Так решили звезды

Он смотрел недоверчиво, даже испуганно. Вся решительность и захлестнувшая разум эйфория слетели мигом, едва Андрей закрыл за ними дверь. Он остановился, замер. А затем развернулся с вскинутой рукой вверх, собираясь сказать или спросить что-то важное, и словно натолкнулся на невидимую стену, глаза опустил, прижался спиной к двери. - Кать, я не хочу, чтобы ты думала, что я… Что все это только ради… - тяжело вздохнул, пожал плечами и снова «завис». - Понимаешь, для меня все — серьезно. Ты — для меня серьезно! Катя улыбнулась, пользуясь тем, что Андрей на нее не смотрит. Он был таким взволнованным, таким всклоченным, и таким родным. Хотелось подойти, обнять, прижаться. Катерина сделала несколько маленьких шажков в его сторону. И тут вдруг! - Андрюша, ты уже вернулся? Так рано, - на пороге стояла Кира, в легкой футболке, в шортах, и пушистых домашних тапочках, смотрела криво улыбаясь. Затем перевела взгляд на Катю. - Екатерина Валерьевна, какая приятная неожиданность! - от ее фальшивой улыбки у Катерины где-то глубоко в желудке прокис и покрылся плесенью маленький кусочек фирменного стейка из ресторана. - Кира, что ты здесь делаешь? - сквозь зубы прошептал Андрей. Отлепился от двери, подошел к ней, заглянул за угол. - Мама, и ты здесь? - судя по голосу, факт наличия в квартире еще и мамы, расстроил его окончательно. - Да, мы с Маргаритой решили сделать тебе сюрприз, - Кира повисла у него на плечах, поцеловала в щеку, и вроде бы даже и не заметила того, что он неприятно поморщился от этих ее манипуляций, а затем оглянулся на Катю, ощупал ее глазами, и Кирины руки с себя стряхнул. - Или ты не рад нас видеть? Андрюш, не хмурься! - Кирочка, ну, что ты такое говоришь? - наигранно удивилась Маргарита. - Как он может не обрадоваться своей невесте? Про себя-то я уже молчу. Андрей раскраснелся. И даже слегка разозлился. Его распирали эмоции, но в слова они пока что складываться никак не желали. А вот Кате надоело стоять в сторонке, у порога, никем не замеченной, непрошеной гостьей. И она сделала шаг вперед. Еще месяц тому назад, до того, как оказалась в прошлом, до того, как поверила Андрею, она бы ни за что не решилась на то, что собиралась сделать сейчас. Да она бы скорее убежала, унеслась бы прочь со всех ног, подальше от насмешек Киры, от колких, неприязненных взглядов Маргариты, скрылась бы в своей маленькой девичьей комнатке и рыдала бы вволю, сетуя на несправедливость и свою глупую влюбленность. Но сейчас… Сейчас у нее была сила. Тайный сияющий огонек, а именно — вера. Она верит в Андрея, в его любовь. И вера эта непобедима. - Здравствуйте, Маргарита Рудольфовна, - вежливо кивнула. - Здравствуйте, Катя, - послала вымученную улыбку. - А вы пришли по делу? Жданова буквально пригвоздила ее к полу. - Нет. Не совсем, - ответила Катя, ничуть не смутившись. - Меня пригласил Андрей, - намеренно не назвала его «Палычем». - А вы… - Кира была поражена такой наглостью. - Но… Мне, наверное, лучше уйти, - вопросительно взглянула на Андрея. Тот порывисто выдохнул и отрицательно покачал головой. Он явно не понимал, что происходит. Но отпускать Катю не хотел — это уж точно. - Останься, - попросил он, а затем перекинул злой взгляд на Киру и недовольный на мать. - Мам… Ты, знаешь, а вы поужинайте с Кирой вдвоем. Раз уж собрались. А мы… Нам с Кат… ериной… Валерьевной… надо срочно решить очень важный вопрос, - схватил Катю за руку и потащил к выходу. - Андрюша! - послышался