— Мистер Ким, Вы ведь не забыли о нашем договоре? — спрашивает Чонгук лежащего рядом Тэхёна. Он уже начинает засыпать на загадочном пятьдесят девятом этаже. Брюнет, зная, что лучше будет спать в квартире, унёс парня на этаж ниже. — Ты можешь задать мне один вопрос. — Вопрос? Точно, вопрос... — сонно мямлит шатен. — Хэй, Чонгук, ты когда-нибудь любил? — Тэхён поворачивается лицом к Чону и, всё так же сонным, но заинтересованным взглядом смотрит на него. — Нет, не любил. Любовь — то чувство, которое делает слабее и убивает нас. Запомни это.
Вспоминает, и осознаёт, что либо каждый раз Чон ему лжёт, либо он стал ему открываться. — Но когда эту суку сбила машина, из этих отношений я понял одно, — продолжает Чонгук. — Цени каждый момент. Вот, к примеру, когда ты ешь мороженое, ловишь снежинки языком или держишь любимого человека за руку. Громи игровую как в последний раз, — парень делает акцент на этих словах. — И люби... люби тоже, как в последний раз. Делай всё как в последний раз, потому что никогда не знаешь, который из них будет последним. — Тогда... Может ли случиться такое, что ты влюбишься в меня?..***
— В кого? В тебя? Тэхён, ты слишком себя переоцениваешь. Если такое и произойдёт, то я посчитаю это за чудо, а ты считай, что тебе просто очень повезло. Шанс того, что я влюблюсь в такого как ты, 0,001%, и ты должен это понимать. Очень скоро наши пути разойдутся и мы больше никогда не вспомним о том, что между нами что-то было. И если вдруг ты воспринимаешь всё это серьёзно, то просто перестань, — говорил Чонгук, глядя в потолок, положив руку тыльной стороной на лоб. — И ещё... — Шатена несколько насторожило это начало, и он повернулся к парню. — Если такое можно предположить, что ты спросил это потому что я тебе нравлюсь или что ещё хуже, ты влюбился в меня, то мне тебя очень жаль. Ты пожалеешь. Не причиняй себе боль. Первые несколько секунд Киму понадобилось для того, чтобы переварить все слова, что только что ему сказали, ведь молодой директор говорил всё быстро и чётко. За эти пару секунд его мозг пытается подобрать верный ответ, или хотя бы тот, который мог бы быть связным. — Не понимаю, почему тебя это вообще это беспокоит и почему ты обо мне так волнуешься, — ответил тот, на что Чон усмехнулся. — Беспокоюсь? О тебе? — Я к тому, что... Давай установим между нами чёткие границы. Мы... сотрудничаем... если это, конечно, можно так назвать. Мы встречаемся вечером или ночью, выполняем все условия договора, и... — Ты хотел сказать, трахаемся? От неожиданно прерванного монолога, журналист даже теряет суть того, что говорил. Но прокашлялся от неловкости, давая себе время вспомнить, прийти в себя, и продолжил: — Не столь важно. Я имею ввиду, что после этого нас больше ничего не связывает. Мы выполнили условия договора и разъехались. У каждого из нас своя жизнь, и мы должны жить ею, а не друг другом, я вот к чему клоню. — Хорошо, допустим. Но с чего тебе пришло в голову, что я живу тобой? Как ты и сказал, у нас свои жизни, и смысл моей уж точно не в тебе. Знал бы ты, сколько до тебя у меня таких было. — И да, не переживай за мои чувства, я с ними сам как-то разберусь. Да и если уж на то пошло, то что плохого в том, если я влюблюсь в тебя? — Господи, какой же ты неугомонный. Просто ты об этом потом пожалеешь. Тэхён, я хочу, чтобы ты понял одно: в конце дня я пиздецки устаю, а ты в последнее время стал слишком разговорчивым по вечерам, — в голосе брюнета стало явно чувствоваться раздражение. Ким слышит это, и вроде понимает, что пора остановиться, но всё равно продолжает что-то говорить. Вряд ли его слушают, потому что ответа он не получает. Директор игнорирует его, это сразу ясно. Головой тот понимает, что сам уже засыпает и диалога не состоится, но снова поворачивает голову, видит