Так решили звезды

К великому несчастью, это был далеко не конец. Пространство каморки не разверзлось, время не вернулась в свое русло, будущее не наступило. За тоненькой стенкой по-прежнему слышались шорохи и звонкое хихиканье девиц. В полумраке тесного пространства, сквозь пелену горячих слез, острым кинжалом вспыхивала одна мысль: она любит этого человека, несмотря на то, что он чужой. И боль эта была далека от ревности. Нет, это не ревность. Это пытка, борьба памяти, сердца и разума. Жестокая схватка, в которой жертва одна – Катя Пушкарева. - Андрюша, я не могу, когда ОНА там, - жалобно пропищала одна из прелестниц. - А ты не обращай внимания! – посоветовал Жданов. – Представь, что ее там нет! Послышался звучный мужской рык и тоненькие смешки. Меня здесь нет… Не вижу. Не слышу… Я – пустота. Бесконечная, безграничная. Существует только серая дымка. Остальное – мираж. Жданов – мираж, и девицы эти тоже. Их нет. Так зачем убиваться о том, чего не существует? Какая же она глупая! Так переживает из-за того, чего нет. Слез не было. Они высохли. Пересохли и окаменели, словно земля в период продолжительной засухи. И сама Катерина вдруг стала похожа на чудом уцелевший корешок, который лишился зелени листьев, который истощал без влаги, но все не погибал, а торчал бессмысленным изваянием, прогнувшись под палящими лучами беспощадного солнца. Он больше ни во что не верил, ни на что не надеялся, лишь хрипло поскрипывал под когтями вцепившихся в него стервятников. И молил об одном – о конце. И в то же время знал, что даже эта мольба никем услышана не будет, потому что вокруг пустота, потому что ничего не существует, и его в том числе. Когда Катя вышла из каморки, Андрей ее сначала даже не узнал. На бледном лице не проскальзывало ни единой эмоции, взгляд был пустым и холодным. От нее веяло подвалом, чем-то сырым и промозглым. - Андрей Палыч, если вы уже освободились, подпишите вот эти документы, - скинула на стол огромную кипу бумаг. – В 12.00 у вас встреча в «Макротекстиле» с госпожой Нестеровой. Ни о чем договариваться не нужно, просто подписать. Я вызвала уборщицу. Не волнуйтесь, этот беспорядок скоро исчезнет, - криво ему улыбнулась. – Если у вас больше нет ко мне вопросов, то я буду у себя, - и, не дождавшись от него никакого ответа, развернулась и скрылась в темноте каморки. Его тихую, нерешительную помощницу будто бы подменили. Знать бы только на кого и где еще один такой экземпляр отыскали. Ведь Катенька одна такая в своем роде. Как говорит Малиновский - «машина выпуска дала сбой» или «в партии не без брака». И тем удивительнее казались все эти перемены в поведении Катерины. А они были кардинальными. Нет, внешне все осталось прежним, но возникало такое впечатление, что перед ними совершенно другой человек. Более решительный, сильный, волевой, тот, который знает себе цену. Вначале Андрей просто удивился такому поведению. Но потом, когда Катя едва ли не каждую минуту, стала приносить какие-то бумаги, сообщать о бесчисленном количестве встреч с важными партнерами и говорить это таким тоном, словно это он – Андрей Жданов, тут помощник, мальчик на побегушках, терпение и врожденная гордость вырвались наружу. И он сорвался. Накричал на нее так, что весь «Женсовет» выстроился у дверей с баночками нашатыря, держа пальцы над телефонами одновременно скорой и милиции. Он уже и не помнил, что выкрикивал, видимо, что-то обидное и не совсем цензурное, но это не важно. Все равно его пламенная речь, снабженная активной жестикуляцией с ударами кулаком по столу, не возымела над Катериной никакого действия, она спокойно все выслушала, ни разу не перебив, а потом тихо так сказала: - Если у вас все, то я бы хотела напомнить вам, что через 15 минут у вас встреча с Тимохиным из «Страз-алмаз» по поводу совместного показа. Вот документы, - вручила ему папочку. – Будут вопросы, обращайтесь, - и медленно ушла к себе. Андрей едва не взвыл от досады. Скрутил врученную ему папочку и с размаха запустил ее в стену на страх все еще караулившему «Женсовету». Правда, после удара за дверью послышался звучный топот и громкие