Расколотые миры

      1.       Рейчел Боукбайндер была восьмилетней девочкой с вечным любопытством в больших голубых глазах. Она носила красные ботинки и новое летнее пальто, которое было велико ей на целых два размера. Очень неудобно, но, когда она жаловалась на это своей матери, миссис Боукбайндер с теплой улыбкой говорила ей, что скоро она дорастет до него. Как каждое столь юное существо, Рейчел без конца задавала важные вопросы, как, например: почему небо голубое? Почему листья на деревьях зеленые, и куда улетают на зиму лебеди с озера? Ее мама и папа, как любые любящие родители, терпеливо отвечали на эти вопросы. Однажды утром, стоя в коридоре и готовясь пойти в школу, Рейчел осмотрела свое слишком большое пальто и обнаружила желтую нашивку, которая ее мама сделала вчера днем. В уме всплыл еще один вопрос.       – Мама, а зачем мне носить эту звезду? – спросила она, взглянув снизу вверх на мать, которая только вышла из кухни, держа в руках коричневый пакет с обедом. Мгновение миссис Боукбайндер смотрела на Рейчел глазами, напоминавшими два застывших озера.       – Потому что… потому что ты особенная девочка. Вот почему, – наконец ответила она и добавила, ласково пробежавшись пальцами по волосам Рейчел: – Другие дети будут тебе завидовать.       В школе Рейчел рассказала другим детям о том, что мама сказала ей о звезде. Многие друзья поверили ей и во время перемены выстраивались в очередь во дворе, чтобы посмотреть на желтую звезду на рукаве Рейчел. Она была разочарована реакцией Марка Хьюзинга, мальчика, который был немного старше ее и который втайне ей очень нравился. Вместо того, чтобы сказать, как красиво смотрится звезда, он просто кивнул и крепко сжал губы в тонкую линию. А потом появился Дьекерик, противный мальчишка, живший за углом, его отец был владельцем мясного магазина. Когда она показала ему звезду, он только рассмеялся и сказал, что ее мать тупая еврейка. Рейчел была расстроена, но не заплакала. Она не любила плакать. Напротив, она разозлилась и толкнула мальчишку с такой силой, что он упал на землю и поцарапал колени. Все закончилось тем, что мясник пришел к ней домой с жалобами, а мама потребовала от Рейчел, чтобы она больше не играла с Дьекериком. Рейчел был только рада. Она ненавидела сына мясника за то, что он сказал о ее матери.       Рейчел жила с родителями и младшей сестрой в Амстердаме в маленькой квартире на втором этаже высокого старого торгового дома на улице Рейнстраат. Ее отец был журналистом и работал в местной газете. Она очень хотела тоже стать журналистом, когда вырастет. По вечерам, после ужина, она запрыгивала на подоконник, прижималась спиной к оконному стеклу и тихонько наблюдала за отцом. Мистер Боукбайндер сидел за столом, курил трубку, потягивая свои полстакана виски, и пробегался по своим записям – и все это длилось не менее получаса, прежде чем он касался хотя бы одной клавиши на своей пишущей машинке. Но когда он начинал писать, то не останавливался до самого конца. Его пальцы порхали над клавишами, словно птицы, и шум молоточков, отстукивающих свой ритм по ленте пишущей машинки, не затихал до поздней ночи. Когда Рейчел отправляли в постель, она тихо слушала этот уютный, родной, убаюкивающий звук.       Однажды жаркой летней ночью девочка никак не могла уснуть. Уже пробило полночь, но она все еще не спала, лежа в темноте и прислушиваясь к металлическому звону старой отцовской печатной машинки. Окна ее спальни были распахнуты настежь, легкий вечерний ветерок рассеивал влажный воздух в комнате. А снаружи в небе медленно созревала гроза, которая вскоре должна была принести успокаивающий дождь и долгожданную свежесть. Но до этого было еще далеко, а пока девочка умирала от жары и тонула в своей промокшей ночной рубашке.       Она повернулась на бок и уставилась на своих плюшевых животных, аккуратно рассаженных в ряд на шкафу и отвечавших ей дружелюбными взглядами пуговичных глазок. Интересно, чувствовали ли они себя так же плохо, как и она.       Перестук отцовской пишущей машинки внезапно остановился. Она слышала, как отец пересек комнату. Затем включилось радио. Звуки из динамика легко проникали сквозь тонкие стены квартиры. Она услышала громкие крики толпы, а затем – яростный и злобный голос мужчины, находившегося в далекой Германии. Его голос с гудением вырывался из динамиков, неся с собой волну ужаса и ненависти, а аудитория аплодировала и поддерживала его тысячей голосов.       Рейчел ни слова не понимала по-немецки. Но, все же, была очень испугана.       К счастью, отец переключил канал. И раздался другой, более цивилизованный, спокойный и сильный голос. И, хотя этот человек говорил на английском, которого она тоже не знала, его слова успокаивали так же легко, как пугала и тревожила ее немецкая речь. Родители слушали радиостанцию Би-Би-Си, сообщавшую об эвакуации Дюнкерка. Рейчел не знала, кем был этот человек, говоривший о том, что в войне не побеждают отступлением, да и слова «операция Динамо» ничего не говорили ей, но тяжелая тишина, воцарившаяся в гостиной, свидетельствовала о том, что это сообщение было очень важным.       – Нет! Они не могут! Они не могут просто уйти!* – неожиданно закричал отец в ответ радиоприемнику. В его голосе был странное смешение гнева и отчаяния. Мама пыталась успокоить его и плачущую младшую дочь, разбуженную громкими звуками. Как будто специально, в этот момент дружелюбный английский голос умолк, уступив место злому человеку, распространяющему по миру свою ненависть. Отец громко выругался. Он стукнул по радиоприемнику, и враждебный немецкий голос растворился в безумном смешении звуков.       А затем небо раскололось громом, подбросившим Рейчел на кровати.       Она выглянула из ока спальни. Зигзаг молнии вспыхнул в небе, осветив на мгновение соседние дома, словно Бог вдруг включил солнце. Рейчел впилась пальцами в одеяло и глубоко вздохнула. Она знала о молниях и громе. Отец однажды объяснил ей, что это такое. Поэтому она старалась сохранять спокойствие и помнить, что бояться тут нечего.       Но разве молния не должна ударить прежде, чем услышишь раскат грома?       В комнату ворвался сильный ветер, заставив танцевать розовые занавески на окне, разметав волосы и осушив пот у нее на лбу. Ее сердце зашлось в бешеном ритме. Потом до нее донесся жуткий звук. Он исходил не снаружи – это не был естественный звук, сопровождающий надвигающуюся грозу – и не из радиоприемника в гостиной. Нет, казалось, его источник – здесь, в спальне.       Рейчел услышала ритмичный, повторяющийся четырехкратный стук. Он окружал ее, становился все громче и громче, пока не заглушил дьявольские восклицания отцовского радиоприемника, раскаты грома и шум дождя, барабанящего по крыше и заливающего улицу. Она слышала теперь лишь эти четыре удара.       – Папочка! – закричала Рейчел. Теперь ей было по-настоящему страшно. Она зажала ладонями уши, чтобы не слышать этот жуткий звук, но, похоже, он шел прямо изнутри, сливаясь с безумным темпом ее собственного маленького перепуганного сердечка.       Мистер Боукбайндер услышал леденящий кровь крик своей дочери и бросился на помощь.       – Рейчел! – крикнул он, поворачивая ручку двери, но та была заперта. Кровь похолодела у него в жилах: сквозь щель под дверью пробивался сверхъестественный голубой свет. – Рейчел! Что происходит? Кто там?       Рейчел сжалась в углу, когда в окно, заливая комнату, ударил голубой свет, яркий и жаркий, как полуденное пустынное солнце. Спальня начала растворяться в этом свете.       Девочка в ужасе закричала.       – Рейчел! – мистер Боукбайндер с силой протаранил плечом дверь. От удара замок вырвало, дверь распахнулась, и он повалился внутрь.       – Рей…       Имя дочери застряло у него в горле. Ее здесь не было. Даже больше, комната выглядела так, словно ее никто и не занимал. Кровать Рейчел, ее шкаф, сундук с игрушками и полки с плюшевыми игрушками испарились. Маленькое квадратное помещение теперь было больше похоже на склад, чем на спальню маленькой девочки: его заполняли коробки, забитые старыми документами, стопки книг, сложенные по углам, и древняя мебель бабушки Рейчел, собиравшая пыль под желтеющими простынями.       Отец Рейчел моргнул, словно просыпаясь ото сна. Имя, которое он собирался выкрикнуть всего секунду назад, вылетело из головы. Всего мгновение он растерянно и бесцельно оглядывал темную комнату.       Так, зачем он сюда пришел?       – Дорогой, почему ты убежал?       Он обернулся и увидел свою жену, смотревшую на него любящим, но обеспокоенным взглядом. Она прижимала к груди их шестимесячную дочь.       – Я понимаю, британцы тебя расстроили, – сказала она. – И прости, что спорила с тобой, но не надо так кричать. Ты же знаешь, соседи нас не любят. Если будем и дальше привлекать их внимание, они попросят немцев выгнать нас. И что тогда с нами будет?       Ребенок все еще плакал. Она успокаивающе погладила его по спине и нежно поцеловала, глядя на мужа взглядом, умоляющим понять ее.       – Ох… прости, – мистер Боукбайндер обнял жену и дочь. – Дорогая, прости, что накричал на тебя. Обещаю, это не повторится.       Он коснулся щекой ее мягкой кожи и вдохнул теплый сладкий запах пота и лавандового мыла. Как он мог на нее рассердиться? Он же ее любил.       – В этом доме больше никто не будет кричать, – сказал он, заглядывая ей в глаза и глупо улыбаясь, не в силах поверить в свое счастье. – Я буду беречь нашу маленькую семью. Моих двух прекрасных девочек.       И он поцеловал их обеих в щеку.       Когда жена и дочь вернулись в гостиную, мистер Боукбайндер обернулся и молча заглянул в гостевую комнату. Его преследовало странное ощущение, словно чего-то не хватало, чего-то очень важного, но он не мог вспомнить, чего. Наконец, чувство прошло само собой, и, заперев за собой дверь, он вернулся к радиотрансляции.       2.       – Итак, – выдавил Мастер, с трудом сдерживаясь и стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и цивилизованнее. ТАРДИС неслась к пункту назначения, мечась по временной воронке; они стояли в комнате управления.       – Как только эта штука приземлится, я ухожу, – твердо заявил он. Это была уже не первая угроза. С тех пор, как они оставили Уилфа на Уэссекс Лэйн, атмосфера между двумя повелителями времени накалялась все сильнее.       – Ну уж нет. – Доктор взглянул на него с другой стороны консоли. Зеленый свет, падавший из ядра ТАРДИС на его лицо, придавал ему неумолимый вид.       – Ты не можешь меня здесь запереть. И не посадишь меня на цепь, как какую-то грязную дворняжку, я не позволю, – ответил Мастер. Сама мысль об этом скручивала его отвращением.       – Отняв чужую жизнь, ты потерял право уйти.       Мастер отвел взгляд.       – Не то чтобы она была матерью Терезой.       – Она была безобидна, – возразил Доктор, не веря, что Мастер до их пор ищет для себя оправдания.       – Да прекрати, будто ты сам никогда не убивал! Что такое одна жизнь, когда речь идет о тысяче? Я спас твоих возлюбленных людишек от вторжения пришельцев.       – Если ты и правда так думаешь, то точно должен остаться здесь со мной, – сказал Доктор, вновь взглянув на него с горячей решимостью. – Когда все только начиналось, там, на Галлифрее, меня не было рядом, чтобы тебя исправить. Но теперь я здесь. И сделаю все возможное, чтобы ты не повторил той же ужасной ошибки.       – О, великий добродетельный Доктор, – жестко рассмеялся Мастер, нагнувшись к нему над консолью. – Знаешь что? Меня от тебя тошнит, – добавил он, шипя, словно ядовитая змея, которую схватили за хвост.       Доктора это не впечатлило.       – Иногда, чтобы дела пошли лучше, им нужно стать немного хуже, – прошептал он.       Мастер еще ниже наклонился над консолью и сосчитал до десяти.       – Скажи, куда именно мы летим? – наконец выдавил он вместо того, чтобы накричать на Доктора.       – Туда, где нужна помощь, – тихо ответил Доктор. Это было поспешное решение, принятое в последний момент. Сначала он хотел отвезти Мастера в какое-нибудь безопасное и изолированное место, вроде старого заброшенного спутника или покинутой космической колонии, дрейфующей по орбите богом забытой планеты, – это было бы идеально, если бы там им удалось остаться вдвоем. Конечно, было очень плохо желать чего-то подобного, но он искренне скучал по тем дням, когда, сидя в ТАРДИС, кружившей около останков их умирающей родной планеты, пытался вернуть к жизни бессознательного Мастера. Тогда их отношения были намного проще. Теперь же Доктор не знал, должен он защищать его от угроз или считать его потенциальной угрозой.       Так что сигнал бедствия, полученный ТАРДИС, и правда стал для него облегчением. Работа позволяла отвлечься от переживаний. Судя по быстро меняющимся координатам источника, сигнал пришел с корабля. Может, судно ушло дрейф после отказа двигателей, или на команду напали буйные космические пришельцы. Это не имело значения. Доктор просто хотел спасти кому-нибудь жизнь. Кому угодно. Он не смог спасти сенатора Помпуса и его дочь Дею, а после полученного странного и зловещего сообщения он не был уверен, что сумеет спасти Мастера от самого себя**.       Доктору нужно было занятие. Желательно, какая-нибудь большая сочная катастрофа, ужасное и неизбежное бедствие, которое можно было бы взять под контроль, перехитрить и обратить. Что угодно, лишь бы оно доказало ему, что еще не все потеряно.       