парня, повернувшегося к нему спиной, и, сам не осознавая, что творит, тыкает пальцем меж позвонков. Тотчас же следует реакция. Чон резко поворачивается, уже даже не сонный, и правой рукой хватает Тэхёна за шею, с нарастанием продолжая сжимать её. В глазах его творится непонятное — они покраснели — то ли от усталости, то ли от злости. Шатена это мало волновало, потому что он чувствовал, как вот-вот задохнётся. Он хватает брюнета за руку своими двумя, начинает бить того по груди, но ничего не меняется. Тот уже, кажется, ничего не соображает, им движет животная ярость. Буквально можно было увидеть, как от напряжения лопались капилляры в его глазах. — Если я прошу тебя по-человечески дать мне поспать, то будь добр, делай что говорят. В отличии от тебя я пашу круглыми сутками. Ты бы просто представил, сколько хламидомонад я терплю за один, блять, грёбаный день. А если ты не понимаешь по-человечески, то я буду обращаться с тобой как с животным — как с собакой — снова привяжу к батарее, только прицеплю на тебя ошейник и заставлю жрать помои из миски. Тогда тебе игровая раем покажется. А если вдруг ты будешь вести себя плохо, то узнаешь, что делают с непослушными собаками. С последним словом брюнет отпускает шею Кима, перед этим резко вдавив его в кровать. От неожиданно поступившего кислорода в лёгкие, парню кажется, что он выплюнет их через секунду-две. В горле до ужаса неприятно и больно першит, он переворачивается на живот и опирается на локти, продолжая кашлять. Хочет что-то выдавить из себя и сказать, но горло тут же снова даёт о себе знать. В висках бешено пульсирует, и голова разрывается, но он всё ещё надеется что-то сказать, даже если получит ещё раз. — Блять, да ты псих, — говорит шатен почти шёпотом, чтобы не вызвать очередной приступ безудержного кашля. — О да, ещё какой, — отвечают ему. — Только чтобы ты понимал, я не животное, и уж тем более не собака. Кто вообще тебе дал тебе право так издеваться надо мной? Я не твоя собственность, запомни это, и все физические повреждения... — ...указаны в договоре, мистер Ким. Ты поставил галочку напротив удушения. Так что я ничего не нарушил. Это впервые, когда Ким так сильно захотел кого-то ударить, потому что понимал: пусть Чонгук и делает всё это, он точно следует договору, и от этого становится тошно. Тэхён сам обрёк себя на это. Обрёк ещё тогда, когда переступил порог его компании. И стоит ли всё это какой-то жалкой работы? Стоит. Поэтому парень отворачивается и пытается уснуть, замечая, что под его головой подушка становится мокрой. Очередная слеза падает с ресницы на переносицу, течёт по щеке и остаётся мокрым пятном на белой наволочке подушки. Самое обидное то, что он сам не понимает, почему плачет, однако не хочет, чтобы это увидел лежащий рядом тиран. — «Я такой жалкий», — повторяет он себе. — «В то время как моя возможно будущая работа стоит всего этого дерьма, я не стою ничего».***
Утро для Тэхёна не наступило. Точнее наступило, но тогда было около двух часов ночи. Сквозь сон он слышит, как кто-то ходит по квартире. И, протирая глаза, видит, что это Чонгук бродит где-то по кухне. Стараясь не показывать того, что проснулся парень наблюдает за тем, почему директору не спится. Тот ходит, ожидая, пока закипит чайник, опирается на кухонный стол, закрывает лицо рукой и пальцами трёт глаза. — Блять... — тихо произносит брюнет, и старший закрывает глаза, притворяясь спящим, боясь, что тот увидел. — Ёбаные линзы. Притворявшийся спящим, парень снова открывает глаза, и видит картину, как Чон раздражённо снимает свои голубые линзы, убирает их в контейнер и с достаточно резким звуком грубо бросает их в мусорную корзину. Чайник закипает, и младший берёт кружку, в которую сыпет две чайные ложки кофе с горкой и заливает кипятком. Тут же