перешептывания. Что ж, публика покинула зал, спектакль окончен, гаснет свет. А вот злость и раздражение остались. Пушкарева его злила неимоверно, она, как назойливая муха, вцепилась, и сколько не маши руками, толка никакого, не отстает. Прошагав по кабинету около километра, бросив на каморку с тысячу хмурых взглядов, он все же вернулся к папочке, раскрыл ее и принялся читать. Выглянувшая из-за двери Катерина одобрительно ему кивнула и стала выпроваживать в конференц-зал. - Катя, я ничего не понял, - заявил он обиженно, с трудом пытаясь вчитаться в документы. Она посмотрела на него как на дите малое, как на неразумное существо, и криво улыбнувшись, пообещала пойти на переговоры вместе с ним. А он и не спорил. Пусть идет. Посидит в сторонке, поучится, и в цифрах не даст запутаться. Андрей галантно пропустил Катерину первой в конференц-зал. Но через секунду встрепенулся. Увидев насмешливые взгляды Тимохина и какого-то типа рядом с ним. Она ведь распугает сейчас всех потенциальных партнеров! Первым порывом было вцепиться в огромный воротник и оттянуть ее назад. Но потом подумал, что так он еще усугубит ситуацию. И стиснув зубы, скрепя сердце, принялся приветствовать Тимохина. Катю представлять не стал. Решил вообще не привлекать к ней внимания. Авось не заметят и забудут про нее. Но не тут-то было! Катерина, видимо, и не собиралась оставаться в стороне и помалкивать. Она представилась сама, изящно протянув ручку Тимохину для пожатия. И хозяин «Страз-алмаз» вдруг как-то странно уставился на ее пиджак, куда-то в районе груди. Пуговицы что ли рассматривал? А затем схватил протянутую ручку и поцеловал. - Очень приятно познакомиться, Екатерина Валерьевна! – выдал он, и длинные усы его во время этой пламенной речи ходором заходили, кончиками взмывая вверх на каждой гласной букве. А дальше начался не просто спектакль, мюзикл, где солирующую партию исполнял… Кто бы вы думали? Догадались? Бинго! Ну, конечно же, его помощница – несравненная Екатерина Валерьевна, которая оказалась настоящей акулой бизнеса. Она так мастерски выбила у напрочь сраженного Тимохина самые выгодные для «Зималетто» условия, что оставалось только изредка подпевать ей вторым голосом в некоторых местах, а затем уйти за кулисы, крикнуть «Браво!» и утопиться в море виски. Но она и этого сделать ему не дала. Тут же отправила на производство, решать возникшие неполадки в работе новых станков. Андрей сначала поупирался, попыхтел, но потом мгновенно просчитал для себя выгоду. Можно уйти на производство и потеряться там до конца рабочего дня. Пусть ищет! У него там полно верных товарищей. Прикроют, не сдадут. Хитро улыбнувшись, он быстро выскочил из кабинета, направляясь к лифту, а по пути решил еще и Ромку прихватить с собой, ведь друзей не бросают! Но Малиновский отказался. Дела у него, в сроки не укладывается. Катенька даже Малину загнала под маленький каблучок своих старушичьих туфелек. Ну, ничего! Скоро царство Пушкаревой закончится. Вот выпустят они новую коллекцию, выйдут в плюс, и уже можно будет не бояться отчетов и того, что эта несносная девчонка в любую минуту может заложить его отцу. И тогда можно будет подумать о маленькой мести. Жданов в очередной раз нагло усмехнулся и вошел в распахнувшиеся двери подъехавшего лифта. И не заметил, как у барной стойки Воропаев откровенно издевается над Клочковой, как та громко хмыкнув, обиженно от него уходит, а Александр, хищно посмотрев ей вслед, тут же приподнимается и плавно идет в сторону президентского кабинета. Александр застал Пушкареву за оживленным телефонным разговором, она настолько была увлечена процессом, что его появления даже не заметила. Стояла у окна и, сияя самой честной улыбкой, вешала кому-то лапшу на уши. - Да-да! Выплаты поступят в срок! – лепетала она. – Вы даже не сомневайтесь… Андрей Палыч? – обернулась, оглядела кабинет, будто надеялась где-нибудь за фикусом вдруг обнаружить Жданова. – Андрей Палыч сейчас очень занят, но как только… Да, конечно… Да!.. Он сразу же вам позвонит… Всего доброго, Петр Алексеевич! До свидания! – торжественно объявила она и с