Into the Lion's Den

Жадные поцелуи Константина нарушили спокойное дыхание юноши, он едва успевал отвечать на них в тщетной попытке избежать удушья. Гунтрам в полной мере ощутил, как сильно любимый рад его видеть, и кое-как пробормотал: — Я скучал по тебе, Константин. — Я тоже, — ответил тот, стягивая одежду со своего ангела и продолжая осыпать его шею страстными поцелуями, почти укусами. — Давай попробуем добраться до постели, — предложил Гунтрам со смешком, даря ответные поцелуи и расстегивая рубашку своего любовника. Гунтрам игриво толкнул Константина на кровать и расположился сверху, чтобы было удобнее целовать распростертого под ним мужчину, в то время как руки жили своей жизнью, ловко расстегивая и снимая с Репина штаны. Он искренне наслаждался тем, как его любовник затаивает дыхание, пытаясь предугадать следующий шаг расшалившегося Гунтрама. Юноша лизнул уже набухший член и тут же целиком принял его в рот, принимаясь нежно посасывать — именно так, как нравилось его возлюбленному. — Встань на четвереньки, мой ангел, — шепнул Константин на ухо. Это была одна из его любимых позиций, что касается Гунтрама — он ее терпеть не мог, чувствуя себя таким беззащитным и уязвимым. Позиция была очень утилитарная: подходит для того, чтобы насладиться сексом, но при этом холодно и неуютно без контакта глаз и объятий, двоих не связывает ничего кроме голого секса. Гунтрам попытался вынудить Константина передумать - обвив руки вокруг его шеи и притянув к своей груди, он покрывал поцелуями крепкую шею, нежно касаясь кожи. — Гунтрам, не будь врединой, — прорычал Константин, недовольный помехами. Гунтрам вздохнул, но предпринял еще одну попытку: — Пожалуйста, мой друг, ты же знаешь, я так не очень люблю. — Глупости, дорогой, нам обоим это нравится. Ты всегда с трудом разгоняешься, но в итоге неизбежно достигаешь со мной яркого финала. Я так скучал по тебе все эти недели, — отмел мужчина все возражения юноши, крепко обхватив бедра Гунтрама и разворачивая того нужным ему образом. Мальчик подавил вздох, заранее ненавидя то, что сейчас случится, но Константин заслужил свою порцию счастья и удовольствия. В конце концов поза была не так уж плоха, лишь не очень удобна и немного унизительна. Она рождала у него неприятные ассоциации с дикими животными, чьи плотские сношения бесстыдно и бесстрастно запечатлены на фотографиях Национального географического общества. Гунтрам почти взвыл от жесткого проникновения и быстрого темпа, сразу взятого Константином. Он вцепился в шелковую простыню, пытаясь максимально расслабиться. Тяжесть на спине и руки, обхватившие его поперек груди, удерживали и немного успокаивали юношу, но все равно ощущения были весьма болезненные. Гунтрам терпел, понимая, что эта торопливая страсть была необходима Константину, чтобы утихомириться, доказав свою любовь присущим только ему способом. — Ты замечательный, мой ангел, — выдохнул мужчина в ухо своему юному любовнику перед тем, как получить сильнейшую разрядку глубоко внутри его тела. Мальчик запыхался от затраченных сил и сильных эмоций, зато Константин наконец насытился и, утомленный, продолжал лежать поверх его тела, не давая пойти умыться. Гунтрам замер в нерешительности: должен ли он признаться? Он не мог предсказать реакцию своего друга. Ведь тот был чрезмерно ревнив по отношению к любому мужчине или женщине, которые дерзали подойти к Гунтраму ближе чем на километр. И юноша решил начать издалека: — Константин, у вас с Линторфом сейчас мир? — Мы достигли определенных договоренностей. Этого достаточно. Почему ты спрашиваешь? — Когда я пришел с работы, двое мужчин сербов были внизу вместе с Юрием Александровичем и выглядели весьма мрачно, словно дела плохи. Еще я встретил в доме высокого блондина, который смотрел на меня очень внимательно и изучающе. — Наверное это был Хольгерсон. Он любимый верный пес Линторфа, а по совместительству — счастливый внук владельца крупнейшей в Швеции нефтяной компании Валленберг и один из его наследников. Все они члены Ордена, но этот парень всегда предпочитал армию и даже служил одно время в Военно-морском флоте США; говорят, смертоносен в бою. По слухам, Линторфф прочит его на роль своего стратегического советника в будущем. Остальные два были, скорее всего, Ратко