Так решили звезды

2 месяца спустя - Буянит? - Пока тихо. Там Юлиана, - шепотом сообщила Ольга Вячеславовна. - Она действует на него успокаивающе. Катя понимающе улыбнулась. Если Милко спокоен, то у нее есть небольшой шанс пообщаться с великим гением без эмоциональных потерь. - Катюш, какая ты сегодня красивая! - Ольга Вячеславовна загадочно ей улыбнулась. - Не бережешь ты Андрюшу, - шепнула она лукаво и, подмигнув напоследок, направилась в зал. Всего через несколько десятков минут должен был начаться показ. Катя нахмурилась, уперла руки в боки и посмотрела госпоже Уютовой вслед. Да, выглядит она сегодня, по словам той же Юлианы, мамы и даже Зорькина, как принцесса, пришедшая на бал. Нежное бледно голубое платье, плавно спадающие пряди волос, собранные в изящный пучок. Все это, конечно же, создает романтический образ. И, наверное, этот образ ей безумно идет. Наверное, она выглядит в нем не хуже моделей, сошедших с глянцевых журналов. Наверное… Но, честно говоря, Катя сама ничего не понимала. Увидев себя в зеркале после многочасовых трудов визажистов, она ничего не почувствовала. Чужое лицо, чужая картинка, а Екатерина Валерьевна Пушкарева — прежняя. Ничем не измененная и не усовершенствованная. Просто Катя. Просто Пушкарева. Долой очки и брекеты. И ву а ля! Гости оборачиваются вслед, Таня Пончева и вовсе не узнает ее. Просто сумасшествие какое-то! Очень хочется увидеть реакцию Андрея... Но это позже. Все позже. А сейчас Милко. Можно и потом, конечно же… Но лучше сейчас! В гримерке царила суета, но не безрассудная, а вполне себе размеренная. Модели толпились у зеркал, между ними кружили многочисленные помощники Ольги Вячеславовны — новое введение, придуманное Катей лично — и подправляли булавками, и всеми подручными средствами возникшие проблемы с топорщившейся или чрезмерно обвисшей тканью. Модели, между прочим, были в этот раз не совсем обычные. Совсем необычные, если быть точнее. Длинноногих стройных красоток сменили юноши, подростки, худые и совсем еще нескладные. Но в одежде, сшитой Милко, они вдруг разительно преобразились. Появилась осанка, стать, выправка. Поменялся даже взгляд. Еще не мужчины, но уже и не дети. Гадкие утята обзаведшиеся огромными белыми лебедиными перьями. Сейчас они шутят. Ждут, волнуются, конечно же, но шутят, желая скрыть свое волнение и подступающую панику. Напустили на лица серьезности, почувствовали себя взрослыми. Но когда они вошли в «Зималетто» впервые, с испуганными непонимающими лицами, когда грозный важный Потапкин привел их на этаж и построил у ресепшена, вот тогда им было точно не до шуток. Подобных кастингов в компании, надо сказать, еще не было, это уж точно, даже самые главные старожилы не припомнили бы ничего подобного. Этих ребят Милко специально выискивал по школам и детским домам. Да! Сам. И именно выискивал. Он заявил, что не может творить без мОделей, а мОделей он желает найти самолично. В это трудно поверить, но Милко действительно на протяжении двух недель где-то пропадал. Даже Ольга Вячеславовна не знала о его местонахождении. Никого не оповещал, просто уходил. А потом приводил группами ребят и вручал их Потапкину, чтобы обеспечил дисциплину и своевременное появление в мастерской. Все недоумевали, не понимали, что это такое случилось с великим маэстро. Пошли даже слухи, что он свихнулся на почве своей гениальности. Виктория и вовсе стала его сторониться, а при встрече бросать все, и бежать, спотыкаясь, подальше от «чокнутого гения». Таня же Пончева вдруг воспылала к нему нежнейшими материнскими чувствами и чаще обычного стала появляться в районе мастерской, то и дело справляясь о здоровье и самочувствии Милко Вукановича. А вот прежние модели, можно даже