подозрительной поспешностью отключилась и бросила трубку. Улыбка и все ее благодушие вмиг испарились. Она криво ссутулилась и, тяжело вздохнув, опустилась на кресло. Президентское, между прочим! Откинулась на спинку, смахнула выбившиеся пряди волос со лба и закрыла глаза. - Из банков названивают? – спросил Воропаев участливо. Она не ответила. Только сморщила носик и едва слышно хмыкнула. - Расписки требуют… - догадался он. - И это еще не прошел слушок о кризисе в компании. Вот где начнется телефонная полифония, – подошел к Пушкаревой, похлопал ее по плечу, выказывая свое скупое мужское сочувствие. – А он обязательно пройдет! Это я вам лично гарантирую. Андрюша как обычно спрячется в кусты, то есть уйдет в очередной загул, а отдуваться оставит вас, - наигранно вздохнул. – Катерина, вы же просто незаменимый помощник! Фальшивые отчеты строчить умеете, Павла Олеговича водите за нос просто мастерски! А как вы врете банкам! – ухватился за спинку кресла и раскрутил в нем Пушкареву. – Цены вам нет! Когда кресло остановилось, Катя, не шелохнувшись, спокойно посмотрела Воропаеву прямо в глаза. - Не удобный момент, - сказала она, наконец. Александр уставился на нее непонимающе. - Вы о чем? - Я говорю: не удобный момент сейчас лишать Андрея Палыча президентского кресла, - оба посмотрели в упор на это самое кресло, а Катя лишь отмахнулась рукой. – Ну, сами подумайте, зачем вам компания в стадии кризиса? Вам же придется самому вытаскивать ее из ямы, заново строить отношения с банками, заглаживать скандал в прессе, который неизменно нагрянет, а затем по крупицам восстанавливать репутацию «Зималетто». Вам это надо? Воропаев несколько раз растерянно моргнул, а затем хищно навис над Катериной. - А вам, я смотрю, это надо больше всех! Удобно устроились?! - Не очень, - поделилась она с ним доверчиво. - За переработку мне никто не платит, спасибо не говорят. - Так увольтесь, - потрепал ее по щеке и дернул за косичку. – Найдите работу, где вас оценят по достоинству! – пробежался по ней глазами, пытаясь отыскать хоть одно достоинство визуальное, но тщетно, таковых совершенно не наблюдалось. - Не могу… бросить компанию не могу… - пробормотала она расстроено. - Ну, ничего! Я вам в этом помогу! – заверил ее Александр. – Стану президентом и освобожу вас от этого тяжкого бремени. - И сами компанию поднимете? – посмотрела на него с интересом, и даже с каким-то затаенным ехидством. – Не проще ли дождаться, когда компания встанет на ноги за счет чужих усилий? - Во-первых, не факт, что она встанет. Жданову, а уж тем более вам, я не доверяю! А во-вторых, сейчас проще всего ткнуть Павла в реальный отчет, и вымести вашу шайку отсюда. Я, кстати, именно так и поступил. Пушкарева вмиг побледнела. Вся ее язвительность слетела с лица. - Вы ему рассказали? – прошептала она еле слышно. - Пока нет, - пробормотал он неохотно. – Я уговорил его созвать Совет директоров через неделю. Вот там все и откроется. И вам, Екатерина Валерьевна, тогда самой придется за все отчитываться. И за цифры и за фальшивый отчет. А я буду сидеть в сторонке и праведно негодовать. Она вдруг истерически засмеялась. - Ну, что же! Совет, так Совет! – хлопнула в ладоши и попыталась встать с кресла, но Воропаев не позволил, надавил ей на плечи и несильно их сжал. Он снова начал ее откровенно разглядывать. Кате стало вдруг не по себе от таких взглядов, она занервничала, хоть и старалась это скрыть. - Интересно, - протянул, наконец, Воропаев, затем схватил ее за подбородок и повернул голову сначала вправо, потом влево. – Очень интересно… Не понимаю, чем вы их цепляете? - Кого? – в горле вдруг запершило, Катерина хрипло прокашлялась. - Ну, Жданов – понятно! Он в пьяном невменяемом состоянии может переспать хоть с верблюдом. Но Милко!!! Этот несгибаемый гей! – сказал и тут же сам засмеялся. – Ну, по поводу несгибаемости, я оговорился… Но он же художник, в конце концов! Ему нужна красота! А вы? Вы же похожи на образец неудачного пробника женщины! – придвинулся к ней ближе, притянул к себе голову и прижался к ее лбу. Пушкарева заерзала в кресле, попыталась