Чёрная полоса

Когда адреналин схлынул, а я обожрался, наступил откат, и мне стало хреново. Причём настолько, что чуть не стошнило. И голова подозрительно кружится… нет, что-то подобное было мной замечено ещё когда меня горе-вымогатели в уборную водили, и потом ещё, но грешил тогда на усталость и то, что психанул накануне. Сейчас же мне весьма отчётливо стало ясно, что дело совершенно не в них. — Франкенштейн, ты не мог бы уделить мне минутку? — Я именно это и хотел сделать. Идём. Встав на ноги, понял, что держали они меня с трудом, так и норовя подкоситься. Пришлось опереться на спинку дивана, чтобы устоять, благо хоть сидел с краю. Ну, и как дальше-то? Я дойду-то вообще или по пути где-нибудь фигакнусь? Внезапно стоять стало легче. Открыв глаза, мне удалось увидеть рядом знакомую седую макушку: М-21, оказывается, поднырнул под опорную мою руку и тем самым принял на себя часть веса. Он ведь дотащит меня, если сам не смогу, да? — Не дёргайся там, а ногами перебирай, — пробормотал мой спаситель. Определённо дотащит. Та рожа, с которой нас встретил босс, была интерпретирована мной как «вежливое недоумение». Сказать точнее было затруднительно, к этому моменту перед глазами всё начало расплываться. — Что у вас там произошло? М-21, вы решили добить павшего товарища? — Что?! — возмутился тот. — Нет! — Адреналин закончился, — сказал я. По крайней мере, смел надеяться, что сказал. — Может, тогда пояснишь, что с ним? — Не знаю. Он вдруг… ни с того, ни с сего… — голоса говорящих стали как-то уплывать от меня, и пришлось встряхнуться. Так, не вырубаться, пока не поставлен диагноз! Не вырубаться, кому говорю! Положили бы меня хоть куда-нибудь, пока отношения выясняют, что ли… — …когда нашли… — трындел над моим ухом М-21, но мне уже было не до того, чтобы вслушиваться, — привязан к стулу… кажется, в крови… затылок… — …осмотреть… да, сюда… аккуратно… — Свен? — Свен… слышишь? Да ясен красен, не глухой же. — Как себя чувствуешь? — Плохо. — …болит? Свен, голова болит? — Да. — …пальцев? Эй, ты… шишь? Аргх, как же замельтешило. Босс, ну, может, хватит руками трясти? — Много. Франкенштейн поспрашивал меня ещё о чём-то — не запомнил, — просил что-то сделать, и у меня даже с переменным успехом получалось, хотя больше всего хотелось, чтобы он уже угомонился и отстал. В конце концов, был вынесен вердикт: — Похоже, у… сение… было бы там ещё, конечно, ч… рясаться… Блядь. Всё именно так, как мне казалось. Н-да, а я все рекомендации для пострадавших радостно похерил. Вот и расплата. По крайней мере, никто ведь теперь не обидится, если мне удастся немножечко поспать?.. Вроде не должны. * * * На сей раз пробуждение моё можно было назвать весьма приятным, и не в последнюю очередь потому, что чья-то добрая душа донесла меня до родимой кроватки и даже не постеснялась переодеть в пижаму. М-м-м, подушечка, как же я по тебе скучал… надеюсь, завтра меня никто на работу не погонит. Мне бы чуть-чуть отлежаться… За окном была ночь, и блаженная темнота мягким облаком укутывала, даруя покой. Как же хорошо, что здесь тихий район, и нет вечно закатывающих вечеринки соседей. Хотя, думаю, в противном случае босс бы просто пошёл и показал им, как он любит отдохнуть после работы в расслабляющей обстановке. Хе-хе. Повернувшись на другой бок, что оказалось крайне удобным положением для сна, вновь отрубился. С утра ко мне началось паломничество. Сначала заглянула Сейра — чудная девчушка! — с завтраком на подносе, окинула внимательным взглядом и коснулась моего лба. — Вставать не велено, — предупредила она, но подушку, помогая мне принять полусидячее положение, всё-таки поправила. Поблагодарил её, поел спокойно. Куриный бульон, правда, был чуточку пересолен, но зато гренки почти не подгорели. Вкуснотища! Кстати, об этом… — Вчера не успел сказать, но шоколадный пирог был выше всяких похвал. Девушка зарделась от комплимента — она вообще, когда отмечали её достоинства, часто так делала, вызывая наше с ребятами умиление: — Я испеку его ещё когда-нибудь по случаю. — Буду иметь в виду. Едва Сейра ушла, заявился Франкенштейн, присел на стул рядом с кроватью. — Тебе уже лучше? — осведомился он, положив ладонь на мой многострадальный лоб. — Ты заставил нас вчера поволноваться за твоё состояние. В следующий раз постарайся сообщать о подобном заранее. — Хорошо, хорошо, — проворчал я. — Сколько мне так валяться? В ответ босс достал из кармана пиджака пузырёк из затемнённого стекла и мерную ложку: — Принимать три раза в день по одной полной. Если лечение пойдёт нормально, то дня через три-четыре всё будет в порядке. Да неужели! У меня больничный? Ого-го. — Никуда не вставать. Ничего не делать. Не нервничать. Отсыпаться. Режим понятен? — Да. — Учти, за этим будут следить. — Когда это я давал повод усомниться в себе? Я сама ответственность. Франкенштейн иронически приподнял бровь. Ой, вот только не надо тут!.. — Конечно-конечно, и результаты проверочных за прошлый месяц тоже не ты потерял. Ага, именно об этом напоминать и не надо было. — Между прочим, оценки все запомнил и выставил! Подумаешь, пару бумажек переписывать пришлось… — Всю отчётность мне под