Луна в свете Солнца

      Савада Иемитсу был доволен. Вся эта чехарда с Занзасом наконец закончилась, и теперь его сын окончательно и официально признан будущим Десятым боссом Вонголы. Осталось лишь подождать, пока Тсуна закончит школу и займет свое место уже окончательно.       Испытания Хранителей должны были показать десятому поколению, что мир мафии далеко не светел и полон опасностей и предательств. И что ради победы можно использовать даже врагов.       Мужчина довольно улыбнулся и покачал в руке бокал с отличным вином. Эта девчонка Медичи подвернулась очень удачно. Без нее сломать сопротивление Рокудо Мукуро было бы куда сложнее. Глупый ребенок, который верит в черно-белый мир. Он доверился ей, позволил ядовитой змее проползти в душу… Тем приятнее было для Иемитсу указать зарвавшемуся мальчишке на его ошибку.       Судя потому, что Медичи до сих пор в больнице, после недельной комы, Туман хорошо развлекся с ней. Да и судя по отчетам, его приспешники покинули Намимори сразу после завершения битвы Колец. Шамал говорит, девочка тронулась умом: бормочет что-то несвязное, не может нормально двигаться, бросается на посетителей. Еще немного и ее просто запрут в психиатрической больнице. Как бесславно закончится карьера Коломбины Медичи. А ведь она подавала такие надежды.       Все складывается просто отлично. Жаль, что с остальными выходцами ядовитой семьи нельзя расправиться так же просто, как с глупой девчонкой, которая решила приручить иллюзиониста. Увы, Дракон бдительно следит за любым, кто попытается навредить клану. Следит и устраняет. — Господин Иемитсу. — В кабинет постучалась его помощница Орегано. — Новые отчеты? — вздохнул мужчина готовый снова приступить к работе. — Вам посылка. — Девушка поставила на стол небольшую коробочку. — Мы уже проверили, там нет ничего опасного для вашей жизни. — Ну давай взглянем, — усмехнулся Иемитсу и открыл крышку.       Внутри шкатулка оказалась обита белоснежной тканью, на которой лежали, приковывая взгляд, хрупкие цветы с тонкими алыми лепестками. — Как странно, — удивилась Орегано, закончив вынимать соцветия из шкатулки. — Это ликорис. Он означает «без надежды на встречу». Такие обычно приносили погибшим возлюбленным, но их тут тринадцать. А тринадцать во флористике означает «я вас ненавижу». — А ты неплохо разбираешься во всем этом.        Иемитсу взял один из цветков на руку и просканировал пламенем. Нет, обычные цветы. Довольно свежие или как минимум обработанные пламенем солнца. До сих пор присутствуют остаточные эманации, но узнать того, кто работал с цветами уже невозможно. — Ну я же женщина. И все равно странно. Словно это два разных послания для двух разных людей. Одно для возлюбленного, а другое для разлучника. Господин Иемитсу, а вы в последнее время никаких влюбленных не разлучали? — На этот вопрос Внешний советник только рассмеялся. — Орегано, милая, это глупость. Наверное, кто-то просто хотел сделать мне подарок. Не все же знают язык цветов. Я вот тоже не знал, что все это может что-то значит, пока ты не сказала. Поставь их куда-нибудь. Хотя они все равно скоро засохнут.        Он беспечно махнул рукой, небрежно сминая цветок в руках и скидывая его обратно в коробку. — Шамал, Медичи уже выписали? — Набрал по памяти номер Иемитсу, как только его помощница покинула кабинет. — Ей конечно уже лучше, и разум постепенно возвращается, но она пробудет в больнице еще как минимум месяц. Ей приходится заново учиться ходить и работать руками, уже сейчас заметно, что немалая часть мышечной памяти утрачена, возможно, из-за шока. — К ней кто-то ходит, кроме одобренного списка? У нее есть телефон или компьютер? Что угодно для связи с внешним миром? — Да нет, ничего такого. В ее палате постоянно убирают, и там нет ничего подобного. Иемитсу, все в порядке? Почему ты так взволнован?       Внешний Советник только коротко поблагодарил и повесил трубку. Это просто цветы. Без какого-либо тайного значения и смысла. Девчонка Медичи в больнице и отрезана от внешнего мира. Она беспомощна и не опасна, после того, что с ней сотворил Рокудо, она еще долго не сможет прийти в себя. А там, кто знает, отчего может оборваться ее жизнь. Может быть, после пережитого кошмара она решит покончить с собой. Поступок вполне в духе ее возраста.       Совесть Саваду Иемитсу не мучила. Он обеспечивал безопасность своего сына и устранял угрозу для Вонголы. У мафиози нет совести. И жалости они не знают. А цветы он выбросит незаметно для Орегано, просто ради подстраховки.