вырваться. - Отпустите! – прошипела она зло. И в этот момент вдруг распахнулась дверь, и в кабинет влетел Милко. Увидев представшую картину, он вмиг нахмурился и пригвоздил Воропаева злым взглядом. - Ты слышал, что Она скАзала? – рявкнул он. – ОтпУсти Ее! Немедленно! - А иначе что? – поинтересовался Александр, и не думая выпускать Пушкареву из своих рук. Это был грубый стратегический просчет. Воропаев не учел степень озлобленности великого гения, помноженную на тонкую ранимую душу, и возведенную в квадрат острой стервозной ревности. И поэтому даже не сразу понял, в какой именно момент это самое дитя искусства накинулось на него с кулаками, совсем не детскими, надо сказать. Только что он был возле стола, а уже через секунду валялся на полу у двери, получая череду сильных ударов по лицу. Перед глазами замелькали темные точки. - Милко, хватит! Прекрати! – кричала Пушкарева, она пыталась оттащить его от Воропаева. – Милко, пожалуйста! – из глаз хлынул поток долго сдерживаемых слез, послышались громкие всхлипы. Милко вдруг опомнился. Сам отскочил от Александра. Он растерялся. Не знал, что делать в первую очередь – успокаивать Катерину или же приводить в чувство этого хама на полу. Дилемму разрешил вбежавший в кабинет Малиновский. Видимо, шум и крики не остались не услышанными снаружи. И тут не надо обладать экстрасенсорными способностями, чтобы догадаться, что за дверью сейчас столпились девочки из «Женсовета» и что это именно они притащили сюда Романа Дмитриевича. - А что здесь происходит? Почему драка без меня? – спросил он, улыбаясь. Окровавленная физиономия Воропаева радовала глаза и сладко грела сердце. Малиновский нисколько не стеснялся этой своей приятной радости, но, все же вспомнив о порядках и приличиях воспитанного человека, а ведь он, вроде как, таковым являлся, подошел к СашенЬке, присел рядом с ним на корточки и похлопал по щекам. – Милко, я не подозревал в тебе такие скрытые таланты. Он что, назвал твою коллекцию ширпотребом или же не признал в тебе гения? - Не твОе дело! – выдал он зло. – Катя, ты как? – подошел к ней, обнял, бережно прижал к себе. – Ну, нЕ плачь, - прошептал он. У Малиновского челюсть отвисла, в прямом смысле этого слова. Он стоял с широко открытым ртом, и глазам своим не верил. Какой тут Воропаев, когда рядом творится ТАКОЕ? - Он тЕперь к «Зималетто» на автоматный выстрЕл не подОйдет! – пообещал он. - На пушечный, - поправила его Пушкарева и улыбнулась. - Ну, какая разнИца, - улыбнулся ей в ответ. Малиновский медленно сполз по стене и присел рядом с откинувшимся в глубоком обмороке Воропаевым. У Пушкаревой с Милко РОМАН??? Как такое вообще может быть? И почему он ничего не замечал раньше? Он! Со своим хваленом чутьем на дела сердеШные. Хотя сигналы ведь поступали, такие немаловажные звоночки, как букеты цветов и это их распитие чаев в мастерской. Роман ведь принял это за неожиданно возникшую дружбу между двумя самыми странными людьми, которых он когда-либо встречал. И если отбросить все очевидные факты, то подобная дружба показалась ему вполне нормальной, он даже понадеялся, что Милко приобщит, наконец, это пугало к прекрасному. А оказалось… А оказалось все с точностью, да наоборот! Это Милко решил приобщиться к безобразному. Вот так дела… - Катюш, пойдем, пообедаем. Я Ужасно гОлодный. - У меня с собой есть пирожки… Мама напекла… И я не могу надолго уйти, надо работать, - посмотрела на Милко виновато. Но тот спорить не стал. Катя больше не плакала, и это в данный момент было главным, а разборки со Ждановым по поводу нагрузок работой он еще устроит. - Тогда пойдем ко мне в мастЕрскую, - Катя еще раз улыбнулась и кивнула, а затем посмотрела вдруг на Воропаева… и на Малиновского рядом с ним. Они оба выглядели одинаково болезненно бледными. - Надо вызвать скорую, наверное… - пробормотала она в растерянности, и вдруг испугалась. А что, если Александр умер?! Подскочила к нему, схватила за руку, но, обнаружив пульс, спокойно выдохнула. Малиновский к тому времени собрался, отвалившуюся челюсть пристроил на место и даже поднялся на ноги и раздобыл у караулившего