Я буду носить тебя на руках

Спустя две недели… Няншир. Сижу около постели Клёна и с тоской смотрю на белое лицо, закрытое маской. Он в коме. Обширное ранение в районе поясницы с повреждением позвоночника, обугливание мягких тканей и ожог внутренних органов. И еще уйма медицинских терминов, которые вывалили на меня мама с сестрой. А короче – он должен был умереть почти сразу, врачи до сих пор в недоумении, на чем держится его жизнь. Думаю, на железной воле и огромном упрямстве. Все жизненные системы подключены к аппаратам, машины дышат за него, сердцу помогает биться стимулятор, почки и печень работают едва ли на тридцать процентов. Он лежит облепленный датчиками, его холодные пальцы в моей руке, и дикая безнадежность и вина сковывают сердце ледяными тисками. За что тебе такие испытания, любимый? Лучше бы я попал под удар! Я снова подставил тебя… Зачем ты полез спасать меня?! Ну, зачем!! И все же, в глубине души, меня грела мысль, что он защитил, закрыл собой, без колебаний пожертвовал жизнью... ради меня. Это льстит. Говорит о его любви, привязанности. Он дорожит мной, хоть и не скажет, наверное, таких слов никогда. И не надо. Дела говорят сами за себя. Сколько раз он спасал твою хвостатую задницу? Правильно, очень много и очень часто. Настала пора и мне приложить усилия. И я не сдамся! Все неприятности от моей семьи, я принес тебе так много горя и страданий. Теперь живу в больнице, мне поставили койку рядом с Клёном, и в те немногие часы, что я забываюсь тяжелым беспокойным сном, мне чудится, что он умер, и я не успел… не успел удержать… и просыпаюсь в холодном поту. Его организм восстанавливается, но медленно, и никто не может сказать, выкарабкается ли Клён. Сделано все возможное, на остальное воля богов, хотя я не очень в них верю. Братья пытались уговорить меня поехать домой, выспаться нормально. Наивные. Дома я совсем сойду с ума, не поможет даже осознание, что около палаты Клёна дежурят два спецназовца из людей Нарсиса, и что дежурный врач - моя мама, заходит к нему каждый час. Я живу как во сне… в безумном, мутном кошмаре, который никак не закончится. Сплю, отжимаюсь на руках по двести раз каждое утро, принимаю душ, ем, выслушиваю врачей. Потом приходит Нарсис, разговаривает со мной, пересказывает новости. Благодаря ему сегодня узнал, что слушанья над Ристишем завершены, и моё пожелание о смертельной дуэли удовлетворено. Назначено время и место: через три дня в полдень, во дворце правосудия, разрешено присутствие трех человек с каждой стороны. - Я пойду с тобой, братишка… если хочешь. – Нарсис сидит на стуле сбоку от меня, вытянув длинные ноги, его мундир расстегнут, а уши нервно шевелятся, хвостами обвил ножку стула. Вглядываюсь в лицо брата и вижу, как он устал. Появились морщинки вокруг глаз и рта, глаза потеряли блеск. Не так просто тебе удалось добиться смертельной дуэли, как ты хочешь показать. - Нет, ты останешься здесь и будешь охранять Клёна. Глаз с него не спустишь. - Как скажешь, младший, - он тяжело вздыхает и задумчиво смотрит на беленького. – Кого ты с собой возьмешь? - Отца, Бортиса, третьим пусть идет кто хочет. - Ладно, разберемся. Сестры хотели присутствовать, вот и решат это между собой. Помолчали. За окном начинают цвести плодовые деревья, розовые и белые цветы на ветках пока только приоткрываются и наполняют воздух волшебным ароматом, проникающим сквозь приоткрытое окно. Жизнь остановилась только для меня, но не для всего остального мира. - Со стороны Ристиша на дуэли будет отец. - Дядя… Мама пыталась поговорить с ним? - Ключевое слово - попыталась. Он не хотел её слушать, но