Убереги

весна, 60 год Эпохи Скрытых Деревень (э.с.д)       Упорство, граничащее с упрямством, являлась одним из качеств шиноби клана Узумаки, и не всегда его можно было отнести к положительным. Вот уж кто был готов бить головой об стену до тех пор, пока не образуется пробоина. И Кушина билась самозабвенно, азартно, откинув всевозможные ограничения. Стеной в данном случае была Хикава-чан.       Первые дни были самыми тяжёлыми. Кушина жила в двухкомнатной квартире, и с появлением мелкой быстро перебралась в гостиную, совмещённую с кухней, освободив маленькую комнату-спальню для Хикавы-чан, полагая, что собственное пространство для неё будет довольно важным аспектом. На энтузиазме и волне ответственности Кушина накупила продуктов, прибралась в доме и наготовила на неделю вперёд, но Хикава-чан, наблюдающая за этим в недоумении, на контакт не шла абсолютно. Всё ещё активным ураганчиком девушка протащила ребёнка по всем ирьёнинам, купила немного одежды на первое время и провела экскурсию по деревне, в надежде стать ближе. Даже храм показала, но внутрь заводить не стала, переживая, что маски могут произвести неоднозначное впечатление.       Хикава-чан была максимально послушна, покладиста и аккуратна, но Кушина ощущала это отчуждение и недоверие. Девочка практически не разговаривала, отвечала односложно и чаще всего старалась исчезнуть в любую подходящую секунду. Кушина вздыхала, но не сильно сопротивлялась тому, что девочка хочет остаться одна. И в комнату к ней не заходила, боясь как-то потревожить личное пространство. При этом она абсолютно не понимала, как можно пробиться к этому ребёнку, как вызвать у неё доверие, как стать… родными друг другу.       Не сказать, что Кушина прониклась неземной любовью к незнакомой по сути девочке, но играющий основную роль факт того, что она — Узумаки, делал своё дело. Куноичи элементарно хотела быть важной для кого-нибудь. Да, был Минато-кун, команда; да, она джинчуурики и мощное оружие Конохи, но это всё не то же самое. Минато-куна девушка, несомненно, любила и уважала, но Цунадэ-сан в своих рассказах за выпивкой не упустила и аспект взаимоотношений мужчин и женщин, поэтому «мужики — дело приходящее и уходящее, семья же — главное». А семья — это родители, братья, сестры, дети, просто те, с кем связан кровью. И, хоть Хикава-чан, вероятно, была весьма дальней родственницей, ничего не мешало даже на этом построить семейные отношения.       И именно многочасовые монологи пьяной и подавленной Цунадэ-химэ были для Кушины основными источниками житейской мудрости. Ну и просто хорошие или плохие истории обо всём на свете тоже было интересно послушать: о Сэнгоку Джидай, об основании Конохи, о братьях Сенджу, об Учиха Мадаре, о Первой и Второй мировых войнах, о приключениях и становлении Троицы Саннинов. Несчастную Цунадэ-химэ девушка по-своему любила, хотя их встречи были довольно редки, к тому же их взаимоотношения были далеки как от родственных, так и от дружеских. Кушина абсолютно осознанно воспринимала её семпаем.       Но, наверное, именно сестры ей не хватало. В мире шиноби от маминой юбки отучали рано, связь родитель-ребёнок была слабее, чем братья-сёстры или наставник-ученик. И если фигурой наставника стала Мито-сама, то сестры или брата не было. И, несмотря на возраст, Кушина болезненно нуждалась в том, чтобы у неё была семья.       Поэтому миссия по достижению расположения Хикавы-чан шла полным ходом, не оставляя жертве никакого выхода. Кушина, признаться, была охвачена азартом и занималась… да-да, именно планированием тактик. Заваливать неожиданную родственницу подарками и поблажками она не собиралась, хотя подобная тактика могла бы прокатить с учётом того, что девочка жизнью абсолютно не балованная. Но это мир шиноби, причём мир шиноби в военное время, а Кушина, хоть и была выдернута из клана в раннем возрасте, свою долю соответствующего воспитания получила сполна. Мито-сама, юные годы которой выпали на Сэнгоку Джидай, давала ей довольно… старомодное воспитание, но с непосредственностью Кушины это всё пришло к своеобразной гармонии.       