В Аду мне уготован Трон

«Семь-ноль-семь-четыре-восемь… Семь-ноль-семь-четыре-восемь… Семь-ноль…» — не переставал повторять про себя заветные цифры Рихтер. Мальчишка произнес их достаточно тихо, а потому услышал код только детектив. Все же, все, кто наблюдал за этим действом, были настолько шокированы смертью ребенка, что не удосужились спросить его о том, что же такого важного шепнули мужчине на ухо. А, впрочем, возможно кто-то и попытался разузнать детали, вот только Рихтер, будучи не в себе, не обратил на это внимания. Единственное, что он помнил в промежутке времени между тем, как он застрелил ребенка, и тем, как встал перед телепортом, оставались вопли Клауса о том, что Рихтеру это с рук не сойдет. Конечно же, он лгал. Согласно сто одиннадцатой статье полицейского кодекса Хэллбдэнкфурта, офицер полиции имел право применить силу в случае, если бы его действие несло сугубо гуманистическую функцию. Это называлось полицейской эвтаназией. Статья казалась бы абсурдной еще несколько веков назад, но была почти необходима в теперешние времена, где мучающиеся от передоза и смертельно больные люди, терявшие всякую волю к жизни, приходили, приползали, либо звонили в отделение полиции и просили, требовали, умоляли закончить их страдания. Единичные случаи подобного характера приводили полицию в ужас, но когда это стало обыденностью, ничего не оставалось, кроме как ввести в законодательство статью, при которой полицейским разрешали убивать людей при согласии оных. Там, естественно, присутствовало множество нюансов, которые не давали полиции ходить и убивать всех направо и налево, но Рихтер все сделал по букве закона и знал это. Семь. Ноль. Семь. Четыре. Восемь. Мужчина набрал координаты необходимого ему телепорта на панели, попутно стерев с ее кнопок толстый слой пыли. Обычно люди предпочитали произносить адрес вслух, а компьютер сам находил ближайший к необходимому месту телепорт. Номеров конкретной машины для телепортации никто не запоминал, хотя они и были указаны прямо над экраном голосового ввода данных. После того, как панель считала порядковый номер станции, телепорт привычно запустился. Уже знакомая миниатюрная черная дыра расползлась перед Рихтером, приглашая его в неизвестность. Действо было крайне рискованным, ведь детектив не представлял, что его там ждет. Скорее всего, ловушка. Однозначно, ловушка. Также Рихтер понимал и то, что он Не Может Не Пойти, даже если это было последним, что ему предстояло испытать в жизни. Мужчина в секундном смятении медленно протянул руку к дыре и окунул ее в черную смолу телепорта, готовый ко всему. Но ничего не произошло. По ту сторону ощущалась нормальная температура воздуха, и никто не стремился схватить Рихтера за руку и утащить в дыру силком или же отгрызть ему пальцы. Детектив привычно шагнул в никуда и оказался в одной из тех узких обшарпанных улочек, которые сохранились только на самой окраине города. В нос ударил запах канализации. Солнце уже ушло за горизонт, а потому на улице, освещенной единственным далеким светодиодным фонарем, царил полумрак. «И что дальше?» Ответа не последовало. — Ты! Ты мертвец! — внезапный вопль заставил детектива вздрогнуть, на автомате отскочить от телепорта в противоположную от звука сторону и даже схватиться за пистолет. Но на прицеле у Рихтера оказался не желанный Корнблум, а старик с густой, грязной бородой, в рваной кепке, безразмерном балахоне и с ужасающим амбре, исходящим от его давно немытого тела. Кажется, детектив ошибся, и на улице пахло не канализацией, а этим самым незнакомцем. — Мертвец! — повторил он, тыкая в Рихтера скрюченным пальцем. — Все мы мертвецы, — холодно проговорил детектив, убирая пистолет. — Нет. Ты не понял. Тебя нет. Все, кто пользуются этими штуками Сатаны, давно мертвы. Ты лишь воспоминание. — Ах вот оно что, — закатил детектив глаза, — ты один из этих фанатиков антителепортов. Когда телепортация только начала входить в обиход среднестатистического жителя города, конечно же, появились ее противники. Пара несчастных случаев убедили горстку людей в том, что данная технология убивает всех, кто ею пользуется. Они считали, что субъект, вошедший в телепорт, мгновенно умирает. А выходит из черной смолы уже его копия. Ни один нормальный человек не поверил бы в эти бредни. Не верил и Рихтер. — Я офицер полиции, старик. Так что не заставляй меня скручивать тебя по рукам и ногам и вести в полицейский участок. Иди туда, откуда пришел, а иначе… — Ты не понимаешь! — взволнованней прежнего зашипел безумец, моментально оказавшись перед мужчиной и схватив