сказать, заслуженные модели «Зималетто» сначала недоумевали, как это и за что им дали отворот поворот, а потом, изрядно обидевшись, стали выражать свои претензии истериками, упреками и даже угрозами. Милко отвечал им, кстати, тем же. На удивление, шептавшимся по всем углам работникам, он не утратил своих скандалистских навыков, а возможно даже и усовершенствовал их, судя по тому, как бедные девушки с бледными лицами вскакивали в лифт и неслись прочь из компании. Странный Милко — основная пища для разговоров прошедших месяцев. Только ленивые не хихикали в сторонке, выдвигая свои версии того как именно чокнулся слегка чокнутый до этого маэстро. И только одна Катя понимала причину происходящего. Это ведь она сама стала для Милко спусковым крючком, взяла и выдернула из глубин его ранимой души самый тяжелый груз, непосильную ношу. И ведь заранее и не ожидала подобного эффекта, не предполагала, что Милко так остро отреагирует, что без лишних споров согласится со всеми ее предложениями, что на совещаниях будет молчать, сконцентрировавшись на блокноте и карандаше, который выводил там новые и новые эскизы будущих моделей. Она не могла знать, что случится. Но знала, что случилось. И именно это не давало ей покоя все это время, именно это толкало на порой необдуманные поступки. И вот теперь она здесь. Гонец с новостью. В древние времена, если новость была плохой, таких гонцов убивали. Голову с плеч и поминай, как звали. Что ж, если повезет, ее подобная участь обойдет стороной. За плотной занавеской, в специально отгороженной зоне, в тишине и спокойствии, откинулся сам маэстро. - О! - воскликнул он тут же, едва Катя вошла. - ПрИшла! Юлианочка, Она прИшла! Сама презИдент соизволила мЕня навЕстить! Но это неспрОста, - погрозил ей пальцем. - Она прИшла, чтобы добить мЕня, - заявил он уверенно и для пущей убедительности покивал головой, взметнув свежевыкрашенными белокурыми кудряшками. - Все нервы мне перемОтала, - пожаловался он. - Измотала, - поправила Юлиана, лукаво улыбаясь. - Не важно. Мне лучше знать! Я — хУдожник! Мне нужна красОта! - воскликнул он пафосно. - КрасОта и вдохнОвение! А Она… Она мне его портит. Ты посмОтри на нЕё! Ей вАжны только цифры и Отчеты! А мОе творчЕство для нЕё — нИчто, - Милко обиженно закусил губу. - Милко, ну, что ты такое говоришь? Я уверена,что это - не так, - Юлиана изящно поднялась с диванчика и поставила чашечку с выпитым кофе на блюдце. - Катюш, мне пора, - шепнула она. - Постарайся его не расстраивать. Он в последнее время не в лучшей форме. И сама… - окинула ее внимательным взглядом, поправила воланы на платье, - Держись! - скомандовала она вскинув кулачок в привычном Кате жесте. - А я пойду в зал, проконтролирую поваров. Что-то мне этот Владлен Гржегоржевский не внушает доверия. И почему ты отказалась от помощи Миши? - Юлиана, я не отказывалась, - вздохнула Катя. - Это все Андрей… - Понятно! Вот же собственник и ревнивец. Катя пожала плечами, признавая упреки Юлианы. - Катюш, и все-таки зря ты согласилась на такую скорую свадьбу. Можно было бы помучить его еще несколько месяцев, перевоспитать. Жданов — это же поле не паханное! Столько работы! - Нет, Юлиана. Пожалуй, хватит с него, - Катя печально улыбнулась. - Да и с меня тоже. - Ну, как знаешь! А вот я бы на твоем месте… - ПушкАрева! - рядом с ними раздался недовольный голос Милко. - Ты чЕго хотела? Если мОей смерти, то не дОждешься! - Милко, дорогой, не хмурься! Тебе не идет, - Юлиана хихикнула, щелкнула его по носу. - Все. Я побежала в зал, - незаметно подмигнула Кате, и, перехватив поудобнее зонтик, решительно вышла прочь. - Давай ты скажешь мне все пОтом. Завтра. А лучше никОгда… И вообще тЕбе надо открЫвать пОказ. Так вот