***
— Кстати, на счет вафельницы, — Дин бросил сумку на стол. Я же села на кровать, вытягивая свои затекшие ножки. Какое блаженство… — Сгоняй за вафлями. Чего?! Поднимая голову с подушки, я с возмущением взглянула на Винчестера. Сэм прошел мимо нас, кладя сумку на кровать сзади моей. — Какие вафли? — возмутилась я, — у нас же… — Так сделай, — пожал плечами тот, — я вафли хочу. И уселся за стол, доставая с кармана телефон. Мы как раз приехали в тот город, куда наказал нам Бобби. И должны были встретиться с Гартом. Я со вздохом присела на кровати, чувствуя легкое головокружение. Не дай Бог в обморок свалиться. Опять. — Я тогда в маркет, — встала, чувствуя, как хрустнула шея, — у нас для вафлей ничего нет. — Вперед и с песней, — ответил Дин, смотря хмуро на телефон в своей руке, и приставил его к уху. Что ж. Стоило мне только выйти из мотеля и оказаться на улице, тут же… — Как жизнь? Все гниешь? От последнего слова меня передернуло, но я только фыркнула, оборачиваясь к нагнавшему меня Бальтазару. — Пока да. На удивление я держусь… — …не молодцом, — закончил блондин, вышагивая рядом. Я ничего на это не ответила. С одной стороны он прав, а с другой… Нет, мне все нравилось, да. Признаю это с иронией над собой, но по правде говоря лучше, что бы это все переводили в шутку, как Бальтазар, чем делали из этого еще большую драму, как Кастиэль. И, наверное, я не перечила ему еще по одной причине: этот ангел помогает мне. Даже сейчас, приблизившись ко мне, он касается своими пальцами моего лба, и я чувствую себя намного лучше. Я способна существовать дальше. Кастиэль и правда виделся со мной каждое утро. Я его видела практически каждый день, когда братья не видели, что бы ангел излечил меня. Все таки сила «небес» дает мне небольшую отсрочку в адский путь. Продлевает на несколько часов мою жизнь, улучшая состояние организма, на сколько рак это позволяет. С каждым разом моя онкология сокращает это время. И все-таки, если бы не эти двое — Бальтазар с Кастиэлем — я бы уже давно загибалась и не смогла нормально работать. Но, как я уже сказала, исцеление дает мне все меньше плодов. Потому что на самом деле организму все хуже. Кстати, Кас мне напомнил один случай: тогда, когда я объелась до отвала мяса, после которого мне стало плохо. Ангел мне объяснил ситуацию в деталях: в тот день он исцелил меня. Онкология была в тот момент не так сильна, и мне полегчало на столько, что я оказалась практически здоровой. И, естественно, организм обрел чувство голода. Но мне вновь стало хуже, желудок вновь превратился в мешок, наполненный этими чертовыми метастазами, и когда опухоли вернулись, метса для мяса уже не было. Организм начал отторгать, как ему показалось, лишнее. Облегчение пришло и практически сразу ушло, после силы Бальта. Но моему телу сейчас во всяком случае лучше. Намного. На несколько часов точно продержусь без ангелов. — Где Кас? — обычно именно он лечил меня. Бальт прилетал только когда его брат был занят. Очень занят. И нет, мне не принципиально, кто исцеляет меня. Просто Кастиэль и так делает слишком много, не сомневаюсь, что он делает что-то касательно меня. — Ищет. Он все демонов отлавливает, пытает, как искусный палач… О боги. Хлопнув себя по многострадальной голове, которую, кстати вылечил Кастиэль еще на шоссе, я взвыла: — Ну зачем?.. — Тебе жалко демонов? — Кроули разосрется с Касом, и кому это надо будет? — простонала я, — мы и так стараемся не лезть друг к другу, а тут это… — То есть, ты жалеешь демонов. — Да нет, блин, я о том, что… Забей. — отмахнулась, пиная камушек носком кроссовка, — Когда демонов убивают, это, конечно, хорошо, но если он переусердствует, то Кроули будет разбираться, если сейчас не начал, и потом он пойдет разбираться, к кому? Правильно, к Винчестерам, и тогда спрашивается, какого черта? — Ты бы хоть спасибо сказала, — упрекнул меня ангел, — он из кожи вон старается, между прочим. — А если он пострадает? — повернулась я к Бальту, — Ты бы хоть сказал ему, что это бесполезно. Неужели сам не понимаешь? Блондин вздохнул, смотря с прищуром вперед: — Да говорил я ему. Но надежда есть, я не отрицал этого никогда, поэтому, зачем? Пусть спасает то, что ему нужно. Не совсем понимая слова ангела, я нахмурилась: — И что же ему нужно? — Мира во всем мире, конечно же, — фыркнул Бальт, — и если братья-акробаты узнают, что ты… того, а Кастиэль не сказал, то это навлечет последствия на их дружбу — еще одна вещь, которой дорожит мой брат. Поэтому… — О моей смерти они не узнают, — покачала я головой, — так что это… Бальтазар усмехнулся, будто насмехался надо мной. — Какие вы люди недальновидные. Ты тоже для него друг, пташка. Не мешай ему спасать тебя, а когда ты умрешь, ему будет легче знать, что он все перепробовал. Понимая, что ангел прав, я ничего не ответила. В конце концов, Кастиэлю же правда будет легче, если он будет знать, что сделал все, что можно. И даже больше. Надо потом сказать ему об этом.***