откос пустил. — Как будто она там до этого была в идеальном порядке! — так, это он очень опасно прищурился. — Все знают, что у Пак Джисео вечно хромают на обе ноги учебные планы, потому что она заглядывается на старшеклассников! Босс посмурнел лицом и сказал, что вынес ей последнее предупреждение, после чего снова напомнил за приём лекарства и ушёл, а я взялся за ложку. Налил положенное количество, понюхал: вроде ничем таким не пахнет, травы какие-то и ещё что-то трудно определяемое. Ну, что ж, поехали. Первый из трёх за сегодня. Кха! Что это за дрянь?! У меня аж слёзы из глаз брызнули! Из чего он вообще эту жижу сделал?! Бе-е-е. Однако если мне хочется побыстрее перестать изображать тюленя на лежбище, придётся пить и дальше. Но, блин, без воды я этого делать просто так больше не буду! На спирте наш гений, что ли, этот свой препарат бодяжил?! Да нет, не должен же. Но какова гадость… Не успел толком отдышаться, как ко мне вплыл следующий посетитель. Мы посмотрели друг на друга. Он коснулся кончиками пальцев моего лба. Э-э-э, не понял! Это что ещё за традиция у нас тут внезапно образовалась? Теперь что, всяк прохожий будет рад ко мне приложиться? Я на такое своего согласия не давал! — Выздоравливай, — сказал мне Рейзел и так же торжественно, как явился, свалил прочь. Но приятно же, чёрт побери. Следующим на очереди (они там случайно не по записи ходят, не?) оказался Регис. И первое, что он сделал, так это потянулся к… — Ну, хоть ты-то давай не будешь этого делать? — только и оставалось мне, что взмолиться. — Я проверяю температуру, — отрезал парнишка. — Накануне был жар. — Сейчас всё уже в порядке. — Меня поражает такое наплевательское отношение к собственному здоровью. — Потравмируйся с моё, и будет тебе счастье. — Это безответственно. Я пожал плечами. — Глаз да глаз за вами, людьми, нужен, — проворчал юный ноблесс и покинул мои скромные апартаменты, пообещав заглянуть вечером. То есть это ещё определённо не конец бесконечной чреды визитов, да? Ну, ебаный стыд. А цветы и вкусняшки будут? Помнится, когда я в детстве навернулся с верхотуры в школьном дворе — это было первое моё сотрясение и вдобавок открытый перелом руки — меня просто завалили этими штуками. Там были и апельсины, и яблоки, и другие фрукты (кстати, именно там состоялось знакомство с киви), и конфеты, и мармелад, и шоколад, и всякие пирожки-тортики — лопай, не хочу. Врачи во мне души не чаяли (н-да, глядя с высоты своего нынешнего возраста, не могу не отметить, что у работников медицинской сферы ко мне прямо-таки какое-то нездоровое влечение, вот уж чего не отнять) — я был их милым маленьким пациентом, очень вежливым и терпеливым (не то, что другие дети, которые пытались резвиться, даже если обе их ноги были намертво вмурованы в гипс), да к тому же, знакомым по прошлым похождениям паре-тройке травматологов и одному хирургу, а уж медсёстры явно были если не знакомы со мной лично, то определённо наслышаны. И, в общем, мне некогда было особо скучать: первые дни много спал, потом приходил в себя — в этот период мне часто снилось то, как я падаю — очень долго, прямо-таки мучительно, и никак не достигну низа. Потом ко мне стали пускать посетителей помимо родственников, и у меня в палате перебывала едва ли не половина школы. Все приносили какие-нибудь гостинцы, кто-то умный приволок раскраску, а другие поделились карандашами — и это они все славно придумали, потому что мне стало, чем себя занять, а не просто бесконечно лежать в постели, бояться заснуть и обдумывать произошедшее. Мне пришлось провести в больнице довольно много времени, и, наверное, это было ещё одним кирпичиком в фундамент моего страха боли — вернее, даже не столько её, сколько того, что за ней следует, а именно — долгая реабилитация и полная беспомощность. А ещё потом пришлось где-то год преодолевать возникшую в результате тех событий боязнь высоты, которая была настолько сильна, что даже встать на табуретку, чтобы дотянуться до верхней полки холодильника, казалось чем-то немыслимым. Хорошо, что сейчас от неё не осталось и следа. * * * Открыв глаза в очередной раз, обнаружил, что за окном уже скоро стемнеет, а передо мной мнутся три условно виноватые моськи. То есть, они-то чувствуют себя вполне нормально, совесть вроде не терзает, сталбыть — люлей ни от кого не огребали. Вот только извинений-то мне за попорченные нервишки никто до сих пор не принёс. Что ж, за себя не поругаешь — никто не поругает. — Я вижу, вы готовы-таки мне рассказать, к чему была та ваша дебильная шутка? — спросил, посверлив взглядом стушевавшееся трио. — Я, конечно, всякого от вас ожидал, но подобное… — Я был против этой затеи, — буркнул прислонившийся к стене М-21. — И, тем не менее, всё равно принял в ней участие. На это мне никто ничего не ответил. Мы молчали: я — глядя на ребят, они — устремив ясные очи в пол. — Скажите честно, вам хоть весело-то было? — Нет, — сказал Тао, по старой привычке нервно теребящий рукав кофты. Он так какую-нибудь однажды раздербанит, право слово, а то и не одну. Силушки-то дурной хватает. — Ну, и зачем тогда вы устраивали этот блядский цирк? — Потому что я им приказал.