Иди и открЫвай. - Милко… - прошептала Катя, присев с ним рядом. - Нет! Уйди! - передернул плечиком, до которого слегка дотронулась Катерина. - Я хотела с вами поговорить… У нас были не самые лучшие отношения… - О! У нас с тОбой только и были, что Отношения. СовЕщания, Отчеты, счЕта… Еще этот «БабсОвет». Их что переодЕвай, что не переодЕвай! Все равно - «БабсОвет». Кроме ОлЕчки, естественно… - Милко… - Нет. Не хОчу даже слышать… - он закрыл руками уши и зажмурился. Ну, прямо, как малое дитя, как ребенок. - Я хотела сказать вам спасибо, - несмотря ни на что продолжила она. - Вы… Вы большой молодец. Вы все сделали правильно. Вы очень талантливы, Милко. И это совсем не лесть. Я действительно так считаю… Вы блестяще справились с поставленной задачей...И новые модели… Милко опустил руки и заинтересованно на нее посмотрел. - Этот показ… Эти модели — это не просто очередная коллекция, красивая, но, простите, бесполезная, на мой взгляд, это нечто большее. Милко, вы тот человек, который может многое изменить. В ваших руках многое. У вас есть талант… И вот это правильно… Простите, меня за то, что пришла к вам перед показом… Но есть один человек… - Катя замолчала, переводя дыхание и собираясь с силами, чтобы сказать главное. - Этот… человек… Он очень хочет с вами встретиться. - Что за челОвек? Если это очередной зАвод, желающий приобрести…, - Милко начинал злиться. - Нет, - поспешно ответила Катя. - Этот человек не связан с «Зималетто». - ПушкАрева, давай пОтом! - Потом будет поздно. Я вас очень прошу пойти со мной, - Катя сделала большие умоляющие глаза. Милко смотрел на нее, как на полоумную. Но все же махнул рукой, сдавшись. - У тЕбя две мИнуты, - заявил он, и нехотя пошел за Катей следом. Они вышли в зал, где уже пестрели яркими нарядами прибывающие гости, и вспыхивали камеры, запечатлевающие очередное сенсационное фото какой-нибудь скандальной пары. Они прошли бар, прошли столики с напитками, и оказались в самом дальнем углу помещения, где находился всего один человек. Прислонившись к стене, на них смотрела женщина. Русые волосы, большие карие глаза. И легкая улыбка, вырисовывающая ямочки на щеках. Милко замер, как вкопанный. - Анна, - прошептал он потрясенно. - Ну, здравствуй, Эмилио! - Ты… Откуда? - он сжимал и разжимал ладони, то смотрел пристально, въедливо, то прятал взгляд в пол. Милко был обескуражен, выбит из привычного миропорядка. И совершенно не понимал, как быть. Большие карие глаза, снова сдавили все внутри мраморными тисками. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. - Я из Москвы, - улыбнулась Анна, переступив с ноги на ногу. Было заметно, что она нервничала, что эта встреча так же тяжела и для нее тоже. Но ни одна мышца на лице не выдала ее волнения. Прямые правильные черты лица, полуулыбка. И только глаза… В них плещется… Испуг? Смятение? Раскаяние? Обида? - Ты жИвешь в Москве? - не это его волновало сейчас, совсем не это. «Анна, как ты жила все это время? Счастлива ли ты была? Ты так прекрасна, как и прежде, время не властно над тобой и над моими чувствами… Анна, ты ведь вышла замуж за Макса? Хотя, что я говорю! Конечно же, он на тебе женился, иначе он бы был полнейшим кретином… И у вас, наверное, есть дети! Дай угадаю. Девочка! Разумеется, у тебя есть дочь, как две капли воды, похожая на тебя. Сколько ей сейчас лет? Десять? Одиннадцать? Неужели больше? Неужели столько лет прошло с момента нашей разлуки? Ты улыбаешься, Анна, а мне хочется кричать! Мне хочется бить кулаками стены. Мне хочется выгнать всех… А тебя оставить… одну… Как ты жила все это время, Анна?». - Нет, я здесь по работе, иногда приезжаю. А живу в Версале… Я слышала о тебе, о великом гении Милко, - усмехнулась