Часть 4
2 сентября 2017 г. в 08:54
— Мне интересно, ты когда-нибудь, наконец, начнешь думать своей головой, а не трезвонить мне по любой мелочи?
Рич раздраженно прикрыл глаза, откидываясь на спинку кресла.
— Если для тебя разрыв сделки с крупным партнером — мелочь, то я даже не знаю, по какой причине мне еще тебе звонить.
— И что я могу сделать, по-твоему? — Рич внимательно смотрел в бледноватое, взволнованное лицо своего заместителя.
Его так называемым офисом был кабинет директора ночного клуба, одного из крупнейших в Лондоне. Устало вздохнув, Рич с тоской посмотрел на низкое, уныло-серое небо за высоким окном.
— Отдать приказ найти предателя, например.
Рич приподнял брови. В ответ на его удивление на лице помощника стало проявляться столь же сильное аналогичное чувство. Брикман почувствовал, как в тот момент что-то пропустил сквозь свои пальцы. Что-то очень и очень важное.
— Ты часто отсутствуешь, Рич, но я не знал, что до тебя не доходят отчеты.
А вот тут стоило бы зазвенеть тревожной сирене.
…Никто не учил, что показывать им слабость нельзя? Иначе та месть мне, мысль о которой ты так сладко обсасываешь в своей обкуренной башке, превратится в месть тебе за годы унижения их узколобости…
Грег был прав, несколько отчужденно подумал Рич, холодно уставившись на подручного и показывая всем своим видом, как сильно его «волнует» мнение подчиненных о своей персоне.
— Сделка развалилась из-за того, что кто-то слил им информацию о наших проблемах с законниками. Они побоялись ввозить в страну товар. Сотни миллионов на кону, и терять их из-за ненадежности партнеров и их неспособности справиться с полицией никто не станет. У них масса клиентов, которым можно толкнуть партию и не рисковать при этом жопой.
…На твое место десяток претендентов…
— Одного крота уже вывели из игры. Есть мысли, кто может работать осведомителем в этот раз? И кто оповестил китайцев?
— Кто бы это ни был, он точно знает, что у нас крот. А значит, знает что-то, что мы упустили. Что-то, что позволило бы сделке сорваться, стоило нам ее заключить. Что твой пленник успел выболтать своим о южном потоке? И работал ли он один или с кем-то? Умоляю, — воскликнул Крис, теряя терпение, — скажи, что ты отдал приказ проверить остальных, а не успокоился на одном.
— По-твоему, я совсем мозги прокурил?! — злобно рявкнул Рич, заставляя глаза Криса распахнуться от неожиданности. Его своре, кажется, пора вспомнить о взрывном нраве хозяина. — Ни среди приближенных, ни среди знакомых не нашли подозрительных контактов. Но тебе твоих крысоловов пора бы серьезно перетрясти.
Брюнет нахмурился.
— Что? Ты не думал, что кто-то из них может работать на два фронта?
— В этом деле опасно сидеть на двух стульях, — пробормотал мужчина, пристально глядя на Брикмана.
— По нынешним временам опасно даже просто жить. Никогда не знаешь, когда перейдешь кому-нибудь дорогу, — улыбнулся Рич, глядя на тяжело сглотнувшего оппонента. — Это не угроза, не трясись. Это тебе информация к размышлению.
— Крота всегда трудно откопать. Но рано или поздно и они оступаются. Ты не хочешь допросить этого Лестрейда с пристрастием?
Ричу показалось странным, как Крис не превратился в айсберг на своем диване после его многозначительного взгляда. Или в камень. Почему? Вполне рациональное предложение, кстати. Только отчего-то все внутри отвергает его, заранее определяя, как неприемлемое в отношении Грега.
— Ты видел досье, видел контакты. Многих мы уже убрали, до остальных нет смысла тянуться — разведка уже поняла, что мы знаем о подсадных. Какое-то время они к нам не сунутся. Я не вижу смысла снова допрашивать копа.
— Что ты с ним намерен сделать? — Крис отпил виски, наверняка уже нагревшийся от его пальцев, в которых тот на протяжении всего разговора крутил стакан.
— Поцеловать в лобик и отпустить с миром, — ехидно хмыкнул Рич. Ему потребовалось усилие над собой, чтоб гримаса от болезненного спазма в груди не отразилась на лице.
Крис понятливо кивнул и поднялся, выходя из кабинета.
Брикман отставил виски и подошел к окну, пейзаж за которым раскрашивали серо-стальные оттенки города. Внизу проносились машины, спешили куда-то тысячи прохожих, едва ли замечавших друг друга в бурлящем водовороте жизни… Почему именно он? Почему, как раз в тот момент, когда тебе кажется, что отлаженная система и твоя собственная жизнь просто не могут быть лучше, появляется кто-то, наводящий одним своим присутствием хтонический беспорядок в душе и мыслях? Заставляет пересмотреть значительную часть твоего мировоззрения, как будто имеет на это право?
Ни разу за всю свою жизнь Рич не чувствовал такого влечения к другому человеку. И даже сейчас, тщетно отпихивая подальше страшную мысль, оправдывал себя тем, что ему даже не с чем сравнивать. Делать анализ ощущений без опыта прошлого было бессмысленно. Несмотря на любовь к саморазрушению, на абсолютно пофигистичное отношение к жизни — что своей, что чужой, Рич всегда оставался отстраненным в отношениях. Секс был и оставался просто игрой до недавних пор, удовлетворением древних как мир инстинктов, порой превращаясь в инструмент управления сознанием нужного ему человека, становясь похожим на военные действия с переменной демонстрацией силы. Людей вообще просто подчинить. Даже Лестрейда, который неосознанно тянулся за его прикосновениями в их последний раз. Наслаждался.
Опять Лестрейд?
Рич раздраженно вздохнул.
Кто ему дал право так влезать в мои мысли?
Ты. Ты и дал ему право, когда повелся.
Ебаные вишневые глаза. Ебаный коп!
Самобичевание мало способствовало душевному равновесию. Он злился уже даже на собственное раздражение по этому поводу. Он не знал, что ему делать дальше. И осознание этого пугало так, как ничто, никто и никогда.
Все чаще для него новый день начинался адской головной болью. В одиночестве казавшейся чрезмерно большой для одного человека кровати, на холодных простынях. И с воспоминанием о тепле чужого тела. Лежа в постели и не находя в себе сил встать и взглянуть в лицо новому дню, Рич из раза в раз топил лицо в ладонях, уставая сверлить глазами потолок. Ощущение самого себя выжатым лимоном с утра пораньше ничуть не добавляло настроения. Внутренняя борьба выматывала почище крупной интеллектуальной дуэли с партнерами по бизнесу и даже сильнее, чем самый умопомрачительный секс.
Рано или поздно ему придется собраться и принять решение. Много решений, которые затронут многие жизни. В особенности одну, бешеный пульс которой до сих пор эхом отдавался в его собственной груди. Во имя всего святого, Рич не знал. Не понимал, как можно быть живым, когда тебя рвут на части изнутри здравый смысл и эмоции. В стекле отражалось худое, но целое тело, хотя ему казалось, что там должно быть две кровоточащих половины с оторванными частями.
