Так решили звезды

Когда-то Катя думала, что хуже инструкции и следующего ее указаниям Андрея, в ее жизни уже ничего не случится. Но теперь поняла, что дико заблуждалась. Тогда ей разбили сердце, надругались над чувствами, поступили несомненно жестоко, но сейчас… Сейчас Катерине наплевали в душу, и продолжают это делать ежедневно, ежечасно. А она вынуждена терпеть, собирать всю волю, честь и достоинство в кулак, и прятать куда-нибудь поглубже, на задворки сознания. Она выстоит, она выдержит! Главное, не обращать на Жданова никакого внимания. Не думать о нем, не ревновать. Последнее, правда, получается выполнять с большим трудом… Андрей словно с цепи сорвался. Если до этого он напивался, то теперь решил сменить тактику и уйти в запой любовный. Модели буквально поселились в президентском кабинете, проложив туда не зарастающую тропу. И сменяли друг друга с невероятной скоростью. А что самое интересное, так это то, что это нисколечко не мешало рабочему процессу. Андрей работал с полной самоотдачей, задерживался допоздна, приходил пораньше, в компании с бутылкой виски ни разу замечен не был, и активно усердствовал в выполнении разработанного ими плана: за неделю сократить отрицательные показатели максимально, насколько это вообще возможно. И Кате вроде бы радоваться нужно. Но как-то не радовалось… Ей стали сниться кошмары. Жданов, занимающийся любовью с безликими женщинами. А когда просыпалась и приходила в «Зималетто», то становилась свидетелем этих кошмаров наяву. Кате иногда даже казалось, что он специально устраивает перед ней подобные сцены, ведь Андрей ни разу не смутился, и не извинился, когда она заставала его с очередной моделью, а наоборот, улыбался еще шире, и демонстративно придвинув полуобнаженное тело красотки к себе, поближе, спрашивал: «Что вы хотели? Не видите, я занят!» или же недовольно возмущался: «Вас стучаться не учили?». «Простите, Андрей Палыч!» - неизменно отвечала она и тут же уходила. Слезы душили изнутри, но она терпела. Вынуждена была терпеть. Наблюдать, безмолвствуя, не в силах помешать и что-либо изменить. Этот Андрей чужой, и у нее нет на него никаких прав. И она сама здесь чужая, чужеродная… Уйти бы, убежать, снова скрыться под палящим солнцем Египта, чтобы не видеть его, не думать о нем, забыть. Ведь однажды у нее это почти получилось… А что если она не вернется? Что если она здесь застряла навсегда? Дико страшно предполагать подобное, но исключать тоже глупо. Что имел в виду тот старик? Что означает «цветок папоротника»? Нужно решить эту загадку как можно скорее… - Катька, ты обедать идешь? – спросила Шура, перехватив ее в коридоре. - Нет, Шур, я не успеваю никак… - Вот негодяй! Как так можно! – прошептала Шурочка, яростно сжав кулаки. – Сам уехал вместе с Изотовой, а все дела спихнул на тебя! Катя проглотила всхлип. - Андрей Палыч, меня не заставляет. Я просто не успела… вот и… - Да все мы понимаем, Кать. Ничего не говори. Тебе что-нибудь принести из «Ромашки»? - Спасибо, Шур, но не нужно. Я не голодна. Она и правда в последние дни совершенно не чувствовала голода и почти ничего не ела. Попросту забывала о том, что необходимо принять пищу. Наряды и до этого сидевшие на ней, как на пугале, теперь обвисли еще больше, юбки норовили соскользнуть вниз. Катя постоянно подтягивала их вверх, неловко оглядываясь по сторонам, чтобы никто не увидел. Она очень похудела. А еще побледнела и обзавелась большими черными кругами под глазами. Родители забили тревогу, сокрушаясь на нерадивое начальство, позабывшее о совести и о трудовом кодексе, а Милко и вовсе, едва удерживался от того, чтобы не повторить историю с Воропаевым, только теперь с Андреем в главной роли. Милко, как ни странно, спасал ее. Он заботился о Катерине, подвозил на работу и отвозил домой, он защищал ее от нападок и косых взглядов, кормил пирожными, дарил цветы, рассуждал об искусстве, делился своими идеями, по вечерам водил в театры. Если бы не Милко, она бы погибла, это точно. Он каким-то чудесным образом каждый раз возвращал ее к жизни, давал веру в себя и в собственные