за дверью «Женсовета» нашатырь. Щедро плеснув на ватку пол баночки, сунул Воропаеву под нос. Тот тут же вскочил и, неприятно поморщившись, открыл глаза. Дотронулся до разбитого носа и уставился на, оставшиеся на пальцах, следы крови. - Сашенька, смотреть надо иногда под ноги! – поучительно поведал Малиновский, явно наслаждаясь моментом. - А то закинешь голову вверх и несешься со своим высокомерием. А у нас, в «Зималетто», знаешь ли, косяки… Воропаев криво усмехнулся. Встал, проигнорировав протянутую Романом руку. - Знаю я про ваши косяки, - сообщил он с большим намеком. Смерил Милко злым взглядом. – Пора нам менять дизайнера, - объявил он важно и тут же перекинул ехидный взгляд на Пушкареву. – А с вами, Екатерина Валерьевна, я увижусь через неделю. С нетерпением жду этой встречи, - промурлыкал он и еще раз ухмыльнувшись скрылся за дверью кабинета. В приемной сразу же послышались ошарашенные охи и ахи. Ну, конечно же! Вид у Воропаева, мягко скажем, был изрядно помятым, а кровавые подтеки и того - устрашающими. - Что за встреча? – спросили они у Катерины одновременно. - На Совете… - печально поведала она. – Александр Юрьич уговорил Павла Олеговича устроить нам проверку, он приедет через неделю, - последнее она сказала специально Малиновскому, тот понял ее правильно и мгновенно нахмурился. - Надо обрадовать Жданова, - сказал он невесело. - А вы попробуйте его для начала найти, - недовольно пробормотала Катерина. – У меня, например, не получилось. - Он на производстве, - Роман отвернулся, глазки потупил, но друга сдавать не стал. – Наверное, там что-нибудь серьезное случилось. - Конечно, я сразу так и подумала, - иронично ответила Катерина. - Так! Никаких Советов! Никакой рАботы! – объявил Милко. – Неси свОи пирожки! – потребовал он, потирая живот в предвкушении. - А я тоже хочу! – заявил Малиновский, когда Пушкарева вынесла объемный пакетик с румяными пирожками. И поплелся за ними следом в мастерскую. Милко такой компанией был явно не доволен, но терпел, потому что Катя посмотрела на него умоляющим взглядом. Он не мог ей перечить, лишь только покаянно вздохнул, и промолчал. Обед с любимой женщиной накрылся медным тазом, точнее наглым Малиноским, который оказался не в меру прожорливым и болтливым. В итоге, ни уединения, ни тишины, ни покоя. Кулаки, почувствовав запах крови, чесались, и Милко мысленно продумывал, как бы подобрать момент, чтобы снова применить их по назначению. Нет, не для того, чтобы создать шедевр из тканей. Шедевр, но не из тканей, а из синяков. А ведь это тоже искусство, как оказалось. Милко хищно улыбнулся Малиновскому, так, что тот даже подавился пирожком, и, как ни в чем не бывало, принялся рассказывать о новых веяниях моды. Катерина слушала его внимательно, подперев голову ручкой. Она не выглядела влюбленной, совершенно, глаза оставались спокойными, признаков неровного дыхания в те довольно частые моменты, когда Милко хватал ее за руку в порыве рассказа, тоже не наблюдалось, но она была заинтересованной – это уж точно. Роман, выяснив для себя все, что требовалось, незаметно из мастерской ускользнул, утащив напоследок тайком еще один пирожок из пакетика, про запас, и отправился прямой дорогой на производство, искать своего нерадивого дружка, у которого из-под носа почти увели и президентское кресло, и бывшую девушку, на которой он, между прочим, грозился жениться! Милко увел у Палыча женщину – смешно, должно быть дико смешно, но Малиновский почему-то не смеялся. Он был растерян и напуган. Как-то слишком много странного и непонятного случилось в последнее время. Прошел всего какой-то месяц, а все вокруг будто бы перевернулось вверх тормашками. Жданов обнаружился за швейным станком. Окруженный томно вздыхающими швеями с заалевшимися щечками, передовиками производства, между прочим, он демонстрировал свои недюжие таланты в прокладывании ровной строчки и идеально красивых уголков. Работа в цеху, естественно, стала. Ну, как тут можно работать, когда сам принц Андрюша Жданов – беззаветная мечта любой представительницы женского пола, спустился с верхов, и устроил наглядный