***
Когда Сэм проснулся, он не хотел открывать глаза. Он не хотел ощущать, что тело, которое он обнимал ночью, сейчас не двинется. Но ангельская сила должна была помочь. Хотя бы на день. Еще один день. Сэм зажмурился сильней. Потом открыл глаза. Утро. Его подбородок упирался об ее макушку. Он смотрел поверх ее головы в окно, что располагалось у двери. Небо ясное. Он боялся звать ее. Боялся сказать доброе утро и ничего не услышать. А потом догадка пришла, как удар по гонгу. Если бы она умерла, собаки бы пришли тут же. — Мик? — голос спросонья, с непривычки, он вообще не думал открывать рот, просто позвал на автомате. А она не шевелилась. Только грудина чуть подрагивала, и кожа была теплой. Но она не отвечала. Она уже не может. — Мик, эй? — позвал ее, все еще хриплым голосом. Провел рукой по макушке, пытаясь привлечь внимание. Возможно, она слышит. — Как спалось? — проговорил он, отстраняя ее лицо от себя. Взялся рукой за ее щеку, повернул лицо к себе, посмотрел. Веки чуть приоткрыты. Она смотрела на него, только в этих глаза не было ни эмоции. «Там уже никого нет, ребята. В полумертвом теле никого…» — У тебя отпечаток на щеке, — постарался ухмыльнуться, только получилось что-то между оскалом и прищуром, совсем неправдиво, сам представил. Она слегка дернула головой, на каких-то жалких два сантиметра вперед. Было ощущение, что это даже не она двигалась, а просто нечаянно голова сползла с его руки. Будто это его пальцы сейчас чуть двинули ее голову. За окном светило солнце. Небо было ясное, чистая синева. Птицы не пели. Рычали собаки.***
— Кастиэль, нам пора, — вздохнул Бальтазар, облокотившись плечом о дерево. Двое ангелов наблюдали за этой сценой в стороне. Их помощь больше не требовалась. Кас боялся, что братья больше никогда не будут нуждаться в его помощи. После того, что произошло. Брюнет молча смотрел на Дина, который все еще сидел на берегу у озера. Он хорошо вписывается в эту идеальную картину — здесь слишком тихо и хорошо. Если бы Кас не знал, подумал бы, что попал в персональный рай для старшего Винчестера. — Кастиэль? — блондин уже устал что-то говорить собрату. Честно. Он здесь единственный, кто разруливал большую часть проблем. На его плечи — спрашивается какого черта — легла ответственность за всю эту четверку: Кастиэля (почти не считается), Дина, Сэма и еще этой. Макенны. От нее больше всего проблем. По крайней мере сейчас. А если по сути подумать? У нее действительно будет такая концовка? Бальтазар, а сам как думаешь? Он единственный, кто видел всю картину целиком. Единственный, кто все видел четко и ясно. Без лишних рюшей и прочей романтики. Он и собак сейчас чувствовал. Те скоро ворвутся в дом, вот-вот сейчас забегут в любой момент. И чего они ждут? Может хватит тянуть кота за хвост, просто уже решить всю проблему и хватит? Когда они уже ее добьют? Бальт уже сам не мог дождаться, когда ее порешат эти твари, что бы уже отрезать от себя этот лишний геморрой. Нет-нет, на самом деле он не так сильно ее ненавидит. Просто он к смерти относился сравнительно легче. К человеческой смерти. Сейчас он в ее смерти видел почти освобождение. Если бы она не отправлялась после этого в ад. Так сказать, с корабля на бал: из одного пекла в другое. Более адское. Считай в сам ад. Если уж и говорить об освобождении, то это будут Винчестеры. Они точно выдохнут после ее мучений. И сразу же вспомнят о ее следующей остановочке. Бальт, какого лешего ты вообще во все это ввязался? На кой-черт тебе надо было тащить в первый же день