требовательный голос Маргариты. Он остановился. - Катюш, подожди. Ты только не уходи, слышишь? Она кивнула. Обхватила себя за плечи, глядя, как он решительно шагает обратно. И прижалась плечом к двери, к тому самому месту, где совсем недавно стоял Андрей. - Мама, что ты творишь? Что вы творите? - услышала она его яростный рык. - А что не так? - Что? Какая невеста? Что-то я не припомню того момента, когда делал Кире предложение! - А вот я помню! - в тон ему ответила Маргарита. - Очень хорошо помню, как ты во всеуслышание просил Кирочку стать твоей женой! - Но мы расстались с ней! - А теперь помирились! - упрямо заявила Жданова. - И не просто помирились! Все вокруг и я в том числе считают, что вы снова вместе. И вот теперь я хочу задать тебе аналогичный вопрос: Что ты творишь, Андрюша? - Маргарита, вы зря стараетесь! - ухмыльнулась Кира. - Посмотрите на него! Он ни о чем сейчас не думает. Пушкарева снова обведет его вокруг пальца, получит «Зималетто» и снова исчезнет. Неужели ты думаешь, что она тебя простила? Неужели ты настолько глуп, Андрей? - Кира, замолчи! - А ты мне рот не затыкай! Я тоже имею право голоса! Это и моя компания тоже! И она ее не получит! Я не позволю отдать ей дело своего отца! А ведь она за этим и вернулась. Ты ей не нужен. Не нужен ты ей, слышишь? - А тебе нужен? - Ты мне всегда нужен. Я всегда готова простить тебя. - А мне не нужно чтобы прощали! Кира, я не хочу, чтобы меня прощали! Я хочу, чтобы мне доверяли… Но это все не то. Я не спрашиваю совета, мам. Я сделаю все, чтобы вернуть Катю. И прошу только об одном: не мешай… Кира, я… - Не надо мне ничего говорить! - закричала Воропаева. - Я и так знаю все, что ты можешь мне сказать! Уходи! Беги к ней. Но знай, что ты ей не нужен! Андрей вылетел из комнаты, как ужаленный. Увидел Катю, схватил ее за локоть и потянул наружу. В лифте молчали. Андрей был напряжен, а Катя рассматривала его внимательно, затем сама подошла и обняла, легко, нерешительно. - Ты мне нужен, - прошептала она. - Ты мне очень нужен, Андрюш, - поцеловала в колючий подбородок и улыбнулась. Андрей перестал нервничать и о чем-то напряженно думать. Прижал Катю к себе плотнее, руки погладили спину. Внезапно лифт стал очень тесным и жарким. Но это длилось не долго. Прозвучал короткий сигнал. Двери распахнулись. - Ты со мной? - С тобой. Андрей довольно потянулся, разжал объятья и вышел из лифта. - Кать, а поехали на дачу! - вдруг предложил он. - Папа в Лондоне. Думаю, там мы не встретим гостей. Разве что только Сашка пожалует. Катя вытаращила глаза. - Воропаев? Андрей захохотал, запрокинув назад голову. - Я тебе обещаю, что кроме нас там никого больше не будет. А с Воропаевым разберусь лично. Так что? Едем? - Едем, - махнула рукой, но поспешила подпортить подскочившее в гору настроение Жданова. - Но с моим папой ты будешь договариваться лично. - С Валерием Сергеевичем? Легко! Вот с него и начнем. Поехали, - завел машину, и сорвался места. - Что ты имеешь в виду? - покосилась испуганно. - Сейчас буду лично отпрашивать тебя на три дня. - Каких три дня? Ты о чем? - О пятнице, субботе и воскресенье. - Но… - Не волнуйся. Мы с твоим отцом найдем общий язык, - заявил он самоуверенно. * * * - А как же Миша? - сердито спросил Пушкарев. - Миша… - прошептала Катя. - Я с ним поговорю… - Поговорю? То есть он еще не в курсе? - взревел Валерий Сергеевич. - Вот, посмотри, мать, какую дочь мы воспитали! - Валера… - Что Валера? Что Валера?! Ты