она хотя бы высказала ему свою точку зрения, но вряд ли это раскрыло ему глаза. - Насколько упорно он препятствовал тебе в достижении цели? Нарсис окинул меня удивленным взглядом. - Тебе кто-то рассказал о его попытках добиться для сына признания о невменяемости из-за наркотиков для того, чтобы не допустить того до поединка? - Нет. Никто не рассказывал. Но Ристиш его единственный ребенок, и хоть он и был паршивым отцом, он шахис. Оставить отпрыска в такой ситуации - это последнее дело и свидетельство малодушия. - Ты прав. Он привлек все свои связи, но ничего не вышло. Слишком много натворил кузен, никакие знакомства не помогли. Значит, через три дня все закончится, только вот последствия придется разгребать еще долгое время. Я не сомневаюсь в победе, мне поможет злость и то, что Клён будет ждать моего возвращения. Нарсис еще немного поговорил со мной, потом приходили другие братья, заглянула сестричка Мариш, потом мама долго была с нами. Наша семья очень остро переживала то, что сотворил Ристиш, родственники знали об изнасиловании, пытках и попытке убийства. Нарсис, Бортис и Уршир сами хотели вызвать кузена на дуэль, я не позволил - это только моё право. Не успокоюсь, пока не увижу труп этой сволочи! Три дня пролетели мигом, Мариш пичкала меня едой с протеинами и витаминами, Бортис вытаскивал в сад госпиталя на тренировки под угрозой прострелить мне ногу и самому отправиться убивать Ристиша. Это было сказано таким тоном, что я поверил безоговорочно. Спал эти ночи спокойно, без сновидений, подозреваю, что сестренка подмешивала в еду снотворное. В назначенный день за мной приехал отец, я давно был готов, подобающе одет - во все черное и прилегающее к телу, и совершенно спокоен. Нарсис обнял меня, пожелал удачи и принял пост у кровати Клёна, кроме отца и Бортиса со мной поехала Мариш, она врач и хотела присутствовать. Мы приехали к дворцу правосудия, я был внутри здания несколько раз и всегда поражался грандиозности строения, но сегодня мне было не до этого. Прошли просторными коридорами в центр. Нас пропустили сразу на арену, предназначенную для смертельных поединков, где на возвышении сидел пожилой шахис, судья, как мне объяснили. Дядя тоже тут был, окинул меня убийственным взглядом, на этом наше общение закончилось. Нам нечего было сказать друг другу. Ристиша ввели в наручниках, охрана отстегнула браслеты, и он потер запястья, зыркнул исподлобья и зло усмехнулся. - Что, так нетерпелось увидеться со мной, Нян, что ты лично соизволил вызвать меня на дуэль? Мог бы спихнуть эту неприятную обязанность на одного из своих братьев. Я не ответил, просто смотрел на него: похудевшего, нервно дергающего ушами. Он оскалился, но в глазах плескался страх, и именно в этот момент я осознал, что убью его, без вариантов. Хочу спать спокойно и больше не бояться за Клёна, хочу, чтобы все закончилось. Защитное поле накрыло арену, мерцая голубоватым светом, отрезая нас от всех и запирая внутри контура. Живым отсюда выйдет только один, таковы правила. Кузену зачитали его обвинение, и судья дал отмашку на дуэль. Мы закружили по арене, присматриваясь, хлеща хвостами по ногам. Серый песок мягко шуршал под подошвами ботинок, некстати вспомнилось, что он великолепно маскирует кровь. Злые, настороженные, готовые убивать, мы не спускали глаз друг с друга, казалось, что в мире не осталось никаких звуков, кроме нашего дыхания и стука крови в висках. Я уже дрался с ним раньше и знал, чего ждать. Выпустил когти, пригнулся, прижал уши к голове и прыгнул, целясь Ристишу в горло. Мы сцепились, покатились по земле, полосуя друг друга когтями, я