Грехи Нефариуса

Trahit sua quemque voluptas Глаза не открывались. Задеревенелые пальцы комкали толстое одеяло. Мозг отчаянно искал подвох, потому что комфорт мягкой кровати и тепло постельного белья совершенно не вязались с последним воспоминанием Исбьорг о подлой западне. Может, она опять угодила в больничную палату? Или, что еще хуже, попалась на крючок Велиала и теперь чувствовала то, чего хотел он? Живот свело тянущей болью. Одно лишь имя проклятого демона вызывало внутри целый рой ощущений, словно тело реагировало на его присутствие. Чудовище в груди беспокойно металось в поиске выхода на свободу, но Исбьорг героически сдерживала рвущуюся наружу силу, лишь бы остаться в трезвом сознании и не натворить дел, о которых потом могла бы пожалеть. «…я не могу не омрачаться, глядя на то, как эта бесконечная борьба с собственной натурой истощает тебя до основания…» — вновь и вновь ухмылялся в памяти Велиал, заставляя Исбьорг задуматься. Неужели все годы, что она спала с открытыми глазами, страдала приступами амнезии, терпела кошмарные боли, испытывала постоянные противоречия, объяснялись проклятием могущественного демона? И неужели его злость была настолько велика, что он — пусть и извлек выгоду из ее мучений — вовсе не собирался отпускать старые обиды и готовился нанести новый удар? «Я ведь… больше не человек?» — задалась вопросом Исбьорг и попыталась открыть глаза, но безрезультатно. Окоченелые пальцы по-прежнему стискивали простыни; тело полностью контролировала ноющая боль. Она чувствовала рядом силу, схожую с энергией Велиала, и все же отлично понимала, что это был не он. Воздух здесь пропитался запахами типографской краски и мужского одеколона. Откуда-то со стороны тянуло сквозняком. Никакой тяжелой атмосферы или невнятных рокочущих звуков, бьющих по барабанным перепонкам. От сырой свежести по коже бегал мороз. «Люцифер… — обомлела Исбьорг. — Последнее, что я видела, — он пришел за мной. Велиал не мог позволить нам уйти, а значит… мы в его ловушке?» «Пора привыкнуть, девчонка, — отражался чужой голос от стен. — Твоя жизнь постоянно принадлежала кому-то другому — только не тебе. Сначала мать, потом — тот мальчишка, из-за которого ты и лишилась свободы окончательно. Теперь твоя душонка в руках Велиала — демона, чья сила не уступает могуществу Сатаны. Впрочем, оно и к лучшему. Ты наконец сможешь расстаться с одиночеством и вновь быть с тем, кого так страстно любила. Велиал не станет препятствовать, как препятствовала твоя мать». Голос мерзко захихикал, а Исбьорг содрогнулась под тяжестью нахлынувших воспоминаний. Сердце тоскливо сжалось, едва она снова увидела игривый взгляд тепло-зеленых глаз и вечно довольную улыбку — временами ужасно раздражавшую, но иногда — заставлявшую смеяться от счастья. Лицо безымянного парня — как и лицо миссис Лэнгхофф — было полностью забыто и прослеживалось лишь отдельными частями, однако все так же пробуждало внутри бурю эмоций. Тот невыносимый зазнайка никогда не оставлял ее в покое, даже если чувствовал, что вскоре получит камнем в лоб. Несмотря на буйный темперамент Исбьорг, он приходил на помощь раз за разом, хотя делал это неординарно — поддразнивая или совершенно выводя из себя. Вот и сейчас его ехидные слова опять прозвучали в голове — ровно в том же тоне, что и семь лет назад. «Суициднуться решила? Грех засорять драгоценную экологию! Нашла бы ты себе более уединенное место для упокоения. Мне бы не хотелось пить по утрам кофе со вкусом трупного яда». Думать над ответом долго не пришлось. «А ты по вечерам пей, чудило», — злобно проворчала Исбьорг, еле скрывая в голосе досаду. О том, что кто-то мог стать свидетелем ее смерти, сразу она не подумала, и теперь обескураженно стояла около обрыва — уже ни в чем не уверенная и оттого даже жалкая. Сиюминутный порыв броситься в неприветливую воду с разбегу больше не казался разумным, и ей было стыдно, что она