***
Февраль 1615 год. Пинарсу ни на минуту не покидала покои своей старшей дочери Эсмашах. Неизвестная болезнь поразила дочь несколько недель назад и узнав об этом, она незамедлительно выехала в Румелию, оповестив султана о своем намерении. Султанша кашляла и порой задыхалась от этого кашля. Отец велел лучшим лекарям Стамбула лечить ее. Но кашель не проходил, лишь иногда минуты облегчения давали ей говорить, да и то шепотом. Полуторагодовалого Касыма Пинар даже вносить в покои дочери не велела, дабы не заразить малыша. Пинар никогда не отличалась заботой о дочерях, но тут взыграла то ли совесть, то ли жалость. Она прикрывала низ лица платком, побаиваясь, но все же сидя у нее на кровати.Никакие средства не помогали, и султанши не стало в марте, на рассвете, когда мать уже уехала, так и не дождавшись выздоровления дочери. Уезжая, она тщательно мылась почти пол дня, смазывалась маслами и пила отвары. Она ехала в санджак к сыну Мехмеду, наследнику, боясь привезти хоть каплю заразы (даже одежду сожгла). У ее сына за 3 года правления в санджаке к большому сожалению был всего один ребенок — двухлетний Осман. И это сильно пугало и волновало ее. Этого слишком мало для безопасности рода, да и вызывало какое-то сомнение: все же не было выкидышей или смертей детей сына. Их просто нет. Хотя у Мехмеда определенно сложился свой круг фавориток — ни одной больше не удавалось родить или забеременеть. Маниса — санджак наследников и Пинар вцепилась в него, стараясь всячески сглаживать все не нужны пересуды. Лишившись дочери, лишилась, по сути, и визиря Румелии. Лишилась поддержки с одной стороны. Осталась Эсманур, которая должна вот вот выйти замуж за визиря рядом с султаном. Слова матери тоже он понимал — Пинар растила его с мыслью о том, что он главный шехзаде, но есть и угрозы, именно УГРОЗЫ: братья Мурад, Махмуд и дядя Ахмед. Так вбивала мать наверное уже последние лет так пять шесть. Братья еще малы, а вот дядя Ахмед всего на год старше. Он молод и может претендовать на трон по отцовской линии, и если не станет бабушки Гюльсечиль… Ахмед захватит трон. Слова матери роем жужжали в голове. И это страшно. А когда родился сын Орхан, стало страшнее вдвойне. И он соглашался с матерью, сначала безучастно, потом безмолвно, а потом и соглашаясь. Пинар стоял за ширмой, и ждала званого гостя. Наконец-то дверь чуть скрипнула и фигура мужчины приняла очертания за преградой. — Султанша. — Гюзельдже паша. Вы пришли. — Как я мог не откликнуться на Ваш зов. Скоро мы породнимся Иншалла, я стану Вашем зятем. Все сделаю для Вас и султанше. — Султанша несомненно мое счастье, но мой шехзаде наследник трона, моя надежда, мой путь, мое солнце. Его нужно защищать от всех невзгод и угроз. — Что же сделать для Вашего спокойствия? Я на все готов. — Против Валиде Гюльсечиль сейчас мне никак не выстоять, но придет и мое время. Сейчас нужно заняться мене опасными угрозами. Пока их только две. Вы поняли? — Понял, султанша. С кого начать? —Хорошо, что у моего второго врага две болевые точки. Потеряв одного, она начнет как зверь защищать второго. Но нужно с чего-то начать. Я думаю, начнем по старшинству. — Сроки, султанша? — Уложитесь в два месяца, я не хочу, чтобы моя красавица выходила замуж в траурном одеянии. — Пинарсу ухмыльнулась. — Через восемь месяцев свадьба состоится. Я начала приготовления. Султан Осман ценит Вас паша, не потеряйте его доверие. И мое тоже. Я могу и передумать. — она вновь ухмыльнулась. — Я не дам Вам повода передумать. Лучшая защита это нападение — а у меня есть очень умные лекари. Сделаем так, что ни догадаются никто. Паша откланялся. Все было скрытно. Пинар осознавала все ясным умом и от мысли о смерти, к которой она будет причастна лично. ЛИЧНО…Сначала все тело охватила дрожь и мурашки побежали по коже. Затем она выдохнула, представила образ сына, расслабила плечи, еще раз выдохнула и успокоилась.***