На данный момент, не имеющая какого-либо опыта общения с детьми, Кушина пыталась просто проводить много времени вместе, причём не за пустыми разговорами и попытками выудить информацию или что-то личное, а именно познавательными лекциями обо всём на свете. Так удавалось захватить внимание Хикавы-чан, которая в такие моменты оставалась добровольно, а не вынужденно. И слушала она очень внимательно, пусть вопросов не задавала, хотя порой у неё было на лице написано непонимание некоторых вещей. И Кушина терпеливо ждала, когда ей зададут вопрос, не пытаясь самостоятельно определить непонятный момент.       Эти истории в основном рассказывались тогда, когда Кушина занималась готовкой или уборкой, и со временем, к счастью девушки, Хикава начала предпринимать осторожные попытки помочь. Да, наверняка из-за того, что ей было неудобно жить за чужой счёт и не хотелось быть обузой, но всё-таки — контакт! Причём абсолютно добровольный.       Разумеется, готовить девочка не умела, но упорно старалась помочь, обрезая пальцы и цокая, когда ломтики или куски получались кривыми и разных размеров. Кушина была просто в восторге от прогресса. А ведь даже месяца не прошло.       В очередной раз был запланирован вечер кулинарии. Следовало заготовить на несколько дней вперёд, чтобы потом не отвлекаться. Всё-таки даже без миссий у Кушины были определённые обязанности: пополнять запасы свитков и фуин, необходимых на войне в невероятных количествах. Запечатывающие свитки и Кибакуфуда редко оставались в запасах, поэтому девушке было необходимо выполнять определённый план в срок. Даже если её не допускают до сражений на передовой, она могла помочь из Конохи таким образом. Выполняя подобную миссию, не оставалось времени на готовку. Погрузившаяся с головой в процесс Кушина слабо реагировала на действительность, увлечённая любимым делом, а оставлять Хикаву-чан голодной — не дело. Да и самой было приятнее после работы нормально поесть.       И, так как завтра планировалась очередная подобная миссия, пришлось посвятить несколько часов готовке. Впрочем, спустя пару недель подобного обучения Хикава вполне споро чистила овощи и справлялась с простой нарезкой, поэтому процесс значительно ускорился. Кушина, намывая испачканную посуду, в очередной раз рассказывала о всяком, даже не особо концентрируясь на том, что говорит, пока её монолог не был прерван.       — Кушина-чан, — от знакомого голоса любимого человека из рук девушки едва не выпала тарелка. Хикава-чан, сдунув отросшую чёлку, покосилась в сторону окна и заметно поморщилась: ей не нравилась дурацкая привычка шиноби сидеть на оконной раме.       — Минато!!! — она едва ли не взвизгнула от счастья, когда, бросив мытьё посуды, мыльными руками обвила шею смеющегося парня. — Ты вернулся, даттебанэ!       — Такими темпами — ненадолго, — смущённо улыбнулся Минато-кун, но прижал к себе донельзя счастливую и пищащую от восторга девушку. Он, конечно же, заметил присутствие ребёнка, иначе бы вряд ли их встреча обошлась только объятиями. Заметив, куда направлено внимание парня, Кушина освободилась из кольца рук и, сверкая счастливой улыбкой, пододвинула девочку поближе.       — Это Хикава-чан, она недавно прибыла в Коноху.       — Твоя родственница? — с улыбкой спросил Минато, наконец-то приземлившись на пол.       — Ага, — Кушина лыбилась во весь рот, буквально подпрыгивая от нахлынувших эмоций. — Хикава-чан, это Минато-кун — мой любимый человек.       Лицо Хикавы-чан мало что выражало. Она просто кивнула и вернулась к методичному нарезанию овощей, как будто не произошло ничего особенного. Кушина смутилась, не зная, как себя вести в данной момент, но потом опомнилась и погнала Минато в ванную, а сама вернулась к посуде и готовке. Лицо пылало, щеки заныли от широкой улыбки, хотелось поскорее накрыть на стол.       Минато вернулся быстро и даже предложил помощь, но Кушина, едва не огрев его половником, заверила, что всё и так почти готово. Хикава-чан даже не смотрела в сторону гостя, который, напротив, с интересом рассматривал девочку, но задавать вопросы не решался.       — Как миссия? — подняла тему Кушина, закончив с готовкой и переключившись на сервировку стола. Хикава-чан тоже села за стол, не мешая хозяйке.       — Всё хорошо, — уклончиво ответил парень, перестав коситься на ребёнка. — Из моей команды никто не погиб. Миссия завершилась успешно.       — Надолго ты в Конохе?       — Три дня, — он виновато улыбнулся, хотя подобное от него не зависело. Кушина выдавила улыбку, будто это её ничуть не расстроило, и продолжила расставлять миски и тарелки. Хорошо, что они готовили на несколько дней вперёд, поэтому еды на троих хватило за глаза.       Хикава-чан выглядела слишком отрешённо для обычного своего состояния, и Кушина едва ли не запаниковала, понимая, что ребёнок мог почувствовать себя лишним в компании взрослых. Разумеется, они не могли свободно переговариваться в присутствии девочки, всё-таки военные дела — слишком тяжёлая тема, а уровень их отношений не тот, чтобы они не стеснялись демонстрировать свою близость окружающим. Их максимум — пройтись по улице, держась за руки. Наедине они позволяли друг другу большее, но даже поцелуй при Хикаве-чан были для пары неприемлемым. И как раз именно сейчас хотелось не просто обняться, не просто говорить об общих вещах, а посвятить время друг другу, чувственным разговорам и нескромным взглядам.       Кажется, Минато-кун тоже ощущал себя немного неловко в такой компании. Скорее из-за того, что не знал, что сказать ребёнку, у которого определённо проблемы с социализацией. При этом он понимал эту замкнутую девочку — тоже рос сиротой, хоть и не таким замкнутым.       Признаться, Кушине было несколько некомфортно в сложившейся обстановке. Она не винила Хикаву-чан, нет. Но желание побыть с Минато-куном вдвоём было практически непреодолимым. И нет, ничего пошлого, хотя бы просто разговор, но личный, лишь для них двоих.       Приём пищи проходит в неуютной тишине. Хикава-чан довольно быстро ушла, даже не доев порцию, что вызвало у Кушины смутное беспокойство. Минато-кун выглядел сконфуженным и явно ощущал себя виноватым, но, разумеется, его вины нет. Вообще никто ни в чём не виноват, просто такие обстоятельства. И Кушина мягко ему улыбается, как не улыбается никому. Даже если Хикава-чан в соседней комнате, можно было более-менее спокойно провести время вдвоём, не переживая, что скажут что-то не для детских ушей.       — Мне кажется, я не понравился Хикаве-чан, — Минато-кун неловко чешет в затылке, напоминая себя во времена Академии.       — Не думаю, что проблема в этом, — несколько печально улыбнулась девушка, убирая со стола.       — Она считает себя лишней в твоей жизни, — более серьёзным тоном заметил Минато, тут же принимаясь помогать. — И это не твоя вина, просто у всех сирот подобное.       — Я очень стараюсь, чтобы она привыкла ко мне, но, кажется, она меня боится, — призналась в своих переживаниях Кушина.       — По крайней мере сейчас я не заметил её страха, — попытался поддержать девушку Минато, принимаясь мыть тарелки.       — Минато, прекрати, ты и так устал после миссии!       Кушина вспыхивает под цвет своих волос и пытается отпихнуть тихо смеющегося блондина от раковины, но не преуспевает, после чего возмущённо дуется и принимается протирать и расставлять посуду по местам. В уютной, практически интимной тишине они полностью убирают кухню, и счастливая Кушина абсолютно не замечает, что из квартиры исчезла её подопечная.

* * *

      Ночь ещё не наступила, но солнце уже близилось к закату, а на улицах людей было гораздо меньше, чем днём: все разошлись по домам, разве что в отдельных районах деревни начиналось шевеление. Хикава, выбравшись на балкон, задумчиво посмотрела вниз. Прыгать было довольно высоко, но она, глубоко вздохнув, мысленно вспомнила о группировке в воздухе и соскочила на землю достаточно успешно. По крайней мере не сломала шею, а разбитые колени заживут за несколько часов.       