девчонку по больнице? На кой-черт ты ее спасал не раз? На черта ты ее прикрывал? Исцелял? И нафига, просто какого нечистого, ты впихнул ее в этот дом?! Тебе это что-то дало? После службы на небесах, Бальтазар решил для себя, что будет жить лишь по одному принципу — что б мне хорошо было. Только мне должна быть выгода. Лишь бы я шиковал, на остальное чхать хотел по десять раз. Когда он повел Низерли по клинике, то он говорил себе, что это из чистого любопытства — в ней поселилась та штука, которая он не мог исцелить. Что же это? Нет, правда. Все верно — тогда было лишь любопытство. Да и потом, как оказалось — она друг Каса. То есть, друг друзей Каса. А друзей у его собрата было мало. И она сама по себе такое недоразумение!.. Откуда она вообще? Когда же она сляжет? Да помирай же ты уже, Макенна! Чувства, которые он к ней испытывал… О нет, нет, это не любовь, нет, далеко не любовь. Он не знал, что это такое. Но, пади оно все в пекло, он знал другое. Привязанность. Преданность. Друг? А черт его знает. Эти чувства для ангела имели не последнее место. Такое в нем мог вызывать только Кастиэль. Он не думал, что Кастиэль мог даже частично поделить это место в коротком списке Бальта. И нет, он не думал о том, что она его друг. Он видел в ней чистую человеческую душу. Не в смысле того, что она была ребенком, нет, не совсем. Он видел в ней то, что можно считать человечностью. Он видел в ней человека. Среди прочей всей сверхъестественной дребедени она выглядела просто человеком. Она не была супер-охотницей. Она не быстро бегала. Она не стремилась стать сверх-человечком. Конечно, он видел немало людей. Просто находясь с ней, он в ней видел больше простой девушки, чем охотника. В ней было то, что было в каждом человеческом создании: страх, потребность в безделушках, преданность тому, что необъяснимо, свои принципы, простые человеческие желания, радость в бытовухе, слезы от усталости. Он в ней видел и грязь, и ошибки. Совесть. Но еще она как раз относилась к тем людям, которые передавали свою ауру, энергетику: вокруг нее все чувствовали себя чем-то простым. В какие-то моменты она заставляла видеть в себе что-то человеческое и его самого, Бальтазара. А он ангел Господень, на минуточку. Господи, да она даже умирает чисто по человечески — от рака! Почти. То, что за ней сейчас прибегут адские псы — это излишки работы. Что же не хватает братьям Винчестерам? Кажется, они тоже слишком человечны. Но они стремятся к человеческой натуре каждый день. Они стараются не забывать, что тоже люди. А Макенна Низерли не старается. Она и так знает, что человек. Макенна Низерли об этом напоминает и Винчестерам. Причем успешно. Не героиня, но… Что-то вроде якоря. Для этих недоумков, которые спасают мир. А может не якорь. Как это называют люди: домашний очаг? И тут Бальтазар понял: он от своего существования искал сначала пользу. Потому что ему было интересно знать, на что он способен. Ему было весело прихватить с небес божий дар и свалить оттуда, пока не хватились. Он получал колоссальное удовольствие, когда обдурил своих собратьев, сымитировав свою смерть. Были и другие удовольствия, которые получал ангел. Ему всегда было интересно. От своего существования он получал интерес. А сейчас что? Интерес есть? Любопытство? Да. Он был. И любопытство тоже было. Бальтазар огляделся вокруг. Кастиэль, с мордой кирпичом, Дин Винчестер, сидящий у берега, как после кораблекрушения, и Сэм Винчестер, который сейчас обжимался с полутрупом. Еще и собаки тут везде снуют. — Как вы меня все задолбали! — Блондин психанул. Кас удивленно перевел взгляд на брата, когда тот направился в сторону домика, — Связался на свою голову с людьми, — продолжал сетовать ангел, — какого лешего на небесах не сиделось? Лучше бы на арфе продолжал бренчать, какая муха укусила меня сюда припереться, что б меня… Кастиэль недоуменно продолжал провожать взглядом спину Бальтазара.***