так просто поддалась своей слабости. Если уж решила, не стоило обращать внимания на проходившего мимо болвана. Исбьорг сделала выбор, когда остановилась, но этот выбор лишь отсрочил неминуемую смерть. Сорвись она в реку — и умерла бы, как подобает, и не пришлось бы довериться сомнительному типу, из-за которого сейчас в ее жизни не осталось ничего определенного. Границы размылись, эмоции утонули в невыплаканных слезах, а он даже не знал, что с ней случилось, или вовсе не пытался узнать. «Однажды Саргон так же развернется и уйдет, — уколола Исбьорг навязчивая мысль. — Ему не впервой бросать тебя. Кому нужна рядом психованная девчонка?» Укоризненные слова мигом напомнили ей о матери. Их семья, разрушавшаяся на глазах в течение многих лет, оказала огромное влияние на формирование характеров детей, так что она не удивилась бы, скажи ей кто о сходстве с миссис Лэнгхофф. Только почему-то после встречи с Велиалом эта малоприятная деталь не вызывала внутри ровным счетом ничего — ни ненависти, ни отторжения. Более пристальное внимание вдруг переметнулось на поведение Саргона, и чем дольше Исбьорг размышляла о нем, тем отчетливее ощущала просыпавшуюся горькую обиду. Он не имел права сидеть в коридоре, пока его несовершеннолетнюю сестру допрашивали. Он наверняка слышал душераздирающие вопли и все равно не явился. Он должен был протолкнуться сквозь грубых полицейских, наплевать на все их угрозы и защитить то единственное, что у него осталось. Он струсил. Вжался в скамью, слился с окружением, лишь бы никто не заметил, как трясутся руки. Исбьорг отлично помнила, как выходила из кабинета следователя, перепачканная в крови — своей и чужой, — опустошенная и серая, словно развезенное пятно грязной воды на идеально белом листе. Тогда ядовито-зеленые стены полицейского участка, казалось, отливали пурпурными оттенками. Усталые, обожженные слезами глаза болели и различали лишь общую картину, так что Исбьорг не могла сказать, как именно смотрели на нее люди, беспокойно шнырявшие по коридорам. Время замерло вместе с биением истерзанного сердца, бесчисленные фигуры превратились в призрачные силуэты, а Саргон надел мантию палача. Его лица она не увидела, но знала, о чем он думал. Изорванная юбка, распахнутая блуза, разбитая губа, а главное — кровь, стекавшая по ногам, сказали все за нее. Натан Айронсайд в свое время не добился желаемого, но Исбьорг все равно не избежала этой пытки с другим мужчиной. Парень, который неизменно спасал ее от домогательств, в конце концов пропал без вести и не довел миссию до завершения, так что теперь его благородные поступки ничего не значили. Отец, брат, лучший друг — все потеряли важность, потому что сорвались с крючка на полпути к цели. Чем они стали? Размазанными пятнами крови в воде, уносимыми течением реки куда-то вдаль, где в итоге растворились и превратились в ничто. Им не было оправдания — да и она не могла отнести себя к лику святых. — Папа… — вырвался вдруг у кого-то тоскливый стон, и Исбьорг даже не сразу поняла, что голос принадлежит ей, — настолько он изменился в характере. — Про… прости… Неуверенная мольба тихо растаяла в воздухе, но чувство вины никуда не делось. Образ отца-раба, скованного цепями, ведомого чужой волей, до сих пор стоял в голове, и простые извинения в таком ужасном положении казались до нелепости смешными. Исбьорг опоздала. Если от нее зависело хоть что-нибудь, то очень давно, а сейчас оставалось только лить слезы от осознания собственной бесполезности. Фреир Лэнгхофф сгнил заживо благодаря своей дочери, которая легко отвернулась от него в час нужды. Кто знал, как он мучился без поддержки родных и насколько тяжело переносил предательство? Возможно, ему было стыдно даже обратиться за помощью к детям, посмотреть им в глаза, и потому он все время молча терпел семейные скандалы? Лишь теперь Исбьорг понимала, что ничего не знает. Злился ли мистер Лэнгхофф, уходя