посмотри на нее! - потряс вилкой с пельменем над столом. - Дожили! - Пап, я Мише ничего не обещала. Мы с ним друзья… - А его родители? Им ты что скажешь? - А им я тем более ничего не обещала, - вспылила Катя. - А вот ему? - ткнул в Андрея пельменем. - Ему обещала? - Ему обещала! - Вот! Ты слышала? Слышала, мать? Ему она обещала! Это что же творится то! - Валерий Сергеевич, вы не волнуйтесь так… - А вы! Андрей Павлович, - передразнил он. - Как же ваша невеста? Я Киру Юрьевну имею в виду. - Нет у меня никакой невесты. С Кирой мы расстались давно. И, Валерий Сергеевич, не переживайте вы так. Я вашу дочь люблю. И я готов сделать все для нее… - Все? - Пушкарев смотрел скептически. - Любишь, говоришь? А у нас просто так не любят. Любишь, значит, женись! - Валера… - Подожди, мать! Ну, что, Андрей Палыч? Испугался? - Валерий Сергеевич, Елена Александровна… Я не готовился… - окинул их виноватым взглядом. - Я прошу руки вашей дочери. - Вот это другой разговор! - воскликнул Пушкарев. - Вот с этого и надо было начинать! А то на дачу, на выходные! Ленка, накрывай на стол. Это надо отметить. Все засуетились. Забегали. А Катя продолжала стоять. - Кать, ты же… Ты не хочешь? - спросил он взволнованно. - Хочу, - прикусила губу и отвернулась. - Мам, тебе помочь? Взяла у Елены Александровны тарелки, стала расставлять их на стол. Андрей смотрел на нее неотрывно и не верил своим глазам, не верил во все происходящее. Еще сегодня утром он хоронил себя под ворохом бумаг «Зималетто» и обрекал на вечные муки рядом с любимой, но не любящей женщиной, а теперь… Теперь эта самая женщина хочет стать его женой. Вот это поворот! Ну, как в такое можно поверить? И что же такое смогло убедить Катю, что заставило ее поверить ему? Вот это вопрос! Вот это вопросище! Как бы узнать? Аккуратненько так… А может поверила его словам. Тогда, возле клуба… Хотя вряд ли… А может быть Ромка постарался? Или… Больше вариантов нет. Но поверила же ведь! И это самое главное! А как и почему — не важно. Она рядом. Ставит перед ним тарелку и смущенно улыбается, тайком от всех краснеет. Она смущается. Его Катя смущается. Совсем, как раньше. До инструкции. Новая прическа, новая одежда, но прежняя Катя. И это так будоражит кровь. Спусковой крючок для Жданова — вот что это такое. И он собирался от всего этого отказаться и тихо сидеть в сторонке? Ну, не идиот он был?! Точно! Конченый кретин! Получил отворот поворот, и сразу отступился, свернул в сторонку, поджал хвост. Идиот! - Андрей Палыч, вы любите рыбу? - донесся до него голос Елены Александровны. - Обожаю, - ответил он глядя прямо на Катю, да так, что всем присутствующим сразу стало ясно, что он обожает, как обожает, и какие мыслишки посещают его темную головку. Может быть, поэтому их отпустили почти сразу. Даже Валерий Сергеевич ни разу не заупрямился. А мама Кати, провожая их, едва ли не благословила. Андрей видел, как она шептала что-то Катерине перед этим, та ей что-то отвечала, а потом Елена Александровна даже прослезилась. Сунула им горячих пирожков, а руки дрожали. Сны — снами, а когда наяву просят руки твоей дочери, то, как тут не разволноваться, как тут не пустить слезу? * * * - Кажется, оторвались, - победно провозгласил Андрей, когда они выехали за город. - Ты это о чем? - О нас. О нас с тобой, - сообщил он важно. И сам себе что-то пробормотал под нос. - А-а-а, - протянула Катя, а сама снова уставилась на мелькающие деревья с яркой, почти салатовой