отпивает и отстраняется от кружки, из-за чего немного напитка проливается на пол. — Горячо, сука. Журналист находит странным его действия, но всё также молчит и продолжает наблюдать за тем, как бодрствующий кое-как вытирает небольшую образовавшуюся лужицу, и добавляет в оставшийся кофе холодной воды. Снова отпивает и морщится в недовольном лице. — Блять, сахар не добавил, — и кидает три добрых ложки, после чего выливает содержимое чашки в раковину и оставляет её там. На столе лежат бумаги. Чон садится и начинает судорожно их перебирать, будто выискивая что-то конкретное. Старший не выдерживает и принимает положение сидя, уже в упор пялясь на директора, попутно укрываясь одеялом, ёжась от холода. Окно здесь почему-то было открыто, и в квартире стоял еле слышимый запах табачного дыма. — Ты разве куришь? — спрашивает Ким сдавленным голосом. Горло всё ещё першит и побаливает. — Приходится, — отвечает Чон, не переводя взгляда от бумаг. — Время от времени приходится. И давно ты проснулся? — Зачем ты выбросил линзы? — Значит давно. Тебя это волновать не должно. — Сначала ты говоришь, что «пиздецки хочешь спать», а теперь посреди ночи шатаешься по дому. — Мне позвонили инвесторы одного из важных проектов. Сказали, что согласны на все предложения, и поэтому мне нужно закончить составлять договоры и разобраться со всей этой прочей дребеденью, — в голосе младшего чётко слышится усталость, но он продолжает перебирать бумаги. — Позвонили? Ночью? Видимо, это какое-то супер важное дело, если ты готов заниматься подготовкой когда слишком устал. Это нельзя отложить? Брюнет усмехается, бросает ручку и откидывается на спинку стула. Он смотрит на лампочку, думая о том, как раздражает его этот жёлтый свет и думает сменить его на синий. Он задумался. И явно не о сделке. Прикусывает губу, глазами водя по кухне. — Знаешь что, дружок, пойдём-ка со мной? — говорит Чон, вставая со стула, и стремительно направляется к кровати. Он хватает старшего за руку и вытаскивает его из-под одеяла. — Дружок у тебя в штанах! Куда идём?! — Тэхёну всё-таки приходится встать, наспех обуться и пойти за директором. Чонгук держит журналиста за запястье и тянет к выходу из квартиры. На них только штаны, и ничего больше. Они наспех обуваются и выходят из квартиры. — Ты с ума сошёл?! Ночь ведь! — кричит шатен, пытаясь успевать за быстрым шагом парня. Они спускаются вниз, и Тэхён не сразу понимает, где они находятся. Его мозг ещё спит, и поэтому, когда дверь квартиры открылась, парень испугался, когда не увидел улицы и не ощутил осенней прохлады. Везде было темно, глаза ещё не привыкли и поэтому не могли ничего разглядеть. Старшему приходится полностью положиться на директора, и он следует за ним меж коридорами огромного здания. Перед ним одна из прекраснейших картин. В здании компании практически все окна были от пола до потолка, и сейчас он наблюдал панораму из звёздного неба. На секунду Ким даже теряет дар речи. — Чонгук, это всё, конечно, потрясающе красиво, но... и часто ты так посреди ночи выходишь сюда, где почти шестьдесят этажей безлюдные, тёмные и пустые? — Ты забыл добавить «красивые». Пойдем на собеседование, мистер Ким, — говорит парень и снова хватает другого за запястье, продолжая путь в неизвестность. — Какое, блять, собеседование?! Ты точно псих. Они доходят до кабинета Чонгука и тот открывает дверь. В помещении темно, и директор, кажется, не собирается включать свет. Удивительно, как ночью может быть светло и без солнечного света. Это же скольким звёздам нужно так светить, чтобы освещать землю вместо солнца. Здесь стояло точно такое же необъятное окно, сквозь которое было хорошо видно город. Брюнет отпускает запястье старшего и переводит руку на его плечо, медленно опускает ладонь на талию и несильно сжимает