Было даже странно уже через два месяца читать весть в письме о «внезапной непонятной» кончине двенадцатилетнего шехзаде Мурада, но было бы безумно интересно взглянуть на поведение соперницы Умут в этот момент. Та которой хотелось всегда выцарапать глаза и выдрать волосы, наверняка сейчас это и делает, только сама себе. — Валиде. — сын вошел в ее покои. — Да мой Мехмед, моя отрада. — Почему я узнаю хорошие новости от других? Моя Гюльбахар беременна. — Ах, ты об этом. — Пинарсу немного улыбнулась. — А Вы о чем? Что-то последнее время Вы как витаете неизвестно где в своих мыслях. — Так и есть, мой лев. — И о чем же Ваши думы, позвольте узнать? — О твоем походе этой весной, мой сын. Я знаю, что наш падишах хочет возобновить наступление на Иран. Он хочет возвратить утерянные земли. — Все-то Вы знаете, Валиде. — Садись. — она потянула сына на тахту. — Я очень боюсь. Не к добру это. Он ведет тебя с собой, в то время как в столице будет находиться Визирь и шехзаде Махмуд и дядя Ахмед там. После смерти твоего брата, они и ты… Вас разделяет пропасть. Ты на поле боя. — Матушка, что за глупости? Я не раз бывал в сражениях. — Да, бывал. Но теперь… Сынок все по-другому. Я бы не очень волновалась, если бы был только шехзаде Махмуд, ему пять, и он для нас не представляет угрозы. Но твой дядя… Ах… Мучает меня это все больше. Я боюсь, что он с поддержкой Гюльсечиль султан свергнет твоего отца. — У них нет повода. Народ доволен отцом. — Знаю. Но стоя в шаге от власти, нельзя не чувствовать ее манящий аромат. Он может вскружить голову, пленить. А у меня нет никого дороже, чем ты. Ты и твоя сестра — все что держит меня в этом мире. — Валиде, я повторял Вам сотни раз: я наследник, я первый, я старший. Я ни разу ни дал поводу султану усомниться в своей преданности и делаю все для этого. — Старший, не единственный. И не гарантия восшествия на трон. История предков учит этому. — Валиде, я уверен в отце. — Допустим. А что ты будешь с ними делать, когда все же сядешь на трон? — Оставлю их жить. Отец же оставил в живых дядю. — Ты меня не слушаешь и не слышишь. Не сможешь. Страх за своих шехзаде будет выше, чем жалость к братьям. — Хорошо, Валиде, а Вы бы так же говорили, если бы шехзаде Махмуд был Вашим кровным сыном? А? Пинарсу не отвечала. Она не знала ответа на этот вопрос. — Молчите? — Была бы другая жизнь, другой расчет. А сейчас только расчет на тебя. Оставь меня прошу, очень голова болит.***
Март 1616 год. Султан Осман собирал войско, припасы и родню в поход. Своего брата Ахмеда он не брал с собой, а повел идти Мехмеду. Но до этого еще свадьба дочери Эсманур. Казалось, о ней знают все, кроме самой султанши. Падишах вызвал ее в столицу, подчеркнув важность переговоров о ее будущем. С такими словами в почти 17 лет, сложно не догадаться о чем пойдет речь. Детство у женщин заканчивается рано, особенно у султанш. Эсманур была другая, не такая как та безвольная умершая сестра, которая соглашалась с любым маминым приказом. Она другая, и каждое слово родни воспринималось в штыки. Даже покрикивания Гюльсечиль султан на нее не действовали. Она лишь грозно смотрела на нее, щелкала зубами и шла дуться в сад. И кого бы не предложил отец, она отвергнет, по этому все же ему выдалась «честь» ей сказать о Паше Истанкёулю Гюзельдже Али. Эсманур прибыла довольно поздно вечером с двумя пейк, и сразу же отправилась в своим покои, обыкновенной невеждой ни с кем не здороваясь. К ее поведению привыкли и частично прощали. Пришлось Гюльсечиль самой иди в покои внучки — Эсманур, красавица моя. Мой восход луны в ночном небе. Ты не зашла ко мне, я заволновалась — вдруг ты не здорова. — кончено Гюль соврала, она прекрасно знала характер внучки. — Нет Валиде. Я здорова. Меня хотят спихнуть какому-то старику, зачем же тогда сюда вызвали? Никого не волнует мое мнение. Так зачем позвали так официально? Много чести для продажи султанши династии. — Эсма чуть фыркнула. Гюль тихо засмеялась, прикрыв ладонью рот. — Все то ты знаешь наперед. — Конечно, знаю. Я наблюдательна. Я видела моих сестер до и после замужества. Я знаю что это самое