силы. И он любил ее по-настоящему, это читалось в каждом взгляде, в каждом нежном слове. Он любил, но молчал о своих чувствах. Дарил тепло, ничего не требуя взамен… Ничего не требуя взамен… Как же ей это знакомо! До боли знакомо! И она, как порядочный человек, должна была отказаться от Милко, не позволять ему надеяться. Но не могла этого сделать. Она была сейчас слишком слаба. Все силы уходили на Жданова и борьбу с собственными чувствами… А ведь еще нужно было работать! Вытаскивать «Зималетто». Неделя – ничтожно малый срок. И успеть исправить ситуацию в принципе не реально. Это все понимали. Но продолжали работать и надеяться на одно – на милость Павла Олеговича, на то, что он даст им шанс все исправить, ведь план уже разработан и срок восстановления – не больше двух месяцев. Но и уже после выпуска первой коллекции все бы изменилось в лучшую сторону. Но у них нет этих двух месяцев. Есть всего лишь неделя, и того меньше… Два дня… Боже, у них осталось всего два дня, и те - выходные… Катя устало опустила голову на стол, прижалась к его прохладной поверхности и прикрыла глаза. Что же делать?.. Воропаев после той громогласной истории с дракой в компании носа не показывал, но Ярослав Борисович активизировался на полную мощность, его глаза и уши были повсюду. А еще он так настойчиво пытался убедить Андрея закупить узбекские ткани, лучшего качества и по низкой цене, по его словам, что не заподозрить его в прислуживании противоположным силам было уже не возможно. Но и уволить до Совета не могли. Ведь неизвестно, что будет потом, и удастся ли Андрею остаться в президентском кресле. Вот так и работали, шифруясь от него, не совсем удачно, надо сказать… В президентском кабинете послышались шаги. Андрей вернулся с романтического обеда, а может быть, и вовсе не обеда… Катя устало поднялась и направилась к нему. - Андрей Палыч… - он вскинул на нее недовольный взгляд. – Я хотела с вами поговорить… - неуклюже прикрыла за собой дверь, подошла к креслу и медленно присела. – В понедельник я уволюсь… Павел Олегович, в любом случае, не пожелает, чтобы я оставалась работать в «Зималетто», после того, как я обманула его, отправив фальшивый отчет… Вы можете теперь вздохнуть спокойно, Андрей Палыч, - вымученно ему улыбнулась. – Никто теперь не будет вам мешать и заставлять вас… Простите, Андрей Палыч, в мои планы никак не входило отравить вам жизнь. Сегодня последний рабочий день… для меня… Я, наверное, приеду сюда еще завтра, чтобы доделать отчет, собрав последние цифры… И в понедельник, если вы захотите, буду присутствовать на Совете… - Не стоит, - сухо ответил он, не сводя с Катерины пристального взгляда. - Хорошо… - протянула ему лист бумаги, Андрей сидел неподвижно, и тогда Катя просто положила его перед ним на стол. – Это заявление об увольнении… Я не поставила число, вы сами… - Ставьте сегодняшнее, - потребовал он. Катя едва сдерживала слезы. Нерешительно поднялась, сходила в каморку за ручкой и трясущейся рукой написала нужную дату. - Отчет оставьте у меня на столе. Как только закончите все дела, можете быть свободны, - бросил он небрежно, поднялся с кресла и вышел из кабинета. Катя сползла на пол, присела, обхватив колени руками. Вот так вот… Она может быть свободна. Ей наконец-то подарили свободу… Так что же ты, Пушкарева, плачешь? Почем слезы горькие льешь? Дура ты, Пушкарева! Неужели ты все еще на что-то надеялась? Не нужна ты ему! И труды твои по спасению компании ему не нужны! Он избавился сейчас от тебя как от обузы. Так иди же на все четыре стороны! Беги отсюда! Ты ведь об этом мечтала? Ты ведь этого так страстно желала! И вот оно! Исполнились твои мечты! Ты свободна… *** Андрей бежал из кабинета так быстро, словно за ним гнался тигр. Проскочил мимо пустующей приемной и скрылся за дверью кабинета Малиновского. И только там, прижавшись к двери, успокоился, выдохнул и плавно сполз на пол. Ромка на рабочем месте отсутствовал, и это было к лучшему. Андрею сейчас нужно было побыть одному, подумать и решить, как быть дальше… без Кати. Ему снился сон. Длинный нескончаемый сон с