— Ты мне потом должен руки целовать, Винчестер, — произнесла я, входя в номер. Оба подняли головы ко мне. Дин сидел за столом, чистил винтовку. Сэм вычитывал что-то в книге, облокотившись о стену рядом с братом. — Какой именно? — фыркнул зеленоглазый, вновь опуская глаза на оружие. — А вон сидит, — кивнула я на него, проходя к столу. Поставила пакеты, вынимая пиво, — которому больше надо было. — Не ерничай, — ответил тот, и поднял ко мне голову, будто вспомнил, — кстати, это не Гарт. Признаться, я удивилась. Вытянув брови, я продолжала вытаскивать продукты на стол рядом с оружием, разбросанным на второй половине поверхности. — Ого. Жалко, я купила ему крекеров, — и вытащила сладости на стол, смотря на них раздосадованно, — зря деньги потратила… Дин протянул руку к пакетику, сразу же разрывая пластиковую коробочку. Покачав головой, я продолжила опустошать пакеты. — Наш знакомый, давненько с ним не работали, — произносит охотник, закидывая в рот пирожное. — Нормальный? — поинтересовалась я, доставая муку. — Неплохой, — пожимает плечами охотник. Дверь за спиной скрипнула и сразу же захлопнула. — Мужики, мне б зарядник на… — прозвучал мужской голос и тут же запнулся. Я обернулась. Дин прокашлялся, хлопнув в ладони: — Так, теперь знакомиться. Брюнет. Высокий, голубоглазый. Крупный, так скажем, достаточно жилистый. Едва уступал по форме Дину, но это никак его не портило. Красавец. Лицо как с обложки журнала. Волосы взъерошены, на свету чуть ли не блестят, как показывают в рекламах шампуня. Нос прямой, ровный, губы чуть полноваты, вытянуты в постоянной усмешке. Из одежды на нем были темные джинсы, черная футболка, и кожанка, которая выгодно выделяла мышцы мужчины. Вот черт… — Чувак, я предупреждаю один раз, — начал Дин, — с ней не спать. Во-первых — она не даст, во-вторых — от меня персональный бубен. Не заигрывать, не флиртовать. В общем, что ты обычно делаешь с женщинами — не делать. Зовут Мик. Мужчина не отрывал удивленного взгляда меня. Выгнул свою идеальную бровь, и его глаза тронула усмешка. Все та же усмешка. — Это я уже понял, — хмыкнул тот, запихнув руки в карманы куртки. — Мик, — теперь Дин обращался ко мне, — это засранец, глазки ему не строить. Зовут Скотт. Чертов Скотт Джекерсон. Вот блин. — Мик, — кивнул учтиво чертов Скотт, так же криво улыбаясь. Вот блин. Голубоглазый продолжал неотрывно смотреть на меня, глаза в глаза. И я как обычно могла лишь предполагать, о чем он думал в этот момент. Хотя, скорее всего, он недоумевал, почему это я здесь, с Винчестерами, а не со своей семьей. Его взгляд был задумчив. Потом, он резко усмехнулся, включаясь в «игру»: — Может, познакомимся? — Скотту нравилось это, даже слишком. Еще немного, и он заржет в голос. — Вот же блин, — пробормотала я. Сукин сын. Смеясь, он покачал головой: — Нет, зайка, давай заново… Закатив глаза, я покачала головой, отворачиваясь к столу. Продолжила раскладывать продукты, проклиная все на свете. Каким образом мне надо было влипнуть так? Бывший сестры, нет, вы издеваетесь?! — Да ладно тебе, мышка, — усмехнулся этот идиот. Краем уха мне послышались шаги, направляющиеся ко мне. — О боги, — продолжала я сетовать, перекладывая покупки. — Не будь букой, давай поцелуемся… — Нахер пошел, — даже не повернулась к нему. — Мышка… — Доступно повторяю для идиотов, — и все же оборачиваюсь, ставя руку на бок, — пошел нахер. А тот улыбался, как кретин. Кретин. — Не понял немного, — встрял Дин со своего места, — вы?.. — Мы знакомы, да, очень хорошо знакомы, — Скотт теперь смеялся, подходя ко мне. Облокотившись локтями о стол, он стал заглядывать мне в глаза, — Кенма, с близкими людьми так не поступают… Закатив глаза, я покачала головой, комкая пакеты в одну кучку. Надо же было так, о боги, зачем? Чтобы свободно и легко разговаривать со мной, получая в ответ в полне адекватный ответ, Скотту понадобился не один день. И не месяц. В силу моей несговорчивой натуры, поначалу я никак не контактировала с ним. Практически. Лишь по нужде, потому как, почему-то, Кейт стала общаться со своим ухажером достаточно дольше, чем с остальными другими. Поэтому пришлось. А потом он стал слишком… Близко, что ли? От него не было никуда деваться, ведь они были всегда вместе с Кейт, а она была со мной. Не всегда, конечно, но все же приличное количество времени. Вскоре я не стеснялась в выражениях. Почему ему можно со мной так разговаривать, а мне нет? Мне, кажется, любой бы не выдержал спустя столько месяцев, лет (!). А потом его уроки вождения. После — более спокойные разговоры на серьезные темы. Это было редкостью, но было — факт. Конечно этот кретин стал мне больше, чем очередной парень сестрички. Он был мне… другом? Нет, слишком громко. Я не знаю этому определения. Я лишь знаю, что осведомлена о всех его привычках, его характере и предпочтениях. И я его латала после охоты, время от времени. Сейчас меня просто подорвало. Вспомнив то время, когда этот индюк ушел, расставшись с сестрой, и я, не находя себе места, пыталась узнать о нем хоть что-то. Тогда я не звонила ему где-то недели две. Потом решила узнать, жив ли вообще Джекерсон, и сначала пыталась писать ему. Когда он не отвечал два дня, я стала звонить. Сестра тоже была на взводе. Разумеется. Разумеется я переживала. Этот придурок стал мне ближе незнакомого человека. Кретин. Резко бросив пакеты на стол, я повернулась к нему, начиная с обвинений: — Я тебе смс-ки писала? Скотт вытягивает брови. Уже потом, в понимании, пожимает губы, отводя взгляд. Конечно, ты все прекрасно понимаешь. — Я тебе звонила? Смотри меня, — дергаю его за плечо, что бы