она, заложив руки за спину. Суровый жест, суровая поза и совершенно нельзя догадаться, что Анна просто спрятала их. Спрятала, потому что они тряслись… - Слышала? - Милко плотно сжал губы. «И поэтому ты пришла, Анна? Чтобы выразить свое восхищение? Чтобы поздравить? Зачем ты пришла, Анна?». - Но я не знала, что это ты. Не догадалась. - Тогда как ты Узнала? - Катя. Это она нашла меня и убедила придти на показ. Милко рассеянно посмотрел на Катю. Та уже успела отойти от них на несколько шагов, пятясь спиной назад. - Так много гостей… - Анна обвела взглядом толпу, плавно стекающуюся к подиуму, чтобы занять свои места. Катя уходила дальше и дальше. Шум голосов перекрывал все. Она видела, как Милко что-то говорил в ответ. Напряженное лицо, скованные движения. Он весь превратился в скалу. В памятник великому гению всех времен. Шаг назад. Больше шума. - Екатерина Валерьевна, добрый вечер! - перед Катей всплыло довольное лицо господина Решетникова — поставщика компьютеров, со спутницей — миловидной дамой лет сорока с хвостиком. - Все только и говорят, что коллекция произведет фуррор, - кокетливо поделился он, и перехватил Катерину за ручку, дабы запечатлеть на ней свой скромный, но не менее пылкий поцелуй. И тут вдруг... - Разумеется произведет! - гаркнул суровый голос прямо над ухом. - Даже не сомневайтесь. Сильная рука прижала Катерину к себе, по-хозяйски устроившись на ее талии. А потом и вовсе потянула ее в сторону. - Ты где пропадаешь? Я тебя весь вечер ищу! - возмущенно заявил Андрей, когда они отошли подольше от камер. - И нахожу рядом с каким-то типом! - Он женат, Андрюш… Его жена как раз стояла рядом. Жданов замялся, глазки забегали. - Показ… нужно открывать… - Катя в легкой панике уставилась на свои наручные часики. - Андрюш… - погладила его по спине. - Может быть ты откроешь показ? Андрей громко фыркнул. - Ни за что! Президент у нас кто? Ты, Екатерина Валерьевна! Коллекция и все прочее чья заслуга? Ваша, Екатерина Валерьевна! Значит и показ обязаны открывать ВЫ. А я тут не причем! Так… Вице-президент… - скромно махнул рукой. - Андрей… Палыч, я не могу… - тихо пожаловалась она. - Что значит не можете? Так! Сделайте глубокий вдох, - положил ей руки на плечи и заглянул в глаза. Катя послушно вдохнула и выдохнула. - Умница. А теперь посмотрите вон туда, - указал на гостей. - Они ждут только вас, Екатерина Валерьевна. И именно вы должны быть там, - ткнул в пустующий подиум. - В качестве модели? - В качестве президента… Екатерины Валерьевны… Ждановой, - добавил он, невинно похлопав ресницами. - Сейчас? Андрей вытаращил на нее глаза. - А ты согласна? - спросил он быстро. - Подожди минутку… Я сейчас… Он сорвался с места, собираясь бежать. - Андрей! Ты куда? - За этой… женщиной, которая объявляет мужем и женой… - Андрей, ты с ума сошел? У нас свадьба через полторы недели. - Это целая вечность, - пожаловался он. - А Валерий Сергеевич, оказывается, самый опасный комбинатор! Как он так высчитывает время, что с тобой наедине невозможно оставаться? - Ты преувеличиваешь. - А ты обернись, - посоветовал он. - Твой отец уже дыру во мне прожег. На них действительно смотрел Пушкарев и даже, кажется, порывался подойти, но отважный Колька блестяще справлялся с поставленной задачей и Валерия Сергеевича каждый раз задерживал. - Кать, давай после показа сбежим! - прошептал он заговорщицки. - Андрюш, этот показ еще нужно как-то открыть… А я… - Трусишь? - Нет, не трушу. Просто подиум и я — вещи несовместимые. - А по-моему, ты просто испугалась, как маленькая… Это был откровенный шантаж. Катя улыбнулась. - Ты справишься! - он прижал ее к себе, уткнулся носом в висок и прошептал: - Ты сильная. Умная, красивая… Принцесса… И я тебя