его за руку. — Я ведь пытаюсь помочь тебе! — Себе помоги, — посоветовал детектив, брезгливо отнимая у старика руку и отходя подальше от источника жуткого запаха. Может он и не знал, куда ему идти дальше, но абсолютно точно не желал оставаться здесь. «Корнблум наверняка оставил для меня подсказку. Бессмысленно устраивать подобное представление, убивать несколько десятков людей и всё лишь для того, чтобы заставить меня попасть на злачную улицу и быть облапанным каким-то бомжом. Хотя… Хотя это очень в стиле больного урода». — Не иди туда! — взвизгнул хуже прежнего бомж, увидев, что Рихтер движется к одному из узких проходов между двух, судя по их состоянию, заброшенных кирпичных домов. — Там васильковое поле. Это опасно. Васильки опасны. Опасны… — прошептал бомж и внезапно заплакал. — Это сорное растение. Оно портит посевы. И мы голодаем, слышишь? Всему виной васильки. — Да-да, конечно, всему виной… — и тут Рихтера осенило. Васильки. «Корнблум» в переводе со старого языка означало «Василек». Этот психопат выкрашивал волосы в сине-голубой цвет. Носил голубой полушубок, походя тем самым на шлюху и сутенера в одном лице. И очки. Эти паршивые неимоверно бесячие круглые синие очки, от которых во все стороны отходили голубые лепестки. Корнблум являлся самым нелепым на вид и самым влиятельным преступником в Хэллбдэнкфурте. Собственно, поэтому он и мог позволить себе разгуливать по городу в таком виде. Его бы никто и пальцем не тронул, даже если бы он прошелся голышом по центральному проспекту. — Так, значит, васильки, — ухмыльнулся Рихтер, поняв, что получил свою подсказку. — Спасибо, старик, я учту. — Нет! Пожалуйста, не иди туда! Не иди! Но Рихтер старика больше не слушал. «Какой смысл печься о мертвеце. Хуже, чем есть, уже не станет, разве нет?» — про себя усмехнулся мужчина, чувствуя, что начинает дрожать от предвкушения. После семи лет он, наконец-то, встретится с этим подонком лицом к лицу! И тогда… «И тогда… Что я тогда сделаю?» — Рихтер на мгновение остановился посреди узкого проулка, пораженный осенившей его мыслью. Действительно, что он будет делать потом? Он все это время грезил о том, что поймает Вольфганга. Но не представлял, что последует дальше? Суд? Тюрьма? Не получится. Слишком влиятельными связями обладал этот паршивец. Корнблума выпустят через час после ареста. А Рихтера посадят на его место, пришив ему один-два десятка убийств. «Значит, вариант только один», — детектив невольно коснулся кобуры. Сегодняшней ночью он расквитается с ублюдком. За своего напарника. За тысячи погубленных им жизней. И за себя. За то, что столько времени и сил потратил на его поимку. Детектив вновь двинулся по узкой улочке, пока не добрел до тупика. В конце пути его встретила кирпичная стена, на которой намалевали васильковое поле. — И что? На этом все? — не смог сдержать разочарования Рихтер. — Наконец-то, — голос послышался откуда-то сверху. Детектив тут же поднял голову и увидел широкоплечего мужчину, выглянувшего из-за трехметровой стены. — Он уже устал ждать, — проговорил тот, спуская к Рихтеру лестницу. «А уж как устал ждать я», — подумал мужчина, взбираясь на стену, а оттуда попадая через узкий проем внутрь одного из тех самых кирпичных зданий, которые, по его мнению, казались нежилыми. В Хэллбдэнкфурте пустые многоэтажные дома не были чем-то особенным. Все из-за наркотиков. Одна паленая поставка героина, и от передоза умирали целыми кварталами. Пройдя сквозь темную комнату, Рихтер вслед за незнакомцем, вышел к огромному залу, оказавшись у основания одной из четырех широких мраморных лестниц, что спускались вниз. Все стены помещения задрапировали черной и темно-бордовой тканью, поверх которой блестели нитки красных бус. Вот только приглядевшись, Рихтер осознал, что бусины были не совсем простые. «Красные слезы» — наркотики, которые добывали путем вскрытия вен «деликатесов». Так как «лакомство» могло быть напичкано какими угодно наркотиками, «красные слезы» быстро стали излюбленной игрой для азартных наркоманов. Что же ты попробуешь в этот раз? Удивительная лотерея, в которой ты мог вытянуть как головокружительное удовольствие, так и смертный приговор. Никто не любил играть со смертью так, как наркоманы. Ниток наркотических бус здесь было невообразимо много. От одной только мысли, скольких людей убили, чтобы создать все эти украшения, Рихтеру поплохело. В центре зала с потолка свисала большая люстра, которая так же сплошь состояла из ниток «кровавых слез» различной формы. Бусины переливались в теплом полумраке, мягко перекатываясь из-за ходящих по