кожу; тянет парня на себя и смело, резким движением, вжимает в стену. На лицо Тэхёна падает свет от звёзд и луны, и младший кусает единственный тёмный участок — его шею — вдыхает его запах и с хрипотцой в голосе выдыхает. Второй вздрагивает всем телом, и Чон отстраняется, вопросительно смотря на него. Затем переводит взгляд на шею и пальцами поворачивает голову шатена за подбородок, чтобы свет попал на тот участок. Сразу становится ясно, отчего тот вздрогнул — на шее журналиста видны чёткие, слегка почерневшие, следы от пальцев. Сейчас младший понимает, что переборщил, и целует каждый «перебор»; на каждый поцелуй стоящий напротив вздрагивает и, сжимая руки в кулаки, стонет от неприятной боли, и от этого сжимает бёдра Чонгука. — К окну, — басом произносит тот. — Что? — К окну. Живо. Тэхён не торопясь идёт через кабинет, обходит стол и подходит к окну. Он оборачивается, наблюдая за младшим, но не успевает одуматься, как тот рывком разворачивает его. Перед ними ночной город и бескрайнее небо. Брюнет прикусывает участок кожи спины и ладонью опускается вниз по голому торсу Кима, пробираясь через штаны; оттягивает резинку его трусов, водит по ней и вскоре отпускает. Парень обхватывает набухающий член старшего и медленно водит по нему рукой сквозь тонкую ткань. — Собеседование начинается, мистер Ким, — шепчет Чонгук. Тэхён упирается лбом в стекло и наблюдает за проезжающими где-то внизу машинами. — Нас же увидят... — Мы слишком высоко, не волнуйся, оттуда ничего не видно. Это не впервые, когда я так развлекаюсь, так что нет причин для беспокойства. Директор этими словами пытается успокоить журналиста, а тот пропускает его слова мимо ушей, но тот факт, что он не первый, с кем Чон такое делает, каким-то образом задевает его и откладывается где-то в глубине. Когда его член полностью набухает, шатен бьёт кулаком о стекло и до упора сжимает зубы, не веря, что в очередной раз так бесстыдно поддаётся влиянию того, кого клято считает тираном. Парня буквально отрывают от окна и разворачивают к столу, грубо наклоняя его. Ким опирается на локти и смотрит вниз, ожидая дальнейших движений младшего. Тот долго бездействует и поэтому Тэхён боится. Боится неизвестности. Такое, казалось бы, недолгое ожидание никогда ни к чему хорошему не приводит. Позади слышится треск кожаного ремня, и парень не понимает, откуда Чонгук мог его взять, ведь оба пришли сюда в пижамных штанах — не в брюках. — Мистер Ким, вы готовы начать? Это был риторический вопрос, после которого брюнет, не дожидаясь ответа, медленно спускает штаны и трусы сабмиссива; тот в свою очередь слегка оборачивается, но тут же оказывается пригвождённым к деревянному лакированному столу и вздрагивает, когда чувствует холодную кожу ремня на ягодицах. Брюнет слегка водит им, будто пытаясь напугать — будто уверен, что в руках его смертельное орудие пыток, с помощью которого он может либо казнить, либо пощадить. Затем следует удар — не настолько сильный, чтобы закричать, но достаточный для того, чтобы Тэхён рефлекторно поднялся на носочки. — Только, прошу тебя, не сильно... — буквально умоляет он. — Вот так? — переспрашивает Чонгук, замахивается и с силой ударяет по нежной коже, которая вмиг краснеет. Шатен вскрикивает от неожиданности и понимает, что сказал это зря. Понимает, что когда они с Чонгуком остаются вот так один на один, то лучше всего для него будет просто помалкивать и не издавать лишних звуков. На это время стоит подавить свою гордость и делать то, что ему прикажут, ради своего же блага. Его кожа настолько печёт, что ему даже кажется — она абсолютно точно рассечена и вот-вот из того места начнёт течь кровь. Но это его предположение оказывается ошибочным, так как единственное, что из него на тот момент начинает течь — смазка, обильно сочащаяся