Он опустился в кресло, устало прикрывая глаза.
…Прошлая жизнь обработала Белого Клыка слишком усердно; она ожесточила его, превратила в свирепого, неукротимого бойцового волка, который никого не любил и не пользовался ничьей любовью. Переродиться — значило для него пройти через полный внутренний переворот, отбросить все прежние навыки, — и это требовалось от него теперь, когда молодость была позади, когда гибкость была утрачена и мягкая ткань приобрела несокрушимую твёрдость, стала узловатой, неподатливой, как железо, а инстинкты раз и навсегда установили потребности и законы поведения.
И всё-таки новая обстановка, в которой очутился Белый Клык, опять взяла его в обработку. Она смягчала в нём ожесточённость, лепила из него иную, более совершенную форму. В сущности говоря, всё зависело от Уидона Скотта. Он добрался до самых глубин натуры Белого Клыка и лаской вызвал к жизни все те чувства, которые дремали и уже наполовину заглохли в нём. Так Белый Клык узнал, что такое любовь. Она заступила место склонности — самого тёплого чувства, доступного ему в общении с богами.
Но любовь не может прийти в один день. Возникнув из склонности, она развивалась очень медленно. Белому Клыку нравился его вновь обретённый бог, и он не убегал от него, хотя всё время оставался на свободе. Жить у нового бога было несравненно лучше, чем в клетке у Красавчика Смита; кроме того, Белый Клык не мог обойтись без божества. Чувствовать над собой человеческую власть стало для него необходимостью…
Рич в бешенстве запустил книгой в стену, отказываясь даже задумываться над тем, почему вообще взял ее с собой.
Неправильно. Все очень, очень, очень неправильно. Так не должно быть, и он должен, он обязан исправить это. Но перед глазами упрямо проносилось воспоминание поникших плеч человека, для себя, наверное, проигравшего одно из крупнейших сражений. Причем, за него. За Брикмана.
Стакан звонко брызнул стеклом, приложившись о стену и расплескав по ней остатки виски.
Твой авторитет трещит по швам, у тебя проблем по горло, а ты? Ну, причем тут этот ебучий коп?!
*
Дышать с мешком на голове получалось плохо. Хватая широко открытым ртом пряный воздух с примесью странного и мерзкого запаха чего-то, что раньше и было в этом мешке, Грег прикрыл глаза. Переть против танка, как он раньше себе говорил, было бессмысленно. Пошевелив пальцами скованных рук позади себя, он глухо выматерился. Сердце отчаянно ныло и трепыхалось, резонируя в мозг надеждой, что может быть…
Вряд ли. Рич, скорее всего, уже наигрался. А ты, идиот, чуть не повелся.
Судя по тому, как грубо его выволокли из камеры и запихнули в джип, не забыв накинуть вонючую тряпку на голову, вряд ли наркоделец дал распоряжение отпустить его. А вот закончить «мучения» более гуманным способом — скорее всего.
Невыносимо... Что тебе было невыносимо, блядь, язык за зубами держать?!
Невыносимо было из раза в раз просыпаться, мечтая об отпечатавшейся в подкорке молочно-белой коже с россыпью веснушек. Невыносимо и неправильно.
Стокгольмский синдром, Лестрейд? Ай-ай.
Он покорно потопал следом за тащившими его под руки охранниками, когда они приехали на место. Судя по звукам во время поездки и по шуму окружающего его пространства сейчас — они прибыли в городскую черту. Вполне вероятно, на место его казни.
Угадал.
Он узнал пыточную, стоило мешку слететь с головы, а глазам привыкнуть к скупому свету из широких окон под потолком громадного цеха. Сзади щелкнули наручники, освобождая запястья.
Вот только Рич в этот раз не сидел, а стоял напротив висевшего на крюке для разделки туш мужчины. У Грега сжалось сердце от жалости к человеку, над которым от души поработали палачи. На поджаром теле не осталось, кажется, ни одного живого места — всю кожу покрывали наливающиеся цветом синяки и кровоподтеки, разбавленные потеками крови из порезов и выжженными метками — местные любили баловаться печатью каленым железом по живым людям. Грега передернуло. В воздухе витал омерзительный запах паленой плоти, крови, мочи и дерьма. Пытали парня, судя по всему, долго. Узнать его возможным не представлялось — распухшее, разбитое напрочь лицо приобрело бордово-синюшный цвет, под сломанным носом запеклась кровь, и она же заливала глаза мужчины, сползая каплями с рассеченных бровей.
Из-за отсутствия хоть какого-то сквозняка Лестрейда начинало мутить от удушливого смрада в помещении, отгороженном металлическими стенами, увешанными инструментами пыток, от остального цеха.
— Нравится?
Он вздрогнул, вспоминая о том, что не один здесь. Рич не обернулся, хотя тяжелый взгляд Грега должен был бы рассверлить ему дыру меж лопаток.
— Нет.
Минута гробового молчания, прерываемая тихими стонами оставшейся в сознании жертвы. Грег удивленно моргнул, и только потом до него дошло, что наверняка тому вкололи адреналин, мешающий избитому телу отключиться от реальности.
Рич обернулся к нему, проморозив блеском ледяных глаз, и сделал несколько шагов навстречу.
— Не хочешь ли ты назвать мне некоторые имена, бобби? — глухо прорычал он, и опасный блеск стальной радужки только подтвердил вердикт Грега — свою жизнь он закончит разделанной тушей на том самом крюке, с которого вот-вот снимут подыхающего предшественника.
— Неужели крупная сделка сорвалась? — подавлять страх становилось все сложней. — Я удивлен.
Рич угрожающе прищурился и внезапно кивнул охранникам, стоявшим у входа. Грег чуть покачнулся на ватных ногах, ожидая удара, но ничего не произошло. Он услышал только гулкий топот по каменному полу и всхлипывания. Когда те раздались в помещении, отражаясь от металла стен, он повернул к ним голову и почувствовал, как горло сдавливает ледяная ладонь.
Судя по тому, как женщина, судорожно прижимавшая к себе двух маленьких мальчишек, смотрела на мужчину, висящего на крюке для туш, это была его жена. И его дети. Её глаза покраснели от слез, в их глубине плескалась неприкрытая паника и ужас, нос распух вместе со ссадиной на скуле — она отбивалась, когда ее схватили. Мальчишки тихонько плакали и цеплялись за руки матери.
— У тебя есть шанс спасти три невинных жизни, назвав предателя. Предваряя твой вопрос, я человек слова. Я отпущу их, — голос Рича был глухим и слышался как будто сквозь толстый слой ваты. Грег перевел на него невидящий взгляд, и в следующее мгновение, раньше, чем осознал, что собирается сделать, со звериным рычанием рванулся вперед. Руки, выкрученные резким захватом, прострелило острой болью. Заломили его профессионально еще на подлете к Брикману, и Грегу потребовалось несколько минут, чтобы сморгнуть пелену ярости с глаз.
— Нет так нет, — с притворным разочарованием вздохнул над головой наркоман.