Ночная Коноха была куда приятнее, чем дневная. Почти пустые улицы, редкие фонари, прохладный ветерок и, на удивление, отсутствие насекомых. Хикава, на которую любили поохотиться комары, закатала брюки: она всегда старалась носить закрытую одежду, чтобы уменьшить площадь поражения. Правда, в приюте редко выпадала возможность выбрать то, что удобно или нравится, а девочке, которую не особо жаловали из-за странной внешности, в основном оставалось то, что не понравилось никому. Кушина-сан, хоть и вселяла в неё страх на каком-то подсознательном уровне, была очень доброй и это не было напускным, как казалось вначале. И нет, дело не в одежде, которая впервые оказалась новой и целой, и не в отдельной комнате, которой у девочки никогда не было и не предвиделось бы, а именно в довольно длительном наблюдении. Хикава не была обделена некоторой интуицией, а со временем то странное ощущение опасности удалось «отделить» от намерений самой Кушины-сан. Это явление девочка могла сравнить с игрушкой фукурума (1). Как будто внутри неё было что-то спрятано, что-то чужое и опасное. Именно поэтому разграничить ощущения от самой Кушины-сан и её «нутра» было довольно сложно, но после этого находиться в её компании стало значительно легче.       Но это не отменяло того, что сама Хикава считала себя лишней. Она справедливо полагала, что по прибытии в Коноху её отправят в приют. Её подобная перспектива не сильно пугала, всё-таки она всю свою жизнь провела среди таких же ненужных детей. Когда её буквально пихнули на руки ошалевшей от такого добра девчонке, а Кушина-сан самая что ни на есть девчонка, Хикава не ощутила никакого прилива счастья. Даже откинув откровенно стрёмные чувства от того, что сидит внутри девушки, всё равно ситуация не прельщала. Понять причины, по которым её, сиротку с периферии страны, практически моментально отправили под опеку действующему джоунину, причём клановому, не удавалось. Всё маломальские аргументы разбивались элементарным «зачем?». В альтруизм Хокаге и прочих шиноби верилось мало. И, даже не исключая того факта, что Хикава, возможно, сама из этого мифического вымершего клана, всё равно не клеилось.       Да, Кушина-сан неплохой человек и вполне могла бы мечтать о том, чтобы хоть кто-то из клана оказался рядом с ней. В это верилось почти легко спустя месяц проживания под одной крышей. Но ведь не она сама наткнулась на неё и она даже не просила Хокаге забрать ребёнка себе. Вызвали и пихнули в руки, причём создав впечатление, что всем так не плевать на брошенного ребёнка, будь он хоть сотню раз всратый Узумаки.       Даже если забрали из-за талантов, которые таила в себе кровь клана, зачем отдавать совсем юной девчонке с шилом в заднице? Кушина-сан сама по себе сильна, несомненно, её объёма чакры хватило бы на десяток стандартных джоунинов. Хокаге тоже с ней рядом не валялся со своим, несомненно, внушительным запасом. И этот Минато, хоть и был пообъёмнее среднего, но уж никак не Кушина-сан. И она явно не воспитатель, учитель или наставник. Характер у неё не тот.       Наставника могли и позже найти. Или потом Кушина-сан начнёт с ней заниматься. Или её пихнут в эту Академию, где выращивают среднестатистических шиноби, и тогда смысл окончательно теряется. У них каждое полугодие из этой Академии выпускается от двадцати до тридцати генинов, одним больше, одним меньше. Война, конечно, могла значительно прореживать ряды такого молодняка, но ведь практика доставки микронедошиноби не повсеместная. Здесь, несомненно, ключевая роль отводится факту «клановости». Который нужно развить, но засовывают в благоприятные условия существования и рассказывают, что убивать ей вовсе не обязательно. Хикава хотела бы верить, но россказни про Цунадэ Сенджу на проверку оказались верными не на все сто процентов: эта Легендарная женщина была убийцей наравне со своими товарищами. Один удар её кулака дробил скалы, и страшно было думать, что такой удар сделает с черепом врага.       Хикава, будь она сотню раз сирота, не любила неопределённости. Живя в Цури она точно представляла свои перспективы, коих было немного. Она знала, чего ей ждать от этого мира, и в силу своего возраста и возможностей делала всё, чтобы урвать лучшее, что могла ей предоставить жизнь. О шиноби она знала и раньше, иное было бы странно, проживая на территории одной из великих элементальных стран.       