из члена. Неужели организм привык к боли настолько, что теперь воспринимает её как удовольствие? Организм, может, и воспринимает, но Тэхён — нет. Он съёживается от боли, ему кажется, что удары наносят с точностью в одно и то же место. Пытаясь справиться с болью, шатен даже забывает дышать, и делает вдох только тогда, когда чувствует, что вот-вот потеряет сознание. По лицу текут капли пота, и он не видит смысла их вытирать. Когда всё это становится невыносимым, Ким издаёт тихое протяжное: — Перестань... И Чон перестаёт. Ягодицы пульсируют, и даже дыхание старшего дрожит. Он до конца не верит, что доминант остановился, и ожидал, что сию минуту удары продолжатся с новой силой. Но этого не происходит. По привычке Тэхён вскрикивает и выгибается в спине, когда на его ягодицы ложатся ладони Чонгука — он делает это со всей аккуратностью и осторожностью, которая в нём только есть, и слегка поглаживает горячую плоть. Осознав, что всё закончилось, старший буквально падает всем телом на стол, но его тут же поднимают. Брюнет прижимается всем телом к старшему и шепчет: — Вот видишь, всё не так страшно, как казалось, не правда ли? Не так страшно говорить о своих желаниях и чего ты действительно хочешь. Тэхён всеми силами пытается отдышаться и прийти в себя после произошедшего; ему удаётся, и он даже находит силы что-то сказать. — Не совсем... понимаю... о чём ты, — говорит он прерывисто. — Я о том, что всё, происходящее между нами, не должно быть пыткой, поэтому если ты хочешь остановить то, что я делаю, то просто попроси, хорошо? В любом из случаев у тебя есть стоп-слово, помнишь? Но ты почему-то этой возможностью не пользуешься. Только произнеси его, и я тут же остановлюсь. Вспомни, ты ведь терпишь всё это, говоришь, что я ужасный человек и считаешь меня тираном, но ты совсем позабыл о том, что даже тиран соблюдает условия договора. Чонгук, посматривая вниз, медленно разворачивает парня к себе, и смотрит в его глаза, наполняющиеся слезами. Старший кажется ему устоявшимся героем романа, который постоянно плачет и не может сдержать чувств. Однако слёз тот так и не проливает — лишь на секунду закрывает глаза и произносит: «Ты прав». И младшему приятно это слышать. Он кладёт ладонь на затылок журналиста и пальцами зарывается в его волосы, всё время поглядывая на его губы. Он считает, что секс без поцелуев нормальный только если оба знают, что это на одну ночь. — «Когда-то он уже сказал стоп-слово, когда я поцеловал его, но однажды не сделал этого. В нашем договоре чётко указано то, что нам делать запрещено, ему — прикасаться ко мне, а я в свою очередь не имею права целовать его», — думает Чон, и целует. Он касается губами чуть приоткрытых губ шатена, и невесомо целует. Тот не произносит ни слова, но в то же время не реагирует. Наверное, думает, правильно всё это или нет. Чонгук целует настойчивее даже несмотря на то, что парень не отвечает ему ни взаимностью, ни отказом. Потому что определённо думает, что это неправильно. Однако, Тэхён обхватывает руками шею брюнета, но затем вмиг не сильно отталкивает его и отворачивается. — Красный, — еле слышно говорит он, и младший тут же останавливается. — Я всё равно хочу получить своё. — Не надо... — Я не про поцелуй. — Ах... — мямлит журналист, потирая затылок. — Да, конечно... — Будьте так добры, мистер Ким, развернитесь и дайте мне вас хорошенько выебать, — обыденным тоном монотонно выдаёт Чонгук, и Тэхён разворачивается к столу, издавая смешок. Младший замечает это и тут же вводит сразу два пальца, отчего парень издаёт недовольный стон, а Чон ухмыляется, тут же добавляя третий; медленно водит ими, пока Ким полностью не расслабляется, и со стоном резко входит в него. Старший практически может чувствовать каждую венку на члене Чонгука, но, скорее всего, ему