Щелкнуло крепление кобуры, и слева оглушительно взвизгнула под наставленным на нее пистолетом женщина. Грег видел, как она молниеносно спрятала за себя детей, широко распахнутыми глазами глядя на своих потенциальных убийц.
— Стой! — заорал Грег, пытаясь вырваться.
Рич долгие секунды смотрел на беспомощного врага в руках подручных, прежде чем вскинул руку, позволяя Грегу выпрямиться и посмотреть ему в лицо.
— Передумал? — глумливо улыбнулся Рич.
— Что ты за выблядок?! Как тебя земля носит?!! — заорал в бешенстве Грег, но не сделал попытки ударить его.
А Рич дышал. Впитывал в себя волны душной ярости, пьянел от потемневших бархатных глаз и дышал мужчиной, замершим напротив и пышущим заражающей злостью.
— Как-то носит, — лаконично бросил он, опуская глаза на кончики лакированных туфель. — Так ты передумал, или парням все-таки готовить им ямы?
Грег судорожно соображал, но не видел выхода из смертельной ловушки. Головоломка, заданная ему Ричем, не могла не разрешиться новыми смертями. Да, назвав имя сообщника, он спасет этих трех людей. Но захват того, что помог ему внедриться в группировку, повлечет за собой не одну новую смерть, пока цепь, ведущая к тем, кто еще пытался бороться с Брикманом и его бандой, не оборвется окончательно. Рассчитать реальные риски Лестрейд даже не пытался — это только в фильмах герои на раз раскидывают толпу из пятнадцати вооруженных и подготовленных людей. Но вокруг него стояло пятеро натренированных головорезов, и Лестрейд понимал, что против них у него ни малейшего шанса.
Мучительная дилемма, на разрешение которой у него не осталось времени. Мысли судорожно метались в мозгу, но никакого плана у него не складывалось и в помине. Рич прекрасно понимал значение фактора внезапности и ощутимо наслаждался моментом, нагло ухмыляясь ему в лицо.
Стокгольмский синдром?! Убил бы нахуй! Почему, почему ты не сделал этого раньше, вместо того, чтобы трахать этого ублюдка, Лестрейд?!! Так сдохнуть боялся?!!
Грег зарычал от собственного бессилия, прикрывая глаза. Он пытался успокоиться, глубоко вдыхая, как будто перед рывком в бездну. Не мог решиться. Не мог справиться с собой.
И не видел, как потемнели глаза Рича, который пристально ловил взглядом каждое изменение в волевом лице.
А Рич смотрел и ненавидел себя. Душа трещала по швам, упрятанные, казалось бы, умело и глубоко чувства рвались наружу, навстречу волнам злобы и отчаяния Грега. Всему его существу навстречу. Видеть отчаяние на его лице было невыносимо, но Рич заставил себя держать лицо перед жадно замершими вокруг подчиненными.
— Томас Миллер, — глухо произнес Грег и открыл глаза.
Рич с трудом подавил в себе желание сделать шаг назад под гнетом ненависти в вишневых глазах. Он кивнул своему человеку, который мгновенно вытащил из комнаты женщину и детей. Рич знал, что тот, повинуясь безмолвному приказу, сам отдаст команду его людям, которые отправятся на поиски этого проштрафившегося Томаса.
— Наигрался?
Злой голос вывел его из раздумий, заставив улыбнуться от терпкого предвкушения.
— Делайте то, что вам было приказано, — он окинул мужчину напротив хищным взглядом и оскалился, когда Грег не смог сдержаться и отшатнулся от него, неверяще распахнув глаза. И от этого взгляда что-то нехорошо трепыхнулось в груди.
Грег прикрыл глаза и презрительно улыбнулся, борясь с накатывающей тошнотой. Желудок продолжал противно сжиматься, хотя после озвученного приговора должно было стать все равно. Ждал ведь? Вот и дождался.
Рич вышел из помещения, оставляя его наедине с четырьмя мужчинами и истекающим последней кровью полутрупом.
*
Он отбивался ровно до того момента, как почувствовал острую резкую боль в хрустнувшем плече.
Вой, полный муки, смешался с рычанием обозленной сопротивлением охраны и ударом под дых, выбившим воздух из легких. Его мгновенно скрутили, вынуждая снова заорать, когда скованные руки вздернули вверх, подвесив на крюк. Он даже не заметил, куда делся избитый мужчина…
Собственная рубашка, треснув, разлетелась в клочья под злобный хохот и издевательское улюлюкание. Чья-то заскорузлая ладонь грубо провела по животу, вниз, касаясь паха сквозь джинсы, и Лестрейда передернуло от отвращения. Кажется, реакция не пришлась мучителям по вкусу, и одновременно со звуком расстегиваемой ширинки к нему прикоснулось уже несколько рук, противно липких, от ощущения которых хотелось увернуться, выблевать из себя даже воспоминания о них… Когда джинсы сдернули к щиколоткам, Грег понял, что сопротивление бесполезно. Смириться, несмотря на осознание беспомощности и боль в вывихнутом плече, не позволяла гордость, подпитываемая злобой. Оставалось только брыкаться и уворачиваться, отчаянно пытаясь высвободить руки. Бесполезные попытки лишь усиливали боль и подпитывали глумливые жестокие насмешки. После тяжелого удара чьей-то ладони по ягодице, Грег окончательно перестал надеяться, что ему позволят просто так отъехать в иной мир.
Ненавистные руки с тела исчезли неожиданно, повинуясь громкому окрику. Несколько ног протопало к выходу, что не могло не вызвать облегченного вздоха, но Грег тут же напрягся. Обнаженная спина ощущала чужой тяжелый взгляд, как касание невидимой руки.
Раздался легкий шорох ткани, потом — шагов, и на бока опустились прохладные руки одновременно с прикосновением теплой мужской груди к спине. Грег дернулся от неожиданности, но чужие пальцы заскользили по коже — знакомые, холодные, — поглаживая почти трепетно, заключая в объятия. К загривку, опалив мягким выдохом, прижались горячие губы, и Грег всем своим существом подался назад, к этому контрасту температур, вжимаясь лопатками в чужую грудь.
— Рич… — дрожащими губами прошептал Грег. От облегчения хотелось разреветься, как женщине, избежавшей нападения маньяка. Абсурд. Господи, какой абсурд, идиотизм, Рич ведь сделает то же самое?!
Тогда почему ты влип в него так, будто провалиться внутрь хочешь?
Грег не мог справиться с собой — тело начинало нервно трясти от пережитого, и пусть сейчас его участь была все столь же незавидной, он предпочитал Брикмана его шавкам. Над ответом на вопрос "Почему, собственно?" он не стал задумываться. А еще больше он хотел умереть прямо здесь и сейчас и ничего не чувствовать. Он не видел того, как трепетали ресницы Рича, не слышал дрожь чужого дыхания, потому что Брикман и сам пытался унять ревущую внутри штормовым морем панику. Он прижался губами к желанной шее, целуя и покусывая ее, загривок, напряженные плечи…
Руки Рича настойчиво гладили и расслабляли, перебираясь в боков и бедер на торс, на грудь; длинные пальцы стиснули соски, чуть покатали их меж подушечек, после чего потерли напрягшиеся комочки ладонями, заставляя Грега обреченно вздохнуть.