Брегович и Радован Мирчич — безумные сербы из Крайны. Они предпочитают называться палачами, но по факту являются просто убийцами. — Что все эти люди делают здесь? Они не представляют угрозы для тебя? — воскликнул встревоженно Гунтрам. — Нет, моя любовь. Между нами сейчас нет никаких недоразумений и неразрешенных проблем. Мы с Линторффом обсудили все вопросы и утрясли наши разногласия. Так как я не заинтересован в Центральной Европе, то он собирается поддержать мой нефтедобывающий проект в Канаде. Требуются огромные инвестиции, которые съедят значительную часть моего капитала. Строительство добывающей станции дорого обойдется, но мы посчитали, что резервуары для хранения можно будет взять в аренду в Саудовской Аравии и сэкономить на этом. Линторфф согласился одолжить мне необходимые средства. Проект на следующие 25 лет. — Если это только бизнес, то почему он взял своих киллеров? — Возможно, он думал я собираюсь его похитить и заставить написать завещание в свою пользу, — Константин засмеялся и, ловко ухватив Гунтрама, притянул его ближе, принимаясь целовать в шею и ухо и заставляя ежиться от щекотки, — ты так чувствителен и нежен, мой ангел! — Я люблю тебя, Константин. Но почему ты постоянно уезжаешь так надолго? — Я очень хочу брать тебя с собой, но ты должен учиться, мой ангел. Возможно, ты сможешь пойти в магистратуру в Париже, и тогда мы будем проводить больше времени вместе. Но до этого момента еще как минимум два года и слишком рано всерьез об этом думать. Я правда хочу, чтобы ты всегда был со мной рядом. — Я знаю. Ты прилагаешь немало усилий, чтобы проводить со мной каждую свободную минуту. Михаил сказал мне, что ты прилетел сейчас из Нью-Йорка вместе с Линторффом. — Да, и это была очень плохая идея, мой ангел. На обед мне предложили только сосиски и картофельный салат. Эти немцы невозможны! Гунтрам не мог удержать смех, живо вообразив своего возлюбленного — известного ценителя изысканной кухни, сидящим с недовольным лицом перед банкой пива и миской картофеля, и утешающе поцеловал его в бровь. — Это была огромная жертва с твоей стороны. А у меня для тебя кое-что припасено, — сказал мальчик, спрыгнув с кровати, чтобы взять конверт, — открывай. — Эй, это я должен вручать тебе подарки, ведь я пропустил твой день рождения! — Мы только что устроили праздничную вечеринку! — Гунтрам улыбнулся, словно Чеширский кот. — Или мы должны устроить еще одну, раз ты уже все позабыл? — После обеда. Мне все-таки уже за сорок, — пошутил Константин, вскрывая конверт. Достав картину, он молча рассматривал изображенные на ней цветы. — Букет, что ты мне подарил. К сожалению, изображение не передает всей прелести цветения. — Это очень красиво. Спасибо. Я глубоко тронут! — А мне было очень приятно, что ты не забыл. — Как я мог забыть про твой День рождения?! Ведь ты являешься самым важным человеком в моей жизни. Кроме того, Ирина является отличным секретарем, — хитро усмехнулся Константин, вызвав на лице Гунтрама ответную понимающую улыбку. — Одевайся скорее и давай уже приступим к праздничному ужину в честь твоего Дня рождения. А завтра я отвезу тебя в Ковент-Гарден. — У меня есть приглашение в Барбикан. Робертсон всучил его мне и велел там быть, чтобы налаживать контакты с потенциальными клиентами. Остальные студенты были весьма рассержены, что я приглашен, а они нет. Я честно пытался раздобыть ещё одно приглашение, но Робертсон чуть не отправил меня в ад. — Мы вместе пойдем в Барбикан и будем есть твердый сыр и пить теплое шампанское. — Боюсь, что тебя не приглашали. — Это же открытие выставки Уильяма Блейка? — Все верно. — Значит мое приглашение должно где-то валяться. А если нет, то я буду вынужден серьезно поговорить с организатором. В прошлом году они получили от меня 1,3 миллиона фунтов. Если она забыла пригласить меня, я брошу ее в формалин и отправлю Дэвиду Херсту — пусть составит компанию его акулам. — Ты так грозен, когда кто-то пересекает тебе дорогу, — рассмеялся Гунтрам, — почти как Линторфф. — Ты понятия не имеешь, мой ангел, насколько он ужасен. Сегодня утром протестующие кричали и бросали в него разные вещи прямо у входа в его банк. Для меня это был очень смешной момент, но ни в чем не повинные Роллс-ройсы теперь нуждаются в серьезной