люблю… Открой этот показ для меня, - быстрый поцелуй в губы и он отстранился, выставив руки вперед, показывая закипающему от злости Валерию Сергеевичу, что он не трогает его дочь. Яркий свет, вспышки камер и тишина. Это третий ее выход на подиум. Два первых — провальные. Вернее, второй провальный только наполовину, да и он не считается, он был вообще в другом временном пространстве, в прошлом, которое кануло в лета. Гулкая тишина. Слышен стук собственных каблуков. Юлиана говорила, улыбайся. И Катя улыбнулась, растянула губы, и замерла, остановилась. Софиты слепят. Слишком ярко. - Дамы и господа, я рада приветствовать вас на нашей новой весенней коллекции «Цветок папоротника»... Папоротники не цветут - справедливо заметите вы. И я с вами, пожалуй, не соглашусь. Гости засмеялись, возник гул, перешептывания. - Папоротники цветут! Но не там, где мы привыкли видеть. Смотрите не вдаль, а перед собой… И вы увидите нечто чудесное, а именно — новую коллекцию великого Милко Вукановича. Аплодисменты. Вспышки фотокамер. Главное удержать улыбку до конца. А вот и кулисы. Полумрак. Модели — мальчишки. Белым мелом отсвечивают их лица. Катя улыбается им, держась изо всех сил. Гримерка. Зеркала. На нее смотрит отчаянная девчонка, никак не президент модного дома. Румянец на щеках. Пересохшие губы. Надо идти в зал. Нужно было сразу спуститься на свое место. Но не смогла. Задыхалась. Катастрофически не хватало воздуха и секунды одиночества, наедине с самой собой. И ведь правда, ей было душно, все сдавило. Катя кинулась наружу в поисках окна или какой-нибудь прохлады. Голова неприятно кружилась. Она выбежала на улицу, пару раз споткнувшись на неудобных каблуках новых туфель. Там был легкий, почти летний, ветерок и долгожданная прохлада. А еще звезды. Много-много маленьких сияющих звездочек. Почти невидимых за беспощадными слепящими огнями вечерней Москвы. Но они были. Они светили. И видели все, что происходило здесь, на крохотном кусочке Вселенной — на планете, получившей гордое, звучное название — Земля. Катя поежилась, обхватила себя руками и снова вскинула голову наверх. - Екатерина Валерьевна, что же это вы сегодня норовите от меня убежать? - голос Андрея звучал насмешливо и взволнованно одновременно. - Или вы скрываетесь здесь от папарцци? Катя молчала. - Катюш, что случилось? Сначала ты убежала, потом Милко… - Милко? Куда он убежал? - Откуда я знаю? Сказал, что посвящает эту коллекцию какой-то Анне и буквально «нырнул» в толпу гостей. - Но показ начался? - всполошилась Катя. - Начался. Модели появляются и получают свои заслуженные овации. Не хватает только тебя. Пойдем. Ты должна это услышать. Он взял ее прохладную ладошку, накрыл двумя руками. - Замерзла совсем, - подышал на руки теплом. - Андрей, а если бы я не вернулась в «Зималетто», ты бы женился на Кире? Вопрос не в бровь, а в глаз. Андрей шумно выдохнул. - Тебя сейчас это волнует? Катя кивнула, смотрела пристально, слегка смущенно, но ждала ответа. - Я не знаю, - честно признался Андрей. - Я не любитель играть в игру « а что было бы, если бы»… Но я знаю одно… Да, Кире, возможно, удалось бы меня убедить, что женившись на ней я обрету долгожданный покой… Но покоя бы не было. Потому что с Кирой у меня не могло и не может ничего быть. По физиологическим причинам. Катя покраснела. - Прости. Ты просила ответить. И я говорю тебе правду… И правда эта — в том, что без тебя я бы не был счастлив, будь я женат или холост… И ты прекрасно об этом знаешь. - Я просто не могу поверить, что все это происходит со мной… Мне кажется, что я однажды проснусь, а ты… - Не накручивай себя, Кать, - прервал ее Андрей. - Я же с тобой. И так будет всегда… пока этого хочешь ты… А ты… Ты этого хочешь? - Очень. - Тогда, отставить панику! И пойдем смотреть показ и недовольные физиономии приглашенных конкурентов. - На Хмелина и Ветрова? - Они, к сожалению, не пришли. Или к счастью… Хотя я их приглашал, по почте. - Они наверняка прислали шпиона. - И я даже знаю кого, - усмехнулся Андрей. - Ну, этот шпион, думаю, сегодня не опасен. Колька выкупил ее автомобиль и просто жаждет произвести впечатление. - Он собирается подарить ей ее же бывшую машину? - хохотнул Андрей, ярко представив эту нелепую картину. - Нет. Колька не настолько глуп. Хотя...