худшее в жизни. — ТЫ предпочитаешь умереть старухой в гаремный стенах? — С удовольствием. — Не говори такие глупости: беду накличешь. Султанша погладила темно-русые волосы внучки. — Моя маленькая пташка. Все буде хорошо. Султан будет ждать тебя завтра после завтрака. Я знаю. Как трудно соответствовать статусу члена династии. Эта ноша тяжела. Только нести ее придется и нужно ради блага династии и ее членов. — А Вы? Зачем так говорите? Вы не являетесь членом династии по крови. Вы всего лишь прибывшая с других земель женщина, родившая падишаху этого мира наследников. И ничего более. Сегодня Вы есть, завтра — нет. И никто не вспомнит даже придуманного имени. Даже имя у Вас смененное, ненастоящее. — Забавно. — чуть усмехнулась Гюль. — Но если бы не было меня, не было бы ни тебя, ни твоих сестер и братьев. — Может это и лучше было, чем такая судьба. — Такая? Что ты знаешь о несчастных судьбах? Конечно, Валиде задели слова внучки, но виду даже не подала. Она лишь проглотила это оскорбление и решила уйти с миром, чтобы не раздувать ссору.***
Ночь текла плавно, тихо, размеренно. Ночь была лунной, светлой, спокойной. Как и должно быть на востоке мира. Снег уже сошел с земли, но дожди не покидали столицу. Правда, с каждым днем все же становилось теплее. Гюль предпочитала в такие ненастные дни наблюдать с балкона за столицей. Воздух был всегда необычен и свеж. Он, почему-то напоминал детство: она сидит в сарае среди коров, коз, баранов и другой живности, прямо на стоге сена, запасенного еще по осени. В деревне что-то варят, запах чудесный, да все это еще со свежим дождем и травой. А она выбегает навстречу дождю, тянет руки, запрокидывает голову и совсем ничего не боится. Братик хнычет под навесом, и страшиться высунуться под дождь, а Наде весело. Как это все далеко в какой-то прошлой жизни, с какой-то другой девочкой. Теперь она Гюльсечиль Валиде Хасеки Султан пятидесяти трех лет, уже более 39 лет являющейся любимой наложницей покойного падишаха Мехмеда. Гюль принципиально не хотела вставать с кровати, все же надеясь, что сын поговорит с дочерью сам, тихо, мирно, спокойно. Султанша все же заставила себя подняться уже после десяти утра и согретая мыслью о уже произошедшем разговоре, начала одеваться. Гюль не стала завтракать и побыстрее подалась в Гезделер, где и поселили Эсманур. Стража выстроилась постройки смирно, девушки тоже. Откликнулась и Малхун калфа. — Ну, Малхун, где моя внучка? — Валиде…- мялась калфа. — Что мямлишь? Небось уже в саду гуляет? Хочу с ней позавтракать. — Нет. Она покинула Топкапи. — Что? — Да с час назад. — А почему мне не доложили?! — Султан так зол, что мы боялись выйти за пределы Гезделер. Она вылетела из его покоев, велела грузить багаж и сразу села в карету, даже ни с кем не попрощавшись. Хотя я была рядом, Кумру и Умутайсли султан. Ни с одной слова не бросила. — Это в ее духе. И куда же она направилась? — Ее пейк говорила, что заедет к Айтен султан, пообедает и в Манису. Это со слов служанки, Вы сами знаете: планы Эсманур султан меняются каждую минуту. — Да. Пойду сына навещу, спрошу все-таки. Ох уж эта девчонка! — Гюль шла в корпус султана. — Все ее мать виновата. Чувствую воспитание Пинарсу. Не стоило мне на нее столько надежд возлагать. Она и внука мне испортит, и правнука своими глупыми идеями. Гюль незамедлительно вошла в его покои. Султан сидел за столом, постукивая пальцами по дереву. — Она уехала. — кинула первые слова Гюль. — Знаю. Вот неблагодарная! — Осман стукнул кулаком по столу. — Я ей такого мужа предложил, а она… Знаете Валиде, что она мне сказала? Хоть за шайтана выдай, жить не буду. Какого? От родной дочери, от султанши с прекрасным, нет лучшим образованием. — Я тебе говорила, что не стоило отправлять девочек с Пинар в санджак! Говорила! Они принадлежат ни Пинар, а нашему роду, династии, дворцу. Они были взрослые, и без матери бы справились. Я тут, столько пейк, ты рядом. И что в итоге? Одну потеряла, вторая нос воротит от обычаев и ни во что не ставит не только меня, называя никем для династии, но и тебя. И что делать будем? — Свадьба состоится! Состоится в положенный срок. Позора не оберешься. Уже почти все знают. Али паша уже готовиться. Что за капризы?! Валиде начинайте подготовку к свадьбе, за 2 недели вернете ее сюда. Понадобиться наказать для усмирения: сделайте это. Валиде улыбнулась: придется так и поступить. Нужно все успеть.***