Шиноби были на вершине здешней пищевой цепи. Самураи, имеющие раньше большое влияние на мир, и рядом не валялись с нынешними шиноби, которые с резиденции Каге могли наплевать на даймё и прочую аристократию. Самураи подчинялись, шиноби же оставляли видимость даже не подчинения, а союза с властью страны. У самураев были какие-то заморочки с честью, кодексом и служением, у шиноби была лишь Воля Огня. Воля воды, воля камня, воля молнии, воля песка или ветра — в этом разобраться было ещё сложнее, чем в загонах самураев. Стать даже мелким шиноби в этом мире — это уже возвышаться над гражданскими. В обычном городке или вообще вне Хи-но-Куни генин мог бы занять неплохое положение в обществе или затесаться в охрану какой-то высокопоставленной шишки. Чуунин же мог этой самой шишкой стать. Но у Хикавы не было никаких шансов стать шиноби, в приюте не водилось никаких книжек про то, как ими становятся. Даже про чакру она узнала лишь от тех, кто её спас.       В общем, у Хикавы было стремление вылезти из нищеты, при этом не загремев в бордель. А шанс оказаться в борделе даже выше, чем прачкой или посудомойкой. Чаще всего девчонки приюта, даже ещё не покинув его стен, начинали приторговывать телом. Именно девчонки, некоторым и двенадцати не было. Возвращались заплаканные, порой избитые, с надломом внутри, но зажимающие в руках свои первые деньги. Сущие гроши, но уже что-то. И эти деньги пускались на то, чтобы тем же способом заработать новые: покупались новые вещи, косметика, украшения, чтобы привлечь больше желающих. Хикаве такой путь не подходил, к похотливым извращенцам, имеющим пристрастие к детским телам, она относилась с презрением. И на неё находились желающие, ошивающиеся недалеко от приюта.       Однажды богатый господин, занимающий какую-то там должность в администрации города, хотел её удочерить. Разумеется, кто бы ему отказал, Хикаву за считанные минуты одели во всё более-менее чистое и наказали слушаться. Она не стала доходить даже до крыльца этого дома, заметив взгляды нового опекуна. Вырвалась из захвата и сбежала, для верности с неделю пошаталась по улицам и вернулась в приют. Её приняли, конечно, но дали втык.       Дорога в торговлю телом таким образом была заказана. Устроиться куда-то уборщицей-посудомойкой не представлялось на тот момент возможным из-за соответствующих параметров тела, но в будущем Хикава собиралась зарабатывать именно так. Возможно, потом бы научилась готовке или ведению дел в какой-нибудь гостинице, и стала бы потихоньку зарабатывать. Такая жизнь, по крайней мере, не вызывала отвращения. И тех девочек, добровольно отдавшихся за деньги, было жалко лишь чуть-чуть. Выбирали такой путь не из-за того, что других не было, а из-за того, что иные требовали больше труда, чем раздвинуть ноги.       Но то было раньше. Сейчас вся жизнь перевернулась, и у Хикавы был реальный шанс стать чем-то большим, чем очередной поломойкой в очередной захудалой забегаловке. Стать шиноби, то есть занять позицию выше, чем любой другой гражданский, даже даймё. Но, тем не менее, это былая стабильность, хоть и бесперспективная и абсолютно не радужная. Тот путь был… понятным, знакомым, в котором не нужно было особо думать или бояться подвоха.       А в мире шиноби подвох был. Вся ситуация этим самым подвохом и казалась. Хикава была растеряна и не знала, что делать дальше. Понятия не имела, какие у неё перспективы в нынешнем положении вещей. И даже рассказы Кушины-сан не помогали: она либо считала её слишком маленькой, чтобы объяснять все подводные камни, либо сама не знала о большей их части. Тут уж даже неясно, в какую сторону склониться.       Перспектива убивать по приказу тоже не доставляла, но с чем-то в жизни можно было смириться. Всё-таки собственный комфорт Хикава эгоистично оценивала выше, чем жизни неизвестных жертв, которые, возможно, и не появятся вовсе. К тому же военное положение в деревне она оценила и даже в какой-то степени перестала считать шиноби исключительно убийцами. Дети в хитай-ате, именно дети, возвращающиеся инвалидами или трупами, если таковые удавалось сохранить, особого энтузиазма в постижении профессии не добавляли, но теперь можно было винить не шиноби. Можно было винить Каге и тех остальных, кто у руля.       А можно и не винить, просто считая, что эта жестокость всего лишь плод сложившейся истории мира, то есть, по сути, виновата чакра и Рикудо-сеннин, который эту чакру то ли раздал, то ли пробудил во всех желающих — тут уже Ками разберёт. Чем руководствовался этот полулегендарный хмырь неясного происхождения — непонятно. Впрочем, это было не особо важно, так как нынешних обстоятельств не отменяло и не объясняло.       