— Я ненавижу тебя, — прошептал он. Руки Рича вовсю гуляли по телу, без перегрузки плечо почти не ныло, и это позволило отвлечься на собственное возбуждение, которое теплыми волнами поднималось из паха. Жадные ладони погладили и чуть сжали оживший под боксерами член, но тут же убрались, продолжая гладить все еще напряженное тело. Беспомощность заводила, несмотря на всю дикость ситуации, несмотря на оставшийся в носу и воздухе тошнотворный запах, через который до Грега пытались достучаться совесть и здравый смысл…
Он убивал и будет убивать, по его приказу убивали и пытали, да и вообще, что ты творишь, Грег Лестрейд!
Он не знал. Прости, Господи, он не знал.
И от отчаяния хотелось выть и рвать зубами того, кто стоял за спиной.
— Они должны были только приковать тебя, — от дыхания Рича, согревшего шею, по телу пробежался табун мурашек. — Прости, мне не стоило отходить надолго.
Грег все еще убеждал себя, что против воли терпит нежные касания. Но добровольно подставленная под ласки жадных губ шея свидетельствовала о самообмане самым наглядным образом. И это неимоверно раздражало. Рич бережно погладил его ягодицы, нырнув ладонями под ткань, и через мгновение боксеры Грега оказались стянуты к его щиколоткам. Долей секунды, пока отсутствовало тепло сзади, хватило, чтоб тело прошило нервным ознобом. Но Рич вернулся, снова смыкая руки вокруг него, успокаивающе целуя в шею и касаясь кожи раскрытыми губами. И каждое прикосновение простреливало Грега током, как и самого Брикмана, в тот момент упивавшегося теплом и вкусом солоноватой кожи мужчины в своих руках.
Ярость, прошившая обжигающей волной, когда он вошел и увидел, как Грег панически мечется от грубых рук охраны, беспомощный и подвешенный на цепи так, что ступни едва касались пола, чуть не заставила Рича подавиться воздухом от острого желания застрелить каждого, кто посмел коснуться Лестрейда. И сейчас он пытался стереть ужасные мгновения из памяти Грега, лаской унимая мелкую дрожь желанного тела. Рич все еще не хотел думать о причинах. Не хотел понимать, почему поступает с Грегом вот так, а не иначе. От того, как судорожно Грег выдохнул, узнавая его, и подался навстречу, пусть и неосознанно, инстинктивно ища утешения и защиты, в груди что-то замерло от щемящей нежности. Хотелось укрыть этого мужчину от невзгод, боли и страха, но Рич знал, что тогда его, в первую очередь, нужно будет укрыть от него самого.
Вот он — твой мир, Рич. Полный тепла, света и доверия, пульса, жизни и притягательного аромата чувственности. Реальный мир.
Рич мазнул языком по шее Лестрейда, впитывая пряный вкус. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он позволил ладоням наполниться упругой мягкостью желанных ягодиц, а пальцам — скользнуть в ложбинку и погладить там, не надавливая, просто дразня. Грег тяжело дышал и, кажется, готов был вот-вот отстраниться, сорваться с места и вывернуться из рук. И Рич продолжил заполошно целовать и лизать крепкие плечи и беззащитную шею, покусывать — мягко, бережно, отвлекая мужчину от того, что творили собственные руки, уже добравшиеся до тюбика смазки в кармане брюк.
Грег опустил голову и тихо выругался. Ричу не понравилось, как тот ушел от касаний, убрав шею из зоны досягаемости, но влажные пальцы уже растирали гель по чувствительному сфинктеру. Щедро выдавив лубрикант на руку, он убрал тюбик обратно и освободившейся рукой обхватил Грега за бедро, поглаживая пах возле возбужденного члена. Пальцы запутались в жестковатых густых волосах, нежно лаская, и Рич порадовался долгому выдоху партнера. И пожалел, что напротив нет зеркала — он бы хотел видеть его лицо.
Грег инстинктивно начал сопротивляться вторжению, когда два пальца попытались проникнуть внутрь, но почти сразу же теплые губы зашептали ему куда-то в шею:
— Не сжимайся. Все будет хорошо, только впусти меня. Все хорошо, Грег.
Наплевав на все — боль, смерти, которые ему пришлось пережить и на которую он обрек других людей своим выбором, наплевав на унижение и беспомощность, на ненависть, кипевшую под кожей, Грег послушался. Спустя секунду прохладные пальцы уже чуть согрелись, растирая смазку по стенкам внутри него, а потом к ним присоединился еще один, и уже три пальца начали плавно растягивать тугой вход. Грег кусал губы и жмурился, прогибаясь и сильнее прилипая к обнаженной груди Рича. Всего несколько простых движений, всего лишь несколько минут ласки — и ярость была забыта вместе с болью, страхом и выворачивающей наизнанку ненавистью, слепящей до цвета каления. Подушечки коснулись простаты, и внутри моментально горячо и сладко запульсировало, вытягивая тело в гибкую струну. Рич погладил пальцами член Грега, слегка обнажив головку, и снова присосался к коже под губами, казалось, ставшей его персональным проклятием, о котором он грезил во снах.
— Я хотел, чтобы ты был чист.
Откровенный шепот пробрал насквозь дрожью и разочарованием. Рич зажмурился на миг, прижимаясь лбом к затылку Лестрейда, и сглотнул, обретая дар речи.
Хотел…
— Прости. Прости меня, прости, простипростипрости, — сбивчивые извинения вперемешку с нежными поцелуями согревали кожу. Брикман прикрыл глаза, пытаясь справиться с сорвавшимся в галоп от услышанного сердцем. Ричу впервые не хотелось вырвать себе язык, потому что он действительно чувствовал себя странно и до боли в груди виноватым, чувствовал, что должен вымаливать прощение за то, что не оправдал доверия. За то, что возьмет Грега, будучи не вполне собой, за то, что он один виновен в страхе, который тот наверняка испытывал перед неизвестностью. И во всем этом ужасе его положения тоже был виноват Рич.
— Я хочу тебя, Грег, ты не представляешь, как сильно я тебя хочу, — зашептал он в теплую гладкую кожу.
Грег обреченно повел шеей, подставляя под тонкие губы еще не горевшие от ласк участки. Он слышал, как шумно и быстро Рич расстегнул и приспустил джинсы. Растягивающие Грега пальцы исчезли из его тела, чтобы вскоре заполнить его кое-чем куда более внушительным. Лестрейд стиснул зубы, готовясь к боли, когда Рич ласковым поглаживанием по пояснице попросил его чуть прогнуться, и пошло выпятил зад. На вход надавила горячая головка, а на бедро вернулась рука, собственническим захватом не позволяя соскользнуть. Анус начинал гореть, но Рич упрямо протискивался внутрь, слава Богу, медленно, давая возможность дышать и постепенно привыкать. Войдя до конца, он замер, и Грег уже почти не ощущал дискомфорта или отголосков боли. Только наполненность и единение с другим человеком, которого он ненавидел всей душой и телом. Ненавидел. Не-на-ви-дел.
