***
Пока Тсуна и его Хранители ушли наружу, Реборн остался в убежище вместе с Лар, чтобы более подробно расспросить ее о произошедшем за прошедшие годы. — Как умер Ноно? — спросил он, чтобы понять, от чего ему стоит отталкиваться. — Это произошло восемь лет назад. Все врачи говорили, что это был обычный инфаркт. — У Тимотео всегда было здоровое сердце! Он не мог умереть от инфаркта! — вскинулся киллер. — Хоть он и собирался уйти на покой, но мог жить еще долго. — Но это неоспоримый факт. После смерти Девятого и до совершеннолетия Десятого Вонгола управлялась организацией Внешнего советника. — Это могло быть покушение? — сощурил глаза Реборн. — Маловероятно. Смерть была естественной, в крови ничего не обнаружили. Тем более тогда был новый виток в напряжении отношений с Варией. Занзас активно пытался переманить Хибари Кею на свою сторону. Повезло, что юноша слишком независим, чтобы подчиняться даже более сильному. — Значит восемь лет назад, да? — Реборн надвинул шляпу на глаза и задумался. Можно ли считать, что нападения семьи Мельфиоре начались именно тогда? Сначала они лишили Вонголу босса, оставив еще совсем недоученного Десятого без поддержки и совета. — Что-то еще? — Немногим позже умерла еще одна легенда — Ядовитый Дракон, Бертолдо Медичи. — Значит старик все-таки выдохся, — довольно вздохнул Реборн. — И кто теперь заместо него? Старик Медичи был большой проблемой в их времени. Именно под его властью клан Медичи стал тем, чем является: сильной и независимой ни от кого организацией. Многие ждали его смерти как дня, когда Медичи снова придут в упадок. — Младшая сестра Хранителя Солнца Вонголы, — гневно сощурив глаза, произнесла Лар. — Та девочка, Хотару? Значит, все-таки Иемитсу был прав, когда говорил, что-то представление в Мафия-Ленде было неспроста. — Как говорят, ее часто видят рядом с боссом Мельфиоре. Также есть веские причины подозревать, что она причастна к убийству Савады Тсунаеши. Она была там в тот день. Реборн снова прикрыл глаза, погружаясь в собственные мысли. Сасагава Хотару, более известная в мире мафии как Коломбина Медичи. Она была опасна даже тогда, десять лет назад. Ее способность скрывать свое присутствие — это нечто сверхъестественное. Возможно, это какой-то малоизученный тип пламени, но ответа на этот вопрос тогда не смог дать даже Верде. Вернее, он сказал, что без образца все это будет лишь пустыми размышлениями. И самое неприятное, эта способность распространялась не только на присутствие — направленный взгляд, агрессия — она могла скрыть, что угодно. Словно бы ты имеешь дело не с живым человеком, а с призраком. После того как, в Намимори приехал ее отец, на рынке услуг изготовителей различных ядов и наркотиков появилось новое лицо. Коломбина Медичи быстро делала себе имя. Куда быстрее, чем этого стоило бы ожидать от девочки-ровесницы его Никчемного ученика, которая до этого не должна была встречаться с мафией. Обычный человек должен быть смущен необходимостью делать оружия убийств, но юную Коломбину это, кажется, не смущало. Иемитсу при упоминании ее, казалось, сходил с ума и в гневе сравнивал ее с Варийским Принцем. К тому же она была каким-то образом связана с Рокудо Мукуро и его бандой, бывшие подопытные Эстранео достаточно долгое время подчинялись ей. Причем уровень послушания был не ниже, чем у Мукуро. Правда, во время последних битв в состязании Колец она попала в больницу. Так как Хранитель Солнца Рехей сильно волновался о своей сестре, Реборну пришлось приставить к ней Шамала. По словам мафиозного врача, ее состояние больше всего похоже на попадание под мощную иллюзию Тумана. Автор оставался неизвестным, но Реборн подозревал, что между девочкой и Мукуро что-то произошло. Что-то, что закончилось для нее больничной койкой. Эта девочка стала Старейшиной Яда? В семнадцать лет? Медичи не тот мафиозный клан, во главе которого можно встать только благодаря имени или влиянию родни. Похоже, опасения Иемитсу были оправданы. Ее способности действительно не меньше, чем у Принца Потрошителя.***