тот видел меня, — сколько я звонила тебе? Да, я понимаю: ты мужчина, Скотт. Настоящий, сильный, независимый и одинокий, — все эпитеты я произношу с иронией, даже на распев, — Почему Кейт не звонила — это понятно. И я тебя сама не трогала. Две недели. А потом?.. — Господи, Кенма, — тот смеется по доброму, смотря на меня. — Тебе смешно? Придурок, я хотела отцу говорить, что ты пропал без вести! — Ты боялась за меня? — он делано удивляется, специально меня поддевает. Скотина. — Да пошел ты, — буркнула я, снова переставляя продукты из места в место. Он всегда так, я знаю это. Но мне обидно. Охотник выдыхает примирительно. — Ну ладно, мышка, не дуйся. Да ладно тебе… — Со своими проститутками так разговаривай, — все еще бурчу я и теперь несу часть продуктов в холодильник. Как меня это все бесит. Просто, неимоверно… — Ну мышка… Бесит. Ставлю с холодильник по предмету так, что те в последствии шатаются на месте. Под нос же я выплевываю, не удержавшись: — Мудачье. Тот цокает, уже раздраженно: — Макенна, я не специально, ясно? Я вообще не думал, что так втянусь: охота за охотой. Гуль за рихвом. Вампиры, как с цепи сорвались. Не я виноват… И тут мне в голову приходит решение. Достаточно спонтанное и… Абсолютно необдуманное. Спрашиваю себя: а почему нет? Еще слова его… Не виноват он, а как же. Хватит. Дверцу холодильника резко хлопаю и поворачиваюсь: — Знаешь? Плевать. Тот выгибает бровь. А я киваю, более спокойно и равнодушно. Как бы: — Серьезно, Скотт. Тебя в беде бросать не хочу и видеть пока тоже. Поэтому, — я подхожу к стулу, хватаю свою сумку и закидываю лямку на плечо, — я отойду. Пока. Тот ставит руки на талию. Смотрит на меня разочарованно и досадно: — Да ладно, Кен, ты серьезно? — Да, Скотт, на полном. Пойду, освежусь там, знаешь, релаксация и все такое. Выдохну. Сегодня меня не будет. А завтра я уже втянусь, не переживай. И решительно направляюсь к двери, получая в спину: — И куда ты? — Дин недовольно, чуть удивленно пытается остановить меня. Я оборачиваюсь, открывая дверь: — Погулять. Сказала же. Я позвоню. До вечера точно не ждите. И удаляюсь, прерывая все их попытки что-либо мне сказать. Как вы думаете, куда же я пошла?***
Как же хорошо. И как же хреново. — Эй, красавица? — сверху надо мной бармен уже насмехается. Видимо, понимает, что я скоро полечу в нокаут. С такой то дозой. Ща… блевану. Голова поднимается от барной стойки с легким головокружением. Нет, все-таки… Все здорово. Черт, просто потрясно… Я усмехаюсь, и впоследствии начинаю тихо посмеиваться, пока в глазах продолжает все рябить и плыть. А потом все встает как надо. Твою мать, это просто бесподобно. Боли нет. Ее нет, черт, надо продолжить это. И нет, ни в коем случае не заканчивать. Мне стало лучше, черт… Хочу еще… — Будь зайкой, добавь еще, — хмыкнула я, ставя со звоном пустую стопку, по которой стекают янтарные капли. Да, это виски. И что? Сейчас мне точно плевать на эти деньги. Тем более сейчас. Когда боль ушла. Все отдалилось так что… Я не замечаю, как начинаю улыбаться мужчине за стойкой, закусила губу, смотря хитро на него, так расслабленно, так спокойно. Тот усмехается. Мужик практически плывет перед глазами, но я вижу, что он симпатичный. Шрам под глазом небольшой, но его видно достаточно четко. Глаза как янтарь, как виски, который я в себя влила уже прилично. Как хитрый лис. Чертов… — Хорошо, лисичка. И наливает еще. А у нас мысли на одной волне. Судьба? М-м-м… Татухи на руках. Точнее, одна. Татуха, конечно же татуха. Черт. А может?.. Макенна, ты потерялась. Окончательно. А что самое интересное и забавное, а главное радующее, так это то, что мне плевать. И никакого Сэма. Абсолютно. Ни его голоса, ни его плеч, ни жилистых, мускулистых рук… Стопка теперь стоит передо мной полная. Не раздумывая, я вливаю ее в себя, сладко зажмурившись. Живот не болел. Все, что во мне гнило, теперь слегка горело. Этот жар уже граничил с болью, более жгучей, но. Но. Границу не перешел. Мне всего лишь тепло и приятно. Мне в первые за эти чертовы недели тепло! И приятно! Негромкий смешок срывается с губ и я ставлю вновь пустую рюмку перед собой. Пустая. Так не пойдет. — Нелегкий день, лисичка? День? День просто отличный. Охереннный. Очеш-шуенный! Кайф. Я усмехаюсь, верчу рюмку перед глазами, смотря, как капли стекают вниз. Появляется небольшая лужица на дне. Из виски. Голова чуть вскружилась. — Наоборот. Через чур кайф, понимаешь? Через чур. Вроде бы и прекращать надо, но ты знаешь… Так хочу, — и смеюсь, потому что это действительно нелепо. Вдыхаю воздух до предела, ощущая, что мне до жути… М-м-м… Бар был полный до отказа. Но самое удивительно то, что здесь не было так громко. Небольшой шумок. Здесь было… Это своя атмосфера. Где-то на задворках сознания я понимала, что алкоголь скажется на мне завтра и просто убьет мой желудок, боль вернется с двойной силой. И поэтому появляются навязчивые мысли продолжить надираться до потери сознания. Что бы не быть трезвой. Как это говориться: подальше от реальности, в омут… Можно это назвать развратом? Нет. Не знаю… Куда я скатываюсь, как это называется?.. Плевать. Вообще, просто… Пошло все нахер. Затрахало. Бармен хмыкнул. Встал передо мной, оперевшись на локти о стойку. Ему было на вид где-то за тридцать… Чуть старше? Или как