Рич осторожно толкнулся первый раз. По промежности пошло хлопнули его яйца, приятно резонируя с волной возбуждения от погружения вглубь тела члена, и Грег застонал, поддаваясь дурманившей голову похоти. Провисание на крюке плечо ему не простило и со следующим толчком Рича отозвалось болью. Скривившись, Грег вскрикнул, замирая на месте. Рич обхватил руками его грудь, поддерживая, потому что, кажется, тоже ощутил, как дернулось его тело от мучительной вспышки, заставившей реальность перед глазами померкнуть на несколько мгновений.
— Плечо вывихнуто, — прошептал Грег, когда губы Рича успокаивающе коснулись шеи сзади.
За этой недосказанной просьбой последовала пустота — Брикман аккуратно покинул его тело. Зажужжал подъемный механизм, и Грег с облегчением снял руки в «браслетах» с крюка, выдыхая, когда утихли ноющие спазмы. Рич осторожно обхватил его. Повинуясь его рукам и возбуждению, витавшему в воздухе, Грег перешагнул через вещи, болтающиеся на щиколотках, и позволил уткнуть себя в прохладный металл стены у входа. Оперся ладонями, послушно прогибая спину, и услышал шумный выдох за спиной.
Рич восхищенно оглядывал потрясающий зад, развратно подставленный ему самым необычным и ценным подарком, который за всю жизнь сделала ему судьба. И с размаха вогнал себя в жаркое нутро, отчего Грег процарапал ногтями по железу.
А дальнейшие несколько минут для них смешались в сводящий обоих с ума коктейль из звуков и пьянящих ощущений. Никогда в своей жизни Грег не думал, что его кто-то будет иметь вот так — у стены, за которой ждет очередь из желающих получить в свое распоряжение растраханный зад, почти с животными стонами и скулежом, выносившим здравые мысли из головы, а пульс заставлявший биться чаще. Рич не останавливался, размеренные колебания сменились неистовым ритмом, поцелуи по плечам и шее давно перешли в покусывания, оставляющие видимые метки… Он исступленно ласкал Грега, сжимал чуть не до хруста в костях, желая пропитаться им, срастись, провалиться в него, мешая их души и сердца, которые в этот момент казались единым целым. И продолжал целовать шею, дышать мускусным с ноткой горчинки запахом Грега, наполнял его собой, дурея от возбуждения с каждым погружением все сильней, с восторгом ощущая, насколько открыт сейчас перед ним мужчина. Насколько доверительной была поза — откинутая на его плечо голова, судорожно дергающийся кадык под кожей, сжимающиеся ладони, упертые в стену, закрытые глаза и распахнутый рот, ловивший раскаленный вокруг них воздух…
Грег начал подаваться сам, и это затмило мысли об осторожности, позволяя накинуться на жертву, подобно стервятнику в смертельной схватке. Рич двигался размашисто и глубоко, придерживая пальцами одной руки любовника за бедро, а второй нащупал скользкий от смазки член Грега и начал ласкать его. Грег всхлипнул от ошеломляющих ощущений. Все эмоции сливались в дикий водоворот, захлестывающий с головой. Он слышал шумное дыхание Рича над ухом и позволил себе расслабиться окончательно, забыть о том, кто его имеет и что с ним, собственно, будет дальше. Туго наполненный чужим пульсом, он знал, что Ричу нравится происходящее, знал и с присвистом хватал воздух, понимая, что вот-вот все кончится. Рич мгновенно понял, что он на грани, но не замедлился, а продолжил все так же яростно вбиваться, в такт толчкам дроча член Грега.
Легкая боль добавляла остроты, но была ненамеренной, плавно перетекающей в дурманящее тело наслаждение. Горячая волна пробегала по нервным окончаниям, дразня предвкушением разрядки. Внизу живота все сильнее тяжелело, наполняя тело зарождающейся предоргазменной дрожью, вибрацией, слившейся воедино с частыми толчками Рича, который, кажется, тоже подходил к краю и начинал задыхаться.
Сквозь шум ревущей в ушах крови Рич отчетливо услышал посторонние звуки вдалеке, у входа в цех, и выругался, впиваясь поцелуем-укусом в основание шеи Грега. Мужчина всхлипнул и выгнулся, ловя последние толчки, и Рич почувствовал, как закручивающаяся внутри спираль возбуждения распрямляется с одуряющей сладостью, брызгая по венам волной острого удовольствия. Спазм скрутил тело в его руках, которое он бережно поддержал, посасывая кожу на плече Лестрейда и пытаясь снова обрести угасшее на пике экстаза зрение. Хотелось держать Грега так вечно, хотелось затрахать до потери памяти, чтобы тот не мог ни думать, ни действовать, хотелось успокоить и занежить… Рич уткнулся лбом в затылок, покрытый густым ежиком слегка отросших за время плена волос. Руки чувствовали спадающую дрожь уставшего тела. Выскользнув из Грега, Рич плотно прижал его к себе. Их последние мгновения. Но он прекрасно понимал, что даже если бы у них была вечность, он все равно бы не смог насытиться этим мужчиной.
Шум перешел в громкую ругань и отборную брань. В последний раз поцеловав взмокшее плечо Грега, Рич усилием воли оторвал себя от партнера и развернул его к себе. У Лестрейда был хмельной, осоловелый взгляд, он пытался отдышаться и безмолвно наблюдал, как Рич открывает наручники на его запястьях. Рич ждал удара, но руки мужчины бессильно повисли вдоль тела. Кажется, Лестрейд смирился с участью, которую сам себе успел напридумывать. Отбросив железки, Рич впился пальцами в его подбородок, поморщившись, когда охрана вдали стала иногда переходить на крики. Время поджимало. Он встал вплотную к Грегу, заставляя того посмотреть себе в глаза.
Грег изумленно моргнул, когда рука Рича нырнула в задний карман джинсов, которые тот просто приспустил на бедра, и после вложила что-то в его ладонь. Пальцы не сжимались, но Рич с рычанием заставил его сжать кулак, накрыв сверху своей ладонью. Ощутив холод металла, Грег вопросительно уставился в серые глаза, полные муки, перемешанной с глухой тоской.
— Бронированный джип стоит у выхода, противоположного тому, через который тебя привели. Тебе нужно обойти охрану, но цех завален станками и всякой хренью, тебе не составит труда, — прошептал Рич, глядя на искусанные тонкие губы Грега. Лестрейд даже не мог представить, до какой степени нужно хотеть, чтобы смотреть… вот так. Так, что внутри что-то рвется, затапливая рот горечью, выламывает кости от нужды прикоснуться, впитать, почувствовать…
— Слышишь меня?! — тихо рявкнул Брикман, слегка тряхнув мужчину, чтоб из растерянного лица ушла отрешенность. Дыхание выровнялось, но сердце отказывалось униматься.
— Зачем? — прошептал Грег, искренне не понимавший мотивов дельца.
Но глаза выдавали Рича с головой. Что тебе еще нужно понимать?