на покой? О чем вспоминал в последние моменты своей жизни? Умолял убийцу о пощаде или радостно принял смерть, видя в ней избавление от такого сумасшедшего мира? Задавать эти вопросы было бесполезно — ее отец лежал в могиле и уже не мог пожаловаться ни на сварливую жену, ни на безразличных отпрысков. Даже если бы у него вдруг появился шанс предстать перед Исбьорг или Саргоном, он бы вряд ли раскрыл им хоть одну из своих тайн, потому что всяческие унижения так и не сломили его гордости. Он не имел привычек сетовать на суровую судьбу, а миссис Лэнгхофф приходила в бешенство, ведь ей не удавалось вытянуть из мужа желаемые эмоции — только бесконечную усталость, которую немедленно заливали очередной порцией алкоголя. «Может, мне тоже напиться?» — посетила Исбьорг неожиданная мысль и тут же погасла. Профессор Шлеттгауэр категорически запрещал ей прикасаться к спиртному. Едва ли пара бокалов крепкого виски помогла бы устранить сложности, навалившиеся на нее за насыщенный вечер, а вот приумножить — всегда. Не хватало еще совсем пристраститься к бутылке и пустить свою и без того искалеченную жизнь под откос. «Лучше разберись, где ты находишься», — подсказал голос разума, отвлекая Исбьорг от навязчивых угрызений совести и возвращая к более насущным проблемам. И вновь она подумала о Люцифере. Кто же в доме кошмаров еще мог спасти ее от Велиала? Кому неизменно благоволила удача, позволяя выходить из всех ситуаций неоспоримым победителем? Ответ был слишком прост, но порождал новые вопросы. Исбьорг искренне не понимала, почему их отпустили, и почему вообще Люцифер решил отыскать ее, а не сбежал при первой же возможности. В конце концов, этот человек никогда не действовал без мотива и наверняка преследовал какие-то цели, иначе не стал бы подвергать опасности собственную шкуру. «Он ведь уже добился от меня больше, чем сам ожидал, — ворчала Исбьорг. — Неужели и дальше собирается терроризировать своими статьями?» Почему-то мысль о том, что за ней могли прийти и без веской причины, казалась пугающей. Но настоящее волнение она испытала, когда наконец открыла глаза. — Твою мать… — невольно сорвалось с губ, стоило Исбьорг заметить на полу беспорядочную гору мужской одежды и осознать, что она все это время лежала на двуспальной кровати, одетая в одну футболку — и то не свою. Преодолевая до дрожи неприличные фантазии в голове, Исбьорг стремительно сбросила одеяло на пол, полностью ощупала себя и облегченно выдохнула. Ее нижнее белье никуда не пропало, а значит, Люцифер, скорее всего, не пал жертвой любопытства, хотя наверняка спал с ней в одной постели, потому что на соседней подушке осталась вмятина. «Если он меня оприходовал, я его закопаю», — стиснула зубы Исбьорг и на всякий случай еще раз провела руками по груди, убеждаясь, что никто не стянул с нее лифчик. — Вот это зрелище! — внезапно прокомментировал восхищенный возглас. — Какие чувственные жесты! Я не вовремя? — Вовсе нет, — кисло отозвалась она, подбирая одеяло с пола и стараясь не смотреть Люциферу в глаза. — Я проверяла, на месте ли мои вещи. — Насчет вещей не знаю, а бюст у тебя точно на месте, — продолжал поддразнивать он. — Второй размер, если я правильно понял, а? Исбьорг предпочла сделать вид, что не услышала ехидных шуток. Сейчас ее очень интересовали вопросы, связанные с прошедшей ночью, память о которой совершенно стерлась из головы. — Ты позволил мне спать на своей кровати? — Я джентльмен, не правда ли? — игриво подмигнул Люцифер и нарочито медленно прошагал к платяному шкафу. Только сейчас Исбьорг увидела, что он разгуливал в одном полотенце, перетянутом высоко на бедрах, и потому быстро соскочила с кровати. — Ты улегся рядом со мной на всю ночь, — пыталась вытянуть внятный ответ она, несмотря на усиливавшуюся дрожь в теле. — Что ж, признаю, не настолько джентльмен. «Как же я его ненавижу…» — досадовала Исбьорг, безуспешно подавляя