочих часов, теперь он должен приходить на один день в неделю больше: в понедельник, среду, четверг, пятницу и в воскресенье, когда особенно трудно справляться с потоком туристов и нужно подавать им вино в дни распродаж. Гунтрам снял свое пальто с вешалки и взял сумку, наполненную учебниками. — Не забудь свой шарф, дорогой, — услышал он голос хозяйки из глубин магазина и громко попрощался. Юрий ждал его на углу, в обычном месте, чтобы проводить до дома. Напрасная трата времени, по мнению Гунтрама, но кто был достаточно храбр, чтобы спорить с Михаилом и Константином по этому поводу?! Мужчины проделали весь путь молча и через полчаса подошли к дому, внушающему трепет своим величественным видом. Сердце Гунтрама забилось со страшной силой, когда он увидел знакомый черный Роллс Ройс, стоявший около входа. Парень бросился к железной калитке, но два темноволосых незнакомца преградили ему дорогу. — Он со мной, джентльмены, — сказал Юрий, и мужчины отошли в стороны, позволив Гунтраму войти в дом. — Кто эти амбалы? — Люди Линторффа. Сумасшедшие сербы. Он привез их, чтобы подразнить босса. Внутри сейчас идет настоящая вечеринка, парень. Герцог здесь, говорит с Репиным. Они вместе со свитой прилетели из Нью-Йорка. Еле все поместились в Боинге 737. — Мне не нравится, что Линторфф здесь. — Как и мне. Но они уже на полпути к заключению мирного соглашения. — Он чертов заносчивый сноб, у которого куча денег! — Гунтрам выглядел глубоко уязвленным. — Вспомни, как он поступил с Аргентиной! — Мальчик, в каждом из нас есть немного мании величия. Это порой необходимо для выживания. — Юрий рассмеялся. — Ты хотел поесть. А я буду в своей комнате. Гунтрам пересек фойе, заметив там трех охранников Константина и других, незнакомых ему людей, предположительно немцев. Массаев вышел навстречу из гостиной и сопроводил Гунтрама до его комнаты. Пока они шли, один из незнакомцев внимательнейшим образом оглядел юношу с головы до ног, отметив цветущую прелесть юности. В своей комнате Гунтрам взял небольшую акварель, на которой изобразил букет цветов, подаренных ему Константином на День рождения, аккуратно обрезал неровные края листа бумаги и поместил картинку в рамку, наклеив на парспарту небесно-голубого цвета. На обороте он написал: «Спасибо за твою дружбу. С любовью, Гунтрам». Парень положил получившуюся открытку в большой белый конверт и нежно улыбнулся при мысли, что хоть его любимый и привел в дом ублюдка Линторффа, все же сам он находится тоже тут, внизу, и они совсем скоро увидятся за обедом. Гунтрам открыл учебник и, подперев тяжелую голову руками, погрузился в подготовку к занятиям.