Образы. Образы, образы, образы… Клак — что-то рвется. Жутко… Уже ничего не вижу. Скоро и сознание уплывет. Слышу где-то крики, отдаленно, правда, но слышу. Кто-то кого-то зовет. Или нет? Может, они просто так кричат?.. От боли. Что? Сейчас?.. О, боги. И потом такое тихое, далекое. Совсем ненавязчивое… Просит согласиться с ним. Кто-то хочет, что бы я согласилась… Темнота. Здесь прохладно. Я чувствую тяжесть. И она накатывает, накатывает… Я против воли соглашаюсь с тем голосом. Потому что слишком хочется света. Я не хочу быть здесь. Вытащите меня отсюда! Да! Да! Я говорю тебе «да»!!! Бац — свет. Сверкает. В темноте появляется фонарь. Он чуть слабый, но есть. Потом сознание почти прорезается… — Эй? Ошибка природы? Ты здесь? Бальт? И я его вижу. Вижу блондина, который стоит передо мной в этой пустоте, сероватой и тяжелой. С ним тут легче. — А ты что здесь делаешь? — мой голос отдается от несуществующих стен эхом. За мной будто повторяет стройный хор. — Ты дала мне добро на свою тушку. — Когда? — Только что. Теперь я не видела его. Но он был рядом и находился в моих мыслях. — Я скоро умру? Бальт? — Ты на грани, так сказать. — И зачем ты сюда пришел? — Слушай. Я здесь… Вух, ладно. Макенна, я не думал, что так все обернется, но… — Что? Ты попрощаться, что ли, пришел? — Думаю, что да. Пауза. — Бальт? Что ты хотел? — Сказать, что ты идиотка, вот что. — Оу… Ладно. — Ты с самого нашего знакомства была мне как занозой в заднице… — Это признание в любви? — Ты можешь заткнуться? — Мне ангел признается в любви: даже при смерти такие эмоции не сдержать… Ладно, на чем мы остановились? — Заноза. В заднице. Моей заднице… Ты знала, что я от своей жизни получал удовольствие? — В это не трудно поверить, — хмыкнула я. — А ты просто все портила. Честно. Я не знал, как отделаться от Кастиэля, когда тот ныл мне тебе помочь. Я не хотел тебе помогать, но меня заставляли. Ты хотя бы представляешь, как это было унизительно и противно? — Думаю, примерно. — Я не знал, как от тебя отделаться. Ты сама по себе была противной… Мне и так люди не шибко симпатизируют. Но тут был безнадежный случай. — Эм… Окей. — Ты всегда попадала в такие ситуации, когда я хотел просто оставить тебя на месте, вот в том дерьме, котором ты находилась, и дело с концом. — У нас получается очень трогательное прощание, Бальт. — Но ты настолько бесила, что я не мог просто оставить тебя, потому что… Просто потому что как можно было в такое вляпаться? Ты заставляешь просто тебя вытаскивать из этой кучи проблем! Ты так пофигистически относишься к себе, что меня это просто выбешивает. Как человек может настолько наплевать на себя? — Я бы так не… — Ты просто отвратительна мне. Отвратительна, даже когда ты вызываешь во мне гребанные человеческие чувства! Впереди появилось какое-то свечение. Еще одно… Нет, это оно и было, просто оно стало чуть ярче. — Бальт? — Я не знаю, как еще выразить тебе те чувства, которые я испытываю к тебе. Ты и правда меня бесила больше всех. Так же, как и Винчестеры. Я сейчас смотрю на них и думаю: сколько уже можно ныть над издыхающим телом? — Мое тело сейчас слишком