***

— Ши-ши-ши, это была самая странная работа, которую выполнял Принц, — смеющийся голос в трубке звучал с помехами, но меня это не смущало. — Спасибо, Ваше Высочество, мы в расчете, — говорю спокойно, наблюдая в окно, как в парке у больницы бегает маленький Ламбо и его подружка, та китайская девочка. За ним пытаются присматривать Киоко и ее подруга Хару. — Ши-ши-ши, это было просто. Мармон передает, что его работа тоже выполнена. — Это хорошо, — киваю чуть-чуть невпопад и отнимаю трубку от уха, прислушиваясь к происходящему в коридоре. — Спасибо за все, Ваше Высочество. Однажды верну вам ваш приз за побитого подрывника. Всего доброго.        Отключаю телефон и заворачиваю его в плотный слой пламени. Забавная вещь пламя Луны, его не существует, но оно есть. Ни один детектор пламени не сможет его найти, даже если оно будет гореть вплотную от него. Пламя видно лишь тогда, когда этого желает его владелец. Оно способно скрыть все, что угодно: предмет, запах, вкус, эмоции. Все, на что хватит фантазии. — Как ты себя чувствуешь, Хотару-чан? — В палату вошел доктор Шамал.        Когда дело касалось работы, он не позволял себе приставать к пациенткам, и мы с ним почти ладили. Если забыть, на кого он работает. — Уже не так больно. — Прижимаю руки к животу. Фантомные боли все еще не оставляют меня. Все-таки пусть это и была иллюзия, но она была слишком реальна. — Это хорошо, — улыбается мужчина и треплет меня по волосам.       Зло встряхиваю головой, отстраняясь от прикосновения. — Когда меня уже выпишут? — спрашиваю, перекрещивая руки на груди. Знаю, что защитный жест, но причины у меня достаточные — я его опасаюсь. Я сейчас всех опасаюсь. — Тут невыносимо скучно. — Думаю, через пару дней. — Смотрю на доктора снизу вверх полным скептицизма взглядом. Кто вообще решил, что в этих белых стенах я быстрее поправлюсь? Да чем быстрее я окажусь снаружи и смогу занять свой мозг чем-то, кроме пустых размышлений, тем лучше. — Ну, Хотару-тян, куда тебе торопиться, сейчас же летние каникулы. В школу не надо. — Отвожу взгляд.       Да, действительно каникулы. Вот только мне от этого не теплее. Зябко переступаю с ноги на ногу. Холод теперь мой постоянный спутник. Он внутри и снаружи. Горит ровным серым пламенем в глазах и бегает искрами по волосам.       Отворачиваюсь обратно к окну. Хочется тишины. И одиночества. Шамал уходит молча, аккуратно закрывая за собой дверь. Беру с подоконника телефон и смахиваю с него пламя. Набираю номер Чикусы и слушаю ровные гудки.       Банда Кокуе исчезла из города после того, как закончилась битва Тумана, которую я пропустила валяясь в глубокой коме.       Если верить календарю, очнулась я уже после того, как Вария, потерпев поражение в Битве Колец, покинула историю. А для меня это значит, что закончился и канон, потому что аниме дальше арки про Варию я не смотрела, там шли какие-то маловразумительные серии-филлеры, и я просто бросила это дело и переключилась на что-то более серьезное.       Теперь можно надеяться только на себя. И на семью.       Сжимаю в руках телефон, воскрешая в памяти встревоженный голос отца, с которым я связалась едва только очнулась. Достать телефон было делом несложным, я просто попросила Киоко принести его мне, а потом прятала от любопытных взглядов медперсонала при помощи пламени. — Девочка моя, что с тобой случилось? — голос Рюгена полный искреннего беспокойства звучал мягко и обволакивающе. Он обещал мне защиту от любых опасностей, и мне хотелось ему верить. Очень хотелось. — Я не знаю, пап.        Вру, бессовестно вру, но сказать правду не могу. Не знаю, смогу ли когда-то простить Мукуро за причиненную мне боль. Не знаю, но я не могу рассказать, кто именно главная причина моего состояния. Потому что я не умею предавать. Предавать по настоящему. Предавать тех, кого пускаю в свое сердце. Вонзать нож в спину, а потом смотреть в глаза и лживо улыбаться. Никогда не умела.       