мастер-класс? Даже Иван Васильевич, начальник производства, затих в немом молчании, издали наблюдая за развернувшимся представлением, слившись с темно-серым полотном ткани, и тихо завидовал. А завидовать тут было чему! Жданов был при полном боевом комплекте: нахальная улыбка, искрящиеся глаза. Его несло, как на байдарке. Он шутил, сыпал комплиментами. В общем, пытался объять и обаять всех и каждую в отдельности. И у него это получалось на пять с плюсом. Дамочки уже едва в обморок не падали. Косыночки слетели на плечи, смотрят на него, как на бога и не верят своему счастью. И, кажется, тот кармашек, простроченный лично Ждановым, если не станет причиной драки, то уж точно уйдет на лоскутки под подушки поверженных женских сердец. Миниатюра «Палыч в женском цеху», наверное, продолжалась бы еще не минуту и не две, если бы Роман, утомившись созерцать чужой успех, не вклинился бы в плотное кольцо дам, да не вытащил бы его оттуда. Первым делом отчеты, ну, а девушки потом – справедливо решил Малиновский. - Андрюшенька, кормилец, вражья сила одолела нас, - запричитал Роман, едва они оказались в президентском кабинете. – Уж, смута близится! Нам срок: одна неделя… - Малиновский, говори внятно! – пробормотал Андрей недовольно, покосившись с опаской в сторону каморки. – И побыстрее. - А Катеньки там нет. Чего ты так испугался то? – хохотнул он. - Катюшка наша на свидании, - заявил Малиновский, мечтательно подперев голову рукой. Жданов едва с кресла не вылетел. Уставил на Романа в полном шоке. - Что? Ты ничего не перепутал? Катя на свидании? Наша Катя? - Пока еще наша, но… - С кем? – требовательно спросил Андрей. - Палыч, умерь свой ревнивый пыл! Девочке нужно устраивать личную жизнь, а не прозябать в каморке, в ожидании, когда же ты снова обратишь на нее внимание. - Что значит снова? – закричал Андрей. – Малиновский, ты достал меня со своими глупыми намеками! Я повторяю тебе в последний раз: между мной и Пушкаревой ничего не было, и быть не могло! А все твои домыслы – полная чушь! – Жданов разошелся не на шутку, вскочил с кресла, и принялся шагать из стороны в сторону. – Да я скорее женюсь на Викуле, чем заинтересуюсь Пушкаревой! А этого не произойдет никогда! Ты понял меня? Истратив весь запал, Андрей стих, и уставился на присмиревшего Малиновского, тот выглядел как-то слишком уж растерянно и смотрел в сторону, точнее ему за спину. Жданов тут же обернулся и увидел застывшую в проеме двери Катерину. Прямая осанка, холодное выражение лица. Женщина-айсберг. - Не стоит так волноваться, Андрей Палыч, - произнесла она сухо. – Никто вас в подобном позоре подозревать не собирается. Роман Дмитрич, шутит, - кривая усмешка тронула ее скулы. – Я права? – устремила пристальный взгляд на Малиновкого, тот поежился и неуверенно кивнул. – Вот и прекрасно! – еще одна натянутая улыбка, и Катерина, плотно прижав папки к груди, бодро прошагала мимо них и скрылась в каморке. - Палыч, ну, ты и дурак! – протянул Малиновский, схватившись за голову. – Пошли! – шепнул он, и утащил нерадивого президента в конференц-зал, где рассказал и о визите Воропаева, и о его драке с Милко, и о Совете, который состоится уже через неделю, а главное, о том, что Сашенька в курсе всех неурядиц в компании, и ему известно о фальшивом отчете, который Катя отправила Павлу Олеговичу, пытаясь прикрыть их промахи. Андрей мгновенно побледнел. - Жаль, что не я его разукрасил, - прошептал он зло. - О, на этот счет не беспокойся! – заверил его Малиновский. – Милко и без тебя превратил министерскую физиономию Воропаева в фарш. Кстати, я начинаю побаиваться нашего гения! Я ему: «Милко, твоя коллекция превзошла все ожидания!», а он мне хрясь мощным ударом в нос: «Ты в мЕня не верил? НегОдяй!». И растоптав огромным ботинком сорок пятого размера, упорхнет в объятья Катюшки. - Что ты несешь? – пробормотал Андрей раздраженно. – У Милко к Кате чисто дружеский интерес. - Ну-ну… - И прекрати об этом говорить! У нас и так проблем навалом… Катя! – закричал он, а потом, спохватившись, что они же прячутся от нее, спрыгнул со стола и направился в свой кабинет.