ужасно? — Слишком. — Печально. — А что на счет Винчестеров? Бальт снова появился передо мной. Выгнул свою бровь, смотрел на меня исподлобья. — А что я могу сказать? — ответила я, пожимая мысленно плечами, — Ты и так все знаешь. Ангел покачал головой. Посмотрел куда-то в сторону. — Тебе сейчас прямиком в ад. — Я знаю. Блондин вздохнул. — Ты просто идиотка. Знаешь, я никак не могу поверить в то, что ты заставляла делать меня некоторые вещи. Но за одну вещь я тебя никогда не прощу. В моем существовании что-то кольнуло. Сэм тоже говорил, что не простит мне. Никогда. — Какую? Что это за вещь? — Сопереживание. Я не знала, о чем он вообще говорит. — Ты пришел попрощаться? — Ну да, — пожал тот плечами, как и я минутой раннее, — тебе же скоро в ад, — и кивнул в ту сторону, куда смотрел. Я проследила за его взглядом. Кованные черные ворота в серой, густой дымке. Высокие, с витиеватыми узорами на решетках. Эти ворота не блестели даже на свету, где стоял сейчас Бальт. Ворота ни за что не цеплялись. Они будто стояли просто так, только я знала, что они сейчас откроются, и меня туда утащит. Или я сама уйду. — Ты проводишь меня, Бальт? — спросила я с надеждой. Ангел вздохнул. — Провожу. Пауза. Я должна была сказать ему спасибо. — Мне страшно, Бальт. — Я знаю, — ноль эмоций, как обычно. В этом просто был весь он. — Бальт, ты знаешь, что там? — Откуда? — фыркнул тот, — я ангел, а не прислужник демона. — Но ты же можешь догадаться… — Ты тоже можешь. Щелк — ворота дернулись. За ними послышался жуткий вой. — Бальт?.. — Да здесь я, здесь, — психанул он, приближаясь ко мне, — не ной только. — Хорошо. Ворота скрипнули, начали отворяться мучительно медленно. Вой собак стал громче. Аш до всего моего нутра, будто все отдавалось только во мне. Страх сковывал всю меня. Абсолютно. Но от присутствия ангела мне было легче. — Ты вообще зачем сюда пришел? — не поняла я. — Братья-акробаты заставили, — закатил тот глаза, шагая в сторону ворот вместе со мной. Походка его была непосредственна, руки по привычке в карманах брюк, — тебе страшно здесь до изнеможения, это все знали. Как мило. Но я и не думала съязвить. — Я не попрощалась с ними… — Тебя же хотели переправить потом на небеса. Тогда и попрощаешься. — Точно? Я дождусь? — Дождешься, — вздохнул он, — куда ты денешься. Мы встали напротив прохода. Оттуда повеял могильный дух, который пробрался внутрь меня. Лай и вой был уже близко, только он был не от ворот. Я слышала его где-то в сознании, где находилась не я, а только мое тело. Значит, все. Собаки пришли за душой в мир живых. — Бальт? — Я тебе еще хотел сказать на последок, — цокнул ангел, щелкнув пальцами, — мне бы очень хотелось, что бы ты не тупила там. — А с чего бы мне там тупить? — кивнула я на ворота. Тот вздохнул. — Все может быть. Я обернулась к свету последний раз. Я боялась, что Винчестеры не смогут меня запихнуть в рай, и поэтому я хотела запомнить хотя бы это свечение. Ворота щелкнули. От испуга я обернулась обратно, только я никак не ожидала, что окажусь уже за теми воротами. Они уже закрылись и оставили меня здесь, в преддверие ада. Бальт уже был за решетками, а я даже не заметила, как меня утащило за порог… И я обернулась опять. Свет все еще светил на меня. Что? Я повернулась к Бальтазару. Тот скрестил руки на груди, смотря на меня. Что за?.. — Бальт?.. — Ну что еще? — Ты?.. Ты за воротами? — Я тебя просил не тупить. Искренне просил. — Что ты там делаешь? Я подошла в плотную к железным прутьям. Ухватилась за них смотря на ангела. Что вообще