животный страх, но поскольку не любила показывать слабость, продолжала притворяться невозмутимой. — Спасибо, что хоть лифчик оставил. — А кто даст гарантию, что я под него не заглянул? — бесстыдно заявил Люцифер и с самым невинным выражением лица посмотрел на жмущуюся у порога Исбьорг, готовую в любой момент сбежать отсюда с воплями о помощи. — Пошел ты, — только и сумела выдавить она, не в силах отвести взор от его оголенного торса, а Люцифер расплылся в хитрой улыбке. — Обязательно. Сейчас вот переоденусь и уйду. И принялся невозмутимо развязывать полотенце, абсолютно не стесняясь посторонних глаз. Момент — и жалкий кусок ткани полетел к его ногам, повинуясь законам всемирного тяготения, а Исбьорг с непонятным сдавленным звуком выскочила из спальни, как ошпаренная. Ее лицо горело стыдливым огнем, и она совершенно не знала, что сделать, чтобы поскорее избавиться от навязчивых мыслей об увиденном. Теперь приходилось только проклинать себя за медлительность и неосторожность, ведь Люцифер, как и всегда, нарочно устроил это представление. Наверняка хотел проверить, умеет ли она краснеть. Дабы убедиться, что своего он не добился, Исбьорг поспешно огляделась в поисках хоть какого-нибудь зеркала, но ничего подходящего не нашла. В просторном зале царил сущий беспорядок, так что, кроме раскиданных по всему помещению листков бумаги и невообразимой кучи газет, даже мебель заметить было затруднительно. Одинокая лампа тускло освещала крошечный уголок в дальнем конце комнаты, да и за окнами солнце горело не ярче. За прошедшую ночь погода, казалось, лишь сильнее испортилась, из-за чего день очень походил на глубокий вечер — если, конечно, Исбьорг действительно не проспала до самых сумерек. Что же все это время делал Люцифер? — Ты уже можешь повернуться, моя милая девственница, — окликнул ее насмешливый голос. — Жаль, что ты такая стеснительная — я-то как раз хотел показать тебе в ответ уже свою грудь. Если бы не первая фраза, озабоченному хозяину дома точно прилетело бы по голове, но, к сожалению, она не доказывала, что Люцифер не воспользовался удобным положением. Исбьорг опасливо подняла взгляд. Задать щекотливый вопрос и избавиться наконец от ненужных волнений не хватало духа. Даже если бы выяснилось, что Люцифер поступил подло, Велиал не позволил бы им расстаться — так стоило ли узнавать и бередить старые раны? Ее поиски правды все равно никогда не приносили пользы. — Где моя одежда? — холодно спросила Исбьорг после долгих колебаний. — Сохнет, — уже хмуро сказал Люцифер. — Она была в крови, я ее постирал. Очень интересно, кого ты завалила и чем? — Не помню. — Я тебе не верю. В любом случае я понимаю твое нежелание раскрывать карты — мне и самому есть, о чем умолчать. Ты голодная? Исбьорг замялась. Неожиданная забота совершенно выбила ее из колеи. Она вновь ощущала, что находится под постоянным бдительным присмотром, — с тем лишь отличием, что Люцифер никогда бы не упустил ее из виду. — Да, — самовольно произнесли губы, скорее подтверждая последнюю мысль, чем отвечая на заданный вопрос. — Сходи в душ, а я пока чего-нибудь соображу, — предложил он и, заметив наконец, как напряглась Исбьорг, немедленно добавил: — Да не переживай ты, на тебя голую пялиться не нагряну. Если бы хотел — воспользовался тобой еще этой ночью, но мы просто спали в одной кровати и все. «Мне бы такую невозмутимость…» — сконфузилась она, хотя испытала невероятное облегчение от его внезапного признания. Теперь смотреть в глаза Люциферу стало значительно проще, однако все новые сомнения не прекращали вырываться наружу. — Почему ты меня спас? Он не смог удержаться от улыбки и снисходительно произнес: — А должен был оставить тебя на съедение тому высокомерному идиоту? Странный вопрос. Давать врагу силу, которую он жаждет, более чем неразумно. Если бы не я — кто тогда сломал бы его планы? Я обвел важную шишку вокруг пальца и доволен