листвой, распустившейся совсем недавно, на оранжевый закат уходящего солнца, окрасивший все вокруг в теплые цвета, на крыши домов, на велосипедистов, сигающих у обочин дороги. Весна. Одно лишь слово: весна. Все цветет, все распускается. Природа дышит вместе с ней, с Катей Пушкаревой, в унисон. Пульс в пульс. И, кажется, что впереди будет только хорошее. Счастье? Может быть. Но дача — это точно. Дача семьи Ждановых… Чем она запомнилась Кате? Лестницей. Огромной винтажной лестницей с деревянными перилами красивейшей ручной резьбы. А еще удобным плетеным диванчиком на крыльце. С него было так удобно смотреть на сад, облокотившись на мягкую, необыкновенно воздушную подушку ну, и, конечно же, на Андрея. Теплого, жаркого. Лежать, смотреть, и слушать его дыхание. Волшебно! Эти три дня были поистине волшебными. Нереальными — вот то слово, которое подходит больше всего. Если бывает в жизни счастье, то вот оно! Именно так оно и выглядит, так, как эти три дня на даче, в тишине, спокойствии, рядом с ним, с Андреем. И никакое «Зималетто» не важно! Его попросту не существует. Точно так же, как и Киры, Маргариты Рудольфовны и прочих неприятностей. Их нет! Все — там, далеко. Настолько далеко, что даже смешно становится. А она глупенькая боялась, придумывала себе препятствия, сочиняла. Фантазерка! Но, если честно, ей нужно было попасть в прошлое, необходимо было пережить все то, что она пережила, чтобы понять, многое понять, и получить в награду эти три дня. Пятницу, субботу и воскресение. И увидеть такого Андрея. Нежного, задорного и спокойного. К нему вернулся азарт, и полыхающие искорки, те самые, что когда то разожгли в сердце Катерины пожар вселенского масштаба. Он не отходил от нее ни на шаг. Постоянно прикасался, будто бы боялся, что она исчезнет. И без конца просил прощения за инструкцию, и признавался в любви, причем, даже во сне. Он был ненасытным. Ее Андрей… Длинные, сводящие с ума ночи, плавно перетекали в не менее сводящее с ума утро. Разгоряченные тела, распухшие от поцелуев губы, и безумные, неконтролируемые стоны, срывавшиеся неосознанно, внезапно, и будоражившее друг друга до исступления, до потери равновесия между осязаемым и неосязаемым. Что это было? Страсть? Влечение? Но как же тогда обозвать то щемящее чувство нежности и теплоты, а еще четкое и осознанное понимание: ОН? Настолько осознанное, что мороз бежит по коже. Разве так бывает? Бывает, как оказалось. Мудрые люди когда то обозвали все эти чувства одним словом — любовь. Мудрые люди — они такие, любят упрощать, систематизировать, тогда как незрелые юнцы спешат раскопать всю гамму ощущений, вкусить каждую ее частицу и описать в красках, перевести в тысячи слов, в миллионы жестов. Андрей не был ни юнцом, и уж тем более неопытным, но желания, охватившие его внезапно, были подобны этим. В нем проснулся исследовательский дух, особенно сильно в воскресенье, вечером. Под размеренное тиканье старинных коллекционных часов с кукушкой, прижав Катерину к спинке дивана, он шептал ей о том, что не отпустит, твердил, словно припечатывал: «моя», и кажется был не просто возбужден и взбудоражен, но еще и напуган. Он все еще боялся, все еще не верил, что Катя не собирается никуда сбегать. Не мог поверить, и поэтому безумно боялся будущего, особенно завтрашнего дня. Где-то там, почти в другой реальности, маячила Кира, мама, дела, проблемы и не уменьшающиеся кредиты «Зималетто». Но это было где-то там. Очень далеко — завтра.