Сэм?.. Та-а-ак, опять не туда. Да какого хера ты сейчас лезешь? Тебя нет, а ты все равно лезешь! Словила себя на том, что продолжаю смотреть на мужчину перед собой. Я не знаю, как я на него смотрела. Вообще. Плевать. Хотела и смотрела. Он красиво улыбается. Улыбка похожа на оскал, брюнет, челка косая, чуть трогает глаз, но не как у Эмо. У него слишком… Слишком дерзкий. Жесткий. Да, жесткий… Узел внизу живота затягивается, дышать стала часто. Жар ударил в голову, так приятно. — Понимаю. — Он продолжает криво улыбаться, смотря на меня своими… глазами. Глазастыми. Сам взгляд такой острый, пронизывающий, что становится слишком тоскливо. И смешно. И приятно. — Обидел кто? Или жизнь оказалась феерическим дерьмом? — на последнем слове он усмехается, негромко и без издевки. Пусть смеется сколько влезет. А сам голос такой хриплый. Низкий. Тягучий. — Жизнь? — я усмехаюсь в ответ, опуская взгляд на стопку в руке, — ее вообще нет. Чертов лимит исчерпан, никаких удовольствий, одно… — начинаю щелкать глазами, потому как все слова начинают забываться, — Как ты сказал? Дерьмо? Черт, да. И я задаюсь вопросом: почему мне уже плевать? — Никаких удовольствий, — качает головой, все так де улыбаясь, как плутовщик. — Но ты здесь. Взгляд цепляется с его глазами. Узл тянется туже, во мне что-то стянулось слишком томно, слишком. Слишком приятно. Никаких мыслей. Не получается. — Да. Здесь, — криво улыбаюсь, пытаясь вылить остатки виски в горло. Мы взгляда не отрываем.***
Толкает в стену так, что воздух выбивает из легких. Его и так нет. Мои ноги обвились вокруг его талии, пальцы зарылись в его колких волосах, и я тяну их с силой, когда мужчина сжимает мои ягодицы, рыча мне куда-то в шею. Стон срывается из моего рта, упираюсь затылком о стену. Жарко. И тянет. Приятно. Черт. Он меня буквально кусает в шею, посасывая кожу. Одна его рука поднялась, оглаживает мое бедро, тут же с силой сдавливая, рывком притягивая к паху. Синяки останутся, определенно. Носом утыкаюсь ему в шею, рукой царапаю его плечо, когда мужская рука поднимается еще выше, забираясь под футболку. Достает до груди и сжимает ее. Черт. Когда он поддается ко мне бедрами, у меня сносит крышу. — Макенна? А это было, кажется, издалека… Не сразу реагирую. Мои глаза лишь нехотя открываются, и я туманно различаю силуэт напротив. Кругом темнота. Дальний свет от фонаря. И плащ… Плащ?! Я чуть не трезвею, уже упираясь рукой в плечо бармена, который все еще прижимал меня к стене. Тот отрывается от моей шеи и выдыхает, слишком хрипло и низко, почти с угрозой: — Что? Он оборачивается. Его глаза распахиваются в удивлении, и он нехотя отпускает меня. Кажется, он уже не трезвея меня. Не-а. Я опускаюсь ногами к асфальту и чуть ли не падаю, но меня подхватывают сильные руки. Мужчина сверху посмеивается: — Аккуратней, лисичка. Это за тобой, что ли? — Видимо, — выдыхаю я так же осевшим голосом, невольно облизав набухшие губы и тут же закусывая нижнюю. Тот хмыкнул. Поднимаю на него глаза, и вижу его кривую улыбку. — Приходи, как еще надумаешь. А может вообще никуда сейчас не ид?.. — Макенна! Раздраженно закатываю глаза, и иду, покачиваясь, к этому придурку, который все испортил. — Кастиэль! — Чуть не падаю, но сохраняю равновесие. — Какого черта?! И я налетаю прямо на него. Какая меткость. Сразу навеяло прохладой. Свежо. Тот подхватывает меня, пока я ойкаю, и ангел заглядывает мне в глаза. — Ты пьяна? — И к сожалению не тобой. — Качаю я головой в стороны, удерживаясь руками за его плечи. — Чего прилетел? Как погодка на… Да мать твою!.. — Снова чуть не свалилась, но теперь-то уж я держусь куда прочнее. — На облаке… Или погоди… На небе же, да? Небеса… — Пьяна, — изрекает тот с кивком, и я, почему-то оказываюсь в совсем другом месте. Тут светло, аш голову вскружило. Осматриваюсь по сторонам и… Да, где это мы?.. Пофиг. Отстраняюсь, пытаясь сохранить равновесие. Почему все шатается?.. Тупой вопрос. — Кто был этот мужчина? — интересуется Кас, смотря на меня. Я фыркаю, пытаясь скрестить руки на груди, что получается не сразу. Почему-то они не попадали на место. — Спросил, блин. А я откуда знаю?.. — Понимая, что пол продолжает трястись подо мной, я тяну руку к ближней двери, что бы придать себе опору, — и вообще… Я уже хотела сказать, что отрывать меня от… Дел… Короче, не стоило этого делать. Но дверь куда-то полетела, и я вместе с ней. Меня резко поймали, и я вижу комнату. Зелено-то как… Стол. А за ним мужики. Это куда меня пернатый привел?.. Стоять. Поднимаю взор на их лица и вижу: это мои мужики. — О, ребята… — пытаюсь приподняться, и Кас меня благополучно ставит на шаткую поверхность, от чего я чуть споткнулась, — вы здесь тут… Почему они такие… Они что, в шоке? — Мик? — хором выдают Винчестеры. А Скотт поперхнулся чем-то… Пиво сосет из бутылки, гад. — Ты надралась, что ли? — спрашивает Дин, смотря на меня во все глаза. Я шагаю в глубь номера, почти узнавая обстановку, но опять спотыкаюсь и хватаюсь за стул, который меня спасает, и я выпрямляюсь. Откуда здесь землетрясение? Почему так?.. Нет, Мик. Это просто ты в хлам, в самом деле. В хлам. Воу. — Почему вы все спрашиваете? — Недоумеваю я, держась крепко за спинку стула, чувствуя, что и он меня скоро подведет. — Так заметно, что ли? Скотт опять поперхнулся. А