— Уходи через пару минут после меня, этого тебе хватит, чтобы одеться, — пробормотал Рич, продолжая делить внимание между стычкой снаружи и темно-вишневыми глазами стоявшего напротив мужчины.
Рич позволил себе прижаться на секунду лбом ко лбу Грега, зажмуриться и выдохнуть.
— Уходи. Это все, что могу для тебя сделать.
Прикосновение прекратилось внезапно, Рич почти оттолкнул его от себя, и Грег растерянно проводил взглядом решительно зашагавшего к выходу мужчину. Мозг, превращенный в желе крышесносным сексом, начинал анализировать происходящее в почти привычном режиме. Но отказывался выдавать причину поступка Рича.
Грег посмотрел на ключи в своей ладони и решительно сжал пальцы. Минута у него ушла на то, чтоб натянуть белье, джинсы и кроссовки, неведомым образом стянутые с него в пылу борьбы с охранниками. Ошметки рубашки были разметаны по полу, и Грег махнул на них рукой. Не похер ли уже?
Двигаться все еще было трудно, но мысленно он отдал должное выдержке и нежности Рича — дискомфорт не был болезненным, просто заставить тело что-то делать после случившегося было настоящим испытанием. Плечо все еще упрямо ныло и требовало к себе внимание. Прикусив ладонь здоровой руки, Грег прижался травмированным плечом к косяку, резко нажал и приглушенно взвыл от слепящей боли. Раздался характерный хруст, и сустав встал на место. Лестрейд сполз по холодному металлу на пол, борясь с приступом тошноты и меркнущим сознанием, и глубоко дышал долгую минуту, приходя в себя. После чего осторожно выглянул за дверь, скрипнувшую несмазанными петлями.
Никого не обнаружив, Грег быстро перебежал за странную металлическую конструкцию, чем-то напоминавшую конвейер. Что производили раньше на этом заброшенном заводе он даже не пытался определить — не было смысла, а драгоценное время утекало сквозь пальцы. Движения еще отдавали дискомфортом, но скоро отзвуки неприятных ощущений забылись за всплеском адреналина. Мозг все еще казался странно опустошенным, словно Грег действовал на автопилоте, по указке Рича, без каких-либо эмоций или раздумий. В проходе между станками послышались шаги. Грег быстро перебежал в противоположную от звука сторону махины, без труда спрятавшую его от угрозы, и выглянул из укрытия. Этого мужчину он не видел среди охраны или подручных Брикмана. Широкоплечий брюнет в кожаной куртке быстрым шагом пересекал цех, стремясь к месту перебранки, к которой Грег пока только мельком прислушивался.
Бесшумно подобрав с пола обрезок трубы, Грег быстро догнал мужчину, который начал было оборачиваться, заслышав, наверное, тихий шум шагов полицейского, но поздно. Вопиющая невнимательность стоила ему жизни, когда его по голове наотмашь ударил тяжелый металл. Противник грузно рухнул на усыпанный грязью и мусором пол. Грег положил трубу рядом с собой и принялся шарить по поверженному телу. Пистолет отыскался тут же и, убедившись, что в нем полная обойма, Грег сунул его за пояс джинсов. Приподняв голову, он бегло осмотрел местность на предмет опасности, но, не обнаружив такой, уверенно стащил с тела мужчины кожанку и накинул на себя, попутно проверив пульс. Нащупав слабое биение сонной артерии, Грег с облегчением выдохнул — ему никогда не нравилось отнимать чью-либо жизнь, пусть даже под угрозой собственной.
Когда Лестрейд уже сделал несколько шагов в направлении конца цеха, где его ждала машина, позади раздалась оглушительная автоматная очередь. Тело тряхнуло от новой волны вскипевшего адреналина, заставившего его снова метнуться за кучу строительного мусора.
Спор на повышенных тонах прекратился.
— Это все, что я могу сделать для тебя...
Осознание правды и принятие ее вместе со смешанными, побитыми и потрепанными чувствами, ударило наотмашь.
Частота пульса колибри в полете — тысяча двести ударов в минуту, но он только скорчился некстати всплывшему воспоминанию из какой-то передачи BBC, которую смотрел, наверное, давным давно бессонной ночью. Грег ощущал себя именно этим херовым колибри, и в иррациональном страхе прижал к груди ладонь. Бешеные удары чувствовались даже сквозь куртку, словно злополучный орган вот-вот проломит свою клетку и выберется из раскуроченной грудины, харкая кровью в агонии.
БЕГИ!!!
Истошная сирена вопила внутри, подсказывая единственный верный путь, но проклятое сердце, которое он уже сам был готов вырвать из себя, противилось разуму.
Да не за кем тебе возвращаться, там нашпигованный свинцом фарш остался!
Грег зажмурился, успокаивая себя и сглатывая горький ком, камнем упавший в желудок.
И, проклиная все на свете, стараясь не думать и даже не оценивать степень своего сумасшествия, побежал по направлению к въезду в цех, где происходила стычка.
Голоса послышались совсем скоро, и он замедлил шаг, боясь по собственной глупости нарваться на шальную пулю. К камере пыток прилегали еще какие-то огороженные наспех помещения, выстраиваясь в ряд возле полуразваленных и ржавых станков, навесов, труб и прочего заводского дерьма. Скорее всего, производство накрылось еще в середине девяностых, а присвоившая его посредством взяток группировка едва ли станет заморачиваться удобством своей перевалочной базы. Не приближаясь к огороженным помещениям, Грег перебежками двигался от станка к станку и, наконец, нашел искомое место уже ближе к выезду. Входные двери и откатные ворота в цех были закрыты, и с внутренней стороны завода никого не было видно.
В воцарившейся тишине Лестрейд отчетливо различил звук удара и вскрик. Ждать было нельзя. Продвигаясь с пушкой наготове прямо к приоткрытой двери, за которой виднелся край стола, заваленного бумагами и коробками, он помедлил, прежде чем выйти из укрытия на открытое пространство прохода между металлической стенкой и рядом станков, осторожно выглядывая и оценивая обстановку.
Метрах в пяти от него лежали тела — все четверо псов, которых Рич оставил с ним. Не было того, кто увел женщину с детьми и, к облегчению Грега, Брикмана.
Подобравшись, он переметнулся к металлическому ограждению и заглянул в виднеющийся край комнаты. Взгляд поймал затылок какого-то мужчины, судя по всему, очередного подручного, но уже «неверного», а слух — обрывок речи, и Грега бросило в холодный пот. Он узнал говорившего.
— Мы и так тебя долго терпели, чтоб теперь выбивать из тебя твое упрямство. Хер на тебя, выложишь номера, когда начнется ломка, — с ехидцей бросил Крис Челлендж, правая рука Брикмана и второй человек в его синдикате. — В своих корчах ты и мать бы продал, если бы она у тебя была.