тут творится? Ангел запихнул руки в карманы. И теперь за его спиной взвыли псы. — Мне всегда было интересно знать, какого это быть собачьей закуской, знаешь ли? Я не хотела понимать, верить… Все и так казалось нереальным, а тут… — Я уже отдала душу, Бальт, ты не можешь… — Ты все равно окажешься здесь, — хмыкнул тот, шагнув спиной назад. — Когда умрешь. — Я уже умираю! — я дернула на эмоциях прутьями, боясь, как бы ангела не перегрызли пополам. Что он творит?! — Это пока не известно, — пожал тот плечами, — Я тебе говорил, что ты заставляешь меня делать вещи, которые я терпеть не могу? — Бальт, вернись! — я задергала прутьями еще раз, пытаясь их открыть, но те не пускали меня, — Ты не посмеешь! Бальт, пожалуйста! Я никогда не задумывалась над тем, что ощущаю по отношению к этому блондину. Он заносчив, высокомерен, любит получать от жизни лучшее, эгоист… Он делал для меня такие вещи, о которых я и попросить не могла. А когда и просила… Чаще выполнял их. Но Боже, это сейчас вообще не важно! Он стал моим другом! Я не могу позволить ему умереть за себя! — Бальт, достаточно! — я хотела разозлиться, но получился всхлип, полный отчаяния, и я почувствовала, как начинаю рыдать, — Бальт, ты уже все сделал! Ты не можешь отправить меня в рай таким образом! Бальтазар, я сказала вернись, мы не закончили! Бальт! — Не ори ты как резанная, — фыркнул тот, — я ненавижу соплей, ты не мога бы их сейчас убрать? — Бальт!.. — Да хорош уже! Не лей слезы по чем зря!.. И все пропало. Свет в том числе. Тьма окутала меня. Но нет, она была не зловещей. Мне было не страшно. По сути мне было стыдно за свой страх: Бальт за место меня пошел в преисподню. Зачем? И после этого от меня уплыло даже сознание. Тьма рассеивалась. И меня уносило на верх…***
После смерти час спустя. — Мы… Мы будем сжигать оба трупа? — Кастиэль не мог с точностью сказать, как ему это удалось. Высказать свою мысль. В этом сосуде он видел Бальтазара не единожды. Очень долгое время. И он даже сейчас видел в этом опустевшем человеке своего собрата. Винчестеры промолчали. Сэм не мог смотреть на ее труп. Не хотел. Не мог. Дин тоже. Макенна уже лежала на кострище. Огонь пока не бросали, но готовились к этому. Блондинистое тело лежало еще в доме. — Вы уверены? — спросил Кастиэль у братьев. С телом Макенны происходило что-то странное. Та находилась как в коме, после того, как в нее вселился Бальтазар. Кастиэль чувствовал внутри нее благодать собрата, и та потихоньку угасала. Но еще не до конца. Когда собаки уже были на подходе, Бальтазар влетел в дом и уговаривал полумертвую Низерли впустить его в свой сосуд. Видимо, согласилась. И собаки исчезли. Кастиэль понял, что он собирался отправить ее в рай таким образом. И Кастиэль знал, что Бальтазар был осведомлен о том, что умрет сам, изъяви желание встать за место охотницы. Но он промолчал. Винчестерам было все изложено после того, как собаки сбежали от тела. Они и цапнуть ее не успели, а охотники уже были готовы отбиваться. Зря. По крайней мере они теперь знают — Макенна не будет мучаться в аду. Она уже в раю. Осталось ждать, когда ангельская благодать выйдет из нее. Дин достал рывком из кармана зажигалку. С каменным лицом он направился к трупу, чувствуя каждый свой тяжелый шаг к ней навстречу. Сэм прикрыл веки. Если сейчас Мик и испытывала душевную легкость, он был этому рад. Он знал, что когда она окажется в раю, то эта злость пройдет. Только почему-то она не желала проходить. Засела внутри него и не отпускала. Сэм услышал щелчок зажигалки.