потом поинтересовался: — То есть, под прогулкой ты подразумевала напиться в дрызг? — А вот с тобой, — я указываю на него пальцем, чуть соскальзывая на месте, — я не имею… Иметь… Разговоры. Понял? Ты вообще… Кажется, я сейчас не построю предложение. Никакое. Поэтому я предоставила Скотту самому разбираться со смыслом моих изречений. А потом я опять вспомнила, что этот гаденыш игнорировал меня все это время. — И вот иди и… Не разговоры имей тут мне со мной. И вообще, — я отошла от стула, чуть оступившись, и засунула руки в задние карманы. — Мик… — Сэм прокашлялся, смотря на меня, и отставил свою бутылку на стол, — футболку опусти. Не сразу понимая о чем это он, я опускаю взгляд на свой живот. Ой. — Упс-с, — и пыталась потянуть футболку вниз, потому как один ее край задрался чуть ли не бюстгальтера. Чертов бармен. Какое-то пиликанье. Не сразу понимаю откуда оно, пока Скотт не достает из кармана телефон и, подавая нам знак, что он вернется, идет ко входу, бросая на меня все еще шокированный и насмешливый взгляд. Боже, они что, пьяного человека ни разу не видели? А охотники продолжали смотреть на меня, как на голого купидона… А они вообще есть? Купидоны? И они все в памперсах?.. — Ты говорила, что позвонишь, — напомнил как бы между прочим Дин, смотря на меня исподлобья. — Так время-то… — Уже даже не вечер, Мик, — прервал меня угрюмо Сэм, скрестив руки на груди, — ты где была? — Где-где, — пробурчала я, зачесывая волосы, — в баре. Да господи, я держала себя в руках… — И явно не своих, — отозвался сзади ангел. Не сколько то, что этот гаденыш так открыто выразился обо мне, как сам факт, что он… Сарказничал, более всего поверг меня в шок. И я опять чуть не отрезвела. Или нет. У меня мозг сломался. — Чего? — выпали братья. Я обернулась к ним, отрывая взгляд от ангела, и повела плечом, отводя глаза. — Ну, не совсем своих, но… Надежных… — Макенна, это было необдуманно и глупо, — оценивает меня Кас, а я пожала плечами. Да что тут такого? — Да что тут такого? — я всплеснула руками, смотря на стол, озвучивая свои мысли, — Мы просто… Да он меня вообще провожал… — И проводил. — Согласился Кастиэль. — До выхода из бара. — Но провел же, — возразила я. — Чуть-чуть пообщались и… — Я помню, что чуть-чуть. Только не помню, что бы вы общались. Словами. — Слушай, ты откуда так разговаривать научился? — Не выдержала я, с неподдельным интересом спросив у ангела. — Я достаточно долго общаюсь с Дином. И с тобой. Закатив от раздражения глаза, я вновь чуть пошатнулась. Вот если бы я была трезвая, я бы ответила ему… Наверное. И я начала свою тираду: — Это не повод так… Вот то, что ты делаешь… И вообще я человек свободный, с кем хочу, с тем и… Того… И вообще… Сэм поднялся со стула, направляясь ко мне. Глаза почему-то опустились на его плечи… Рельефные такие… Мощные… Опять не туда… — На боковую. Живо. Офигеть. Он такой… Большой… — Сэм, ты это… — я подняла и опустила глаза, осматривая его. Он мне весь обзор собой загородил, — ты такой… — и прыснула со смеху, приложив руку ко рту, — большой. Такой, знаешь… Медведь такой… И начала смеяться, отчего-то радуясь этому факту. Нет, правда здорово, такой огромный… Настоящий громила… А руки-то… А ключица… — Такой большой, сильный… Смелый… Здоровый… — на последнем слове я перестала смеяться, смотря на его грудину. Здоровый. Во всех смыслах. Просто… Он… Он… — Живой… — добавляю я, пораженно уставившись на его ключицу. — Живой… Господи, живой. Приложив палец к губам, приказывая всех замолчать, я приложила ухо к его груди, где должно быть сердце. И видимо, я угадываю его местоположение. С моим-то состоянием. Слышу. Бьется. Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук… Так здорово… Вот это скорость! Как быстро бьется… еще быстрее, офигеть! — Стучит. — Прислушиваюсь я, слыша, как этот орган набирает скорость, — ой, так громко… И быстро… Меня почему-то отстранили от себя. Сжали плечи, резко встряхнув. — Спать, Макенна, — голос Сэм раздается надо мной и он отводит меня к кровати, на которую я падаю не совсем изящно. — А что так?.. — кряхтя, я попыталась выпрямиться, но я соскальзывала, заламывая руки. — не аккуратность. Это не аккуратность с твоей стороны Сэм!.. Меня подтягивают куда-то в сторону, и мои ноги оказываются на кровати, как и я сама. И лицо Сэма надо мной. Далековасто, к сожалению. — Пора спать, — и вытаскивает из-под меня одеяло, от чего я качаюсь и трясусь во все стороны. — Эй… Ау, Сэм! Какой спать? Время детское… — Пол первого ночи, ага, — фыркнул где-то в далеке Дин. О, Дин! — Ди-ин… А я тебя люблю, ты в курсе? — Ага. Раз десять так в курсе. Блин, не вижу его из-за Сэма. Хотя этот факт меня не сильно огорчает. Если из-за Сэма. Подтягиваюсь чуть выше, и ловлю силуэт охотника, сидящего за столом. Тот иронично смотрел на меня. Так как Сэм чуть отодвинулся в сторону, положив руку на талию, я стала видеть Дин более четко и удобно. — Нет, правда… Я очень тебя люблю, очень. Ты, знаешь, это… — я устроилась на месте, положив руку на согнутую руку в локте. — Ты как курочка наседка. Слова почему-то полились с легкостью, стало говорить не так обрывисто и… Я просто говорила. Желание было поведать Дину, как я его люблю. Так сильно, что эта любовь выплескивалась из меня… И вообще… Охотник выгнул