Пока.       Достигнув своей цели, ТАРДИС приземлилась с привычной тряской и ударом. Затем замерла, и зеленое сияние ядра медленно померкло, погрузив комнату управления в сумерки.       – Ну что ж, – сказал Мастер с широкой поддельной улыбкой и махнул рукой. – Чао!       И он ринулся к двери ТАРДИС. Если он избавится от Доктора, ему абсолютно наплевать, кто окажется снаружи. К его удивлению, Доктор за ним не последовал, а оставался стоять у консоли ТАРДИС. Он спокойно скрестил руки на груди и ждал.       Стоило Мастеру коснуться дверной ручки, как его ударил разряд тока, заставивший отскочить, словно он ошпарился о раскаленную плиту. Руку обожгло так, будто в нее воткнулась сотня крошечных иголочек, а, опустив взгляд на ладонь, он увидел на ней отпечатавшийся символ повелителей времени. Он в ужасе обернулся к Доктору.       Не говоря ни слова, Доктор поднял правую руку. Точно такой же символ украшал его ладонь. Он помахал ею Мастеру со слабой хитрой усмешкой на губах.       Мастер послал ему очень злобный взгляд.       – Знаю, знаю, – пробормотал Доктор, предупреждая всплеск его гнева. – Галлифрейская ловушка разума – это немного перебор, к тому же дешевый трюк. Но они завалялись, и я подумал, почему бы не попробовать?       – Ты злобный мерзавец, – зло зашипел Мастер. – Ты поставил ловушку на дверь!       – Да, правда умно? Теперь мы психологически связаны, – спокойно ответил Доктор, не обращая внимания на ярость Мастера. – Я могу войти в твой разум и остановить, не прикасаясь даже пальцем.       – Ты гребаный садист, – набросился на него Мастер. – Я никогда не поступал так жестоко.       – Ой, не льсти себе. Ты сам знаешь, что делал вещи похуже. Забавно, как избирательна иногда бывает твоя память. Но зацикливаться на прошлом некогда. – Доктор прошагал к двери и распахнул ее перед Мастером легким толчком.       – После вас, – сказал он, вежливо придерживая створку. Он дождался, пока Мастер нехотя выйдет из комнаты управления, и последовал за ним.       3.       ТАРДИС стояла посреди большой сводчатой каюты с белыми закругленными стенами. Белоснежные лучи толщиной с китовую кость арками поднимались ввысь и сходились в центре высокого потолка, создавая иллюзию, будто ТАРДИС проглотила синтетическая версия Моби Дика. Пол был черен, как космос, и по всей своей сверкающей отражающей поверхности усыпан миллиардами точек света, что придавало ему сходство с небом и созвездиями.       – Где мы? – спросил Мастер. В окружавшем посетителей огромном пустом пространстве его голос звучал жалко и потерянно.       – Даже не представляю, – пробормотал Доктор, начиная растягивать губы в улыбке. Он увидел, что на каждой стороне комнаты расположены ряды крошечных иллюминаторов, и направился к одному из них. По пути он заметил, что из-под подошв его кед по чернильно-черной поверхности разбегаются сверкающие точки, словно он оставляет за собой цепочку бриллиантовых следов, и улыбнулся детской, мальчишеской улыбкой. Он словно шел по земле, заснеженной звездной пылью, и это было совершенно прекрасно.       – Ну, мы в космосе, – прокомментировал Доктор, выглянув из укрепленного окна.       – Вон там видно ледяное созвездие Тууд Пазарр, – указал он и обернулся. – Эй? Есть кто на корабле? Кому-нибудь нужна моя помощь? – радостно спросил он.       – И вот так ты себя ведешь всегда, когда не пытаешься наполнить мою жизнь страданиями? Врываешься в странные места и кричишь, как идиот, умоляя окружающих позволить им помочь? – фыркнул Мастер.       – Ага, именно так, – отозвался Доктор, игнорируя его сарказм. Засунув руки в карманы, он по-хозяйски прошелся по комнате. – Есть тут кто?       – Знаешь, я просто в восторге, что отныне привязан к тебе до конца своих дней. Всегда мечтал ощутить, какова на вкус жизнь помешанного социального работника, – насмехался Мастер, следуя за ним по пятам.       – Я поймал ваш сигнал бедствия! – крикнул Доктор в пространство. – Вы просили о помощи, я здесь, чтобы помочь. Есть кто?       Доктор остановился с озадаченным видом. Они подошли к ряду дверей. Их было три, и, в отличие от остальной комнаты, в которой кроме черного и белого других цветов не наблюдалось, двери были окрашены в ярко красный.       – Есть кто? – продолжил Доктор, чувствуя, что прием получается несколько холодный. – Кстати, я не говорил, что мне неплохо удается помогать людям?       – Ой, не позорься, – пробормотал Мастер, закатив глаза.       – Ну, попытаться-то можно, – буркнул Доктор, снова поворачиваясь к кроваво-алым дверям. На них стояли пометки от 1 до 3, над первыми двумя горели зеленые лампочки, а над третьей – красная. Рядом к стене была прикручена аккуратная стеклянная плашка, на которой был выгравирован странный символ, состоявший из треугольника с двумя греческими буквами альфа и омега внутри.       – Добро пожаловать в «Корпорацию «Бесконечность», где будущее становится настоящим, – прочел Доктор, вздернув бровь. – Забавный слоган. Интересно, что они продают.       – Мне бы лишнее время не помешало, – заметил Мастер. – Я точно много потратил, таскаясь за тобой.       – Да не умничай ты, – отозвался Доктор. Он подошел к пульту управления, конечно, тоже белой, а также изящной, сверкающей и гладкой, с несколькими кнопками.       – О, смотри-ка! – воскликнул Доктор. – Технологии и дизайн, мне нравится, – сказал он с глупой улыбочкой. – Не так хорошо, как настоящие детали, конечно, но я действительно ценю, что кто-то не поленился сделать рычаг в виде лебединой шеи.       – До чего элегантно. Я впечатлен, – бесстрастно отозвался Мастер.       – И на весь пульт всего четыре кнопки, – с энтузиазмом продолжал Доктор. – Представь такое в моей ТАРДИС. Количество аварий увеличилось бы в сотни раз!       – Ну да, особенно по сравнению с нынешними временами, ведь сейчас у тебя каждый полет – как прогулка по парку, – буркнул Мастер, которому становилось все труднее сохранять терпение перед лицом докторских глупостей. – Слушай, раз уж ты не нашел, кого спасать, мы можем уже свалить отсюда, пока пылью не покрылись?       Доктор вздохнул.       – Ох, я скучаю по Уилфу. Он всегда задавал правильные вопросы. Ему бы тут понравилось. Новое приключение, возможность исследовать целый мир. Спасать людей. А ты только и делаешь, что дуешься и ноешь.       – Если честно, я тоже скучаю по Уилфу. Он, может, и сумасшедший старый дурак, но в его словах, по крайней мере, было больше смысла, в отличие от твоей беспрерывной ахинеи. Мы можем наконец убраться отсюда ко всем чертям? – прошипел Мастер сквозь сжатые зубы.       