— Привет, Хотару. Это Хана, узнала? — Куракаве разливала чай по чашкам, прижав телефон к уху плечом. — А, привет, Хана. Конечно узнала, просто ты выбрала не самое удачное время. У нас тут еще довольно рано, — раздался в ответ сонный голос. — Ты все еще в Европе? — В ответ раздалось согласное мычание. — Ко мне тут пришла Киоко, у нее проблемы. Ее ищут какие-то типы в черных костюмах, боюсь, это из-за вашей с Рехеем работы. Она волнуется, поговоришь с ней? — Давай. — Киоко-чан. — Хана наклонилась к взволнованной подруге и протянула ей телефон. Девочка подняла перепуганные глаза и слабо улыбнулась. — Я не могу прямо сейчас связаться с Рехеем, но может быть поговоришь с Хотару? — Спасибо. — Киоко протянула руку, беря телефон. — Хотару-тян? — Киоко, Хана сказала, у тебя проблемы. Расскажешь? Сасагава хлюпнула носом и поспешила стереть выступившие на глазах слезы. Голос сестры хоть и звучал очень издалека, но все равно успокаивал ее. Хотя он звучал намного взрослее, ведь Хотару из этого времени была на десять лет старше. Девочка, утирая слезы, начала рассказывать обо всем произошедшем: и о том, как они оказались в будущем, и о страшных типах, которые на них напали, и о том, что братик пропал, и никто не знает, где он, и что она пошла искать хоть какие-то зацепки, и если бы не помощь Ханы… — Ты все такая же дурочка, Киоко, — со вздохом произнесли на том конце трубки. — Для начала успокойся и прекращай делать глупости. С Рехеем все в порядке, что с ним, идиотом, будет? Он в Италии, скоро вернется. — Хотару, — снова всхлипнула девочка. Ее сестра всегда была такая — рассудительная и спокойная. Она всегда знала, что нужно делать. Киоко иногда очень хотела стать на нее похожей, потому что ей всегда не хватало холодного разума сестры. А ведь из них двоих именно Киоко была старше на целых полчаса. Родители рассказывали, что Хотару родилась очень слабой и поначалу все волновались, что она может не выжить. Но ее сестра со всем справилась и теперь успокаивает ее. — Киоко-чан, смотри, это разве не Тсунаеши-кун? — Хана, все это время стоявшая у окна, показала на кого-то по ту сторону стекла. — Тсуна-кун? — переспросила девочка, подскакивая к окну. — Вернись на место, дура, — раздался в трубке строгий голос. — За кем тут охотятся? — Прости, — протянула девочка, садясь обратно. И как сестра узнает, что она делает, даже если не смотрит? — Отдай телефон Хане и не дергайся. Ты тут прекрасная принцесса, так что сиди и жди своего принца. — Я… — замялась Киоко. — Телефон. Хане, — снова повторила Хотару. — Хана-тян, — протянула девушка телефон подруге. — Ты уже связалась с тем человеком? Тогда хорошо, я позвоню тебе попозже. — В трубке раздались длинные гудки, а через минуту Хана уже открывала дверь для Савады и его спутницы. Глядя, как Тсуна что-то говорит Киоко, молодая хозяйка популярного салона красоты вспомнила собственную свадьбу и слова младшей сестры ее жениха.***
— У нас с Рехеем не самая безопасная работа, — говорила Хотару, стягивая с правой руки перчатку и показывая покрытые мелкими ожогами пальцы. — Если ты не уверена в том, что сможешь смиренно ждать его месяцами, не получая никаких новостей, лучше откажись сейчас. Наша мать не справилась с этим, хоть отец и старался оградить ее. — То есть тот развод? — спросила она тогда. Странную картину они должны были представлять: невеста в белоснежном платье и Хотару, единственная девушка, которая одела на торжество брючный костюм. — Да. — Чета Сасагава развелась в тот