собой, а ты? Исбьорг досадливо выдохнула и повернулась спиной к Люциферу. Конечно, она не ожидала услышать милые истории про честь и достоинство от неисправимого засранца, но в глубине души все-таки надеялась на другие объяснения. — А я-то собиралась тебя отблагодарить… — сорвалось у нее с языка. — К оплате принимаются страстные поцелуи в щеку. — Обойдешься, клоун, — донеслось до Люцифера тихое ворчание, а затем, словно в подтверждение протеста, — мощное хлопанье дверью ванной. — Хочет меня, — деловито щелкнул пальцами он и удалился на кухню. К сожалению, долго держать отстраненное лицо у него не вышло. Усердные старания сосредоточиться на готовке лишь отягощали весь процесс, из-за чего Люцифер то обжигал пальцы о раскаленную железную сковороду, то рассеянно тыкал вилкой в хлеб, зажаривая ломоть только с одной стороны. По квартире уже плыл запах горелого, но уснувшая бдительность не позволяла горе-повару очнуться. Всего пара минут — и красивая, светлая кухня стала расплываться перед глазами из-за серого дыма, а Люцифер бездумно бубнил себе под нос несвязную околесицу. Тарелки жалобно звякнули о твердую поверхность стола. Правда не ускользала — просто оказалась ложью со стажем. Наверное, в их семье бесстыдное вранье все чтили, словно древнюю религию, и никогда не задавались вопросом, а как, собственно, они к такой жизни пришли? «Лгать — удобно, — замурлыкал демон в голове. — Сразу видишь дураков, за счет которых можно неплохо устроиться. Разве ты будешь виновен в том, что он тебе поверит? Пользоваться слабостями людей — неоспоримый талант, а таланты нужно демонстрировать». Люцифер натужно закашлялся и инстинктивно зажал нос руками. Если бы не валивший от сковородки густой дым, он бы точно заслушался оправдательными речами и, возможно, согласился с хитрым существом. «Ты слишком мало знаешь, чтобы так просто сойтись с кем-то во мнениях, — одернул себя Люцифер. — Ты принял свою темную сторону, но должен понимать, что это — твоя самая большая ответственность». Сгоревший хлеб небрежно шлепнулся о дно тарелки. Ровно с таким же звуком Исбьорг упала на пол, когда та тварь перестала держать ее в воздухе. Кинжал. Он блеснул в темноте алым всполохом и исчез, а Люцифер заметил его в самый последний момент. Почему мысль о нем пришла в голову только сейчас? Ведь это она не давала ему покоя все утро! — Черт… Горячая сковорода тихо зашипела от случайного соприкосновения с кожей. Подушечка пальца мгновенно раскраснелась от ожога. — По-моему, даже кулинария становится опаснее борьбы с демонами, — невесело прокомментировал Люцифер, осматривая свои израненные руки. Вот почему он ненавидел невнимательность в работе и старался ее не допускать. Сегодняшний день не задался с самого начала. «Единственная радость — полуголая Лэнгхофф в твоей футболке…» — уже более радостно подметил внутренний голос, вынуждая Люцифера расплыться в широкой улыбке. Если бы не тот замечательный момент, едва ли он смог бы отвлечься от ужасов, произошедших с ними ночью. Способность запросто абстрагироваться от любых необычных или непредвиденных ситуаций в конце концов подвела его, хотя и позволила не слететь с катушек от осознания, что демоны существуют. — Надо собраться... — вновь напрягся Люцифер. — Хоть зимоглядке и не нравится, как ты на нее пялишься, это неплохая терапия для расшатанной нервной системы. И инстинктивно обернулся, дабы убедиться, что его рассуждения никто не подслушивает. Благо, Исбьорг все еще отмывалась от засохшей крови в ванной. Ей бы точно не понравилось, что она приглянулась «озабоченному извращенцу», каким окрестила его сегодня ночью в бессознательном состоянии. Но именно мысли о ней, то смущенной, то резкой — а то и агрессивной, — спасали Люцифера от мерзкого ощущения безысходности. Когда Исбьорг приходила в бешенство от каждой его неуместной попытки острить, он всегда думал: «Вот умора!» — и уже не мог