Пусть это будет моим последним подарком ему. Неотданным. И неполученным. Моя глупая, наивная верность. Кому она нужна в мире мафии? — Когда закончишь среднюю школу, я заберу тебя к себе, хочешь? Думаю, мы сможем найти слова для мамы. — Хочу.        Да, так будет лучше всего. Пережить еще один год в этом городе и уехать в Италию под крыло отца. Это хорошая цель. И мечта тоже хорошая. — Главное ничего не бойся, Медичи своих не бросают.       В ответ смеюсь хрипло. У меня теперь совсем другой голос, ничего в нем не осталось от птичьей звонкости. Боевой воробей Сузуне умер. Осталась только Коломбина Медичи, ученица Ядовитого Дракона, будущая Старейшина Яда, отравительница и ядоделка.       Станцуй с ножами Коломбина,       Станцуй на острие клинка.       Тебя пронзают Коломбина,       А ты смеешься, что жива.              Попытка спеть, на мой взгляд, оказалась откровенно жалкой. Но настроение немного подняло. За окном все также носятся дети из компании Савады. Дети-мафиози, которые уже умеют держать оружие, но не умеют читать. Вспомнился Кен, который знал четыре языка, но не умел нормально умножать.       В душе снова заворочалась ненависть. Я хотела дать им нормальное будущее: образование, работу и место, которое можно было бы назвать домом. Но теперь их нет. Люди, которых я впускаю к себе в душу, исчезают, просачиваясь песком сквозь пальцы. Одних я отталкиваю сама, чтобы защитить от мира, в котором им не место, другие уходят сами.       Холодно. Обхватываю плечи руками, чтобы согреться, но мои руки тоже холодны. — Травоядное. — Птицы не травоядные, Хибари-сан. — Разворачиваюсь и улыбаюсь, механически, но искренне. А некоторым хищникам плевать, на то, что думают всякие травоядные, и они просто есть. — Камикорос. — Мне показали серьезно побитые тонфа, подсунув их почти под нос. — Вы пришли меня навестить, Хибари-сан? — Я хочу подраться с тем орущим типом и его боссом. — Мечтательное выражение на лице Демона выглядит жутковато, но все портит маленькая птичка у него на голове. — Ну, у меня есть их контакты, но договариваться будете сами. — Хибари довольно оскалился и протянул руку. — Мы вообще-то в больнице, у меня тут ни компьютера, ни записной книжки. — Кея нахмурился и вышел.       Чую, на этом все не закончиться. А в голове была дурацкая идея, увести у Савады его Облако. Как по мне, но в Варии Хибари будет смотреться куда уместнее. Представила себе Демона Намимори в Варийской форме и рассмеялась.       Мелочь, конечно, но ведь с чего-то нужно начинать. А перейти на более серьезные аргументы я еще успею. Сначала надо прийти в себя и восстановить душевное равновесие. Все-таки месть — это блюдо, которое подают холодным.       И смерть — это слишком просто. Смерть — это избавление. И Савада Иемитсу его не получит. Он будет метаться из стороны в сторону, он будет хвататься за любую надежду, и чем дольше будет его падение, тем больше упоения я получу. — Травоядное! — В дверях снова нарисовался Хибари, за спиной которого испуганно дрожала медсестра. — Собирайся, тебя выписывают! — Птицы не травоядные, Хибари-сан. — Угрожающее покачивание тонфой было мне ответом. — Но спасибо. — Мой номер у тебя есть, — коротко ответил парень и ушел.       Даже через стены палаты было слышно, как перед ним разбегается толпа. Очень надеюсь, что Варии все-таки нужно такое бесцеремонное Облако. Хотя тот коллектив — это единственное место, где он будет к месту.       Пакостно смеюсь, представляя, как будет материть меня офицерский состав Варии, если Хибари им все-таки подойдет, и они узнают кому обязаны подарочком.       Я не буду унывать, отец. Коломбина, возлюбленная Арлекина, не плачет. Она шагает по своему канату с улыбкой. А месть. Месть требует тщательной подготовки и планирования, потому что я после ее завершения не планирую оборвать свою жизнь. На мести моя жизнь не закончиться, она с нее только начнется.