Епископ решил, что папская мантия ему подойдет больше и решил подвинуть Рича с его престола. Ожидаемое очевидное, неожиданное своей наглостью. Но он предупреждал Рича. Скрипнув зубами, Грег понял, что придется рисковать. Еще раз позволив себе высунуться, он увидел, что первый амбал, тот самый, которого Рич первым отослал из пыточной (вот откуда ноги росли), стоит в полуповороте к нему, не замечая того, что происходит за дверью и головы Лестрейда, наблюдавшего за ним. Перед ним прогуливался Крис, а вот дальше оставалось только гадать на кофейной гуще и уповать на свою подготовку, скорость реакции и инстинкты.
Резко выдохнув, Грег усмирил дрожь в теле и прикрыл на миг глаза, прежде чем вскинуть пистолет и вломиться внутрь, захватывая локтем за шею незадачливого сподвижника новой власти. Амбал образовал из себя неплохой живой щит. Короткого взгляда хватило, чтоб оценить ситуацию и, не дожидаясь, пока мужики оправятся от шока, Грег, не давая себе времени на сомнения, отправил Криса и двоих из его помощников на тот свет. Руку, сжавшую чужое горло, попытались крепко ухватить, но Грег угадал маневр отошедшего от удивления "щита" и не позволил себя перекинуть. С силой пнув охранника, он всадил тому пулю меж лопаток и бросился к прикованному к металлическому стулу Ричу, живому и таращившемуся на Лестрейда таким взглядом, словно тот был, по меньшей мере, чудом или Богом, сошедшим с небес.
Наручники.
— Блядь! — выругался Грег и посмотрел в глаза Рича. — У кого ключи?!
Рич кивнул за левое плечо и, спустя минуту обшаривания карманов покойника, Грег нашел искомое и освободил Брикмана. И только тогда, когда тот, шипя от боли, потер содранные металлом запястья (скорее всего, его успели повалять по полу на этом стуле), Грег, наконец, взглянул в поднятое к нему невероятно бледное лицо. Рич растерянно смотрел на него, и Грег заметил, что к мазкам скудных красок бледности и сине-черных кругов под глазами прибавился алый — Брикмана хорошо приложили, разбив нижнюю губу и бровь. Внезапно возникшую внутри злость на тех, кто посмел ударить Рича, Грег заткнул тем, что те уже и так были мертвы. По крайней мере, у него бы появилась еще одна причина их убить, оставь он кого-нибудь в живых.
Каждая минута промедления могла стоить им жизни. Грег молниеносно стиснул чужую ладонь и рванул, заставляя встать, потащил за собой к выходу. Оборачиваться и задумываться о том, что он творит, Грег даже не и пытался, поняв, что все содеянное уже выходит далеко за рамки мнимой сделки с совестью.
К херам раздумья и угрызения, нужно было выбраться до того, как подтянется кто-то ещё. Снаружи цеха уже слышался топот, и Грег бросился в сторону, откуда пришел, в направлении спасительной машины под лязг открываемой двери. Рич, по счастью, не отставал, что облегчало побег, и когда сзади раздались первые выстрелы, мужчины были уже за серединой цеха. Грег свернул в проход между станками под звуки рикошетов пуль от стали, пропетлял немного по рядам техники и мусора и побежал снова по прямой, слыша далеко позади смачную брань.
Что-то остановило погоню.
Резко затормозив за очередной кучей грязного мусора, отчего Рич на бегу впечатался в его спину, Грег заставил того пригнуться и прислушался, но сзади слышались лишь крики, вперемешку с… Он уловил движение головы рядом. Рич бессильно осел на пол и вскинулся, глядя в потолок.
Снаружи отчетливо слышался звук лопастей низко пролетевшего вертолета, а спустя несколько мгновений искаженный внешним громкоговорителем голос предложил преступникам сложить оружие и сдаться властям.
Кто-то мог бежать за ними — Грег осознавал это, как и то, что на принятие решения у них остались считанные минуты. Облегчения от того, что прибыло подкрепление, неведомо каким образом выследившее базу синдиката, не было и в помине, потому что…
Заткнись, заткнись, заткнисьзаткнись сукин ты сын!!!
Грег задавил внутренний голос. Впервые в жизни идя на поводу собственной импульсивности, он не собирался отказываться от безумной идеи.
Но сердце разбивалось на куски от взгляда на обреченно поникшие плечи смирившегося со своей участью рыжего. Рухнув перед ним на колени, Грег подцепил пальцами подбородок Рича и поднял, заставляя смотреть себе в глаза. И четко, не сомневаясь и полностью отдавая себе отчет в том, что творит, сказал:
— Бежим со мной.
Шок. Шок и глушащий все внешние звуки ступор. Рич словно оцепенел, глядя на него широко распахнутыми серыми глазами, испуганный и сломленный, такой бесконечно хрупкий…
Так описывали состояние аффекта в учебниках психологии, но Лестрейд точно знал, что ничем подобным себя оправдывать не будет.
— Все кончено. Здесь у тебя ничего нет, слышишь? — проговорил Грег, прислушиваясь к окружившему здание цеха шуму полицейских сирен. Где-то с того края здания, откуда они прибежали, снова раздалась стрельба, и Рич нервно дернулся, вырывая подбородок из цепкой хватки.
— Ты…
Слов не было. Рич отчаянно пытался подобрать хоть что-то, но мозг за шквалом событий, адреналином, наотмашь бьющим по рецепторам, и шоковым состоянием просто отказывался адекватно соображать. Оставалось только неверяще пялиться в наполненное тревогой и казавшееся незнакомым волевое лицо человека, который его ненавидел всей душой, наверняка, особенно после того, что Рич сегодня натворил.
Грег просто не мог относиться к нему как-то иначе, однако... Он вернулся в мясорубку, чтобы вытащить его, Рича, несмотря ни на что.
Темно-вишневые глаза точно не могли лгать, а Рич часто моргал и не мог понять, почему наваждение из сонма чувств, исключавших неприязнь, не испарялось из бездонных внимательных озер. Почему Лестрейд так напряжен, почему смотрит так… так встревожено, так…
Не оставляй меня!
Вертевшиеся в мозгу слова никак не получалось столкнуть с кончика языка. Он просто права не имел о подобном просить Лестрейда — человека, стоявшего от него по другую сторону. Всего — справедливости, закона, морали, всего того, на что Брикман долгие годы клал болт и не задумывался даже о том, насколько чаша его весов после смерти перевесит грехами в сторону Ада. Рич захлебнулся вдохом, когда лицо Грега вдруг оказалось слишком близко, и он утонул в темной глубине бархатных радужек, закрывая глаза.
Это даже отдаленно не походило на то, что он себе фантазировал. Прикосновение желанного рта ошеломило, ударив по восприятию с силой тока, пробежавшего по телу легкой дрожью. Грег лизнул его разбитую губу, глуша ноющую боль, обхватил ладонью за шею, словно мягким ошейником удержал на случай, если Рич попытается отстраниться. Будто бы тот мог. Тело перестало слушаться, подаваясь навстречу этому невероятному мужчине всем существом. Поцелуй — дикий, пьянящий, вдумчивый и полный страсти — кружил голову, чужой язык хозяйничал во рту, наполняя вкусом, жаром и восторгом, а руки — дай ему Бог сейчас не сойти с ума, не проснуться и не обнаружить, что все это было только сном, — руки гладили по спине, прижимая к крепкому телу полицейского в уверенном защищающем объятии. Рич отвечал губам Грега, захлебываясь от волнения воздухом, а мысли в голове метались и путались.