это кажется. В этот раз не было неприятных ощущений или какого-то отвращения; ему даже не хотелось заехать тому по лицу. Просто настала смиренность, и он понял, что раз уж это ему придётся терпеть ещё долго, то почему бы не принять всё происходящее. Директор хватает старшего за бёдра и до упора вбивается в него резкими грубыми рывками, попутно говоря что-то о том, что именно так он бы выебал тех инвесторов, которые должны прийти сегодня, и Ким снова усмехается — на этот раз настолько слышно, что получает шлепок по заднице, которая, кстати, до сих пор болела. Кажется, Тэхён ещё ни разу не слышал, чтобы брюнет кончал с таким протяжным долгим стоном, но внезапно для себя радуется тому, что раз его напряжение снято, то он перестанет выносить мозги всем, с кем сегодня будет работать, и Тэхёну в частности. Последнее, что запомнил журналист — то, как они сидели на диване в кабинете и разговаривали о каких-то заголовках и слоганов для компании, но затем он почувствовал резкую усталость, и погрузился в сон. Тогда, кажется, уже начинало светать, но ему уже было совершенно всё равно.***
Сон журналиста прервал звук телефона, и, подумав, что звонит будильник, он стал шарить в поисках прикроватной тумбочки и источника сигнала, но не мог найти, и потянулся дальше, вследствие чего упал — откуда, пока что сам понять не мог. В этот момент он вскрикнул, потому что находясь на грани сна и реалии, ему привиделось, будто он падает с борта самолёта, или со скалы — точно разобрать не смог. — Два американо, и принеси мне расписание сегодняшних встреч, — слышится знакомый голос где-то рядом. Тэхён продирает глаза и с ужасом понимает, что наступило утро — более того — рабочий день. Перед ним по кабинету расхаживал Чонгук в костюме и без тех самых голубых линз, в то время как старший всё ещё был одет в пижамные штаны. В дверь кабинета постучали, не успев он ничего сказать. — Под стол, — говорит Чон, стремительно направляясь к двери. — Что? — Быстро. И журналист ползком добирается от дивана до стола, в то время как младший открывает дверь и в помещение входит, судя по звуку каблуков, девушка. Она ставит на стол кофе, как понял парень, и отдаёт Чонгуку его расписание. — Инвесторы «DNA» попросили перенести встречу на 9, — говорит девушка слегка дрожащим голосом. — И ты говоришь мне это только сейчас? Ёнми, 8:50, а ты говоришь мне это только сейчас?! Я нанимал тебя не для того, чтобы узнавать обо всём в последний момент! — Брюнет злится. — Но... Они позвонили только сейчас, и... — То есть они действительно думают, что если они настолько важны, то можно пренебрегать всем моим расписанием? Да блять, что за люди. Ладно, свободна, — бросает Чонгук, и девушка уходит. — Пей кофе. Когда они придут, посидишь под столом. Да и вообще, решай, чем займёшь себя на этот день, потому что проведёшь ты его там. — Что?! — Тэхён вылезает из-под стола и вытаращивается на парня. — Почему я просто не могу подняться в квартиру? — Вот ещё! Не хватало чтобы по моему офису разгуливал полуголый парень в пижамных штанах. Журналист не успевает ничего сказать, потому что слышит звук открывающейся двери; парни переглядываются, и шатен моментально прячется под стол, стряхивая за собой пару листов бумаги и кое-какую канцелярию, но времени возвращать всё на свои места нет, потому что в кабинет заходят инвесторы. — Здравствуйте! — радостно приветствует их брюнет. По его голосу слышно, что он улыбается. — Директор Чон, давно не виделись, очень рад нашей встрече! Надеюсь, мы не сильно помешали Вашему расписанию? — Это голос мужчины лет сорока, и почему-то Киму он представляется зажравшимся жирным дядькой в пиджаке, который даже застегнуться на его пузе не может. — Присаживайтесь. По звуку слышно, что людей было несколько, но точное их число