чистке. Думаю, это был непросто для него — встретиться с простым народом лицом к лицу. — Кто это был? Они еще живы? — Ну конечно. Несколько американцев и парочка местных жителей. Их возглавлял журналист, который знает о существовании Ордена. В большинстве гневных выкриков я слышал упоминания о нем. Я никогда прежде не видел, чтобы Линторфф был так сердит на своих людей. Он сорвался на них, когда мы зашли внутрь. — Да эти люди заслуживают медали, что терпят его! — Орден — это не сборище дураков. Гунтрам, неужели ты правда думаешь, что если Линторфф исчезнет, Орден прекратит свое существование? Нет конечно. Просто на пару лет они уйдут в тень, пока не изничтожат на корню всех предателей и тех, кто выступал против. Они слишком глубоко укоренены в нашем обществе. Попробуй написать что-нибудь об Ордене в газетах, и люди будут думать, что ты сошел с ума. Только после того как ты столкнешься с ними нос к носу, ты узнаешь об их существовании. И то, в этом случае они сами приходят к вам, а не вы к ним. Так было на протяжении веков и сложилось задолго до того, как основали Орден — сразу после тридцатилетней войны. Но давай не будем портить наш ужин. У меня есть сюрприз для тебя внизу, в моем кабинете. *** Уже во время десерта Гунтрам понял, что не может и не хочет прожить с чувством вины ни минуты дольше. Константин был так мил с ним последние несколько часов, что они провели вместе: нежен, заботлив, весел и смотрел с такой любовью! — Как обстоят дела с твоим учителем? Я не спрашиваю про университет, так как вижу, что ты занимаешься. — спросил Константин, пригубив бокал шампанского. «Сейчас или никогда» — пронеслось в голове Гунтрама и он выпалил: — Есть кое-что, что я должен тебе сказать. Я изменил часы занятий с ним. Теперь мы будем заниматься только дважды в неделю в его студии. — Отчего же так? — У меня возникли некоторые разногласия с одним из студентов, и я решил не пересекаться с ним какое-то время. Я также буду работать на один день больше в магазине, чтобы компенсировать те рабочие часы, что я буду отсутствовать. Кроме того, я не замечаю никакого прогресса от занятий с этим человеком или совместно с другими студентами. Мы немного не ладим. Если честно, набрасывать краски на холст под их громкие крики — это не совсем мой стиль. — Гунтрам, не лги мне. Что случилось на самом деле? — В День моего рождения я вышел вместе с другими студентами. Мы выпили немного пива и проводили девушек до дома. Затем я прошелся вместе с Питером до метро. Он предложил мне зайти к нему домой, я решил, что он хочет еще выпить и отказался, так как на следующий день у меня были запланированы занятия и работа. Затем он сказал, что хотел бы заняться со мной сексом, а я ответил, что уже состою в отношениях, и отказался. А он заявил, что не ревнив, и пока я стоял там, ошеломленный такими словами, он меня поцеловал. Я его оттолкнул и отправился домой. Больше мы с Питером не виделись. Бешенство охватило Константина мгновенно, но долгие годы самодисциплины позволили ему сохранить лицо и вернуть себе контроль за те пару секунд, что Гунтрам невнятно и сумбурно рассказывал свою историю. «Определенно, он не сделал ничего опасного, но лучше преподать ему урок. А я позабочусь о том мужчине, что посмел осквернить моего ангела». — Если ты не сделал ничего дурного, то почему так нервничаешь? — начал наступление Репин. — Клянусь, я ничего не делал! Я даже не мог предположить нечто подобное. Я совершенно точно не желаю больше никогда видеть этого человека. Боже, я такой идиот! Константин, поверь, я не хотел сделать тебе больно. — Почему мне должно быть больно, если ты не сделал ничего плохо? — Потому что я приношу тебе множество проблем, тогда как у тебя их и без меня хватает! Потому что пока ты думал обо мне, я напивался, как последний придурок! Я ужасно сожалею о том, что произошло. — Гунтрам, я верил тебе, а сейчас ты рассказываешь мне, что тебя целовал другой парень на виду у всех, когда меня не было рядом, когда я тяжело работал? — голос Константина прозвучал надломленно. — Я ничего не сделал. Я прекратил с ним видеться! Ты должен мне верить, — умолял Гунтрам. — Как я могу быть уверен? То, что ты хочешь бросить занятия, определенное указывает на наличие вины с твоей стороны. — Мужчина набросился