Не та дверь

Самое страшное, что по описаниям из рассказа Марка мне удалось узнать нескольких из собравшихся здесь искалеченных призраков прошлого. В частности, среди них был тот самый мальчик, ставший переломным моментом в жизни подростка. Ребёнок просто стоял, не проявляя агрессии, и держал отрубленную руку другой, которая была неумело пришита к телу. Чтобы увидеть другие линии, по которым его расчленяли, не требовалось даже приглядываться. Его глаза оказались широко распахнуты и не имели никакого выражения. Почему-то именно он приковал мой взгляд и запомнился больше всего. Не в силах прекратить смотреть, я будто через вату услышала многоголосый обвинительный гул, оборвавшийся пронзительным криком ужаса. Лишь тогда, будто сбросив наваждение, мне удалось обернуться. Хейд кричал, обхватив голову руками и зажмурившись. Казалось, все призраки, что смогли до него дотянуться внезапно отрастили когти: все открытые участки тела оказались покрыты длинными глубокими порезами. Все дети, пришедшие со мной, уже терзали своего убийцу. Это касалось даже Эллиота, который не выглядел жаждущим мести. Что уж говорить про остальных, чьё и без того нестабильное психическое состояние было помножено на влияние кипучей ненависти Марка. Я оцепенела, не в силах отвести взгляд от этого гротескно ужасного зрелища. Первый ли это кошмар для Фиолетового? — Нет! — отчаянный крик Бена далеко разнёсся в этом странном пространстве, он распахнул глаза и повторял, — Нет, нет! Оставьте, оставьте меня! Хватит! Даже у самых страшных снов есть одно очень хорошее свойство. Они заканчиваются. Закончился и этот. Мы с призраками мгновение наблюдали, как Хейд подскакивает и падает с кровати, а потом нас всех перекинуло обратно в пиццерию. Надеюсь, на них, когда оклемаются, увиденное произведёт такое же гнетущее впечатление, как и на меня. Но сейчас, будто опьяневшие от жажды крови, дети улыбались странными отстранёнными улыбками. Все они вмиг стали похожи, будто одна большая жуткая семья. Пребывание здесь никому из них не пошло на пользу. Я не успела никак прокомментировать то, что мы сделали, как где-то в офисе зазвонил телефон. Трель разнеслась по пустым коридорам, застигнув меня врасплох. Бежать пришлось прямо сквозь стены. Теперь, когда камеры работают лишь в реальном времени, можно уже не беспокоиться о подобном. Ответить на звонок успела, даже не удивившись знакомому голосу. — Ханна, это мистер Смит. Я подойду минут через тридцать к главному входу, — сообщил мой новый начальник. Я бросила взгляд на часы на стене. Через полчаса — это больше половины седьмого. Неужели, наше занятие растянулось на всю ночь? Забавный факт: стоило мне увидеть детей, как я совсем перестала обращать внимание на аниматроников, потому и не заметила, что те уже должны были отправиться по местам. — Это Ханна –а кто ж ещё-то? — я на месте. За это время как раз успею переодеться и заварить чай. Хотите чаю? Он как-то странно замялся, но в итоге отказался, поблагодарив за заботу. — Просто будьте готовы. О, я была готова. Даже очень готова. Аноним * Смит, окрещённый мной Джоном Доу, оказался невысоким (кажется, я даже была выше на пару сантиметров), очень изыскано одетым мужчиной абсолютно неопределённого возраста. Сама я с равной вероятностью могла дать ему от двадцати до сорока в зависимости от освещения, настроения, одежды, поведения и прочих факторов. Будто в насмешку над распространённой фамилией, он обладал абсолютно незапоминающейся внешностью. Если прибавить к этому серые глаза и неопределённого цвета тёмные волосы, то «Джоном Доу» звать можно было практически в тему. Но, наверное, не стоило. Недавний собеседник подошёл на пять минут позже назначенного времени и выглядел очень напряжённым, пусть и старался скрыть это за улыбкой. — Доброе утро, Ханна. Я привычно протянула руку, улыбнувшись в ответ. — Доброе утро, шеф, — так и не сказав мне своего имени, он не оставил особого выбора. Ещё можно было обратиться по фамилии, напомнив эпизод с ночным разговором. Руку мне мужчина пожал довольно охотно, будто проверяя на материальность и разочаровываясь из-за её наличия. После этого наступила неловкая пауза. — Так как, говорите — он кашлянул, подбираясь слова, — прошла эта ночь? — Нормально! — мгновенно отозвалась я, крепко пожимая его руку, — Даже отлично. Вы ведь хотите со мной поговорить о зарплате, не так ли? Сказать по правде, не думаю, что мне теперь так уж нужны деньги, но линия поведения-то вполне удачная. Мы не успели толком начать говорить, как раздался очень естественный для меня звук: зазвонил мобильный. А вот Смит вздрогнул и зачем-то принялся объяснять. — Вы молоды так что, думаю, знаете о новинках. Этот сотовый телефон сделан по новейшей технологии. А теперь я должен ответить на звонок, прошу простить, — и он приложил к уху весьма специфического вида устройство. Мне пришлось приложить усилия, чтобы не заржать над «новейшей технологией» сразу по двум причинам. Первая: для жителя двадцать первого века она была не то, чтобы допотопной, но безнадёжно устаревшей; вторая: видеть воочию, что хвастовство гаджетами началось ещё до моего рождения было забавно. А вот у мужчины разговор не ладился. Динамик выдавал истерические интонации со стороны собеседника, но понять ругаются они или тот просто подвыпил и теперь фонтанирует эмоциями не удалось. Закончив практически односторонний разговор, Смит повернулся было ко мне, собираясь продолжить наш, но вдруг вздрогнул и как-то резко засобирался куда-то. — Думаю, будет не лишним встретиться ещё раз уже вечером. К этому времени я разберусь в документации, оставленной моим предшественником, — вопреки этому утверждению двигался мужчина совсем не в сторону пиццерии, а к более людной главной улице. Причём двигался откровенно поспешно. Что его испугало больше потенциально мёртвой или знающей о событиях в заведении охранницы? Меня охватило предчувствие чего-то нехорошего за спиной но, обернувшись, я не увидела ничего такого и пожала плечами. Расслабляться оказалось рано. Мне на плечо… Точнее сквозь плечо, которое не удалось сделать материальным от неожиданности, спереди опустилась рука. Вздрогнув, я обернулась, пытаясь придумать, как объяснить произошедшую только что чертовщину, но замерла в удивлении. Прямо передо мной стояла весьма недовольная Патрисия Линнерт собственной персоной. — Дорогая, когда я говорила «любой ценой», я имела ввиду совсем не это.