бровь, возмущенно смотря на меня: — Чего? — Ты прям такой семьянин. Бережешь всех, беспокоишься. Такой, знаешь, дома-ашний. К тебе тянешься, понимаешь? Такой забо-отливый. Ты со мной грубо разговариваешь, это иногда обижает, но я так привыкла к этому, и я так полюбила наше общение. Ты надежный. Я так люблю тебя обнимать… Нет, я не на столько распущенная, не подумай, просто… Так безопасно… У меня не было брата ни разу, и ты знаешь… Я убью за тебя. Ты жить должен и никакая тварь, как… Да любая, она не должна… Я не любила наверное так даже свою семью, а ты почему-то раз и все. Я тебе так многое хочу сказать, но я знаю, что… — Я смеюсь, качая головой, потому что это звучит так просто и нелепо, что я не знаю, куда деваться от этой простоты, — ты просто не должен все знать, а тем более я уже на столько мешаю тебе… Навязываюсь… Но ты не все видишь, не все знаешь, хоть и подозреваешь, а я все молчу и молчу, потому что… Ты мой брат, Дин. И полюбила я тебя больше жизни. Просто… А я то на что? Это не надолго, вот это все, — обвожу руками вокруг себя, все больше отдаляясь в мысли, — Это все скоро совсем пропадет… Так тошно. Знаю, что… Что делаю себе хуже, я… — качаю головой, смотря в пустоту, — но это так убивает меня. Гниль… Она продирает… Так… Такая напасть… Смрад… От меня несет этой гнилью… Все так темно… Дождь… Громкий дождь и гниль. Гниль растет, уже во мне. Эта грязь. Вычистил бы меня кто-нибудь, а то… В глазах все поплыло, клонило в сон. Язык заплетался, хотелось положить голову. И голова потянулась вниз. Рука выпрямилась, а глаза смотрели куда-то вперед. Будто я в воде и пытаюсь всмотреться в эту муть перед собой. Такой смрад, такой смрад… И Сэма. Не только Дина я люблю. Сэма тоже. Сэм жить должен. Это важно. Он тоже стал для меня семьей. Я могу говорить с ним о чем угодно, я знаю, что он не скажет, что я дура. Хотя иногда кажется, что он это специально, что бы не обидеть меня, ведь это же Сэм Винчестер. Надежный. Добрый. Сильный. И я тоже умру за него… Эта гниль внутри… Я умру за тебя, Сэм. Моя семья, мой дом. Некоторые люди для меня — это отдельные дома. Потому что у них своя атмосфера, когда находишься рядом с ними. Где-то ты как на работе, словно в офисе. Где-то ты на войне, постоянно ссоришься с человеком. А есть те, кто такой любимый. Там так хорошо. Дин — мой дом. Сэм — мой дом. Опора. Защита. Я просто знаю, что здесь мне хорошо. И черт, не только, когда у нас нет проблем. Мне даже хорошо с ними, когда проблемы хватает с головой. В том смысле, что я никуда не хочу уйти, бросить их, оказаться в месте более комфортном. Мне с ними комфортно. В любых условиях. Сэм, просто знай, что ты тоже стал для меня домом. Любимым, крепким. Не рушь это, пожалуйста. Это важно. И Сэм, мне так хотелось бы тебе многое сказать… А ты поймешь? Я не знаю. Я просто хочу тебе сказать. Услышать твой ответ. Или не услышать. Я просто хочу, что бы ты меня отгородил от всего этой. От моих мыслей. Просто расставил в моей голове все по полочкам, потому что я знаю, что ты с этим справишься. Но я знаю, что это лишнее. Мне уже мало, что важно. Я просто отдаляюсь от себя, но так хотелось… Сэм, помоги мне. Я не знаю, что значу для вас, мальчики, не осознаю этого в полной мере. Для тебя, Сэм, что я вообще значу? Просто тебя не понять, ты же так с каждым. Вообще я запуталась. В мыслях и во всем. Просто… Черт, да плевать, кто я для вас, как вы восприняли меня за все это время. Друг я вам, приятель, товарищ. Сестра? Я не знаю. Я знаю, что вы значите для меня. И это знание — мой якорь, та опора на которой я ориентируюсь. Я умираю за вас, мальчики. Я рада, что смогу сделать это ради вас.***
Звон. Гребанный звон у самого уха. Моя голова. — Проснись и пой, мышка! Пошел к черту. — В смысле, пошел к черту? Просыпайся! Он что, мысли читает? — Нет, ты просто уразумела и стала говорить в слух. Поднимайся, у нас работа. Твою мать. Моя голова. Раскрываю тяжелые веки. Я будто не веки поднимаю, а грузовик. Каждый человек с утра после бухла чувствует себя Вийем из Гоголя.* Это сто процентов. Видимо, Вий — это бывший человек, который перепил слишком много. Ну и мысли в голову лезут… Звенящую голову. И голова трещит, как… О боже мой. Все плывет, голова раскалывается… Ты совсем расклеилась, Мик. Пытаюсь приподняться. Выходит с трудом, но выходит. Сажусь. И как только боль пронзает мою голову, я хватаюсь за нее, чувствуя в руке солому вместо волос. — Аспиринчику? — Это Скотт. Он ставит на стул около кровати белую таблеточку со стаканом воды. Голова. Моя голова. — Скотт, — хриплю я голосом девяностолетнего старика, — ты почему меня отпустил? — Куда? Бухать? Его голос до ужаса противен. Я морщусь, и тянусь за таблеткой, бросая ее в стакан. Благо в посуду попадаю. — Ты же знаешь, что я в неадеквате, когда надрусь до усмерти, — и запиваю жидкость, не двигая резко головой. Тот хмыкнул. Я перевела на него косой взгляд, продолжая пить воду с аспирином. Джекерсон стоял возле меня скрестив руки на груди: — Если у тебя память выветрилась, то напомню: я спрашивал, куда ты собралась. Ты сказала — погулять. Я откуда знал, что все твои гулянки сводятся к бухлу? — Боже, Скотт, помолчи… — голова раскалывается, точно грецкий орех под щелкуном. Я ставлю почти опустевший стакан на стул и