Эволюция

Новая программа была действительно новой. Совсем. Вадим писал и четко знал, что на этот раз не будет убирать песни в стол, под предлогом «не ломать концепцию». Ощущение последнего шага, последнего броска перед прыжком в пропасть подстегивало, работалось фантастически здорово. Вместе с тем, вылезло все, все острые углы, которые столько лет он старался по возможности обходить. Материала у обоих было много, любой нормальной группе этого хватило бы альбома на три. Но кто здесь вспоминает о нормах? Новые люди в группе слегка сглаживали ситуацию, по крайней мере, при них они старались вести себя более-менее прилично. Получалось не очень, но они честно старались. После очередной ссоры, полной язвительных замечаний с одной стороны и циничных шуток с другой, Вадим спустился во двор к машине и вдруг понял, что не хочет возвращаться. Не хочет снова заходить в студию, пока там творится вот это. Он резко развернулся, будто ломая что-то внутри себя, заставил себя подняться обратно по лестнице, в каждом шаге своем слыша хруст крошащихся под ногами обломков, и снова открыл знакомую дверь. На него уставились несколько пар удивленных глаз. Не обращаясь ни к кому конкретно, глядя только на брата, он отчетливо распорядился: - Нам надо поговорить вдвоем. Оставьте нас. Никому и в голову не пришло как-то прокомментировать его слова и внезапное возвращение. В глазах его читалось такое, что все присутствовавшие предпочли молча и незаметно исчезнуть. Глеб словно прилип к дивану и замер, как в детской игре. Вадим присел на край стола, не отводя от брата темных пронзительных глаз. - Глеб, так больше нельзя. - Да ладно тебе, послушай, ну, у нас всегда так. - Нет. Не всегда. И не так. Мы больше не можем работать вместе. - Ну, давай будем записываться в разное время, раз я тебя так раздражаю. - Нет. Мы запишемся нормально. Но это будет в последний раз. - А потом-то что изменится? - А потом мы будем работать отдельно. Отдельно ты, отдельно я. Мы душим друг друга. Хватит. - И как ты себе это представляешь? - Никак не представляю. А так - больше не могу. Хватит. Закрываем Агату. - Что делаем?! - Закрываем проект. Записываем альбом, делаем концертный тур, откатываем его, и закрываемся. - Ты хорошо подумал? - Вообще не думал. Но другого пути нет. Ты не воспринимаешь то, что пишу я, я не чувствую больше твои стихи. Мы не можем найти единую концепцию. А врать мы не умеем. Ничего не получается. - Вадим, ты свихнулся. - Возможно. Не все ж тебе. - И как мы будем? - Ты всегда хотел свою группу. Она у тебя будет. Забирай музыкантов, забирай свой материал – и вперед. - А ты? - А я не знаю. У меня есть эта студия. Буду пробовать. Мы договорились? Глеб лишь кивнул и молча вышел. После этого разговора они не виделись пару недель. Приезжали на студию так, чтобы разминуться друг с другом. Даже созвониться толком не могли. Но Глебу не давало покоя решение брата. Это был конец. Конец не просто группе, конец тому, что было между ними, тому, что пульсировало, дышало, заставляя сердце сбиваться с ритма. Решение увидеться с братом и нормально поговорить заставило Глеба зависнуть на студии подольше. С запасом сигарет и сериалов на ноутбуке Глеб оккупировал кабинет, намереваясь караулить до последнего. Вадим появился на второй день. Удивленно уставился на небритую физиономию. - Ты что здесь делаешь? - Тебя жду. - Давно? - Второй день. - Понятно. Чего ждешь? - Сам не знаю. Поехали, поговорим. - К тебе? - Да. Хоть помоюсь нормально. - Ладно. Братья вышли в промозглый московский вечер. Заехали с магазин, не сговариваясь сгрузили в тележку пару бутылок вискаря и закуски. В молчании добрались до жилища Глеба. После второго стакана смотреть друг на друга стало выносимо. Глеб изучал лицо брата, родное и чужое одновременно. Прошло две недели, но Вадим изменился так, будто они не виделись год. Глеб заговорил первым. - Твое решение не изменилось? - Нет. По-другому не вижу ничего. - А как видишь? - Никак не вижу. Но так дальше нельзя. Я ведь и тебя сдерживаю. Со своей вечной критикой я не даю тебе реализовать все то, что у тебя накопилось. Если так пойдет дальше - ты возненавидишь меня. - Я тебя и так ненавижу. - Это тебе только кажется. - Я докажу тебе. - Давай потом. Снова выпили. Они напивались стремительно, как будто это могло что-то исправить. И вот уже на кухне раздался смех, голоса потеплели, и, выходя курить на балкон, они уже становились близко, плечом к плечу, и Вадим накидывал на плечи Глебу стянутый с кухни плед и делился одним тапком, так как Глеб опять забыл свои где-то в недрах квартиры. Алкоголь кончался, Глеб наклонялся близко к лицу брата, дергал за плечи, а Вадим только смеялся, не особо отстраняясь. - Глеб, я на ногах уже не стою, мне ехать надо. - Куда ты такой поедешь, ну? Ложись, завтра поедешь. - Я не помешаю? - Нет, ложись. Они добрались до спальни, Вадим рухнул, подминая под себя подушки, Глеб осторожно лег рядом, близко-близко. Брат не отреагировал ни словом, и Глеб подумал, что можно. Что сейчас, когда они все решили, когда не будет больше группы