Июнь 1616 года. Эсманур султан против воли второго июня доставлена в Топкапи. Совсем без вещей и служанок. Просто силком. Ее привели в корпус Валиде и почти бросили, как сопротивляющуюся непокорную рабыню к ногам Валиде. — Да как Вы смеете?! — ее глаза горели злостью. — Я? — Гюль тыкнула указательным пальцем себе в грудь. — Я смею все что захочу. Выше меня в этом дворце только султан. А сейчас ты переоденешься, приведешь себя в порядок, и мы поедем в гости к мой Айтен султан. Там тебя будет ждать Али паша, и мы очень любезно и тихо пообедаем с ним. — Вы за кого меня принимаете? Хотите откупиться от меня, выдав за старика? Не выйдет. Я султанша. Во мне течет кровь Османов, и я делаю, так как хочу. — Вот и веди себя, как подобает султанше. В своем доме с Али пашей ты будешь делать что хочешь. Не спорю. А теперь отведите султаншу и приведите в достойный вид. Будет упрямиться: заприте в кафесе. В свадебный день пол города столпились у ворот Топкапи, чтобы получить бесплатные угощения и подарки. Играла музыка, танцевали приглашенные артисты, к вечеру уготован был даже салют. Придя в комнату, в которой лежали подарки от паши, отца и других, где должны были наряжать султаншу, ее там не обнаружили. Валиде уже начинала волноваться, когда сообщили, что девушки нет ну вообщем — то нигде. Валиде знала одно местечко, где девочки в детстве прятались от слуг, и направилась вместе с пейк туда, с явным желанием отругать ее. Но лишь открылась дверь в эту маленькую комнатушку, как перед взором Гюль открылась страшная картина: тело султанши под потолком. Но она ее почти не помнит, в памяти остались лишь подол ее красного свадебного платья, ноги без обуви и крики служанок.***
В октябре и ноябре османские войска безуспешно атаковали Ереван и Нахичевань. Султан Осман был в ярости: потери велики, но еще больше сказалось на казне. Столица бедствовала, не говоря уже о провинциях. Гюль смягчала, как могла: ее вакфы работали с раннего рассвета до темна. Даже вещи не ценились так, как ценилась еда. Благо дворец и гарем имел много ценных вещей, порой даже забытых, не нужных, пылившихся в углах и по комнатами с закрытыми на замок проржавевшими замками. Для самих обитателей даже были сюрпризы таких «кладов», что они и сами о них не подозревали. Это закладывалась торговцем через нужных лиц в тихоря, чтобы не было слухов и насмешек. Зима приближалась, сказывалась нехватка дров и хвороста. Гюль написала указ о вырубки деревьев в ближайших лесах столицы. Этим всем немного успокоила людей. Приходилось справляться: Осман еще не скоро прибудет, а Ахмед по факту не имел даже малейших полномочий по замене брата. Гюль всегда выпускала его из кафеса, когда куда-нибудь уезжал султан. Он гулял по садам, по владениям Валиде, по дворцу, по Гезделер, но никогда не впускали в нижний гарем. В декабре, простудившись, или так было доложено всем, отдала душу Аллаху Эсмагюль султан–пятнадцатилетняя дочь султана Османа. Он не был в то время в столице, продолжая наступления на Кавказ, пытаясь хоть как-то оправдать потери и голод войск. В столице оставался главный козырь Гюль — Маршалы Халил паша в качестве Великого Визиря, муж Нуртен. Нуртен была счастлива с ним как ни странно. Прислушавшись к матери, Нуртен султан спокойно без слез и истерик вышла за того, кого предложила мать. Теперь она жила с ним в согласии, подарив двух дочек и сына своему мужу. Ее покладистый нрав всегда играл для нее только в положительную роль. Теперь и вторая дочь Гюльсечиль жила в столице. В мае 1617 года еще одна смерть поразила сердце Гюль — скончалась самая младшая дочь Османа — четырехлетняя Михринур султан, укушенная змеей в саду Гезделер, после которой Гюль велела рубить все и изводить гадюк из сада. Сентябрь 1617 год. Султан Осман появился в столице совсем не надолго, подготовившись, отдохнув, пополнив запасы, вновь ринулся к своим войскам, оставив Гюль и Пашу «за главных» в столице. — Это будет главный удар. — еле дыша произносила Пинарсу, прикрывая лицо вуалью. — Все готово, я надеюсь? На днях я получила письмо от Валиде, она приглашает меня в гости. Я буду вне подозрений. Т.