Don't cry for your love

И вот я уже открываю дверь и захожу домой. Из одежды я взяла только форму, чтобы постирать, остальное оставила там. Мама выходит из гостиной и радостно обнимает меня. Я же молча, прохожу в свою спальню, закрываюсь, бросаю на пол пакет с одеждой, падаю на кровать и начиню думать... о нем. Вспоминаю, как мы первый раз вместе посмотрели на закат. Как я пела на эстетике, а он слушал. Как он вывел меня из себя, и я сожгла этот чертов шарик. Как я раскрыла с его помощью поджог в классе магии. Как я убила в нем надежду, а он резко отказал в препровождении вечера... Я больше не выдерживаю и начинаю плакать. Как же паршиво на душе, прям хоть веревку с камнем на шею одевай и в море... Почему все так? Почему все так плохо? Зачем я вообще начала говорить, что между нами ничего не может быть?! Но ведь между нами и не должно ничего быть. Не должно, но уже есть. Есть чувства с его стороны. Я в этом сама удостоверилась, когда он сказал: «Нет». Я начинаю еще громче плакать, болит душа, еще сильнее, чем в Академии. Но почему, когда я смотрела на него, мне становилось так спокойно, хорошо, как будто, так и должно быть... я рядом с ним. Ученица и учитель... Нет, ну, а сколько уже таких случаев было? Мы не первый! Черт, я уже говорю «мы». Неужели он мне нравится? Я зарываюсь лицом в подушку и беззвучно задыхаюсь от слез. Тут меня кто – то тронул за плечо. Я разворачиваюсь и... никого нет. Глюки? Я посмотрела в окно. Закат. Такое чувство, будто само заходящее солнце тронуло меня своим лучиком, чтобы сказать: «Он там, по другую сторону измерения, смотрит на меня». А говорил, что устал. Я уверенна, он смотрит. В комнату постучалась мама, так как никто, кроме нее не мог. Я встала, открыла дверь и тут же вернулась на кровать, села по – турецки и опустила заплаканные глаза. Она проходит в комнату, садится на моей кровати тоже по – турецки и смотрит на меня совсем не жалобным взглядом, а взглядом матери, которая волнуется за своего ребенка и хочет ему помочь. - Ты насовсем? - Нет. - Расскажи, что у тебя на душе. Станет легче. – я долго молчала, а она смотрела на меня. - Нет, я не влюбилась. - Ясно, первая разбитая любовь. – она слегка улыбнулась. - Да нет никакой разбитой любви. Просто... Он самый невыносимый человек, которого я только знаю. Он может оскорбить, как плюнуть, причем задеть еще при этом за больное, а потом сказать: «Извини, так надо было». Но он на самом деле хороший человек, с ним интересно проводить время, смеяться и шутить... Да я, наверное, лучшего спутника по жизни себе и не нашла бы... Но он может резко так сказать: «Нет», и все, хоть помирай. А еще он романтик, мы с ним смотрели на закаты, и с ним так спокойно, легко, как будто плывешь по небу на облаке. И во всей этой истории есть один большой минус: у меня болела душа, как будто я оказалась в это время не в том месте. - Влюбилась ты или нет, пока рано утверждать. Но этот человек за столь короткое время стал тебе небезразличен, даже в какой – то степени дорог. Прошли через огонь и воду? – мама улыбнулась. - Что за вопрос? – я в непонятках уставилась на маму. Она издала смешок, но в нем не было какого – либо подвоха, он был таким, как – будто она подумала о чем – то приятном, греющем душу. - Викторика, - при этом имени у меня широко распахнулись глаза, - когда ты родилась, твой папа сказал: «огонь и вода». Честно говоря, я тогда не поняла, что это значит, но в возрасте 7 лет ты сказала одну очень мудрую вещь: «чтобы человек стал мне хотя бы не безразличен, мы должны с ним пройти через огонь и воду». Тогда я подумала, что вот он ответ на его слова, но еще спустя некоторое время мы с ним встретились, я ему рассказала про это. Он же мне сказал, что это не то, что он имел в виду. Огонь и вода должны иметь единую форму... Ну да опустим эту тему, мы сейчас говорим про другое. Если ты считаешь, что «вас» не должно быть, значит, и не будет. - Мам, я уже сказала ему, что между нами ничего не может быть, причем прилюдно. - Да без разницы: прилюдно, не прилюдно. Последнее слово все равно остается за тобой. - Ладно, все хватит. Он мужик, он переживет. Надоели мне эти любовь – морковь, сюси – пуси... Хрен вам, а не последнее слово, с меня хватит. – я посмотрела на до боли знакомый закат. - Ну, раз ты так решила, значит, так и будет. – мама улыбнулась, слезла с кровати и прошла к двери, взялась за ручку и встала в ступор. Развернулась и посмотрела на меня. – В смысле мужик? - Мужчина. – спокойно ответила я, а потом только поняла че ляпнула. - В смысле мужчина? - Мам, в каком еще смысле можно понять слово мужчина? - Кем этот самый мужчина является в Академии? – ой бля – я... ну, я и влипла. - Учителем и моим классным руководителем. - Вот это да! – мама даже от удивления рот рукой прикрыла, чтобы я не видела, как ее челюсть сейчас рухнет. – Моя дочь влюбилась в своего учителя. - Господи... Да не влюбилась я в него! - Ты же атеистка... - Да плевать! Просто к слову пришлось! - Не кричи, успокойся. - Это ты успокойся, а – то того и гляди, сейчас истерика начнется. - Викторика... – я уже чувствовала давящую боль в горле. - Ты меня всю жизнь этим именем затыкать будешь? – я сказала это таким голосом, будто вот – вот зарыдаю. - Оно тебе не нравится? - Нет, что ты. Оно мне нравится. Это красивое имя, и у него красивое звучание, но... когда ты произносишь его, я слышу чужой голос, а не твой. Его говорит та женщина, которая осталась там, с папой, а не та, которая здесь сейчас со мной. Мам, прими меня такой, какая я есть. - Да, ты его дочь... - Нет. Я твоя дочь.