Нет, - окончательно решила Катя. - Виктории придется этот подарок заслужить. - Боюсь даже представить, чем. Как-то незаметно, за разговором, Андрей утащил ее обратно в здание, где проходил показ. И вот они уже стоят у гардероба, медленно проходят мимо огромного зеркала, на секунду перехватив в нем свое отражение, и оказываются в зале. Гости неотрывно смотрят на подиум, играет ритмичная современная музыка. Андрей Жданов держит ее за руку, ведет к первому ряду и усаживает рядом с собой и с Павлом Олеговичем. - Катя, прекрасная речь! - тут же похвалил он ее. - Спасибо, - прошептала Катя и впервые посмотрела со стороны на шагающих юношей, представляющих новую коллекцию. Они были прекрасны. Эмоции, переполнившие Катерину трудно описать словами. Но откуда-то изнутри ее сдавило щемящее чувство жалости. И гордости одновременно. За этих ребят. За Милко. За Анну — бывшую французскую балерину, живущую в Версале, в горьком одиночестве, после смерти мужа семь лет тому назад, и посвятившую всю себя детям, которых обучает балетному искусству. За себя в таком же возрасте, лет десять тому назад. За маленькую наивную Катеньку, склонившуюся над толстой книжкой, рассказывающей о далеких мирах, взрослых людях и их непонятных поступках. За глупого влюбленного Кольку. За девочек из «Женсовета», сидящих здесь же в зале на почетных местах, в новой стильной одежде от Милко. За маму и папу, наверняка, переволновавшихся, наблюдая за тем, как их дочь открывала показ. За всех. И даже за Романа Малиновского, пропадающего в данный момент где-то на просторах нашей необъятной страны, в поисках партнеров желающих приобрести франшизу «Зималетто». И за Киру Юрьевну, добровольно составившую ему компанию, только в других городах и отдельно от Романа Дмитриевича. Тандем врозь. Две слезинки, одна за другой, выпрыгнули из правого глаза и скатились по щеке. Катя плакала. Не хотела плакать, но ничего не могла с собой поделать. Слезы лились сами по себе и останавливаться не желали. Заплаканная, с растекшейся тушью, она натолкнулась на пристальный взгляд Маргариты, а затем увидела, что та протягивает ей свой платок. Платок, конечно, не трубка мира, но тоже сойдет. Катя тихо кивнула в знак благодарности, взяла платок и незаметно, насколько это было возможно, затерла следы своей позорной сентиментальности, разыгравшейся совсем не ко времени, и ни к месту. - Катя, это потрясающе! - сама Оксана Федорова подошла, чтобы поздравить ее. Как только закончился показ, поток восхищенных гостей буквально хлынул на нее, чтобы поделиться впечатлениями. Почему именно на нее? Так больше не на кого! Творец, маэстро и гений, сотворивший эту коллекцию, исчез, как сквозь землю провалился. Так что пожинать лавры успеха пришлось ей одной. Давать бесчисленные интервью, позировать перед камерами и улыбаться. Через пол часа такого насыщенного времяпрепровождения Катя взвыла и попросила помощи у Юлианы. Но та была непреклонна в своей твердости. - Улыбайся, Катенька. А вот и Эвелина Хромченко. Она хотела с тобой познакомиться. «А уж я-то как хотела!» - мысленно простонала Катерина и как можно шире улыбнулась. Ее все же спас Андрей. Вытащил