на меня, а я виноват? — Почему ты реагируешь так сильно? — Я больше ничего уже не знаю, мой друг. Не знаю, — удрученно произнес Гунтрам, его головокружение усилилось, а сердце неприятно колотилось о грудную клетку словно отбойный молот, — если ты не можешь мне больше верить, я покину твой дом завтра же! Или сейчас, если угодно… Константин откинулся на спинку дамасского стула и снова наполнил свой бокал. Он неспеша пил шампанское, выдерживая паузу. Ничего, испытания только увеличивают наши способности и возможности. Он слышал, как Гунтрам тяжело дышит ртом, и знал, даже не глядя на него, что тот наблюдает за ним своими огромными голубыми глазами, полными боли, которая сквозила в каждом слове юноши. — Гунтрам, ничто не может нас разлучить, но доверие. Без него… — Ты говоришь о доверии, но сам не веришь мне, Константин. — Это ты зароняешь во мне сомнения своими алогичными поступками. Почему ты хочешь уйти? — Потому что происходит именно то, что предсказывал Михаил Петрович. Я без вины виноват и наказан до следующего Рождества. Все вы сводите меня с ума своими подозрениями и оба кричите на меня! — Возможно, нам следует пересмотреть наши приоритеты, Гунтрам. — Константин знал, что юноша сейчас находился в состоянии полного замешательства и почти отчаяния. — Я приезжаю и что же я узнаю? Ты целовался с другим и изменил свое рабочее расписание, взяв больше рабочих часов. Это все очень похоже на то, что ты больше не хочешь быть со мной, как раньше. Его печальный голос разбил сердце его юного любовника, глаза которого внимательно отслеживали каждое движение Репина. Гунтрам опустил веки, ощутив боль от звука жалобно проскрипевшей по полу ножки отодвинутого стула. — Пожалуйста, не уходи, Константин. — руки юноши цепко ухватили рукав мужчины. — Ты самое важное, что есть в моей жизни! — произнес он дрожащим голосом. «Все, как я предполагал. Пришло время немного подрезать птенчику крылышки. У него развивается чересчур независимый характер». — Ты также важен для меня, и я прилагаю все усилия, чтобы ты был счастлив. Но, видимо, этого оказалось недостаточно. — Я очень счастлив с тобой! — возразил Гунтрам. — Ты пропускаешь занятия, хотя знаешь, что я считаю твоего учителя самым подходящим для твоего таланта. Кроме того, тебе в будущем могут очень пригодиться его связи; Это было настоящим чудом, что он принял тебя в свой класс. А ты поменял расписание занятий, только чтобы проводить вдали от меня еще больше времени. Ты исчезаешь каждое воскресенье, чтобы продавать китайский фарфор по цене 10 фунтов за штуку. Я должен был раньше все понять, Гунтрам. — Нет, я никогда не думал таким образом. Я взялся за эту работу, так как она полезна для моей карьеры. Я узнаю очень много от миссис Смитерс. — Если ты пожелаешь закончить учебу и получить свою степень, затем ты сможешь пройти стажировку в крупной, значимой компании, работать и учиться у настоящих профессионалов своего дела. Вот где ты сможешь открыть для себя огромные просторы и получить тот самый бесценный опыт, о котором говоришь сейчас. Но ты предпочитаешь проводить свое время во второсортном магазинчике, передвигая фигурки с места на место и пытаясь опознать неизвестного художника 19 века. — Константин, я… — Что ж, очень разумно. У тебя есть стипендия, которая позволяет тебе жить без особых проблем, и ты уже менеджер, который продает фигурки и получает за это некоторые деньги. Он хочет устроить выставку твоих работ этим летом, но вместо того, чтобы заниматься как следует со своим учителем и готовиться к этому ответственному и важному мероприятию, ты подаешь белое вино туристам-снобам. Тебе только что исполнилось 20, а у тебя уже есть предложение от отличной галереи о выставке твоих работ — да большинство твоих коллег за такую возможность готовы убить, а ты открываешь бутылки дешевого вина. Очевидно, что после года жизни со мной, ты действительно не желаешь продолжать. — Нет, никогда! Я люблю тебя и не хочу ранить! Я работаю, чтобы содержать самого себя! Я не могу жить за твой счет! — Типичный Гунтрам. — ты понапрасну тратишь свой талант и испытываешь мою любовь к тебе. — Я сокращу часы работы в магазине! Я буду больше заниматься в студии! — Ты правда сделаешь это? Или это только слова, чтобы меня успокоить? — Клянусь