душистыми полями цветущих папоротников. Он бродил среди них один, натыкаясь, то и дело, на одинокие сухие деревья, и пытался найти выход. Ведь где-то же он был! Ведь когда-то же должны были закончиться эти бесконечные поля! И солнце! Почему оно светило так долго, и не думая опускаться к закату? Андрей бродил, изнемогая от жары, и думал о том, куда же девалась Катерина. Она исчезла сразу же после того, как ушел старик. Была, и вдруг нет ее. Словно растаяла в белоснежных облаках. Андрей звал ее, но в ответ к нему возвращалось долгое эхо, а потом он двинулся на поиски и натолкнулся на эти поля. Время здесь не существовало, оно будто бы лопнуло, расплескавшись этими вот ядовито розовыми цветками, вечно цветущими, вечно прекрасными. Андрею даже стало казаться, что он застрял здесь навсегда... Но однажды листва расступилась, явив белоснежные пустоты. «Найди ее!» - прошептал незримый голос. И он проснулся. Распахнул глаза, вскочил, озираясь по сторонам, и тут же отправился к Катерине домой. Припарковался у подъезда и вдруг увидел, как его Катя выбегает на улицу, радостно улыбается Милко, появившемуся вдруг из неоткуда, и садится к нему в машину. Вот так вот… Приехав в «Зималетто», Андрей первым делом кинулся выуживать информацию у Малиновского и едва не поседел от услышанного. Он, оказывается, все это время пил, изменял Катерине, оскорблял ее и вел себя отвратительно. А еще компания снова в глубокой трясине и у них осталось всего два дня до Совета. Кажется, вместо него в этом мире присутствовал прежний Андрей Жданов. Но что насчет Катерины? Она прежняя? Или нет? Эту загадку он пытался решить весь день, не решаясь задать вопрос прямо. Он видел ее посиделки с Милко и об их тайном романе уже начал шептаться «Женсовет». Но что было на самом деле? И что, если эта Катя – не его, то есть прежняя, и она влюблена в Милко? Что же ему в таком случае делать? Отпустить ее? Он вошел, наконец, в свой кабинет, устало опустился на кресло. Нападки очумевших моделей не давали ему прохода весь день. Особенно назойливой оказалась Изотова Лерочка. Пришлось увести ее из «Зималетто» и доходчивым языком объяснить, что не нужна она ему больше, и если она желает и дальше оставаться работать в их компании, то оставит его в покое. И Лерочка, конечно же, дрогнула. Нет, сначала уверяла его в своей безграничной любви к нему, а потом все же дрогнула, или попросту устала биться об его непреклонное безразличие, и, обозвав Жданова мразью и ничтожеством, убежала прочь. - Андрей Палыч, я хотела с вами поговорить, - прошептала вдруг Катерина, неожиданно появившись прямо перед ним. Она выглядела ужасно осунувшейся, бледной и дико уставшей. Андрей смотрел на нее испытывая целую смесь противоречивых чувств: и вину за то, что довел ее до подобного состояния; и недоумение всплывающее в попытках решить, его ли это Катя; и нежность, и желание обнять, прижать к себе, поцеловать. Он ведь так соскучился! Не видел ее целую вечность… Катя заявила о том, что желает уволиться. Эти простые слова одним махом отправили его в нокаут, лишили равновесия. Она желает уйти от него! Значит, это прежняя Катерина, та, которой он не нужен, та, которая влюбилась в Милко, та, которая запросто может бросить его. Он не имеет никакого права ее удерживать. Теперь у него нет таких прав… Катерина еще что-то говорила о присутствии на Совете, и по лицу ее было видно, что это ей в тягость, и он отпустил ее… С сегодняшнего дня, с этой минуты она свободна… А он… Он будет пытаться жить дальше… Без Катерины… В надежде на то, что когда-нибудь она вернется… А что, если это она? Андрей вскочил на ноги, перевернул все шкафчики в поисках виски, и обнаружил вдруг забавнейший листик бумаги, исписанный почерком Малиновского и изрисованный красочными картинками. «Инструкция по освобождению Жданова из коварного плена дурнушки» - гласила заглавная надпись. Как интересно… * * * - Шур, ну, что там видно? – прошептала Маша, изнемогая от нетерпения. - Стоит возле стола, что-то читает, - ответила ей Шура, отмахиваясь от повисшей на ней Тропинкиной. - Ой, девочки… Все