чувствую. Огонь. Огонь в животе. Просто… Просто боль. Вот блин. Кто вообще мне разрешал напиваться? Кто этот человек? Ой мамочки. Ну все. Похоже, рак совсем распоясался. Гаденыш. Что-то я больше не замечаю твоих бонусов, паразит несчастный. Кончились? Хотя бы кошмаров не было. В номер заходят. Я перевожу взгляд на дверь, и на пороге появляются по одному Винчестеры по-старшинству. Охотники, завидев меня, одаряют взглядом и направляются с сумками к столу. — Ну что, алкашка? — Дин ставит пакет на стол, продвигаясь к стулу. — Нагулялась? — Господи, не кричи, — умоляю его я, прищуриваясь. Не сразу замечаю, что Винчестеры в деловой форме. А в пакетах явно не продукты. Не во всех, в любом случае. — Что? — Сэм интересуется громко, заглядывая в пакет на столе. — Не кричать, говоришь? Зачем специально голос повышать? — Сэм, пожалуйста, — жмурюсь, придерживая висок. — Унизили, пристыдили, и сразу к делу. — Дин вытягивает галстук, развязывая улез, и темно-синяя лента свисает с его шеи. — Мы метим на ведьму. — А что у вас там вообще происходит? — Я интересуюсь, сбрасывая с себя одеяло. Старший Винчестер, одаряя меня взглядом, мол, да что ты, скрещивает руки на груди. Я закатываю глаза, поднимая руки к верху: — Больше не буду, командир-начальник. Да, если я там что-то наговорила, не важно, что — забудьте. Это не правда, вы не такие, и я на самом деле вас люблю и ценю. Меня просто сносит и… — Сносит, — фыркнул Скотт, облокачиваясь о стенку рядом, — тебе напомнить, как ты на день влюбленных?.. Не помня, о чем он конкретно собирался там поведать, я закрылась руками, причитая: — Скотт, просто не надо, а? Пожалуйста, помолчи, или станет… — Ты тогда поругалась с кассиром на детском аттракционе, потому что тот якобы педофил и недоделанный вампир. Хотя он был альбиносом. — …хуже. — Она при вас не напивалась? — Усмехается Скотт, обращаясь к Винчестерам. — У нее талант пороть всякую чушь, связанную с извращением или неприязнью к окружающему. Если извращение не получилось выразить словами… — Я к кому-то приставала? — я ужаснулась, вылупив глаза на охотника. Боже. Если это так… Погодите, я с Сэмом точно ничего не делала? Но охотник пожимает плечами. — Без понятия. Тебя какой-то чел в плащике привел сюда за ручку. У тебя еще… — Скотт роняет на меня взгляд и замирает, присматриваясь по-лучше. Сглотнув, не чувствуя во взгляде охотника ничего хорошего, я насторожилась: — Ты чего? Он смотрел куда-то ниже моей головы. Он подошел ко мне и отвел волосы в сторону, смотря куда-то мне под ухом, на шею. А потом, подняв брови, словно отмечая факт, произнес: — Ну, если не ты, то до тебя кто-то явно домогался. У тебя засос, мать. На всю шею, как от пылесоса. О мой бог. Я хлопнула себя по лицу, устало пробормотав: — Твою мать. — Скажи спасибо, что не вампир. А то всякое бывает… — Мне нельзя пить. — Возмущаюсь я сонно, поднимаясь с места, и иду за спину Скотта. Где висело зеркало, по моей памяти. Отвожу волосы в сторону и да. Засос. Приличный такой. О мой бог. — И это… У тебя синяки… — Где? — хмуро поворачиваюсь к Джекерсону, который почему-то смотрит ниже моего пояса. Даже смотреть не хочу. И осознание того, что рядом сейчас… Винчестеры, меня просто накрывает фантастических размеров стыд и еще раз стыд. Как прекрасно. Только не смотреть на них, только не смотреть на них. Зажмурившись, я спешу с раскалившейся башкой в санузел, закрывая за собой дверь. — Ты хоть предохранялась? — задается вопросом Скотт за дверью. — Отстань! — выпаливаю я, сжимая кулаки. О черт, это надо было специально делать при них? Обязательно? Во дрянь. Ненавижу себя, ненавижу! — Нет, ну так-то если ты обрюхатишься, легче тоже не станет… — Скотт, заткнись, — предупреждает Дин. — Да я по факту! За ней глаз да глаз нужен в таких вещах. Или хотите нянькой для ее спиногрыза… — Бл*ть, просто закрой рот. Я аш оцепенела. Прислушиваюсь. Тишина. Кажется, это был Сэм. Серьезно? А после вздох. Вздох Скотта. — Эй, горе без защиты… — Скотт, бл*ть! — А это уже был Дин. — Да что я-то? И вообще она как бы девушка взрослая: хочет — пусть трах… Кхм. — Ты реально сейчас хочет без башни остаться, или я что-то не правильно понял? — нарочито спокойный голос Дина, после которого звучат шаги. Просто я в курсе, что Скотта может погубить его же язык без костей. Лишь бы перепираться с Дином не начал. Сэм еще ладно, но не с Дином. А то будет катастрофа великих масштабов. Джекерсон тот еще задира, когда его раздраконят. Ну они же не будут из-за меня ругаться, правильно? Я лучше здесь отсижусь, верное же решение, так? На глаза не попадусь и глядишь — вообще забудут. — Ладно-ладно. — Согласился Скотт и я выдохнула с облегчением, — Но если подумать, предоставьте ей выбор, в самом деле. А вообще она сама виновата. Я ей говорил уже не раз, что хватит раздвигать ноги перед кем… За одну секунду произошли три вещи. Три. Не так мало, в общем-то для одной секунды. Первое — хотелось возразить, что Скотт такого мне в жизни не говорил. Если меня охотник чем и обижал, то… Да никак он меня не обижал. Просто насмехался надо мной и то по-дружески. Но ни разу. Никогда. До такого они никогда не опускался. Вообще со мной такое было раза два. Когда я напивалась до такого состояния, что отлучалась с кем-то незнакомым на ночь. Это были те, с кем