к буду у нее под боком. Али паша, Вы же верны мне, несмотря на то, что так и не стали моим зятем? — Верен, султанша. Даже не сомневайтесь. Я борюсь за нашего шехзаде Мехмеда, и Вы еще обещали пост Великого Визиря. — Я помню. Война не бесконечна, и судя по настроению, войска не довольны, народ не доволен. Султан Осман привезет домой поражение и тогда, пост, я думаю, Халил паша освободит. — А если нет? — Терпение, мой друг, терпение. Не в этом году, так в следующим. Аллах вознаградит нас за старания. Он всегда на стороне справедливости и чести. Умутайсли потеряет единственного сына, она потеряет дорогу к трону, к власти. И будет мне уже не соперница. Паша откланялся и Пинар тоже села в карету, уносящую ее ко дворцу. Там она отдала последние указания и вновь села, только в другую карету, богаче, удобнее отправилась в столицу, по приглашению Валиде. Гюль не устраивала пышный прием, лишь ужин и ароматизированный хамам. Гюль разомлела и лежала откинувшись в своих покоях на тахте. Сон не шел. Совсем. Да последнее время не стала это замечать. Валиде скидывала все на старость. Она все больше замечала, что повадками походила на покойную Дефне Валиде султан. Та же успокоенность, статность и усталость. Она стала задумываться, а стоила ли ее жизнь такой судьбы? Столько потерь, что казалось иногда — сердце не выдержит и остановиться, прекратит отсчитывать минуты ее пребывания на грешной земле. Были минуты радости, дни, недели и года. Ее дети, внуки. Наверное стоило. Гюль заставила себя подняться, накинуть поверх халат, отправилась в Гезделер, сама не понимая зачем. Дворец спал, как и многие слуги, фаворитки, дети. А она мечтала, как тогда в далеком детстве, спокойном, тихом, мирном, безоблачном. Гюль заглянула в одни покои: там спала Умутайсли с Михринисой и Махмудом, зашла в другие: эти покои еще одной дочке Умут — двенадцатилетней Михримах султан. Еще в одной комнате спала ее Айтен султан с сыном Аббадалой, еще одни — Нуртен с Айнишах, Айнихан и Юсуфом. И еще Пинарсу со своими служанками. Вот вся ее семья тут. Ну, почти. Не хватает лишь султана Османа и шехзаде Ахмеда. И кончено же внука Мехмеда с его шехзаде Орханом и Ибрагимом. Гюль прошла дальше и спустилась вниз по лестнице, прошла еще один коридор и вновь вниз, очутилась в нижнем гареме. В нем обитали всего 18 девушек, Мелек калфа и четыре евнуха на страже. Султан давно не принимал девушек, да и некогда было. Они не жаловались — Валиде всегда хорошо платила. Все спокойно, тихо, как и должно быть ночью. Но сердце что-то тревожно билось в груди. Гюль вновь свернула в Гезделер, снова прошлась по покоям. В покоях, где спала Умут с Михринисой и Махмудом, ей что-то почудилось, она видела тень. Могла поклясться! Но будучи умной, она закрыла дверь в покои, и спряталась рядом с ними в небольшом выступе в стене. Дверь приоткрылась и в полу мраке женская фигура вышла из покоев и так же тихо, плавно и незаметно пошла, опираясь на стены коридора, юркнув к двери, где спала Пинарсу. Гюль тоже осторожно по стеночки приблизилась к двери султанши. За той дверью слышались тихие голоса, шепот, даже спор. Гюль аккуратно толкнула дверь, мигов влетела внутрь и закрыла ее за собой. — Вот ты и попалась, Пинарсу. — почти шепотом сказала Валиде. Гюль отчетливо выдела очертания лица Пинарсу и даже, когда та чуть повернулась, и свет свечи озарил ее лицо, оно не изменилось, даже не выглядело испуганным. — Выйди. — тихо кивнула Пинар служанке. Та