год, когда они должны были поступать в среднюю школу. Рехей и Киоко остались в Намимори с матерью, а Хотару уехала с отцом. — Поэтому лучше решай сейчас, сможешь ли ты ждать его. Видеть, как он приезжает домой, покрытый новыми ранами, а по ночам считать шрамы на его теле и не иметь возможности спросить, откуда они. — Смогу, — упрямо сказала она тогда, еще не понимая, почему в глазах девушки зажегся жестокий огонек. После завершения торжества Хотару даже не осталась на праздничный ужин, только уходя вручила ей небольшую коробочку, внутри которой лежал телефон. — Я желаю этому придурку счастья, так что, если будут проблемы, там есть мой номер, — сказала она перед тем как уйти. О странном подарке она Рехею не сказала, сначала просто забыла, потом долго не было повода, а в конце концов, по неизвестной ей причине, на упоминание имени Хотару в их доме было наложено табу. В первый раз ей пришлось воспользоваться этим телефоном через год после свадьбы. Когда Рехей в первый раз исчез без единого предупреждения так надолго. Его не было неделю, месяц, когда к концу стал подходить второй, она не выдержала. — Я ведь предупреждала? — раздался на той стороне холодный голос. — Ты знаешь, где он и что с ним, правда? Это было больше всего похоже на истерику. До этого она пыталась связываться с остальными друзьями Рехея, чьи номера у нее были, но все они не могли дать ей ответа. Тогда она вспомнила и о подарке, и о предупреждении. — Знаю, но, может быть, лучше тебе не знать? Он вернется через пару месяцев, живой и здоровый. — Хана была готова поспорить, что Хотару насмехается над ней. Она такая еще со школы, знает куда больше, чем говорит, и смотрит на тебя через прищуренные глаза, заставляя чувствовать себя бесполезной. — С новыми шрамами, о которых я не смогу спросить? — Вспомнились слова со свадьбы. — Да, — равнодушный ответ. — Я хочу знать, — решилась она через минуту молчания. Все-таки Курокава Хана никогда не была трусливой или слабой. — Он в больнице. В коме. С тяжелыми травмами. По прогнозам врачей придет в себя не раньше, чем через месяц. — Спасибо, — это она уже сказала под ровные гудки. Ее собеседник отключился, не дожидаясь благодарности. Это тоже было в ее характере: она просто делала свое дело и тихо уходила закончив. Потом был еще не один раз, когда она звонила по этому телефону, и спокойный голос на другой стороне говорил снова и снова: в больнице, на задании, вернется через месяц, пулевое ранение в живот, есть риск, что не выживет. Она слышала это снова и снова, а потом, когда Рехей возвращался по ночам, проводя руками по его телу, натыкалась на все новые и новые шрамы. Хана не признается другим, но больше всего ей помогал держаться именно тот холодный голос в телефонной трубке. Она столько раз хотела все бросить, сказать Рехею, что она не может и дальше жить с этим страхом, почти не видя его. У них даже детей не было. Как-то не получалось, хотя они жили вместе уже четыре года. Но она снова и снова вспоминала ту Хотару с их свадьбы, покрытую мелкими шрамами руку, и ледяной огонь плескавшихся в серых глазах, и откладывала это до следующего раза. До следующего звонка на зашифрованный номер и жестоких, но необходимых слов.***
Сейчас она смотрела, как Киоко-подросток прощается с таким же ребенком-Савадой, и думала, что если их отношения наконец зайдут так же далеко, как зашла она с Рехеем, то Хана скажет подруге тоже, что когда-то сказала ей Хотару. Потому что она желает своей подруге счастья, а в том, что Киоко сможет жить так и при любой отлучке больше чем на месяц, слушать холодный голос, она сомневалась. Это слишком жестоко по отношению к ней. Потому что их солнечная Киоко достойна большего, чем ждать и молиться всем богам сразу, чтобы и в этот раз пуля прошла мимо.