Не та дверь

Мне оставалось только неловко улыбнуться, развести руками и виновато сказать — Ой. Я случайно. Патрисия звонко рассмеялась, отошла немного в сторону и извлекла из переулка увесистую сумку, стоявшую там на земле. Зачем было отставлять её туда? Это наталкивало ещё на один вопрос. — Почему он, — я кивнула в сторону, в которую откровенно удрал Смит, — решил нас так резко покинуть? — Понятия не имею, — нежно улыбнулась женщина без намёка на лукавство. Точно врёт. И точно не скажет, в чём дело. Если уж её моё неживое состояние не удивило, то что вообще способно пронять миссис Линнерт? — Мне, кстати, есть что сказать тебе о покинувшем нас господине, — Патрисия говорила пугающе безмятежно, — Это он сделал тот звонок, сообщив о тебе. Я узнала голос. Но самого его вспомнить никак не удаётся. Вероятно, он не работал в пиццерии семь лет назад. Сюрприз, блин! Значит меня пыталось убить уже трое живых, считая саму миссис Линнерт. Но Смиту-то это зачем надо было? Тем более на тот момент. Неужели только из-за энтузиазма? Учту на будущее, что он напрягает людей. Либо из меня просто актриса никудышная. — Ясно, — крайне содержательный ответ, но большего и не скажешь. Чьи-то планы по моему убийству значения не имели уже около суток. И, кстати, мне же ещё вчера нужно было кое-что передать женщине. — Патрисия! Я ведь говорила с Джен за ночь до своей смерти. Простите, что не передала сразу же, мне нужно было кое-что сделать перед этим. — Милая, я не посылала тебя говорить с моей дочерью, — остановила меня Патрисия, — Её совсем не должно быть здесь, моей девочки. Она тяжело вздохнула, а я попыталась всё же донести до женщины, что их с Дженни мысли оказались созвучны. — Они просила передать вам кое-что. И я сделаю это. Она просила отпустить её и быть счастливой, — перед моими глазами пронесся день, проведённый с миссис Линнерт. Дом, будто застывший во времени. Жизнь, остановившаяся в момент, когда не стало ребёнка. Сколько же всего жизней разрушил Хейд? Кажется, Смит называл его Лайансом. Настоящая ли это фамилия или фальшивая, как и остальные? Да, какая разница… — Это невозможно, — почти буднично произнесла женщина, поправляя волосы, — Джен не может знать, как было до неё. Не может знать, что лишь она придавала смысл моей жизни. Едва я приоткрыла рот, как Патрисия жестом попросила дать ей договорить. — Тише, Ханна. Не нужно рассказывать об этом моей дочери. Видишь ли, я видела странные вещи сколько себя помню. Видела, слышала, чувствовала. Знала безо всяких на то причин, — она задумчиво посмотрела вдаль, — Мои родители были людьми глубоко религиозными, так что мне пришлось быстро отучиться рассказывать о своих открытиях. В какой-то момент я просто привыкла никого не допускать к этой части собственной жизни. Она внезапно коротко рассмеялась. — В двадцать семь у меня диагностировали шизофрению. Весь мой мир рухнул. Всё, что окружало меня, недоступное всем остальным, было мне куда важнее людей вокруг. Это была самая особенная часть меня, моя суть, которую я не была готова потерять. Но… Был кое-кто важнее, — Патрисия вновь улыбалась нежно, пусть взгляд её и был устремлён в пустоту, — Моя малышка Дженни. Ей было около года тогда. И я решилась на курс лечения и пожизненную терапию лишь ради неё, моей девочки. Больше всего на свете мне не хотелось сделать ей больно. Женщина взяла меня за локоть, убедившись, что я вижу её руку, и мягко увлекла за собой подальше от пешеходной зоны, которая уже начала становиться оживлённой, по пути отметив. — В тебе тоже что-то не так. Тебе хочется рассказать все свои беды. Всё, что гнетёт. Может, потому что ты странная сродни мне? Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться такому родству. Хотя дело скорее в том, что я готова слушать, чем в изначальном желании рассказать. Одно порождает другое. Тем временем миссис Линнерт продолжала. — Это было ужасно. Так действуют лекарства, ничего не поделаешь, но я чувствовала себя разбитой. Подавленной. Замурованной и слепой. Держаться помогали только мысли о малышке Джен, которой нужна мама, не представляющая для неё опасность, — Патрисия немного сбивчиво пояснила, — Муж к тому моменту уже ушёл. За ней присматривала моя сестра. Закончив лечение, я вернулась домой куда более подавленная, чем уезжала оттуда. Но стоило Дженни обнять меня, как я поняла: это стоило всего, что мне пришлось пережить. Даже если мне никогда не увидеть больше, чем обычному человеку. Женщина неожиданно прервалась, мягко взяла меня за подбородок и повертела моё лицо в разные стороны, рассматривая. — За свою жизнь мне пришлось увидеть немало мёртвых, но ты — нечто