Стоя на коленях в пыли среди заброшенного цеха, они целовались так, словно это был их последний раз. Первый и последний, и они хотели насытиться им, но насыщение не приходило, наоборот, разгоралось с новой силой, наполняя тело сумасшедшим желанием. Грег и подумать не мог, что сексом можно заниматься через один только поцелуй. Кажется, они хотели сожрать друг друга, заклеймить, выжечь свое имя укусами на саднивших губах; жадность, с которой соприкасались их рты, выплескивалась через край, и Рич чувствовал предательскую горячую влагу под веками, срывающуюся на волю вниз по щеке.
Подожди, останься, умоляю, дай мне собраться с мыслями, останься со мной, во мне, внутри, в моем сердце… Не оставляй меня, ты и так разрушил меня до основания, смотри, ничего не осталось, не оставляй…
Поцелуй успокаивался, покачивая их на волнах чувственного экстаза.
Удержи меня. Удержи мое сердце, Грег, Господи, удержи меня… Дай мне силы…
Рич посмотрел в темные, словно ночь, глаза Грега, когда тот, сглотнув, отстранился, неимоверным усилием воли обрывая неистовый поцелуй. Облизнув губы, хранившие чужой вкус на себе, как печать принадлежности, Рич погладил пальцами щеку Лестрейда и кивнул, безропотно дав согласие на все. Даже на свою смерть. Он бы просто подставил грудь, если бы Грег сейчас наставил на него пистолет.
Грегу хватило короткого кивка. Они обо всем подумают позже, когда выберутся отсюда, когда он сможет спокойно вздохнуть, не ощущая погони затылком.
Уже забираясь в джип, Рич понял, что это его новое начало. Что, захлопнув дверь, он отрежет от себя все, что было его прошлым. Откажется, отречется и попробует начать жизнь с нуля, хотя это и казалось дикостью, с его-то «послужным» списком… Он терял все, но получал то, ради чего действительно стоило жить.
Грег затолкал его на заднее сидение, сам шлепнулся за руль и несколько секунд ошарашено таращился на книгу, лежавшую на соседнем сидении. Отказываясь представлять, чем руководствовался Рич, забирая с собой сюда томик Джека Лондона, он посмотрел в зеркало, ловя посветлевший взгляд, и приподнял бровь. Брикман закусил губу и несмело улыбнулся, коротко пожав плечами. Рядом с книгой в прозрачном пакете лежали документы, телефон и несколько чистых сим-карт.
— Предусмотрительно, — прокомментировал Грег, заводя мотор.
— Я не знал, что тебе понадобится, — пробормотал Рич. Ему казалась невероятно глупой собственная сентиментальность, из-за которой, всплывшей внезапно с задворков сознания, он прихватил с собой ебучую книжку.
— Ляг и не поднимайся, пока я не разрешу, — скомандовал Лестрейд, сжимая руль. — Ляг я сказал, там кордон выставлен, сто процентов, и они откроют по нам огонь!
— Ты будешь прорываться через своих? — задушено пробормотал Рич, все еще отказываясь доверять происходящему.
— Стекла тонированные, машина в броне, ты сам сказал, так что да, буду. На нашей стороне фактор внезапности, — решительно подвел итог Грег и вдавил газ в пол. Рича мотнуло, и он предпочел послушаться приказа, упав на сидение и обхватив голову руками.
Многотонный "Брабус" протаранил распашные двери, и по глазам ударил дневной свет. Грег моментально сориентировался, направляя машину в сторону сомкнутых перед выездом с территории заброшенного завода легковых полицейских машин. В обшивку ударились выстрелы, но громадной махине все было нипочем. Две тачки смяло и развернуло на сто восемьдесят градусов, когда он ударился в них усиленным хромированным кенгурятником капотом, они зацепили стоявшие за ними полицейские машины и замерли, освободив дорогу. Копы бросились врассыпную, продолжив поливать джип шквальным огнем. Машину тряхнуло на кочке у выезда, и… Свобода! Вжав газ на полную, Грег вырулил на дорогу, которая вела к городу из промышленной зоны, и посмотрел назад.
Рич, зажмурившись, свернулся калачиком на сидении, зажав уши и часто-часто дыша.
— Рич… Рич! — громче позвал Грег. Мужчина откликнулся, открывая глаза, и Лестрейд смог, наконец, спокойно выдохнуть, обретая подобие внутреннего равновесия. Они были живы. Безумный прорыв удался, равно как и самое идиотское решение в его жизни. Но о последствиях он подумает когда-нибудь после всего этого, а пока — причина его личного сумасшествия дрожала и слабо улыбалась ему с заднего сидения. Рич все еще не верил, кажется, но это поправимо. Слишком много дерьма между ними случилось, слишком мало они на самом деле знали друг о друге, слишком спонтанным был выбор и слишком опасным был путь, на который они вступали.
Слишком. Все было слишком.
Но сердце рвалось навстречу ветру, бившему в лобовое стекло. И Грег широко улыбнулся в ответ Ричу, выворачивая руку назад и сжимая протянутую ему навстречу ладонь своей. Привычно прохладную и непривычно подрагивавшую под прикосновением.
Спустя несколько минут, удостоверившись, что Рич успокоился, Грег передал ему пакет с соседнего сидения.
— Вставь в телефон симку и набери номер, который я продиктую, — проинструктировал он мужчину, который непослушными пальцами тут же начал вытаскивать смартфон из упаковки.
Далеко позади начинали мелькать тревожные огни, послышался вой сирен и стрекот вертолета, но все это уже казалось мелочью в сравнении с открывающимся будущим, так внезапно из невозможного ставшего реальностью. Рич протянул ему телефон, нажав кнопку вызова, и Грег, поглядывая в зеркала, принялся отсчитывать гудки, нетерпеливо и нервно постукивая пальцем по задней крышке гаджета. Трубку подняли, когда он уже собрался перезванивать и, услышав недовольное «Слушаю», Грег с облегчением выдохнул:
— Мне очень нужна помощь, Шерлок. Возьми Джона, какую-нибудь одежду на двух человек, и катитесь на нашу точку, я буду там через час.
Рич напряженно вслушивался в голос Лестрейда. Отчего-то понимание собственной зависимости от другого человека не пугало его. Больше нет. Как и уверенность в полном и безоговорочном доверии к мужчине, которому он без сомнений вручил в руки собственную никчемную жизнь.
…Время шло, и любовь, возникшая из склонности, все крепла и крепла. Белый Клык сам начал чувствовать это, хотя и бессознательно. Любовь давала знать о себе ощущением пустоты, которая настойчиво, жадно требовала заполнения. Любовь принесла с собой боль и тревогу, которые утихали только от прикосновения руки нового бога. В эти минуты любовь становилась радостью — необузданной радостью, пронизывающей все существо Белого Клыка. Но стоило богу уйти, как боль и тревога возвращались, и Белого Клыка снова охватывало ощущение пустоты, ощущение голода, властно требующего утоления…