Тэхён сказать не мог. Чонгук садится в кресло и придвигается к столу, задевая пальцы старшего, что в тот момент подбирал ручку, и тот издал непонятный звук, из-за чего брюнету пришлось прокашляться. Как бы невзначай он уронил клочок бумаги, где было написано: «Издашь хоть один звук, будешь сосать». Его эта перспектива не радовала, поэтому он предпочёл молчать. Долгое время они дискутировали на темы денежных вложений и сотрудничества, в то время как ноги шатена знатно затекли и он хоть как-то пытался их выпрямить. Всё шло хорошо, разговор подходил к подписанию всех нужных бумаг и договора о совместной работе. От безделья Тэхён собирает всё то, что уронил, когда забирался под стол, и на листе А4 начинает вырисовывать какие-то каракули, после чего что-то пишет и решает задать вопрос директору. Прямо сейчас. В письменной форме. Он некрасиво черкает слова и протягивает лист, сложенный несколько раз, Чонгуку. Тот читает, цокает языком и отдаёт лист обратно. Швыряет прямо в Кима, если быть точным. — Что же, приятно было пообщаться, но, к преогромному сожалению, мы вынуждены отказать в сотрудничестве, — улыбаясь, говорит тот самый сорокалетний мужчина. — Что? — в унисон произносят парни. — Что вас не устроило в условиях договора? Мы можем это пересмотреть. Тэхён впервые слышит в голосе директора такую явную растерянность. — Нет, нет. Нам просто кажется, что это всё не то, что нам нужно, — вальяжно говорит старик и встаёт с кресла. — Вы в своём уме? Мистер Ким, я тратил на вас столько времени, так долго возился с бумагами и заключал это чёртов договор так, чтобы всем подходили его условия. Да я элементарно ночами не спал, и сейчас Вы так просто говорите, что сделка не состоится? По-моему... — Да, именно так я и говорю. Всего хорошего. Те люди уже было направились к выходу, и вроде бы сказать уже нечего — должны были лететь только маты и упрёки. Журналист и представить не мог, как себя в этот момент чувствует Чонгук — человек, который так усердно работал и вкладывал все силы в то, чтобы заполучить эти инвестиции, сейчас просто всё теряет. Складывается впечатление, что те, кто сюда пришёл, выпытывали некоторую информацию, и теперь просто решили под шумок свалить. Чон встаёт и опирается руками о стол. — Когда уходите на хер знает сколько минут, Не опоздайте в своё время возвратиться, Чтоб договоров действие, которые вас ждут, За это время не успели прекратиться. Всего доброго. — А Вы поэт, как я погляжу, — усмехается мужчина и хлопает дверью. Проходит несколько секунд, и брюнет садится в кресло, немного отъезжая. — Что это было? Что за бред ты только что сказал? — спрашивает Ким. — Твой вопрос. «Что если я выйду на пять минут?» — Да, но причём здесь договоры? — Когда уходите на пять минут, Не опоздайте вовремя вернуться, Чтобы ладони тех, которые вас ждут, За это время не успели разомкнуться. Не знаешь этот стих? — Нет, но... К чему это было? — спрашивает Тэхён и вылезает из-под стола. — Не знаю, — отвечает Чонгук и смотрит в окно. — Мне жаль, что все твои старания... — Да ладно, — отвечает директор спокойным тоном. — Они вернутся. Им деваться некуда. Но мне срочно нужно снять стресс, — говорит брюнет и смотрит на старшего, отчего тот широко распахивает глаза. — Чего?! Прямо здесь? Посреди дня? Мне нужно хотя бы принять душ! — Да ладно тебе, шучу я. Лезь под стол, сейчас очередные нервотрёпщики придут.«Когда уходите на пять минут, Не забывайте оставлять тепло в ладонях. В ладонях тех, которые вас ждут, В ладонях тех, которые вас помнят. Когда уходите на пять минут, Не закрывайте за собою двери — Оставьте это тем, которые поймут, Которые сумеют в вас поверить. Когда уходите на пять минут, Не опоздайте вовремя вернуться, Чтобы ладони тех, которые вас ждут, За это время не успели разомкнуться.»