подчинилась и в мгновение ока испарилась из покоев. — Валиде. Какая честь. Что Вы здесь забыли посреди ночи? — Что ты делала в покоям Умут? — Обеспечивала будущее моих внуков. — Что за чушь? — Утром узнаете. Гюль сглотнула и почувствовала, как мурашки пробежали по плечам и спустились вниз к кистям рук. — Как Вы знаете Валиде, я уже бабушка двух шехзаде. Я не молода мне уже почти 39 лет. И когда как не в таком возрасте начинать борьбу за жизнь и здоровье династии. — В этом ты права. И в чем суть? — В том, что мой лев Мехмед продолжит династию Османов. — В этом нет ни малейшего сомнения. Зачем такие разговоры? — Я поняла, что здесь во дворце таких тем избегают, я не стану. Ваш шехзаде Ахмед и шехзаде Махмуд угроза для моего сына и внуков. — Что за глупости? Султан Осман еще молод и его покой далеко. Или ты уже хоронишь моего сына? Метишь на мое место Пинарсу? — Любая фаворитка, родившая шехзаде сразу представляет себя на Вашем месте, разве это секрет для кого-нибудь. — Но не каждая об этом скажет вот так в открытую. — Не каждая. А я скажу. Не за горами тот день, когда именно я займу Ваши покои, Ваше место возле султана, и в итоге стану Валиде. Эти слова заставили Гюль лишь усмехнуться. — Не смейтесь. Это закон жизни — преемственность — вот основа становления, здравия и жизни нашей династии. Вы столько раз пытались очернить меня в глазах повелителя. Почти сразу, как Вам что-то не понравилось. Когда я вышла из-под Вашего влияния и начала думать своей головой, а не смотреть Вам в рот и сглатывать Ваш оскорбления. — Наличие шехзаде не дает тебе право на величие. Сегодня он есть –завтра его сменит другой. — Не сменит. — Что? — Увы, не сменит. Я об этом позаботилась, как Умут позаботилась о моих покойных султаншах. Вы столкнули нас лбами в далеком прошлом под куполом этого дворца. Теперь мы лишь пожинаем плоды Вашего безразличия, как Вы в свое время пожинали плоды глупости и скромности. Я знаю Вашу историю, слышала тысячи раз от Вас же самой. Скромность и доверие погубило многих детей Ваших и покойного султана Мехмеда. Он был жесток. Ваш сын Осман тоже любит приложить силу и упорство. Мой Мехмед другой. Он будет великим правителем. Он правит душой и сердцем. Он любит свою страну и народ. Он справиться с миссией. Поврете. — Что за дела? ТЫ хочешь убрать с трона моего сына Османа? — Ни в коем случае. Рано. Моему шехзаде нет еще 23 лет. Он слишком молод, чтобы взять ответственность. Нужно больше опыта. Может через пару лет… — Ты с ума сошла, хатун?! Что за мысли, что за слова?! — А что? Наш султан был бы казнен, если бы ни Ваши хитрости. И на троне был бы его старший брат. — Но твой сын первый. — И единственный. — Что ты несешь?! Что за дерзость? — Вы в душе знаете, что я права. Я лишь хочу, чтобы мой сильный, но ранимый сын никогда не брал грех на душу, никогда не омыл руки в крови своей семьи. Я это делаю за него, я беру грех и буду отвечать перед Аллахом в судный день. Я буду гореть в пламени ада, с меня будут сдирать кожу и сжигать душу. Только я в ответе. Но я не жалею ни о чем. Я мать. И это все оправдывает. — Ты…? — Да. Теперь будущее моего шехзаде и внуков обеспечено. — ТЫ? –Гюль не могла поверить в собственную мысль. — Да. А если Вы Валиде…- Пинар подошла почти в плотную к бледной Валиде. — Только заикнетесь об этом, скажите кому-нибудь, или только подумаете о месте мне, обещаю, что лишитесь и своего Ахмеда. Теперь поврете, что я готова, как и Вы ради династии на что угодно. А теперь выйдите из моих покоев. Спокойно ночи. Гюль сама не поняла, как развернулась и вышла. Она не помнила, как шла по коридору и дошла до своей комнаты. Она грохнулась на тахту, держа себя за плечи руками, и судорожно вздыхала. Она все поняла. Теперь ее внук в Манисе шехзаде Мехмед единственный оставшийся в живых наследник. ОДИН! ПОСЛЕДНИЙ! — это мелькало у нее в голове, никак не доходя до сознания. И это на утро узнают все. А потом еще донесения султану, и этот страх, и отчаяние. Боль. Боль… Последний…