я по-началу разговаривала о чем-то, мы хорошо проводили время за такой болтовней, потом понимали, что хотим выпустить пар и… Так все и происходило. Я не говорила, что была всегда хорошей девочкой, этого точно не афишировала! И девочка, к тому же, взрослая, могу принимать решения сама. Не скажу, что я вспоминаю об этом с содроганием. Но не думаю, что это мои самые лучшие воспоминания. Если учитывать, что я мало, что помню о том, как мы «забывались». Второе — резкий звук. Мощный. И треск. А звук такой, как будто кому-то врезали. Ну и третье, собственно — когда до меня дошло, что это был удар, я конечно же чуть ли не с ором выбежала оттуда. Вывалилась я все же молча, но быстро, как мне казалось. Скотт прислонился спиной к стене, держась за нос. Стул был опрокинут между Джекерсоном и Винчестерами. Черт, Дин, какого лешего ты?.. Скотт просто идиот. Я конченная дура, которой вообще нельзя открывать рот и пить. И все мысли одним вихрем. Класс, просто супер. Вот блин. Но тут я улавливаю кое-что: оба Винчестера смотрели на Скотта угрюмо. Будто ждали от него действий. Оба Винчестера стояли рядом. Не отрывали взгляд от Джекерсона. Но… почему Сэм разминает кулак? Осознание бьет по моей больной во всех смыслах голове. Сэм ударил Скотта? Не Дин, а Сэм? Что здесь происходит?.. Немного тупой вопрос, Мик. Вот блин. Стало паршиво как никогда. Из-за меня эти трое разосрались и… И какого черта, Макенна? Какого черта ты наделала? Все еще хочешь отделаться одним извинением? Скотт отнимает руку от лица, демонстрируя свой окровавленный нос. И лицо тоже местами. Окровавленное. Кровь большими сгустками смазалась на щеках охотника, словно он вымазался в кетчупе или клубничном джеме. Если бы только не было видно, как нос продолжает неспеша истекать красной жидкостью. Черт, у него же еще сосуды слабые. Вот черт. Паника. Меня начинает охватывать паника. И Скотт просто. Просто усмехается, смотря на свою красную ладонь: — Офигеть. Получить по роже, и за что еще… Сэм уже сделал решительный шаг, но я рванулась к ним, вставая перед охотником, сглатывая спешно воду во рту. Чертова паника. — Сэм, остановись, Сэм, угомонись, все нормально… — Нормально?! — Охотник срывается на крик опуская на меня взгляд полный бешенства, и я вздрагиваю, но не возмущаюсь, потому что чувствую, что тут заслуживаю крика, определенно, — Когда этот мудак поливает тебя дерьмом — это нормально?! — Сэм, — происходит сдвиг планеты, потому что Дин уже начинает подходить со стороны к брату и пытаться успокаивать его. Но внутри него будто сорвали бесов. В его глазах буквально огонь горел, и я не знала как это остановить. — Подожди, Сэм, — начинаю я, призывая к вниманию охотника, — Скотт не понимает, он… Где-то он прав, по сути, но… — Макенна, не зли меня, — Сэм предупреждающе смотрит на меня, но его прерывают. — Прав? Ты серьезно? Я оборачиваюсь к Скотту. Тот пораженно уставился на меня, и я понимаю. Хотя нет, вообще ничего не понимаю. Причем с такой набухшей башкой. — Вот именно, Скотт, — начинаю я, — ты сам не веришь в то, что ты говоришь. И что б мне провалиться на этом месте, но ты никогда не говорил обо мне такого. Ни разу, Скотт, если ты поддевал меня, то только не так. — Естественно, — пожимает он плечами, как само собой разумеющееся, — конечно ни разу, я что, на идиота похож? Конечно, тут поражаюсь не только я. Винчестеры, я чую шкурой, просто не знают, что вообще это значит, Сэм, слава богам, успокоился, просто в недоумении смотря на Джекерсона. — Тогда какого черта?.. — возмутилась я. — Ну ты хотя бы будешь знать, что для них ты значишь, — усмехается тот и сразу же морщится, держась за нос, — черт, прям по хрящу. Я вообще ничего не поняла. Но слова… Откуда они мне знакомы? Вот блин. Я говорила их вчера. Говорила братьям. Точно. — Скотт, ты идиот? — интересуюсь я, заглядывая на него. — Идентичный вопрос, — отзывается недовольно Дин. Сэм промолчал. Вроде бы ничего не понял. Или понял, но до сих пор в прострации. — Тебе не доказать по другому, Кенма, — фыркает тот, — что у тебя осталось — так это неуверенность в себе. Определенно. Ты вчера всю ночь изливала душу, что любишь этих двоих до фанатического безумия, но для них, как ты думаешь, ни гроша не стоишь. А теперь взгляни на какие жертвы я иду, что бы доказать тебе, что ты недальновидная, истеричная девчонка, которая… — Думаю, на этом надо остановиться, — тактично прерывает его Дин, смотря исподлобья. — Ну да, пожалуй, — соглашается Скотт, притрагиваясь к своему многострадальному носу. — Прощения просить не буду, — отвечает сухо Сэм, — и вообще мы сами хотели об этом поговорить. Без подсказчиков. — Дело сделано, — отвечает Джекерсон, — а дальше разбирайтесь сами. Качаю головой, подходя к нему: — Дай посмотрю. Тот послушно отнимает руку от носа, смотря наверх. Идиот несчастный, удар прямо по хрящу, его будто размазали в масло. — Ай, больно так-то, аккуратней руками своими шеруди, — шикает на меня охотник. — Да иди ты, — фыркаю я слабо, поднимая лицо мужчины чуть вверх. Вот блин, у него реально там не шутки с лицом. Блин. — Ноги, значит, раздвигаю перед кем попало, — вспоминаю я негромко, смотря на охотника с надломленной бровью. Тот закатывает глаза: — Что первое в голову пришло… Скотт Джекерсон. Это просто Скотт Джекерсон.