остановиться. Дразнить ее постепенно превращалось в приятную привычку, ведь никто другой не имел над Исбьорг и доли той власти, что была в руках у Люцифера. Только с ним она действительно походила на живого человека, хотя всеми силами пыталась казаться равнодушной. Только с ней он начинал верить, что и правда способен нести изменения в этот мир: от простой улыбки до истребления могущественного демона, распоряжавшегося жизнями миллионов людей. Нужно было лишь докопаться до истины. Вместе с Исбьорг — никак иначе. «Кто бы мог подумать, что от журналиста до телохранителя — один шаг», — сделал невеселый вывод Люцифер. Он не знал, в чем именно заключалась роль несчастной девчонки, но увиденное им в последнюю секунду свидетельствовало о том, что она не справилась с древним существом и едва не погибла. Если в Исбьорг и жила неведомая сила, подобная способностям Люцифера, она до сих пор крепко спала и не могла защитить свою хозяйку от опасности. Но мог он. «Любишь, когда от тебя полностью зависят? Хочешь подчинить ее?» — насмехался демон, но его вопрос остался без ответа. Попытки сдружиться с повелителем хаоса вряд ли привели бы к хорошему концу, так что Люцифер предпочитал блокировать свое сознание от непрошенных вторжений или вовсе не обращать внимания на то, что приходилось делить собственное тело с силами тьмы. «О, да брось ты, — лениво протянул демон, прочитав его мысли. — Я бы никогда не стал бороться за хлипкую тушку жалкого смертного. Не хочешь делить тело со мной — раздели его с той девчонкой». — Демон-сводник, какая прелесть! — не выдержал Люцифер и в сердцах отбросил нож для резки хлеба. Ощущать в себе присутствие чужого разума было жутко и странно, а невозможность хоть как-то отгородиться от него вовсе сводила с ума. Что, если это не Люцифер теперь принимал решения? Что, если он просто не замечал, как им управляют, а только думал, что контролирует ситуацию? Что, если они вообще не выбрались из того дома? Сумбур в голове превращался в какое-то стихийное бедствие. Беспомощность и сомнения постепенно обретали власть над другими чувствами, пока не вытеснили их окончательно. Наверное, не выйди Исбьорг из ванной в тот момент, и Люцифера накрыла бы волна ужаса, какого он вовек не испытывал. — Гренки? — прервал гнетущую тишину низкий грудной голос. — Ненавижу гренки… Ответа — ни язвительного, ни недовольного — не последовало. Исбьорг, заметив, наконец, что Люцифер явно не в порядке, подошла к плите и дернула выключатель, а сковородку переставила на холодную конфорку. — Жареный хлеб — вершина твоего кулинарного мастерства? — вновь попыталась привлечь внимание она, чего в этот раз успешно добилась. — Прости, у меня не было времени готовить ресторанную еду, — все так же смотря в одну точку, проговорил Люцифер. — Разве ты не послал своего босса? — Это отнюдь не значит, что у меня нет дел. — Он перевел взгляд на Исбьорг и неожиданно улыбнулся. — Я хочу встретиться с Белом. Под пристальным взором Люцифера она одернула длинную футболку, которая уж слишком липла к мокрому телу, но лучше не стало. Синтетический материал все равно предательски обтягивал ее худощавую фигуру, так что Исбьорг поспешила раздраженно сесть за стол, а не светить и дальше своими голыми ногами перед кем ни попадя. Люцифер даже немного расстроился, но в реальность его мигом вернул новый вопрос: — Кто такой Бел? Ты ему все расскажешь? — Белариан — мой лучший друг. Человек он простой, эксцентричный и впечатлительный, ненавидит всякую мистику и любит, когда все предельно ясно. Если я ему расскажу про наши приключения, нас с тобой быстро закроют в дурке, — иронично заметил он и подвинул Исбьорг тарелку с завтраком. — Я не настолько отчаянный. — Допустим, ты уйдешь, а что буду делать я? — недоуменно развела руками она. — Моя одежда в стирке. — Не в стирке, а сушится. Будешь отдыхать дома. В универ — ни ногой. Исбьорг поежилась от