Дураки не уважают ничего кроме волыны

— Дядя Глеб, а ты меня на машинке покатаешь? — тараторит Лучи, нарезая круги вокруг Голубина и чуть ли не спотыкаясь о клумбу, устроенную в покрашенной шине. — Залезай, рулить будешь, — весело улыбается Глеб, садясь на переднее. — Стой, Лучи, испачкался! — кричит вдогонку Ти, вылавливая мелкого прямо у машины и вытирая рот салфеткой. — Дядя Кирюша, а дядя Глеб разрешил мне машиной порулить! — проглатывая букву «р», радостно сообщает мальчик, крепко обнимая Кирилла за колени. Ти улыбается нежно и гладит мелкого по голове. Адиль и Кирюша о чем-то перешёптываются на заднем, блондин тяжело вздыхает и на секунду утыкается в плечо Казашонка. До квартиры Глеба они доезжают под счастливый заливистый смех мелкого. Лучи вылезает из тачки при помощи Голубина и уже собирается бежать в сторону подъезда, но его ловит за руку Адиль и строго замечает: — Что надо сказать? — Спасибо, — чуть обиженно отвечает он Скрипу, а затем поворачивается к Глебу, улыбается и намного более позитивно повторяет: — Спасибо, дядя Глеб! Голубин усмехается и насмешливо щёлкает мелкого по лбу. — А почему папа всегда такой злой, а дядя Кирюша такой добрый? — непосредственно осведомляется Лучи, поднимаясь прямо за блондином. — Папа тебя очень любит, он просто хочет, чтобы ты вырос хорошим человеком, — тихо шепчет Глеб ему на ушко. — А что сегодня за праздник? — беззаботно спрашивает Лучи, хватая Ти за руку. — Сегодня не совсем праздник, малыш. Сегодня день рождения одного очень близкого нам человека. Если бы не он — ни меня, ни папы уже могло бы не быть, — серьёзно поясняет Незборецкий. — А как это — не быть? — Мы могли бы умереть, — холодно отвечает Адиль. — А почему это не совсем праздник? — спрашивает посерьезневший Лучи. — Потому что этот человек умер вместо нас. Он нас спас, — коротко бросает Кирюша. — Он, наверное, был очень крутым, — мечтательно продолжает мелкий. — А вы меня с ним познакомите? — Если человек умирает, Лучи — это навсегда. Мы его больше никогда не увидим, — спокойно бросает Глеб. — Жалко, — расстроенно растягивает ребёнок. Голубин открывает дверь, пропуская всех внутрь. Рудбой с Порчи уже накрыли стол, все суетятся вокруг. Все свои. Все братья. С момента смерти Мирона прошло три года. Лучи уже бегает вовсю, только недавно четыре года исполнилось. То, что Адиль с Кириллом не смогут воспитать ребёнка, оказалось решающей ошибкой. Мальчик для четырёх лет совсем не по годам смышлёный, толковый и очень общительный. Внешность Адиля, а все повадки и фразы он перенимает с Ти, даже начинает казаться, что он с Кириллом родство кровное имеет. Только вот взгляд, когда Лучи обижается, вылитый пронзительный взор Жалелова. Баста его Казашонком-младшим называет. — О, смотрите, Фара приехал, — улыбается Кизару, туша бычок в только что вычищенной пепельнице. Олег с порога обнимает Глеба, выдыхая ему в плечо. — Все нормально, Олеж. Все там будем, если уж так, — коротко шепчет ему блондин. Народ потихоньку рассаживается вокруг стола, наливает водку по стопкам, Кирилл держит на коленях мелкого. — Знаете, — начинает Глеб, сжимая руку Олега под столом. — Мирон действительно был для всех тут очень важным. И все вы видели, как он умер, как дал возможность жить Адилю. Но есть ещё один человек, которому обязаны жизнью мы все, хотя мы даже об этом не думали. Недавно выяснились некоторые обстоятельства смерти Англичанина. Помните, в тот день, когда все случилось, мы все сидели с утра тут и купили бутылку пива? Собирались распить ее все вместе, но ее в одно горло убил Рома? Так вот, нас собирались отравить. Всех, кто был в тот день. Рома один это знал. Вы все поинтересуетесь — почему не сказал нам, почему сделал все по тихой? Буквально месяц назад я вплотную задался этим вопросом. Я нашёл его медицинскую карту. У него был врожденный порок сердца. Кто-нибудь знал об этом? У Олега лицо искривляется от этой новости. Остальные просто неудоменно смотрят. — Короче говоря, он тоже умирал. Как и Мирон. Только он об этом вообще никому не рассказывал. Даже Олегу. И сердце, видать, у меня тоже накрывалось, судя по всему, очень быстро. Он давно поговаривал о том, что жить ему недолго осталось. И он решил уйти тихо, обставив все спокойно. Он просто не хотел привлекать к себе лишнего внимания. Я не знаю, можно ли даже назвать это самоубийством. Поэтому давайте просто выпьем за Рому, за то, каким он был. Олег молча осушает стопку первым, опуская голову и роняя соленые слезы на стол. — Дядя Олег, не плачь, — прерывает молчание Лучи, молниеносно соскакивая с колен Кирилла. Подбегает к ЛСП, вытягивается вверх, поднимаясь на мысочки и обнимает его за шею, рассматривая длинные кудри. Олежа плотнее сжимает руку Глеба в ладони, обнимая в ответ маленького Лучи. — Я каждый год говорю это, и повторюсь ещё раз, — перенимает слово Адиль. — Я обязан Мирону тем, что сижу здесь. И теперь уже все решительно пьют. — Дядя Олежа, не переживай. У тебя есть я, — улыбается Лучи. — Переживем, Олег, — коротко резюмирует Баста. — Все переживем.