иное. Хотя и мертва, это без сомнения. Она выпустила меня, слегка ошалевшую от количества откровений за последние дни, и продолжила. — Но ничего не закончилось. Это перестало быть столь навязчивым, я прекратила слышать и видеть некоторые вещи, однако вовсе не все. А потом однажды вечером ко мне пришла Джен и попросилась спать со мной, жалуясь, что кто-то в её комнате. Это нормально для детей, я знаю. Но мне самой столько раз приходилось засыпать, когда в комнате кто-то действительно был, что ограничиться позволением спать со мной было бы кощунством. И знаешь, что? — она улыбнулась широко и радостно, — Там и в самом деле кто-то был. Моя малышка ликовала, когда мне удалось прогнать его. А я поняла, что мы с ней одинаковы. Мы видели одно и то же. Она описала ровно то же существо, которое прогнала я. Это не было галлюцинацией. Ничто не было. Патрисия даже рассмеялась от удовольствия от этого воспоминания. — Дженни была той, о ком я мечтала всю свою жизнь. Той, кто видит мир моими глазами. Семьёй, которая не отрицала меня. Семьёй, которая любила меня просто за то, что я есть. Моя малышка всегда была смыслом моей жизни, но никогда прежде мне не приходилось ощущать подобного единения, — она ненадолго замолчала, — Теперь понимаешь? Я не могу просто выбросить дочь из памяти и жить дальше без неё. Без неё я не жила по-настоящему. Я понимала, хотя и не во всём была согласна. Этот мир, определённо, был полон странных сверхъестественных вещей. Так почему бы в нём не существовать, например, ведьмам? Можно было назвать Патрисию и медиумом, но уж больно крепко в моё сознание въелось знание о несвершившемся отравлении. — Понимаю. Она задумчиво посмотрела на меня вновь и негромко заговорила. — Человек, разрушивший наше счастье… Я не знаю, кем он был, но я проклинала его столько раз, что это не могло не сработать. А потом появилась ты. Дала мне надежду на отмщение. И ты станешь его карой. Воу! Воу! Так и просится на язык «полегче». Никакой карой я становиться не хотела, но, кажется, неизбежно приближала логическое завершение этой истории. И всё же роль карающей длани правосудия — это не по мне. Я просто обыватель. Пусть и не совсем обычный здесь и сейчас, но и в реальности происходящего уверенной быть не могу. — Вижу, тебе не очень по душе твоя роль, — проницательно заметила Патрисия, — Но не мы выбираем себе роли. Разве тогда я бы выбрала свою? Когда всё и даже больше было сказано, мы обе надолго замолчали, а потом миссис Линнерт неожиданно то ли попросила, то ли потребовала. — А теперь обними меня на прощание. Больше мы не увидимся, — и вновь только я успела приготовиться спросить, как она уже ответила, — Я точно знаю это. Я всегда любила объятия, а этой женщине вообще было крайне сложно отказать. Только глаза теперь закрывать нельзя - провалится. Объятия вышли крепкими, пахнущими лёгкой ноткой кофе и сладостей, как и сама миссис Линнерт. Мне оставалось лишь одновременно удивиться тому, какая она маленькая в моих объятиях и тому, как сильно её худые руки сжимают меня. — Береги себя, Патрисия, — слова срываются с губ раньше, чем я успеваю как следует их обдумать, но звучат удивительно гармонично и правильно. Женщина лишь тихо рассмеялась в ответ. Потом я минут пять смотрела ей вслед, пытаясь осмыслить тот факт, что больше мы не увидимся и упуская из виду нечто не менее важное. После странных проводов имело смысл вернуться обратно на людную зону. Сейчас бы кофе попить… Или музыку послушать. Но такой возможности не предоставилось. Мои размышления прервал истошный женский крик. — Фрэнк! То, что произошло следом я сделала раньше, чем осмыслила. Ребёнок замешкался на дороге, застряв ногой в сливе. Видимо, он хотел на ходу проверить, удастся ли просунуть ногу в дырку. Удалось. Вероятно, удалось бы и достать, но машина на проезжей части взялась будто из ниоткуда. Мне оставалось лишь попробовать совершить нечто безумное или наблюдать, как тело подминает под себя автомобиль. Я выбрала первое и рванулась к мальчику, обхватывая его руками и прижимая ближе к себе. Отталкивать с дороги бесполезно из-за ноги, да и не успею. Но можно хотя бы попробовать сделать его нематериальным. Как я. Это не могло получиться по всем законам логики. Но получилось. Ошалевший мальчик смотрел на мать. А я смотрела на машину. Точнее, на её отсутствие. Времени на размышления до глупой попытки спасения совсем не было, а вот после появилось. И… Автомобиль в буквальном смысле исчез прямо посреди дороги, но этому будто никто не удивился. И, будто этого мало, дизайн был донельзя современным, а меня не оставляло ощущение, что эту машину я уже где-то видела.