из цепких лап журналистов и подвел к своим родителям, попрощаться. Павел Олегович поздравил ее с отлично проделанной работой, похвалил за успех коллекции и высокий уровень самого показа. Маргарита Рудольфовна деликатно присоединилась к словам мужа, и заявила, что на свадьбу придет не 250, а 300 гостей, она выслала еще «несколько» приглашений очень важным знакомым. Андрей закатил глаза, но спорить не стал. Он мечтал только об одном — поскорее убежать отсюда, пока Валерий Сергеевич не хватился своей дочери. - Я бы хотела поехать не в Мадрид, - объявила вдруг Катерина во всеуслышание. Ждановы заметно напряглись. - Мы уезжаем всего на неделю… Вот я и подумала… Павел, Маргарита, я бы хотела пригласить вас в гости к папиному другу, дяде Жене… Вы ведь помните? - Как такое забудешь, - мрачно высказалась Маргарита, припомнив историю с подпольными магазинами и убегающим Ветровым, которого удалось перехватить только силой и уже на границе России. - У дяди Жени свой дом в Сегеже… Это Карелия. - Карелия? - Павел Олегович заметно оживился. - Да. - Прекрасно! По-моему, это отличная идея. И если Андрей не против, то я бы с радостью принял приглашение. Правда, Марго? Марго молчала, осмысливая каким образом можно променять Мадрид и жаркую красочную Испанию на какую-то сырую и безлюдную Карелию. А Андрею сейчас было все равно, с чем соглашаться. Главное поскорее уйти. С противоположного конца зала ему уже активно жестикулировал Зорькин, предупреждая о приближающейся опасности. - Да-да! Прекрасная идея, - протараторил он и подхватил Катерину под руку. - Мы пойдем. Мам, - быстрый поцелуй в щечку, - Пап, - рукопожатие напоследок и торопливые шаги в сторону выхода, в обход Зорькина и Пушкарева, который, возможно, находится где-то поблизости. Но на пути у них снова возникает препятствие — пожилой мужчина в странной, довольно старомодной, шляпе. - Екатерина Валерьевна, поздравляю вас! - пробасил он, пригубив бокал вина. - Вы сделали правильный выбор. Катенька вцепилась в Андрея, пошатнулась назад. - Коллекция - выше всяких похвал! Вы все-таки успели на распродажу цветков папоротника. Знаете, пожалуй, я бы купил себе несколько моделей. - Конечно, - прошептала Катя. - Приходите в «Зималетто» в рабочее время и… - Боюсь, не получится, - перебил ее мужчина. - Время… - усмехнулся он. - Для меня оно всегда рабочее… Да и лучше вам больше со мной не встречаться. О, а вот и Агнесса! К ним подошла женщина с раскосыми миндалевидными глазами. - Екатерина Валерьевна, этот показ лучший, который мне приходилось видеть, - воскликнула она добродушно сияя. - Агнесса, из твоих уст это больше, чем комплимент. Поверьте мне, Екатерина Валерьевна. Показы, сейшены, балы. Агнесса в этом эксперт. - Это все Милко… и Юлиана… - Без вас ничего этого не было бы. И кому, как не вам это знать, - едко заметил мужчина. - Что ж, Андрею Павловичу, кажется, не терпится уйти… Андрей перестал оборачиваться и высматривать в толпе Пушкарева. - Да и нам пора. Женщина подарила им еще одну открытую улыбку. Мужчина сдержанно кивнул. - Всего доброго, - звучно пожелал он напоследок. И все. Они ушли. Буквально растворились в толпе. Катя тяжело дышала. На лбу выступил холодный пот. - Катюш, бежим скорее, - шепнул ей Андрей. Он ее похищал и был всецело поглощен этим процессом, раз не замечал испуга на лице Катерины. Вел обходными путями, пустующими коридорами, через боковой выход, крепко держа за руку. - Папа будет волноваться, - объявила Катя, когда они ехали в машине, неслись мимо огней, с открытыми окнами, сквозь которые потоком струился разыгравшийся весенний ветер. - Будет, - согласился Андрей, не сбавляя скорости. - Надо ему позвонить… Андрей резко дал по тормозам. На