тебе, что буду работать только по воскресеньям или уволюсь. Ты всегда уезжаешь в этот день. — Я хочу провести какое-то время с тобой, так как последние недели были ужасны для меня… — Я останусь с тобой завтра и не пойду на работу после учебы. — Это было бы очень мило с твоей стороны. Я очень скучаю по тем дням, когда ты в моей компании беззаботно рисовал. — Я очень хочу проводить больше времени с тобой, но ты постоянно путешествуешь. — Гунтрам вскочил со стула и, обвив руки вокруг талии мужчины, положил свою голову ему на грудь. — Пожалуйста, прости меня! — прошептал он, не понимая, почему и за что просит прощения, но ощущая, что оно нужно ему сильнее, чем что бы то ни было на всем белом свете. — Конечно я простил тебя, моя любовь. Ты ранил меня, сам не желая того. Просто ты еще очень молод и часто действуешь, не подумав хорошенько. — Я больше так не поступлю. — Гунтрам, ты юн, а этому возрасту присущи безрассудство и глупость. — Константин улыбнулся устало, он выглядел весьма печальным. — Ты так терпелив со мной. Я тебя люблю. — Я тоже тебя люблю и это самое важное для нас обоих. Наша любовь и твое искусство. Остальное второстепенно. * * * Дневник Гунтрама де Лиля. 27 октября 2002 Я сообщил миссис Смитерс, что ей придется подыскать себе другого помощника в магазине, так как я не смогу больше приходить в будни. Она отнеслась с большим пониманием и предложила приходить только по воскресеньям. Конечно, и плата будет соответственно уменьшена — до 125 фунтов в месяц. Но Константин прав — я могу продавать мои картины и мне очень нравится слышать, что кто-то прилагает усилия, чтобы заполучить себе одну из моих работ. Это заставляет меня совершенствоваться и работать еще больше. Я совсем не ожидал, что моим подарком на День рождения от Константина станет квартира в Буэнос-Айресе. Я до сих пор пребываю в шоке от этой новости. Она расположена в его собственном здании! А это одно из самых дорогих мест в городе! Он еще вручил мне картину Тамайо, которая мне так понравилась! Также он сказал, что квартира пригодится мне во время моих визитов в Аргентину, но если я решу порвать с ним, то он займет квартиру этажом выше и сделает мою жизнь столь ужасной, что я предпочту вернуться. Константин так внимателен ко мне. Не думаю, что смогу жить без его заботы и нежности. Он всегда находит нужные слова для меня. * * * — Я так понимаю, что случился небольшой инцидент между Гунтрамом и парнем из его класса живописи, — говорил очень злой Репин мужчине с военной выправкой, стоявшему навытяжку рядом с ним. — Я отследил ситуацию и оградил Гунтрама от домогательств. Я предпочел удалить все упоминания об этом из нашей переписки, так как может потребоваться радикальное решение, — ответил Массаев. — Почему ты так думаешь? — Этот человек звонил Гунтраму много раз, но мальчик никогда не отвечает на его звонки и электронные письма. Он прекратил всяческое общение с этим типом. — Попроси Калашова обеспечить все необходимое и реши вопрос в течение двух недель. Окончательно. — Так точно, мистер Репин. Что насчет другого вопроса? Я про магазин. — Отмени это. Он будет посещать это место только по воскресеньям. Нет смысла тратить время и ресурсы на это. * * * 13 Ноября 2002 Это ужасно. В обеденный перерыв мне позвонила Кларисса и сообщила о происшествии. Я хотел пойти на похороны, но Михаил сказал, что невозможно достать билет на самолет до Эдинбурга за такой короткий срок. Кроме того, Константин хочет встретиться со мной в Париже прежде, чем он отправится в Москву на целых две недели. Я должен поторопиться, если хочу успеть на самолет в Орли. Бедный Питер! Он и мухи не обидит, а два грабителя занервничали и пристрелили его! Прямо на месте, хотя он не сопротивлялся и отдал им все деньги, что были при нем! Он был неплохим человек и хорошим художником. Я чувствую себя ужасно оттого, что не отвечал на его сообщения и звонки. Теперь я думаю, он тогда говорил под влиянием выпитого пива и виски, но затем он несколько раз повторил, что я ему очень нравлюсь. Питер тоже мне нравился, но лишь как хороший человек, ничего более. Мы даже не были друзьями, только виделись в классе и следили за работами друг друга. В тот вечер его пригласили пойти с нами девушки. Нам будет его не хватать. ***