это очень и очень ненормально, - расстроено пробормотала Света. - Ага, он так бежал сюда, едва не сшиб меня, - кивнула Маша. – Шур, ну, что там происходит? - Ничего. По-прежнему стоит… - Может, он впал в ступор? Я слышала, такое бывает при сильнейшем нервном стрессе. - Маш, ну, какой у Андрея Павловича может быть стресс? Думаешь, это модели его так переутомили? – иронично отмахнулась Света. – Вот Милко страдает… - Девочки, мне страшно… - вдруг прошептала Шура и попятилась от двери. – Он стоял, а потом вдруг сел… и так улыбнулся… Из кабинета Малиновского тут же раздался громкий ждановский смех, который отбросил дамочек в дальний угол приемной. - Шур, а пены у рта у него не было видно? – спросила вдруг Маша, нарушив повисшую напряженную тишину. Шура побледнела. - Кажется, нет… - ответила она невнятно, явно сомневаясь в своих словах. - Девочки, девочки! – за спиной у них вдруг заверещала вбежавшая Таня. - Ой! – вскрикнула Маша и схватилась за сердце. – Танюха, что ж ты так кричишь? - Девочки! – снова вскрикнула Таня. - Чш-ш-ш, - шикнули на нее в три голоса. - Там Андрей Палыч сошел с ума, - пояснила Шура и печально вздохнула. Таня вмиг растеряла весь свой запал. - Как это... сошел? - А вот так… - развела руками Света. - То бегает, то на полу сидит, то смеется… с пеной у рта. - Тань, а у тебя что случилось? - Я? Ой, что-то мне не хорошо… - стала обмахиваться документами, которые держала в руках. - Может тебе водички? – обеспокоилась Света и тут же кинулась к кулеру. – Вот, держи! Таня одним махом влила в себя стакан воды. - А печенья у вас нет? – нерешительно спросила она через несколько секунд. Шура, проинспектировав содержимое стола, виновато развела руками. - У меня есть конфета, - нашлась Маша, вытащив из кармашка леденец. - Подойдет? Пончева важно кивнула, схватила леденец, мастерски его развернула и закинула в рот, через мгновение лицо ее просветлело, и Таня, наконец, изрекла: - Девочки, Катя увольняется! – сообщила она, слегка причмокивая леденец. - Как? - Почему? - С чего ты взяла? - Она Георгию Юрьевичу сама заявление принесла… подписанное Андреем Павловичем. - Ой, так Андрей Палыч не в себе! А это значит, что ничего не действительно, - хихикнула Маша. И, как в подтверждение ее слов, в кабинете Малиновского снова раздался громкий хохот, сопровождающийся с каким-то грохотом. - Он там, что, мебель крошит? – втянув голову в плечи, спросила Шура. – Маш, посмотри, что он там делает. - Ага! Щас! – передернулась Тропинкина и сделала несколько шагов назад. – У меня, между прочим, есть сын, и я жить еще хочу. - И у меня тоже дети! – тут же отозвалась Света. Три пары глаз взметнулись к Тане. - Нет, - замахала руками Пончева. - Танюш, ну, ты только посмотри, и все… Он же тебя не увидит. - Нет… - она вмиг побледнела. - Девочки, я не могу… - попятилась назад. - И у меня есть Пончик. Он, конечно же, не ребенок, но тоже без меня не сможет… И вообще… - Дамы, что обсуждаем в этот раз? – громко спросил вошедший в приемную Малиновский. – Надеюсь, не особенности выкройки изделий из синтетических волокон? – подмигнул им и бодро зашагал к своему кабинету. - Роман Дмитрич… - прошептала Шура, прижав руку к груди, но любимый начальник ее не услышал. Он скрылся за дверью, наступила долгая пугающая тишина. Шура и Маша стояли в замерших позах и мучительно вслушивались, что же происходит там, за стенкой. Таня Пончева обмахивалась документами и в любое мгновение готова была сорваться с места и убежать, она подобно бегуну, стояла на старте и ждала, когда же прогремит выстрел. Но выстрела не было. Шума и грохота тоже. Из кабинета слышались голоса, но не более того. Признаков бешенства не обнаруживалось. Роман Дмитриевич что-то спокойно обсуждал со Ждановым. Шура, набравшись смелости, подсмотрела в щелочку и обнаружила, что начальство сидит в креслах, друг напротив друга и цивилизованно ведет беседу. Никакой пены у рта у Андрея Павловича не просматривалось. - Может быть, это была короткая вспышка бешенства? – предположила Маша, когда они, оставив боевую позицию у приемной, направились