Доктор открыл рот, чтобы ответить, но неожиданно умолк. Он медленно развернулся вокруг своей оси и бросил взгляд на группу алых дверей, а затем снова вернулся к консоли. Он ощутил странное прикосновение, словно поток ветра от проходящего мимо поезда. Что-то невидимое для невооруженного глаза.       Доктор приложил палец к губам и шикнул.       – С нами в комнате что-то есть.       4.       Рейчел Боукбайндер смотрела на странное светящееся создание с озадаченностью на юном лице.       – Что значит, здесь кто-то есть? – спросила она, нервно оглянувшись через плечо. – Я никого не вижу. Кроме нас, в каюте никого нет.       Альфа-Омега медленно покачала головой. По крайней мере, Рейчел думала о странном пришельце в женском роде. Отличить было трудно. У Альфы-Омеги была голова, ноги, руки, туловище – издалека формой тела она походила на человека. Однако вместо твердой плоти она, казалось, состояла из ослепительного океана света, который смещался и изменялся каждый раз, как Рейчел на нее смотрела. У существа из света были большие глаза чернее ночи, и, хотя оно умело говорить, у Альфы-Омеги, похоже, не было рта. Если бы кто-то из мира и времени Рейчел встретил ее, это наверняка очень бы его смутило. Но Рейчел Альфу-Омегу не боялась. Она уже довольно много времени провела в этом тихом странном белоснежном месте, и за это время привыкла ей доверять.       Альфа-Омега указала на консоль.       – Нас трое, – сказала она мягким голосом. – А был один.       – Хочешь сказать, кроме меня, есть еще двое? – поняла она. – Почему ты никогда не считаешь себя? Мне не нравится, когда ты притворяешься, будто кроме меня здесь никого нет.       – Теперь нас трое, – повторила та.       Рейчел покачала головой, тревожась все больше.       – Это неправда.       – Тебе нужно спрятаться.       – То есть? Я не хочу прятаться.       – Выбери дверь.       Настроение девочки чуть поднялось.       – Ты позволишь мне выбрать? Точно?       – Выбери дверь.       – Выбираю номер три, – не медля ни секунды, заявила Рейчел. Она внимательно посмотрела в лицо Альфы-Омеги. Как и всегда, она не смогла разобрать ни тени эмоции.       – Выбери снова, – после короткой паузы сказала Альфа-Омега.       – Это нечестно! Ты сказала, что я могу сама выбрать. Я хочу войти в комнату номер три!       – Дверь номер три заперта. Ты не можешь войти в комнату номер три. Выбери снова.       – Я хочу знать, что внутри! Слушай, ты уже долго держишь меня в этой летающей комнате. Я хочу домой!       – «Бесконечность» уберегает тебя.       – Ты все время это повторяешь. Я даже не знаю, что это значит, – выдавила Рейчел с подступающими слезами. – Я хочу домой. Я хочу к маме и папе.       – Ты можешь увидеть их, войдя в дверь 1 или 2.       – Да, но это же не то же самое, так? – отозвалась Рейчел, чувствуя, как по щекам бегут слезы. – Он ведь за дверью номер три, да? Путь домой. Поэтому мне туда нельзя?       – Ты можешь выбрать между дверью 1 и 2, – мягко, но настойчиво ответила Альфа-Омега.       – Я…       – Ты можешь выбрать между дверью 1 и 2, – с нажимом повторила ее голубая хранительница.       Рейчел взглянула в эти странные темные глаза. Поняв, что никогда ее не переубедит, она рукавами смахнула со щек слезы и глубоко, но рвано вздохнула.       – Я хочу вернуться к тому, что было, – тихо ответила она.       5.       Первая красная дверь отъехала в сторону, яркий голубой свет брызнул в комнату.       – Что ты сделал? – нахмурившись, спросил Мастер.       – Ничего! – Доктор поднял в воздух обе руки. – Я ничего не трогал.       – Должно быть, это тот невидимый призрак, о котором ты тут бормочешь, – фыркнул Мастер. Он подошел к дверному проходу. В комнату ворвался мягкий прохладный ветерок, он уловил запах мокрого асфальта и свежескошенной травы.       – Что это? – пробормотал он. – Откуда это взялось?       Внутри камеры быстро росло большое магнитное поле, создававшее огромную сферу жара и света, трещавшую от мощных разрядов. Зачарованный ее красотой, Мастер протянул руку, стремясь коснуться этого странного голубого света.       По коже пробежал холодок, когда он почувствовал, как что-то рванулось к нему, направляясь прямиком в портал. Столкнувшись с энергетическим полем, оно исказило свет, создав подергивающуюся форму ребенка, которая затем смешалась с хаотической массой и исчезла.       Мастер повернулся к Доктору.       – Ты вид… – Но, прежде чем он успел закончить предложение, красная дверь снова закрылась, спрятав внутри свои секреты. Мастер поднял взгляд на сигнальную лампочку и увидел, как огонек переключился с зеленого на красный.       6.       – Ну теперь-то ты мне веришь? – спросил Доктор. – С нами в комнате был кто-то или что-то, и оно ушло туда, – он указал на дверь с номером «1». – Нужно узнать, кто или что это было       Он немедленно принялся за пульт управления.       – Что? Зачем это тебе?       – Забыл про сигнал бедствия? Мы здесь, потому что кто-то этого хотел.       – Может, это просто ловушка для незадачливых путешественников, – пробормотал Мастер.       – Имей хоть немного веры, – выдохнул Доктор. Он продолжал нажимать все те же жалкие несколько кнопок, пока перед ним неожиданно не всплыл голографический экран.       – Вот так! Картинка есть, теперь давай попробуем наладить звук. – Доктор дважды нажал кнопку удивительной формы в виде водной молекулы, и тишину прорезал шум помех. Затем из невидимых динамиков донеслась драматическая мелодия, и на 3D экране появился логотип «Корпорации «Бесконечность».       – Может, хоть введение пропустишь? – нетерпеливо спросил Мастер. – Что дальше? Реклама обезболивающего и смягчителя тканей?       На мониторе появилось лицо Альфы-Омеги. Ее большие черные глаза с расчетливым спокойствием оглядели повелителей времени.       – Добро пожаловать на борт «Бесконечности», – дружелюбно сказала она. – Чем можем служить?       – Самая приятная вещь, которую я слышал с тех пор, как начал с тобой путешествовать, – проговорил приятно удивленный Мастер.       – Мы ищем кого-нибудь на борту корабля. Того, кто мог отправить сигнал бедствия, – объяснил Доктор. – Можете предоставить информацию о команде?       – Численность команды на борту «Бесконечности». Ноль. Проверяю корабельный журнал… Сигналов бедствия, поданных с начала путешествия 1377… Ноль.       – Но в этой каюте кто-то был. Кто-то маленький, возможно, ребенок, который вбежал вон в ту комнату! Он не мог отправить сигнал?       – Членов команды нет. Сигналов бедствия подано не было.       – Но это же просто чепуха! – запротестовал Доктор, морща нос.       – Ты закончил спорить с бортовым компьютером? -саркастично спросил Мастер. Но Доктора было трудно остановить.       – Знаешь, если ты не можешь нормально выполнять свою работу, тебя стоит заменить более стандартной моделью, – выдохнул он. – Я задал два вопроса, и ты на оба ответила неправильно. Это стопроцентный провал. Это неприемлемо для такого сложного оборудования, не так ли?       Мастер вздохнул и, запустив руку в карман Доктора, выудил звуковую отвертку.       – Хоть бы раз в жизни сказал что-нибудь стоящее, с тебя бы не убыло, – буркнул он, медленно качая головой. – Даже если раз или два в год, например, в Канун Причитания или на юбилей Утешений. Но нет. Ты просто бесконечно треплешься.       Прежде чем Доктор успел вернуть свою отвертку, Мастер направил ее на голоэкран, и картинка сменилась базовым кодом. В тот же миг Мастер принялся его разбирать.       – Эй! Прекрати! – жестко велел Доктор.       Но Мастер не слушал. Он был более чем уверен, что может разблокировать двери.       – Я сказал, прекрати!       Голову Мастера пронзила острая боль, на мгновение ослепив его. Он уронил отвертку и отшатнулся от экрана, а затем бросил на Доктора укоряющий взгляд.       Доктор подобрал отвертку и спрятал ее в нагрудный карман.       – Ты в порядке? – спросил он, искренне пораженный случившимся. Он знал, на что способна ловушка разума. Именно из-за этого он решил использовать ее на Мастере. Но видеть, что она способна в прямом смысле причинить ему боль, было неожиданно.       – Не надо было тебе брать отвертку. Ее я в первую очередь от тебя защитил. – Он заметил гневное выражение лица Мастера. – Я не специально… Это ловушка разума. Просто сработало.       Мастеру пришлось вздохнуть поглубже, чтобы отогнать боль и успокоиться.       – Ну, это я заслужил, – саркастично усмехнулся он и добавил со злобной улыбкой: – За то, что пытался помочь!       Он согнулся, когда его настиг второй удар, только в этот раз он не был похож на короткий укол ловушки разума. Это было что-то другое, гораздо более жестокое.       Голубая масса бесформенной энергии, которую он видел в первой комнате, находилась теперь в его голове, создавала бурю в его разуме, и ее грубая сила рвала нейроны на части. Закрыв голову руками, он выдавил из себя крик и упал на колени.       – Мастер! – Доктор бросился к нему, но Мастер уже его не видел. Перед внутренним взором его стояла уже не белоснежная комната на борту «Бесконечности». Он был где-то на Земле, на улице, на самой обычной улице с деревьями и машинами, и людьми. Он огляделся. Он стоял на мокром асфальте, глядя на группу детишек, игравших в салочки на зеленой лужайке. Трава была такой невозможно зеленой, что от одного только взгляда болели глаза. Маленькая девочка в белом платье, вся в пружинящих кудряшках, заметила его.       – Я тебя не помню, – сказала она, подходя и хмуря крошечные бровки. – Кто ты и что ты здесь делаешь? – строго спросила она.       – Я… – он вгляделся в это юное лицо, в большие, полные вопросов глаза, и начисто забыл, что собирался сказать.       – У тебя нет имени? – спросила она.       Мастер открыл рот, но не сумел даже вспомнить собственного имени.       Девочка с жалостью покачала головой.       – Ты так испугался бомб, что забыл?       – Нет… Нет… – Мастер нервно облизал губы. – Я знаю свое имя. Это… Прости, оно здесь… на кончике языка.       – Все в порядке. Иногда случается. Тебе нельзя тут быть. Это еврейский квартал. – Она указала на желтую звезду Давида, вышитую у нее на рукаве. – Если немецкие солдаты увидят, как ты говоришь с еврейкой, они ранят тебя или увезут.       – Куда же мне идти? – в смятении спросил он.       – Я знаю выход, – она по-доброму улыбнулась и взяла его за руку. – Идем, я покажу тебе дорогу назад.       7.       – Мастер? Мастер, ты в порядке?       Он открыл глаза и уставился прямо в обеспокоенное лицо Доктора.       – Да. Кажется, – с трудом поднимаясь, пробормотал он и огляделся. Он снова вернулся в белую каюту, и слова девочки медленно испарялись из памяти. – Что случилось?       – Тебя ударила энергия, перегрузку которой ты создал, пытаясь разблокировать систему. Все равно что бык лягнул. Если бы не подарок Рассилона, ты бы регенерировал на месте, – ответил Доктор, помогая ему встать.       – Хватит напоминать мне об этом ублюдке, – пробормотал Мастер. Ему было трудно стоять ровно. Доктор взял его руку, чтобы осмотреть его, но Мастер отмахнулся. Он еще не простил ему проклятую ловушку разума.       Они вернулись к консоли. Помехи с голоэкрана исчезли, тот снова показывал 3D-версию логотипа компании, вращавшуюся на синем фоне. Когда Мастер приблизился, его рука случайно скользнула по краю экрана, и тот мигнул.       К изумлению Мастера, вновь появился компьютерный секретарь и поприветствовал его лично.       – Добро пожаловать на борт «Бесконечности», лорд Мастер.       – Погоди-ка. Ты назвала меня… лорд Мастер? – переспросил он, выгнув бровь.       – Да, лорд Мастер. Чем могу служить?       Через мгновение до него дошло, и Мастер ухмыльнулся.       – О, просто музыка для моих ушей.       – Ты ее взломал, – ошалело проговорил Доктор. – Ты взломал систему.       Доктор проверил параметры на экране.       – Должно быть, дело во вспышке энергии. Твой ДНК-профиль каким-то образом случайно проник в систему, и она почему-то приняла его за часть своего программного кода. Но это же изумительно… Она не только использовала цепочку ДНК в качестве логина и пароля, она вдобавок с ее помощью переписала свою программу всего за несколько секунд. О, это невероятно умно!       – Да заткнись ты, ради всего святого, – вздохнул Мастер и повернулся к их виртуальному проводнику. – Компьютер, сообщи мне, что находится за этими дверями.       – Выберите дверь, – ответила Альфа-Омега.       Мастер ухмыльнулся и скрестил на груди руки. Становилось все интереснее.       – Что насчет первой?       – Она содержит все, чем вы были.       – Чего? – рассмеялся Мастер. – А можно поконкретнее?       – Она содержит все, чем вы были.       – Да, это определенно помогло, – фыркнул Мастер.       – Ты ее разблокировал, но она не слишком-то разумна, – пробормотал Доктор, все еще не отрываясь от важных данных. – Если честно, интерактивная матрица слишком уж ограничена для такого технологически продвинутого корабля.       – Дай-ка я еще кое-что попробую, – Мастер снова повернулся к компьютеру. – Скажи, что за дверью номер два?       – Она содержит все, чем вы могли бы быть.       – Она содержит… все… чем я мог бы быть? – скептически повторил Мастер.       – Верно.       Мастер скорчил гримасу.       – Не слишком ли это претенциозная философия? А что насчет двери номер три?       – Дверь номер три заблокирована. Вы не можете выбрать дверь номер три.       – А могу я ее разблокировать?       – Нет. Дверь номер три заблокирована и такой останется. Вы не можете выбрать дверь номер три.       Мастер усмехнулся. Это все как-то странно.       – Значит, твоя компания потратила силы на то, чтобы установить три двери на борту этого в остальном довольно пустого корабля, ты предлагаешь мне выбрать одну из них, но держишь третью закрытой при любых условиях. Что это за логика такая? Почему было не сэкономить силы и не построить две комнаты вместо трех? Это что, какой-то психологический тест на доверие и повиновение?       – В этом случае ты бы с треском провалился, – буркнул Доктор и наклонился к нему. – Попроси компьютер открыть дверь номер один. Нужно узнать, кто туда вошел.       – Сам проси, – фыркнул Мастер.       – Если бы она меня слушалась, я бы так и сделал, но это не так, – сказал Доктор, зыркнув на него.       – Компьютер, – выдохнул Мастер, – мы хотим войти в комнату номер один.       – Комната номер один занята, – спокойно отозвалась Альфа-Омега.       – Ну, мы же не хотим никому мешать, правда? – саркастично сказал Мастер. – Может, выберем дверь номер два? Она все равно выглядит более многообещающе.       – Не глупи. Она не сказала, что мы не можем войти. Она просто сказала, что там занято. Попробуй еще раз.       – Знаешь, я тебе не слуга, – презрительно проворчал Мастер, но все равно повернулся к компьютеру. По крайней мере, им он мог распоряжаться.       – Открой дверь номер один.       – Комната занята, – повторила Альфа-Омега.       – Мне плевать. Открывай, – жестко приказал он.       Повисла короткая пауза, во время которой компьютер сканировал свою базу данных в поисках других возможностей отказаться выполнять его приказ. Наконец, она пришла к заключению, что не может ослушаться, и дверь номер один отъехала в сторону, вновь впустив в зал луч голубого света.       Два повелителя времени стояли перед бурлящим океаном голубого света и мощной энергии и ждали. Никто из них не знал, чего ожидать.       – После вас, – наконец произнес Доктор.       Мастер через плечо бросил взгляд на голоэкран. Определение первой комнаты, данное Альфой-Омегой, все еще его тревожило. Поколебавшись одно мгновение, он развернулся и храбро переступил порог.       8.       Дверь вывела их в длинный коридор с темными, напоминавшие пещерную породу стенами. В нишах по сторонам стояли резные статуи людей в длинных церемониальных одеждах. Покрывавшие их головы и плечи доспехи были слишком хорошо знакомы обоим повелителям времени.       Это было совершенно невозможно, но статуи были сделаны на Галлифрее.       Они спустились вниз по коридору. Чем больше Мастер и Доктор всматривались в окружение, тем скорее начинали узнавать мраморные лица статуй. Романа, первая леди-канцлер в своей прекраснейшей инкарнации, и кастелян Максиллиус, грозный командир стражи Совета, чей беспощадный взгляд передавался каждой регенерации, от первой инкарнации до тринадцатой. А позади них, такие же высокие и величавые, какими Доктор и Мастер их помнили, стояли статуи отцов-основателей шести Орденов Академии. Статуи старейшин украшали коридор по всей длине восточного крыла здания.       – Я помню это место. Это главный коридор, – пробормотал Доктор. – Мы в Академии, на Галлифрее.       – Но… это же невозможно, – отозвался Мастер. – Ее больше нет. Как портал на космическом корабле может привести нас в место, которое уже не существует?       – Вспомни, что сказал компьютер. Дверь номер один содержит все, чем ты был, – напомнил Доктор. – В твоем случае, имеется в виду все это – Академия и Галлифрей времен, когда мы оба были детьми. За дверью лежал портал в твое прошлое.       Доктор нахмурился. До него неожиданно дошло, какие последствия могло иметь это путешествие, и это его тревожило. Он развернулся вокруг своей оси.       – Нужно вернуться, пока нас кто-нибудь не увидел!       – Какой же ты непостоянный. Всего минуту назад ты велел мне выбрать для тебя подходящую дверь. Ты недоволен выбором? – не без удовольствия усмехнулся Мастер.       – Не время для шуток. Нам опасно здесь находиться! – рявкнул Доктор. – Ты сам это прекрасно знаешь! Если молодые мы хотя бы вскользь увидим, кем стали, история будет полностью переписана. Не говоря уже о созданном временным парадоксом кризисе.       – Ну конечно, ведь с нами подобного никогда не случалось, – сухо прокомментировал Мастер.       – Я не могу найти портал, он исчез! – Доктор вынул отвертку и нацелил ее на статую Ректора Магнификуса, где совсем недавно находился портал, и начал нервно обшаривать ею пространство.       – Может, поможешь? – позвал он.       – Только посмотрите, мечешься, как кролик в лисьей норе, – весело сказал Мастер, скрестив на груди руки и, разумеется, даже не думая помогать.       Доктор остановился, когда невдалеке послышались приближающиеся шаги и звон крошечных колокольчиков.       – Нужно спрятаться! – настойчиво прошептал Доктор, затаскивая слегка упирающегося Мастера за колонну.       В западное крыло направлялась процессия старейшин повелителей времени. К счастью, эта секция коридора была им не нужна, и Доктора с Мастером не заметили. Доктор оглядел кардиналов, когда те проходили мимо. Они все были одеты в яркие церемониальные балахоны цветов разных Орденов. Двое кардиналов из Прайдонианского Ордена возглавляли процессию, неся свои багряные одежды с великой гордостью и достоинством. Между ними шел маленький мальчик, одетый в такую же красную одежду, что означало его принадлежность к тому же Ордену.       – Церемония инициации, – прошептал Доктор. – Должно быть, они идут в темные хранилища Ледяного Плача.       Внезапно он разглядел лицо юного послушника и застыл, не в силах отвести глаз. Его сердца скакнули в приступе паники.       Мастер смотрел на восьмилетнего мальчика, казавшегося одновременно невероятно гордым и насмерть перепуганным. Осознав, кто это был, он внезапно ощутил, как сперло дыхание.       – Это же я, – ошарашенно прошептал Мастер. – Это мой день инициации.       – Мастер, – Доктор осторожно коснулся его плеча. – Давай уйдем. Тебе не стоит на это смотреть.       Доктор взял его за руку, но Мастер высвободился, не глядя на него. Он не сводил взгляда со своей молодой версии.       – Я все еще это помню, – тихо сказал он. – Я так ждал этого момента, даже не смог уснуть накануне, все вспоминал те безумные истории старого мастера Азмаэля. Я все представлял, что увижу в Неукротимом Разломе, все те великие вещи, которые вдохновят меня на великие свершения. – Его меланхолическая улыбка окаменела. – Как глупо было верить в это вранье, – горько добавил он.       – Ты не обязан это делать, – снова подступился к нему Доктор.       – Кощей!       По коридору несся мальчик. Он был слишком высок для своего возраста, ноги его было словно упругие струны. Он быстро приближался к церемониальной процессии, и на лице его явственно читалась тревога. Доктор бросил на него быстрый взгляд – и тут же развернулся и нырнул еще глубже за колонну. Юная версия Доктора пробежала мимо, совсем ничего не заметив. Однако, в отличие от Доктора, Мастер не уклонился, не только потому, что совершенно не успел среагировать, но также потому что ему было глубоко наплевать заметит ли его кто-нибудь.       – Мастер! Берегись! – крикнул Доктор, испугавшись худшего, но вместо того, чтобы врезаться в него, мальчик пронесся сквозь Мастера, ни на йоту не сбавив скорости. Он просто скользнул через него, словно тот состоял из воздуха.       – Кощей, стой! – крикнул Тета, отчаянно размахивая руками.       Это было довольно неожиданно.       – О не… Кажется, ты меня не заметил, как будто меня здесь вообще нет, – осознал Мастер.       – Мы… Наверное, мы для них не существуем, – с небольшим облегчением сказал Доктор.       – Не существуем? Это еще слабо сказано. Мы словно призраки. Собственно, мы и есть призраки, – ворчливо добавил Мастер.       Игнорируя протесты, он последовал за юным Доктором, заставившим процессию резко остановиться. Это было довольно смело, учитывая, сколько неодобрительных взглядов старейшин он заслужил этим поступком.       – Точно, – сказал Мастер, вспоминая повисшее в тот миг замешательство. – Когда старейшины увели меня из спальни, ты пошел за нами. Разговаривать с послушником во время церемонии было грубейшим нарушением протокола, но тебе было наплевать.       – Я беспокоился. – Доктор вспомнил, какая паника обуяла его в тот день. Зная то, что он знал сейчас, вынужденный снова наблюдать эти события, он начинал ощущать настоящий ужас. – Мастер, надо уходить, – повторил он, в этот раз предельно серьезно.       Но Мастер только приложил палец к губам, приказывая Доктору умолкнуть.       – Тета, что ты здесь делаешь? – спросил Кощей, гадая, не сошел ли его друг с ума окончательно.       – Я думал… Может… Может, тебе не стоит… – выдавил из себя Тета, пытаясь перевести дыхание, словно рыба, выброшенная на берег.       Кощей закатил глаза.       – Я же сказал, все в порядке. Это был просто очень странный кошмар, вот и все. Возвращайся в спальню. Твоя очередь скоро настанет.       – Юный мастер Тета, вы задерживаете процессию! – строго проговорил один из прайдонианских старейшин.       – Кощей, пожалуйста, не ходи туда. У меня плохое предчувствие, – взмолился Тета.       – Не говори глупостей. Почти все из нашего Ордена через это уже прошли, и с ними ничего не случилось, – ответил ему друг.       – Юный мастер Тета! Я настаиваю, чтобы вы перестали вмешиваться! – пренебрежительно велел старейшина.       – Все в порядке, – сказал Кощей, пытаясь его успокоить. – Возвращайся в нашу комнату, пока старейшины не разозлились.       Юного послушника быстро увели, и процессия вновь двинулась к залу инициации, в хранилище Ледяного Плача, где его ждало зеркало, открывавшее Неукротимый Разлом. Тета собирался было последовать за Кощеем, отчаянно пытаясь вновь с ним заговорить, но старейшины оттолкнули его с дороги.       Кощей бросил быстрый взгляд через плечо, одними губами велел обеспокоенному другу: «Возвращайся!» и отвернулся.       – Ты знал, – пробормотал Мастер, осознав, что только что увидел. – Ты пытался предупредить меня о Неукротимом Разломе. Когда ты попытался помешать мне войти в зал инициации, я думал, ты помешался. Все это время… Ты знал… но… как?       Мастер осуждающе уставился на Доктора.       – Как ты мог узнать об этих проклятых барабанах?       Доктор покачал головой. Его собственные воспоминания были путанными.       – У меня просто было предчувствие, неприятное ощущение в желудке, словно должно было случиться что-то ужасное. Прямо перед твоей инициацией мне приснился кошмар, который я совсем не понял. – Доктор облизал губы. Стоило ему вспомнить, как глаза его округлились.       – О, тогда он был бессмысленным, но теперь – теперь я понял, – затараторил он, тяжело сглотнув, глядя на Мастера и запустив пальцы в волосы. – Я видел тебя. Безумного, кричащего на вершине мусорной кучи на окраине Лондона, с мерцающим телом, просвечивающим скелетом, как было, когда тебя неправильно воскресили. Теперь я вспомнил. Я видел твое будущее и насмерть перепугался. Вот почему я ринулся за вами.       Мастер отвернулся. Если бы только он послушал Тету, все могло бы сложиться иначе – и это осознание вызывало отвращение и поражало до глубины души.       – Мне жаль, что я не сумел их остановить, – с искренним сожалением сказал Доктор. – Если бы я знал, как это тебя изменит, что это с тобой сделает, я бы попытался. Я бы сделал все, что угодно.       – Так какого черта ты этого не сделал? – рявкнул Мастер. Голос его дрожал от злости.       Доктора эта открытая враждебность огорошила.       – Мастер. Это – все это – уже случилось. Утекло, как вода. Пожалуйста, давай вернемся. Чем дольше мы тут остаемся, тем больше боли тебе принесут открытые застарелые раны.       – Он прошел сквозь меня, – заметил Мастер притворно спокойно. В глубине души ему хотелось кричать.       – Да. А значит, если ты хочешь что-то изменить, это вряд ли будет возможно. – Ну вот. Доктор это сказал. Это было первое и страшнейшее последствие, которое пришло ему в голову, худшее, что может случиться, если ему не удастся поскорее увести отсюда Мастера. Ему становилось дурно от того, что приходилось упоминать об этом перед Мастером, который все еще был очевидно оглушен произошедшим.       – Да неужели? – Мастер наконец повернулся к нему. В его глазах явственно читалась боль, она пылала, словно два черных огонька, в его душе. – Значит, нет ничего страшного, если мы останемся еще ненадолго.       – Пожалуйста, не поступай так с собой.       – Заканчивай. Если тебя это так беспокоит, мы в этой гребаной пьесе просто зрители, а актеры, кажется, нас вовсе не замечают, не говоря уже о том, чтобы попытаться переписать чертов сценарий.       – Дело не в этом, – солгал Доктор.       Повисла короткая давящая тишина.       – Я хочу увидеть свою инициацию, – наконец сказал Мастер.       Доктор покачал головой.       – Ты не знаешь, о чем просишь.       – Я хочу ее увидеть, Доктор. Хотя бы раз, когда безумие не затуманивает разум. Я хочу знать, как это случилось.       Он больше не сказал ни слова, но Доктор знал, что это была мольба. Мастер нуждался в этом, чтобы оставить призраков прошлого позади, и Доктор попросту не мог отказать. Не мог, потому что и сам отчаянно хотел успокоить свою совесть.       – Мы останемся на инициацию, – согласился он и строго добавил: – Но уйдем, как только она закончится.       – Сюда, – указал Мастер. Они двинулись дальше, по следам процессии, и Доктор оглянулся на оставшегося позади восьмилетнего себя. Потерпев поражение, он возвращался в спальню, носком ботинка пиная перед собой камушек. Доктор неожиданно осознал, что его собственные ощущения мало чем отличаются от чувств мальчика.       9.       Тьма царила в хранилище Ледяного Плача так долго, что глубоко впиталась в его древние стены. Ряд черных мраморных колонн исчезал высоко в густой темноте, а тропа, обрамленная свечами, подводила послушника к жуткому зеркалу, ждавшему в конце пути. Юный Мастер, заметно нервничая, оглянулся. Старейшины слабо кивнули в ответ, призывая идти вперед.       Мастер наблюдал за тем, как послушник остановился у большого круглого зеркала. Семеро старейшин Орденов стояли позади, формируя треугольник, во главе которого оказались старейшины Прайдона.       – Время пришло, – произнес один из них. Те, кто стоял впереди, подняли посохи высоко в воздух и тяжело опустили на каменные плиты. Остальные тут же повторили церемониальный жест. Земля у них под ногами начала сотрясаться, и в центре зеркала появилось легкое искажение, словно стекло было поверхностью пруда, в который бросили камень. По стеклу побежали круги, и вскоре Мастер, как и его юная версия, увидел сквозь отражения своего лица и комнаты позади отверзшуюся кровоточащую рану в ткани самого времени.       Старейшины остановились, и ряд свечей, обрамлявших дорожку, вмиг погас.       Вокруг не было ничего, кроме черноты.       Юный Мастер сделал глубокий вдох. Его сердца бешено колотились, но остатков храбрости ему хватало, чтобы стоять на месте, готовясь встретиться со своей судьбой. Старший Мастер, ничуть не менее взволнованный, чем его молодая копия, тоже вздохнул, ожидая того, что, как он прекрасно знал, было неизбежно.       Появилась временная воронка. Из крошечного лучика света, кружащего водоворота жидкой тьмы в сердце зеркала, она вскоре превратилась в хорошо знакомую спираль, в грациозный танец электронов и протонов. Он становился все крепче и плотнее…       Мастер, до сих пор стоявший рядом с Доктором позади общей группы, медленно побрел к зеркалу. Как и юная его версия, он был заворожен красотой ее пугающего танца, головокружительного света, манившего его все ближе, манившего заглянуть внутрь.       – Не подходи слишком близко, – прошептал Доктор.       Мастер остановился за спиной у себя юного, и воронка коснулась его разума, словно нежная любовница, а затем поглотила целиком. Он вспомнил, как чувствовались те несколько коротких драгоценных секунд до барабанов. Какие он видел чудеса. Хрупкий потаенный механизм времени, самого созидания. Как много он понял. Сколько мудрости приобрел. Это могло вдохновить его на великое добро. Должно было разжечь новое пламя в его сердцах, которое горело бы, словно маяк надежды в самые, самые темные времена. Вся его жизнь повернулась бы иначе. Она имела бы смысл…       Но вместо этого его настигло проклятие барабанов.       Он определил их появление по выражению лица мальчика. Словно огромная тень заслонила солнце. Он стоял к старейшинам спиной, и они не заметили, что с ним происходит. Мастер взглянул в круглое зеркало, но, кроме испуганного отражения своего прошлого лица, не увидел ни малейшего изменения в воронке.       Вот, как все случилось. Без предупреждения. Без какого бы то ни было звука. Его сердца и разум были отравлены, медленно и беспощадно. В этот единый, крошечный и незначительный, миг вся его жизнь, которая должна была быть прекрасной и значительной, была уничтожена и замещена одиночеством, страданиями, безумием и сожалениями.       Как много было сожалений.       К подбородку сползла непрошеная слеза. Если бы только он послушал предупреждения Доктора. Если бы его не избрали предстать перед этим проклятым зеркалом в этот кошмарный день. Если бы старейшины, которые должны были защищать его, вовремя вмешались. С ним бы ничего этого не произошло.       Он не стал бы собой. Он не стал бы Мастером.       Мастер смотрел в зеркало и видел, как в нем медленно появляется его отражение. Он выглядел постаревшим – измученным стариком, запертым в бессмертном теле, от которого, словно от проклятья, нельзя было избавиться. В его древних глазах горел гнев и сомнения.       А затем его осенило.       Глаза его юной версии округлились от изумления, когда он увидел позади себя жуткую темную фигуру. Он не мог повернуться и посмотреть, словно беспощадные барабаны приковали его к воронке. Он никак не мог остановить их приход. Он был беззащитен.       В отличие от Мастера.       Он понял, что попытка будет только одна. Один шанс, прежде чем Доктор попытается его остановить. Но он знал, как это изменит жизнь мальчика, и был готов сделать все, что угодно, и рискнуть, несмотря на последствия.       Один шанс, чтобы все исправить. Большего Мастер и не просил.       Он двигался быстрее молнии. Его рука скользнула к позолоченному посоху одного из старейшин, и, когда пальцы его коснулись металла и сжали его в тисках, он вздохнул с облегчением. Его предположение оправдалось. Они проникали сюда с задержкой, а значит, телесной форме требовалось больше времени, чтобы занять свое место во временной линии прошлого. Вот почему юный Доктор смог пробежать сквозь него. Вот почему старейшины и его юная версия Мастера не видели.       Но теперь переход почти завершился, и их с Доктором тела медленно, но верно отвердевали, а значит, они могли управлять окружением согласно законам природы.       Включая ненавистное зеркало.       – Кто вы? Как вы сюда попали? – Старейшина, у которого он украл посох, взглянул на неожиданно материализовавшуюся перед ним призрачную фигуру с изумлением. Мастер понял, что становится видимым остальным. Времени оставалось мало. Он развернулся к зеркалу и поднял посох, словно тот был метательным копьем, а затем бросился к Неукротимому Разлому.       – Мастер! – крикнул Доктор, осознав, что он собирается сделать. – НЕТ!!!       Он метнул посох в зеркало. Когда ловушка времени, активированная Доктором в попытке остановить его, ударила острой волной боли, гладкий металл уже сорвался с пальцев.       Слишком поздно.       Посох врезался в зеркало, и по его поверхности побежала тонкая паутина трещин, через которые в темную комнату начал просачиваться ослепительный свет. Окно во временную воронку раскололось и рассыпалось на тысячи сверкающих осколков, хлынувших в зал облаком звездной пыли.       А затем… все изменилось.