неприятных мурашек по спине. Строгий тон Люцифера внезапно напомнил о брате, да и общая обстановка заставляла ее почувствовать себя как дома: большая кухня, яркий запах поджаристых гренок и чай с ароматом чабреца. Только вот это скорее отталкивало, чем грело душу, ведь Исбьорг совсем не хотела, чтобы Люцифер хоть немного походил на Саргона. — И почему же я не могу пойти в университет? — Потому что твоя слабость выгодна только типу, который тебя чуть не убил. Восстанавливайся, пока есть время. Учеба никуда не убежит. У Исбьорг совершенно не было желания ни возражать, ни развивать тему Велиала, поэтому она принялась за еду и, откусив первый кусок, едва не поперхнулась от удивления. Столь ненавистные гренки, которые Саргон постоянно пережаривал и недосаливал, оказались по-настоящему вкусными. Благо, Люцифер слишком проголодался и не увидел, с каким аппетитом она поглощала завтрак, о котором поначалу отозвалась нелестно. «И как ему только удается не терять сдержанности?.. — молча завидовала Исбьорг, изредка бросая на Люцифера косые взгляды. — Чтобы так классно готовить, надо иметь очень расслабленные мозги. Неужели его нисколько не ошарашила вчерашняя западня?» Сомнения подкрадывались все ближе. Впервые она предпочитала слушать бесконечные глупые шутки, а не напряженную тишину, и потому решила поскорее разбавить ее очередным разговором. — Люцифер. — Ну? — Тебя действительно не волнует происходящее? — озвучила Исбьорг одну из своих самых острых тревог, чем заставила его глубоко задуматься. Однако вдаваться в долгие размышления он не стал и ответил лаконично: — Вопрос не в том, что происходит и почему, Ис. Важнее, что делать теперь, когда уже произошло. «В нем заговорил философ… — насторожилась Исбьорг. — Это точно не тот развязный журналюга, которого я знаю, но, по крайней мере, он тоже переживает». — А есть еще гренки? — Прости, что? — не поверил своим ушам Люцифер. — Ты же их ненавидишь! — И то верно… — замялась она и мысленно стукнула себя по голове за несдержанность. А ведь изо всех сил пыталась не спрашивать про вторую порцию! — Ты можешь приготовить что-нибудь сама, — добродушно предложил он. — Я бы постоял у плиты, если бы не срочная встреча. Но Исбьорг лишь замотала головой, буркнула неловкое «спасибо» и торопливо скрылась в спальне. Продолжать расхаживать в одной футболке перед Люцифером было неудобно, пусть он и явно наслаждался красочным зрелищем — даром что вслед не свистел. «Ведет себя так, словно кем-то мне приходится, — кольнуло ее неизвестное чувство. — Если когда-нибудь снова потеряю сознание и окажусь в его постели, просто с ума сойду…» — Исбьорг. «Да твою ж…» — Хочу задать последний вопрос перед уходом. — Нет ничего хуже серьезного Люцифера… — еле слышно проворчала она, пряча взгляд под одеялом. — Это очень важно, а потому постарайся ответить честно. У тебя есть периоды в жизни, которые ты не помнишь? Исбьорг несмело подняла голову. Обсуждать свое прошлое сейчас, так сразу после шокирующих событий, — а тем более с журналистом — казалось ей неуместным, но стоило увидеть обеспокоенное лицо Люцифера, как в голову мгновенно закрались сомнения: а имело ли смысл упрямиться? Разве их теперь не связывали общие проблемы и тайны? — Да, — только и смогла выдавить из себя она, а Люцифер отстраненно закивал. — У меня тоже. — И что? — Скорее всего, мы с тобой были знакомы раньше, — невесело ухмыльнулся он, застегивая куртку. — Подумай. До вечера, Ис. В комнате мгновенно образовался неприятный холод. Наедине с собой Исбьорг отчетливее чувствовала незримую опасность, но не понимала, откуда она исходит, и потому внимательно изучала взглядом каждый угол. Нападать никто не торопился. Лишь слова Люцифера, брошенные напоследок, настойчиво звенели в голове, будто сотня крошечных колокольчиков. «…мы были знакомы раньше». Верить в это абсолютно не хотелось. Но что, если он, как всегда, оказался прав?