порвал ему бок, он достал меня в бедро. Клубок распался, и мы вскочили, зарычали, кровь превратилась в огонь, и я снова напал, проводя серию ударов по болевым точкам. Ристиш ставил блоки, нападал сам, но я уклонялся, подныривал и целился в корпус. У нас была почти одинаковая подготовка, но я никогда не сидел на наркоте, да и Клён меня многому научил. Запахло кровью, терпким потом и яростью. Мы разбили друг другу лица, из носа текла оранжевая кровь, порезы и мелкие раны покрыли тела. Карамельный аромат смешивался с ванилью, дурманя голову. Я зарычал и ударил кузена ногой с разворота, попадая в грудину, раздался хруст, он отлетел, шлепнулся на спину, хватая ртом воздух. С трудом встал, выплюнул оранжевый сгусток, оскалился окровавленными клыками и произнес: - Злишься, Нян?.. Неужели тебя так задело, что я пристрелил твою беленькую зверушку? Или тебя разозлило то, что я поимел тебя во все дыры? Ты был такой послушный, Нянширррр! Перед глазами полыхнуло красным туманом. Эта гнида еще издевается! Ярость грозила вырваться из под контроля, но я взял себя в руки. Клён учил, что гнев не лучший советчик. - Я убью тебя так же, как Клён убил твоего любовника! Раньше испытывал к тебе ненависть, а теперь лишь презираю... Никчемная ты тварь! - бросил я брезгливо. Налетаю, бью со всей силы куда придется, получаю удары и уклоняюсь, но все же тесню его к краю контура. Боли не чувствую, она не нужна сейчас. Воздух наполнился рычанием, вскриками. Он сломал мне два ребра, я ему левое запястье, потом повалил Ристиша на землю и попытался добраться зубами до горла. Все разумное внутри отступило, давая волю древним инсктинтам. Убить, убить и выжить самому! Вот всё, что меня волновало! Не получилось, вырвал кусок мяса из предплечья, он скинул меня, вскочил, тяжело дыша. Мы стояли, убивая противника взглядом, оба в крови, в лохмотьях, с глубокими ранами на коже. В его расширенных зрачках плескался ужас, он до последнего не верил, что я могу убить его. А зря. Я вновь напал, провел обманный маневр и оказался у него за спиной, вывернул его раненую руку в захвате, и он пронзительно закричал. Я мстительно надавил сильней, чтобы он захлебнулся криком, и тогда полоснул когтями по горлу, разрывая плоть. Кровь фонтаном обдает меня, заливая лицо, Ристиш, хрипя, оседает на колени, отпускаю агонизирующее тело, а он тщетно пытается зажать ужасную рану. Несколько секунд – и он падает лицом вниз в лужу быстро впитывающейся оранжевой крови, дергается и затихает. Ничего не чувствую, ни удовлетворения, ни наслаждения. Только усталость накатывает. ¬ Стою, тяжело дыша, и смотрю на дядю, прислонившегося лбом к силовому полю, что отделяло нас от всех остальных и препятствовало проникновению на арену, в его глазах дикая боль и ярость. Я только что убил его единственного сына и не жалею об этом. Отвожу глаза и иду к отцу. Купол защиты падает. Меня обнимают, накидывают на плечи одеяло. В этот момент осознаю, что остался почти голым, ошметки, болтающиеся на мне, одеждой давно быть перестали. Вокруг родные существа, теплые руки брата на плечах. Меня ведут, усаживают в машину, все в тумане. Оказываюсь на заднем сиденье с Мариш, когда кар взлетает, наконец, приходит боль от ранений. Яркая и опустошающая, она пронзает меня и я рад ей. Значит - я жив. Скулю и опускаю голову на колени сестренке, она ласково гладит меня по волосам, говорит успокаивающие, ничего не значащие слова и незаметно вкалывает мне обезболивающее. Ничего, все пройдет, забудется. Так было нужно. Меня Клён ждёт, только сначала смыть кровь и переодеться. Продолжение следует и уже пишется)))))))