и совместного творчества, может остаться место для того, другого, что по-прежнему заставляло его тянуться ближе к горячему, сильному и наглому Вадиму. Он дернул за кудри и коснулся губ, брат рассмеялся сквозь поцелуй, ответил, поворачиваясь удобнее и нависая над Глебом на локтях, и Глеба охватило невероятно острое чувство беспомощности и удовлетворение от этого чувства, жажда сломаться игрушкой в уверенных руках, подчиниться, и пусть он делает с ним, что хочет, и пусть.. Вадим почувствовал, как тело брата напрягается в его руках, услышал что-то, похожее на стон, и снова упал на подушки, придавливая Глеба тяжелой рукой. - Ну что ты, в самом деле, а? Спи, давай. - Вадик, нет, ну нет же. - Спи, я сказал. Хватит херней маяться. - Вадим, Вадим посмотри на меня! - Не могу. - Ты пожалеешь об этом. - Договорились. Вадим мгновенно провалился в тяжелый глубокий сон, а Глеб сидел, глядя на беззащитного брата, и думал, что если не сейчас, то уже никогда. Сон алкологика крепок, но краток. Вадим проснулся от жажды, когда рассвет лишь едва пробивался сквозь шторы. Выбираясь из сонной мути, он не сразу понял, что что-то не так. Он привык спать на спине, закинув руки за голову, но сейчас он не мог изменить позу. Гитарный ремень перехватывал запястья, притягивая их к изголовью кровати. Вадим окончательно очнулся и огляделся. Глеб сидел рядом, глядя беспомощно, зло и отчаянно. Он молча стянул с Вадима одеяло. Одежды не оказалось. - Глеб, что тебе надо, а? Отвяжи меня. Глеб молча наклонился, горячие, сухие губы коснулись кожи. Сонное сознание соображало плохо, а вот тело отреагировало сразу. Вадим пытался извернуться, а Глеб лишь молча целовал его, и внутри помимо воли начинало звенеть, нота за нотой, раскрываясь, все выше и выше. - Глеб, прекрати. Брат только усмехнулся, продолжая. Положил пальцы ему на губы, второй рукой беспорядочно лаская, нагло, смело, уверенно, заставляя Вадима беспомощно сглатывать и краснеть. Ему приходилось бывать и в таких ситуациях, любопытство и тяга к экспериментам толкали на всякое, но оказаться в руках брата никак не входило в его планы. Самым раздражающим было то, что ему физически нравилось происходящее, переключиться никак не удавалось. - Глеб, стой. Глеб отстранился на секунду, жестко посмотрел в глаза и опустился ниже. Вадим сжал зубы. - Сука, - прошипел, безуспешно пытаясь справиться с собственным телом. Ощущения, острые, незнакомые, не поддающиеся контролю, заполняли сознание. - Нравится, да? Сдаешься? - Отпусти меня. - Да щас. Глеб снова опустился вниз, Вадим закрыл глаза, пытаясь собраться. Время измерялось движениями Глеба и ударами собственного сердца. Он тщетно пытался включить мозг и выключить рефлексы, но кайф перехлестывал. На секунду все оборвалось, и он невольно потянулся вперед сам. Резкий удар заставил его открыть глаза. Глеб, стоящий на коленях на кровати, сжимая в руке свой тяжелый, с железными клепками ремень, замахнулся и ударил снова. Красные следы вспухали на ребрах, но вместо того, чтобы отрезвить, боль лишь обострила все чувства и довела напряжение до предела. Глеб не жалел его, вкладывая в каждый удар всю накопившуюся обиду, Вадим лишь вздрагивал на постели, уже не пытаясь анализировать, растворяясь в ощущениях. Когда рука устала, Глеб оглядел его и рассмеялся. - Ах, вот как? Вставляет, да? - Отпусти меня. - Шутишь? Ты и сам этого не хочешь. Его тела снова коснулись губы – смелые, наглые, непривычные. Вадим уже не сдерживался, двигаясь навстречу, до предела натягивая ремень на напряженных руках, так, что чувствовал пульс в перетянутых запястьях, когда Глеб снова остановился и снова ударил. Качели боли и удовольствия раскачивались все сильнее. Глеб менял ласку и жестокость, пока мог сдерживаться сам, рассматривая Вадима, наслаждаясь его эмоциями, дрожью обнаженного покрытого синяками тела, искусанными губами, затем лихорадочно разделся сам и прижался. - Отпусти меня, я сделаю, что ты хочешь. - Ты? Нет уж, у тебя была для этого куча возможностей, ты не воспользовался ими. Теперь я сам это сделаю. - Отпусти меня. - И не подумаю. Готов? - Да. В следующую секунду Вадим закричал. Не от боли, не от кайфа, но от чего-то, чему не было имени, и что владело им целиком. Глеб двигался жестко, не щадя, опираясь руками прямо на покрытые кровоподтеками ребра, одновременно с невероятной нежностью скользя губами по его телу, языком смешивая пот и кровь. Он двигался, повинуясь чему-то внутри себя, чему-то, что искало выхода так долго, и вот только теперь захватило его целиком, захватило их обоих, вырвалось на свободу. Два крика, в октаву. И они оба замерли на мокрых простынях. - Отпусти меня. - Чтобы ты меня тут же и убил? Ну, нет уж. Глеб сполз с кровати, с трудом оделся и, пошатываясь, исчез в коридоре. Вадим услышал, как хлопнула входная дверь. Тяжело подтянулся, понимая, что помощи не дождется. Дотянулся зубами до ремней. Спустя несколько часов, измотанный, с кружащейся от слабости головой, он смог сползти с кровати. Глеба не было. Выпив воды, Вадим вызвал такси и принялся осторожно одеваться.