Да и нужно ли понимать? Хикава считала себя довольно умным ребёнком, но это было на уровне приюта и иже с ним. В гражданской жизни низшего сословия не было ничего сложного для понимания, а вот каста шиноби была областью замысловатой и новой, как для Хикавы, так и исторически. Сейчас она себя ощущала в какой-то прострации, когда не знаешь, что да как, и бьёшься башкой об стенки аквариума, как бестолковая мола-мола (2).       Впрочем, возможно, на данный момент это не так уж и плохо; всё-таки много ли может понять и осознать ребёнок? Пока что она в безопасности, да и если её жизнь окажется под угрозой, много ли она может сделать против шиноби? Её любой ученик Академии раскатает в блин и даже не вспотеет. Если дают некую видимость свободы, значит, надо пользоваться, к тому же Кушина-сан может поведать множество интересных вещей. Да и хорошая она, как ни крути.       В своих размышлениях Хикава брела неспешным шагом, стараясь не сильно светиться на виду. В Цури шатающихся по ночам детей могли и палкой отходить, если поймают. В Конохе было даже тише, чем в обычном городке, но всё-таки это место наиболее подвержено дисциплине, возможно, тут присутствует комендантский час для не-шиноби. К тому же была некая полиция, которая по сути полностью отводилась целому клану. Пару раз Хикава видела посты на рынке, но никакого особо впечатления они не производили. На людей не бросались, у каждого подряд документы не требовали, разве что разбирались с какими-то мелкими конфликтами, если дело заходило далеко. Пока что никакого поста ей не встретилось, но круги света от фонарей на дорогах, которые редкими яркими пятнами освещали части улицы, она обходила по широкой дуге.       Не сказать, что у неё был какой-то маршрут. С Кушиной-сан особо по Конохе не побегаешь, а она предпочитала не отпускать её слишком далеко. Пару раз погнала на площадку к детям, но Хикава не заинтересовалась ни детьми, ни шушукающимися мамочками — в Цури насмотрелась, а в попытках покинуть пределы площадки она палилась довольно быстро: Кушина-сан была неким сенсором и быстро определяла, когда её подопечная пытается слинять. Так что её путешествия ограничивались совместными прогулками. Впрочем, было одно интересное местечко, которое ей продемонстрировали мимоходом — некий храм масок. Из сжатого рассказала Кушины-сан она знала, что храм принадлежит клану Узумаки, но в чём его назначение было непонятно.       Храм не пользовался популярностью у населения, там вообще по сути никого и не было, даже гражданских. В Цури, особенно по праздникам, у храмов собирались очереди, а рядом с ними расцветали ярмарки со всякой лабудой. В целом, за неимением маршрута, можно было потопать туда. Всё равно возвращаться в квартиру и мешать Кушине-сан с этим Минато не хотелось.       Хикава была в целом просвещена в вопросах взаимоотношений мужчин и женщин в горизонтальной плоскости, да и не только мужчин и женщин, поэтому не желала даже в одном пространстве находиться с теми, кто этим занимается. Кушина-сан взрослый человек, и Хикава ни в коем случае не осуждала её и Минато, если они вообще этим занимаются сейчас, но сидеть и понимать, что нечто подобное может происходить за стенкой, было выше её сил. Лучше уж её эти полицейские поймают и дадут пару подзатыльников.       В конечном итоге её желанию было суждено сбыться. Её тормознул какой-то хмурый мужик в жилете с соответствующей символикой полиции на плечах и так же хмуро поинтересовался, какого, собственно, биджуу она ночью на улице. Тогда впервые Хикава задумалась о том, что для шиноби всё-таки странно следовать комендантскому часу, но к моменту озарения её уже вели Ками знает куда.       — А куда вы меня ведёте? — с подозрением спросила девочка. После её неудачного по всем параметрам удочерения она ко всем представителям мужского пола относилась с опаской.       — В участок, — не вдаваясь в подробности, заявил этот полицейский.       — Я же сказала, что живу с Узумаки Кушиной, — усомнившись в его умственных способностях, напомнила Хикава.       — Ага, а я в резиденции Хокаге, — неожиданно фыркнул этот хмырь и посмотрел на неё не настолько сурово. — Участок на территории клана Учиха. Там поищу твои документы и место жительства.       — А вдруг вы маньяк? — начиная раздражаться, спросила девочка.       — Я же полицейский, я должен ловить маньяков, — усмехнулся, по всей видимости, Учиха. Присмотревшись, она поняла, что это вовсе не мужик, а пацан лет двадцати в лучшем случае. К тому же у него был забавный узелок на голове, который практически полностью дискретизировал его, как безобидного пацана.       Шли они не так уж и долго. Заметив ворота с характерным веером, который значился на символе полиции, Хикава немного успокоилась. Не доходя до главных ворот, они свернули и в самом деле оказались перед зданием полиции, территория которой хорошо освещалась фонарями. Довольно своеобразное здание, хотя в Конохе они все были с подвывертом, с большим количеством стекла и большой площадкой на крыше.       — Якуми! — от грозного отклика вздрогнули оба пришельца, едва оказавшись внутри. Хикава едва ли не забилась в ближайший угол по старой привычке, но сдержалась, увидев хорошо знакомые завитушки.       — Кагами-тайчо! — пацан-с-узелком вытянулся и замер.       Хикава почти счастливо посмотрела на знакомого с их короткого путешествия. Кагами-сан внушал ей доверие не то чтобы одним своим видом, но путешествие, хоть и прошедшее без смертей, было достаточно показательным, чтобы девочка отнеслась к нему с уважением. Как минимум за то, что Кагами-сан раскатал небольшой отряд шиноби, не спуская её со спины, пока Райдо-кун тихо чертыхался и скакал от метательных железок. Раскатал практически в буквальном смысле, всё-таки одной из его стихий был дотон. И длилось это действо не более пяти минут. А Кагами-сан даже не вспотел, лишь недовольно пробурчал что-то.       — Теперь в Конохе так выглядят опасные убийцы и дебоширы? — левая бровь Кагами-сана едва заметно приподнялась, как только он заметил компанию своего подчинённого. «Узелок» почти не смутился.       — Девочка нашлась на улице без сопровождения, поэтому я привёл её на участок.       — Она не знает, где живёт?       — Я говорила, что живу с Кушиной-сан, — подала голос Хикава.       — Серьёзно? — на, в целом, бесстрастном лице Узелка проявилось удивление.       — Свободен, — вздохнув, отдал приказ Кагами-сан, и парень испарился. Теперь грозный и явно уставший Учиха вопросительно смотрел на девчонку. — Для детей гражданского населения и\или детей не в ранге генина запрещено находиться вне места жительства после десяти вечера до шести утра без сопровождения родителя или иного официального представителя. Причины?       — Просто подышать, — почти не соврала Хикава. Говорить об личной жизни Кушины-сан не хотелось, хоть это и её сенсей.       — Просто подышать после полуночи? — скептически поинтересовался Кагами-сан. — Хикава-чан, Коноха — не детская площадка, а сейчас военное время. И как Кушина-чан тебя отпустила?       — Не пустила, — в пол ответила девочка. Ситуация ей не особо нравилась, не хотелось подставлять Кушину-сан, которая ни в чём не виновата.       — Сбежала? — проявил неожиданное участие Кагами-сан, неспешно подтолкнув ребёнка за собой в кабинет.       — Не то чтобы, — расплывчато ответила девочка и быстро устроилась на стуле для посетителей.       — Тебе не понравился Минато-кун? — неожиданно проницательно спросил Кагами-сан, расположившись в кресле за столом. Заметив довольно странное выражение лица, он лишь хмыкнул. — Не волнуйся, мне тоже.       Хикава чувствовала себя несколько неуютно, подставляя Кушину-сан и занимая время Кагами-сана, у которого наверняка много работы: вон, какой вид усталый и вымотанный. Совести даже хватило на то, чтобы пристыженно опустить глаза, но как таковой вины за содеянное она не ощущала.       — Мой сын тоже так делает, — после паузы подал голос мужчина, откинувшись на спинку кресла. — Когда ему что-то не нравится.       — А что ему не нравится? — недоумённо спросила Хикава.       — Наверное, по сравнению с твоей жизнью, его причины могут показаться тебе пустяками. Справедливости ради могу сказать, что Шисуи растёт без матери, а меня редко можно застать дома. Поэтому его воспитывает мой отец.       — Он сбегает, потому что вас нет дома?       — Он считает, что мне плевать на своего отца и на него, — пояснил Кагами-сан. — Не понимаю, зачем я тебе это рассказываю. Хотя, наверное, может быть ты поймёшь, что на самом деле Кушине-чан ты не безразлична, даже если тебе так могло показаться.       — Я так не думаю. Просто Кушина-сан соскучилась по Минато-сану. Я не хочу им мешать побыть вместе.       — Как ты думаешь, как она отреагирует, когда обнаружит твою пропажу? Если уже не обнаружила, — Кагами-сан напустил строгости в свой взгляд, но быстро расслабился. — С учётом вспыльчивости и привычки прежде делать, чем думать.       — Начнёт искать, наверное, — пожала плечами девочка. — Не думаю, что она могла заметить моё отсутствие. Если бы заметила, то сразу.       Тихо вздохнув, Кагами-сан лишь пожал плечами и окончательно развалился на кресле так, что его ноги практически достигли ножек её стула. Всё-таки он был высоким, выше всех, кого Хикаве довелось увидеть за всю жизнь. Она сама была довольно высокой в свои четыре с лишним года, сравнявшись с шестилетками в приюте. Но в случае Кагами-сана можно было предположить, что он ростом под два метра.       — И что мне с тобой делать? — в потолок спросил мужчина. Хикава даже подивилась тому, насколько он расслаблен сейчас. Хотя, много ли у неё было возможностей за ним понаблюдать?       — Я дойду до дома, — этот выход она считала приемлемым для своей гордости.       — Считаешь, я могу тебе верить? К тому же, я, кажется, сказал тебе о правилах. Тебе нельзя одной находиться на улице. Запомнила? — снова строгий взгляд, не продержавшийся и полминуты.       — Ну не здесь же мне сидеть, — насупилась Хикава, не желая всю ночь проторчать на жёстком стуле.       — Я бы отправил Якуми тебя довести, но веры в него нет, слишком безалаберный. А мне лень, — непосредственно заявил Кагами-сан. — Думаю, переживёт ли это здание явление Кушины-чан в гневе?       — Не хотелось бы до такого доводить, — невольно поёжилась девочка.       — Жаль, что ты об этом не подумала, когда так безответственно сбежала. И куда же ты направлялась? — взгляд Кагами-сана перестал быть блуждающе-спокойным. Острый, холодный, буквально пронизывающий насквозь.       — В храм, — желание соврать что-то более менее правдоподобное отпало мгновенно. Сейчас Кагами-сан показался ей даже страшнее того, что находится внутри Кушины-сан.       — В храм? — жутковатый взгляд пропал. — И что же там, в храме?       — Маски. Я внутри не была, но Кушина-сан рассказывала, — немного расслабившись, пояснила девочка.       — Предположим, — кивнул Кагами-сан. — Зачем тебе маски?       — А чем ещё заняться? — в тон ответила Хикава.       — И то верно, — прозвучало несколько саркастично, но продолжать мужчина не стал. — Подождём Кушину-чан, когда-нибудь она додумается проверить и участок. Всё равно у меня дежурство.       — Может, всё-таки домой?       — У меня дежурство, — повторил Кагами-сан с таким видом, будто бы кроме него на участке никого не было. — Посидишь, подумаешь над своим поведением.       Хикава хотела бы возмутиться, но под тяжёлым взглядом сдулась и постаралась усесться поудобнее на жёстком стуле, мысленно позавидовав такому уютному на один только вид креслу местного начальника. Но, кажется, он и в самом деле хочет дождаться Кушины-сан, только вот в стремлении её воспитывать она сомневалась. А вот в том, чтобы с удовольствием прополоскать мозги Кушине-сан — вполне. Или Минато отомстить. Но тут уже определить сложнее.       И ведь неясно, сколько тут торчать, а Кагами-сан, повздыхав, засел за бумаги и перестал обращать на неё внимание. И Хикава в самом деле решила подумать над своим поведением: ей предстоял явно нелёгкий разговор с Кушиной-сан. ____________________ (1)Фукурума — классическая деревянная кукла с изображением бога учености и мудрости Фукурокуджу. Разновидность игрушек дарума. По одной из версий является прообразом русской матрёшки. (2) Обыкновенная луна-рыба, или рыба-солнце, или рыба-голова (лат. Mola mola) — вид рода лун-рыб одноимённого семейства. Это самые тяжёлые из современных костных рыб. При своём весе масса их мозга составляет 4 грамма (размером с арахис), они считаются самыми глупыми рыбами, при этом являются самыми плодовитыми. В Японии, Таиланде и Корее считается деликатесом.