к Пушкаревой, чтобы выяснить причину ее увольнения и по возможности отговорить от этой затеи, тем более, им было, что ей сказать. «Женсовет» уже давно ведет круглосуточное наблюдение за Ждановым и Милко, и за Катей, в том числе. Вначале они ее подозревали в шпионаже, даже в терроризме, но потом присмотрелись и поняли, что это же простая скромная девочка, которая стала жертвой сначала стандартов красоты, а теперь еще и разборок двух эгоистичных гордецов. - Бедная Катька! Вот же довели человека! – возмутилась Света. – А Андрей Палыч и до этого часто был не в себе, особенно, когда они с Кирой Юрьевной ссорились. - Но теперь-то ее нет. - Зато есть Милко! И их ссора затянулась слишком надолго, вот они и негодуют… - Подожди, Маш… Милко в последнее время никакой агрессии не обнаруживает. Бегает за Катей, на Жданова не смотрит. - Шур, это у него тактика такая. Они друг перед другом выделываются. Андрей Палыч моделей из рук не выпускает. Ты, кстати, заметила, как он афиширует перед всеми свой загул? А Милко, ему в отместку, усилил ухаживания за Пушкаревой. Ревнуют они друг друга – вот в чем все дело. - Помирились бы скорее, что ли… - пробормотала Таня. – Девочки, а давайте им поможем! - Как ты себе это представляешь? Я в последнее время боюсь их обоих, и подходить ближе пяти метров опасаюсь! – запротестовала Маша. - А нам не нужно будет подходить, - хитро улыбнулась Света. – Есть у меня одна идея… - Но сначала Катька! – предупредила Шура. - Да, Пушкареву нужно отговорить, - согласилась с ней Маша. Они застали Катерину в каморке за напряженной работой. Бедная девочка! Она так похудела и осунулась в последнее время. Глазки потухшие, темные круги и синие губы. А может ей действительно будет лучше уволиться? - промелькнула мысль у дамочек, но они ее тут же отогнали, признав абсурдной. Кате нужен просто отдых, а не увольнение. Катерина разговаривала с кем-то по телефону, зажав трубку между ухом и плечом, и одновременно печатала на компьютере, изредка останавливаясь, чтобы заглянуть в документы. - Кать… - позвали они ее, столпившись в проходе. - Девочки, я сейчас очень-очень занята. Давайте потом! – отмахнулась она, продолжая печатать. – Да-да, я все понимаю… Конечно… Разумеется, вас оповестят, - уверяла она собеседника по телефону. Дамочки постояли, повздыхали и решили, что разговор может подождать. А вот буйных влюбленных нужно срочно приводить в чувство. Чтобы Андрей Палыч, наконец, убедился, что Милко любит только его, и к Катерине его ревновать не нужно, а уж увольнять Пушкареву, чтобы избавиться от соперницы, тем более. * * * Видимо, у Ромки это в крови – потребность сочинять пакостные инструкции. Или это как-то связано с искажением временных пространств? Пункт первый гласил: «Изолировать рядового Андрюшу от общества дурнушки, не позволять ему вдохновляться ее прелестями, прости Господи». Пункт второй: «Продолжительная экскурсия по клубам Москвы с последующими гастролями в кроватях очаровательных бабОчек». Пункт третий (самый ответственный): «Дисквалификация Пушкаревой – высмеивание, запугивание (это еще кто кого запугает), подкуп (интересно, чем?), переключение ее аналитического ума на другую кандидатуру для излияния любовных чуЙств (где бы найти такую жертву?)». Пункт четвертый: «Увольнение железного монстра, отвержение ее от мира моды, инквизиция и сожжение на костре». (Этот пункт был особенно красочно проиллюстрирован). Пункт пятый: «Реабилитация рядового Жданова: отпаивание виски, долгий курс психологических тренингов». Едва Андрей успел дочитать это великое писание, как явился сам автор незабвенной вечной инструкции – Малиновский. - О, Палыч! В вице-президента играешь? – спросил он с порога, сияя своей фирменной непробиваемой улыбкой. - Нет, в сыщика! - Как интересно! И что же вам удалось откопать, господин Шерлок Жданс? - Вы не поверите, доктор Ромео Ватсон! Я раскрыл заговор. - Да что вы говорите! – Малиновский шутливо всплеснул руками. – И кто же преступник? - Вы! – прогремел Андрей обличительно, ткнув в Ромку пальцем. - Я ни в чем не виноват! Это все злые