светофоре горел красный свет. - Кать… - взмолился он. - Давай попозже. С Валерием Сергеевичем ничего не случится, а вот я больше не могу. Что именно он больше не может, Катя уточнять не стала, и решила больше не спорить с этим обезумевшим мужчиной. Они несутся по вечерней Москве, в ушах шумит ветер, в голове кружится торнадо, а в сердце случились потоп и засуха одновременно. Катастрофы и катаклизмы на каждом шагу. Но что радует больше всего — шагает она сама, в своем времени, в своем пространстве. Есть только сейчас. И прав Андрей! Тысячу раз прав, «что было бы, если бы» - не та игра, в которую ей когда-нибудь захочется сыграть. Ведь существует только сейчас, оно разное: и плохое, и хорошее, но оно существует, оно настоящее, и в этом правда. А все, что кроме — ерунда. Нет, разумеется, это тоже правда, но не их. Это правда других Кати и Андрея, тех самых, которые, наверное, находятся в другом времени и пространстве, работают рядом, разделенные тоненькой стеной, спасают компанию от неминуемого провала и даже не подозревают о том, что можно вот так запросто произнести их имена в одной строке, в одном предложении, да еще и без отчеств. Наверное, они справятся с трудностями, все преодолеют. Кате безумно хотелось верить в это. Холодный ветер трепал прическу, будоражил настроение и стирал с лица все фальшивые, натянутые улыбки, брошенные ею за сегодняшний вечер. «Те Катя и Андрей обязательно будут счастливы» - прошептала она, беззвучно шевеля губами. И поверила в это… P. S.: Но все было не так. И Катерина, разумеется, никак не могла этого знать. Нет никаких других Кати и Андрея, они перестали существовать в прошлых и параллельных реальностях. Соединившись, наконец, они уничтожили все остальное, прочих себя, бредущих по-одиночке… Андрей Жданов из прошлого погиб мгновенно, растянувшись на полу мастерской, на глазах перепуганных моделей в одежде а ля Пушкарева, на глазах разъяренного Милко и своего лучшего друга Романа Малиновского. Катя Пушкарева скончалась несколькими секундами позже. От столкновения с Таней Пончевой она упала и ударилась головой о стойку ресепшена, по которой тут же заструилась кровь. Красное на красном. Траур в «Зималетто». Скорбящие Ждановы, скорбящие Пушкаревы. Убитая горем Кира. Ушедший в долгий и вечный запой Малиновский… Уволившаяся Таня. От угрызений совести и ощущения собственной вины в смерти Кати, от титанических переживаний она потеряла ребенка. Ушла из компании. Ее никто больше не видел, не встречал. И новая коллекция. Как гром среди ясного неба… Журналисты тут же раздули это событие до невероятных масштабов. Внимание прессы, внимание СМИ. Популярность и успех. Береты, вязаные кофточки и круглые очки в моде. Можно радоваться, гордиться. Но некому радоваться, некому гордиться… Вечная скорбь Милко отлучила его от мира моды. Он больше не творил. Он рисовал одни и те же эскизы в секретном блокноте. Эскизы этой самой коллекции и лицо любимой, покинувшей его навечно девушки. Он сдружился с Пушкаревыми и они, в некоторым роде, вытащили его из сильнейшей психологической ямы. Горе объединяет. Когда борешься не в одиночку, легче не сдаться окончательно. И они боролись. Все вместе. Как могли... И тоже верили в лучшее... «Ах, если бы нашлись стальные силы, Не думать, не жалеть, не вспоминать, Оставить в прошлом, что прошло, что было, И новый день с улыбкою встречать. И не судить и не гадать вздыхая, Какая доля выпала бы, если что-то Сквозь годы изменилось. И другая, Не злая участь уводила б с поворота. Не плакаться. Не думать о забытом. И дальше жить, ведь жизнь одна. А там, Где множатся упреки и обиды, Довериться бушующим ветрам...» (Фикус Зималеттовский, мемуары «Моя жизнь в искусстве») КОНЕЦ