языки! – взмолился Малиновский. – Не верьте им! - Я верю только фактам. Пятно на воротнике указывает, что вы сегодня пили кофе, и не один – об этом свидетельствует запах женских духов… Минуточку… Виктория! Верно? Малиновский ошарашено сел в кресло. - Повезло же Клочковой… но не вам, доктор Ромео Ватсон! Но ваше преступление заключается в другом. Вы предали друга! Меня! Вот! – кинул ему под ноги листок с инструкцией. - Оп-па… Подловил. Победил, Андрюха! Все, сдаюсь! Повержен, сражен, убит! - Объяснений, значит, не будет? - Ну, какие могут быть объяснения, если ты сам все знаешь? Сам вычислил, сам приговор подписал. - Ну, кто заказчик, это я понял – маман. Мне интересно другое – как далеко вы продвинулись, уважаемый? - Знаете, редкий случай, когда мне не пришлось ничего делать. Палыч, не знаю, что у вас там произошло, но уже на следующий день вы с Пушкаревой разговаривать перестали, и сделали вид, что вообще не знакомы. А потом ты от нее даже шарахаться начал. - Она уволилась… - Сама? Андрей невесело кивнул. - Ну, и хорошо, наверное. Ты же мечтал об этом в последние дни. Не ты ли кричал мне, как тебя достала эта Пушкарева? - Не я… - печально вздохнул Андрей. – Ромка, скажи, а Катя… она тоже изменилась?.. - А ты знаешь, да! Стальной у нее, оказывается, характер! И загулы твои терпела и компанию тянула. Я ее в последнее время даже побаиваться начал. Она так всех построила, так красиво дела разрулила, что респект ей мой и уважуха, в оба глаза и в оба уха. - Терпела, говоришь?.. – протянул он задумчиво. - Я так понимаю, четвертование мое откладывается? Можно я тогда поработаю? - Нужно! Работа облагораживает! - А ты куда? - Исправлять ошибки, - ответил он загадочно и вышел из кабинета, оставив Малиновского в глубокой задумчивости. То, что Палыч не в себе – это определенно факт. Но что с этим фактом делать – не ясно совершенно. То ли в смирительную рубашку фирменную, от Милко, заковывать, то ли успокоительные колоть. Но вот только ни один из вариантов не понравится ни самому Палычу, ни Маргарите Рудольфовне, которая все это время пропадала в Лондоне и чуть ли не каждый день звонила Роману, чтобы узнать, как там Андрюша. - Кать, - вошел в каморку, но там было пусто. Документы горой лежали на столе. Темно, душно и невыносимо одиноко. Как же ты тут работала, Катенька? Я был дураком до встречи с тобой, бессовестным эгоистом, обеспокоенным только своим счастливым будущим. Я загрузил тебя работой, спихнул свои промахи на тебя… в очередной раз. А теперь еще и уволил… Андрей схватил телефонную трубку и быстро набрал номер. - Георгий, заявление Пушкаревой уже у тебя… Нет… Ты не понял! У меня к тебе просьба: возьми это заявление в руки. Так… Взял? А теперь разорвите его на мелкие кусочки… Разорвали? Ну, вот и замечательно. Спасибо, Георгий. Ну, вот, теперь полегчало. Осталось дождаться Катерину и все выяснить до конца. Сколько можно уже теряться в догадках? Надо было сразу же спросить ее прямо… Но он растерялся как-то… Столько всего произошло. Он ведь отсутствовал в этом мире почти месяц! Андрей просидел в каморке около получаса, а Катерина все не появлялась. Маша доложила, что она в маркетинговом отделе, разбирается с ошибкой в отчетности и когда появится – не известно. А потом раздался звонок – мама просила встретить ее из аэропорта через три часа. Отказаться и отправить Федю он не мог, мать летела из Лондона одна, а она всегда плохо переносит перелеты. Поэтому, надо ехать. А Катя… А Кате он напишет записку! Отыскал на столе ручку и быстрым размашистым почерком написал: «Екатерина Валерьевна, у меня к вам срочный разговор. Ваше заявление об увольнении я уничтожил. Так что вы все еще сотрудник компании. Я уехал в аэропорт, встречать маму. Дождитесь меня, не уходите. Это очень важно». Он хотел подписать «твой А.», но передумал. Нет абсолютной уверенности, что эта Катя – из будущего. Поэтому и тон записки деловой и подчеркнуто вежливый, и подпись простая, но исчерпывающая: «А.П.Жданов». Еще раз перечитав записку, Андрей недовольно поморщился, тяжело вздохнул, и вышел из каморки.