помещению сквозняков, ударяясь друг о друга и наполняя залу тихим ласкающим слух перезвоном. И детектив оценил бы эту красоту по достоинству, если бы не знал, что за ней кроется. Охранник махнул Рихтеру рукой, приглашая его следовать за ним. Мужчина спустился по лестнице вниз и направился прямиком в центр зала, где расположилось несколько диванов, расставленных по разные стороны от круглого стола. На одном из них и возлежал Корнблум. Синие волосы его, с отросшими черными корнями, были собраны на макушке в миниатюрный хвост. На дурацкие очки в виде васильков падали редкие, выбившиеся из хвоста, пряди длинной челки. Синий полушубок привычно покоился на его плечах. — Вы только посмотрите, кто соблаговолил посетить нашу скромную обитель! — воскликнул Корнблум, заметив Рихтера. — Ребята, вы его не знаете, но это сам Адольф Рихтер, полицейский, которого я пощадил ровно семь лет назад. Да-да, сегодня у нас годовщина! День, когда я впервые в жизни не захотел кого-то убивать! Удивительно, не правда ли? — сперва Рихтер решил, что парень обращается к наркоманам, расположившимся на соседних диванах. Но подойдя ближе, он понял, что собеседниками Корнблума являлись соломенные куклы, облаченные в человеческую одежду. «Все хуже, чем я думал», — про себя подумал детектив, окидывая стол взглядом и замечая на нем примерно с полсотни блюд. На каждом блюде обозначались либо горы белых таблеток, либо порошки, либо высушенная трава, либо марки. И везде значились подписи «Героин», «Мескалин», «Метадон», «Кодеин» и многие другие. Кажется, Корнблум собрал на этом столе все ходившие по городу наркотики и теперь, судя по его поведению и соломенным собеседникам, активно прикладывался к каждому из них. — Оставь нас, — кинул он проводнику Рихтера, и тот, даже не попытавшись возразить, тут же проследовал обратно к лестнице. — А вы, Герр Рихтер, располагайтесь, не стесняйтесь, — указал парень на свободный от кукол диван прямо напротив своего ложа. — Что за фарс? — процедил детектив сквозь зубы, не шелохнувшись. — Фарс? — удивился парень. — Я пытаюсь быть учтив. — В жопу себе засунь свою учтивость, — рыкнул Рихтер, чувствуя, как внутри него поднимается волна ярости. Теперь, когда он видел Корнблума так близко и осознавал, что кроме них двоих в зале никого нет, перед глазами его пролетали одна за другой все более красочные картины. — Не боишься оставаться со мной наедине? — выдохнул детектив, делая шаг в сторону парня. За семь лет он сильно изменился. Как минимум вырос и даже перерос Рихтера, раздался в плечах, черты лица его заострились, сделав неуловимо похожим на гиену. — А должен бояться? — широко улыбнулся Вольфганг, приподнимая очки и взирая на Рихтера синими глазами. — Ты даже не представляешь, как часто я мечтал об этой встрече. И представлял, как буду медленно и крайне болезненно убивать тебя. — Так значит, все-таки мечтал. О встрече, — ухмыльнулся парень, скидывая синюю шубку с правого плеча и демонстрируя расстегнутый кожаный жилет, надетый на голое тело. Фраза про собственное убийство его не смутила. — И как бы ты меня убивал? — без тени страха поинтересовался он. — Каждый раз я представлял это по-разному, — усмехнулся Рихтер, не сводя с парня взгляда. — Прям как секс. Я желаю подробностей, — промурлыкал Корнблум, отвечая детективу таким же пронзительным взглядом. — Расскажи, что бы ты хотел сделать со мной в первую очередь? — Ударить по твоей уродливой роже и бить до тех пор, пока зубы твои не превратились бы в крошку. — А потом? — парень вскочил с дивана и вприпрыжку приблизился к Рихтеру. — Сломать тебе руки и завязать за твоей спиной. — Мне нравится, — с придыханием простонал Вольфганг, проводя указательным пальцем по своим губам и облизывая его. — Ты знаешь, как расположить к себе собеседника. «Чертова тварь получает от всего этого удовольствие! — к своему ужасу осознал Рихтер. — Посмотрим, как ему понравится, когда я начну претворять все это в жизнь!» С этой мыслью детектив уже собирался наброситься на Корнблума, когда понял, что не может пошевелиться. — Что за… — Вот незадача! — заметив растерянность детектива, усмехнулся парень, приближаясь к Рихтеру почти вплотную. — Разве мама не говорила тебе, что нельзя позволять незнакомцам прикасаться к тебе. Мало ли, чем он может тебя отравить? А вдруг тебя парализует? И ты не сможешь сопротивляться, пока с тобой будут делать всякие интересные вещи? — прошептал он в самые губы мужчины, повисая на его шее. Рихтер и хотел бы оттолкнуть наглую сволочь, ударить его, сделать хоть что-нибудь. Вот только тело мужчину не слушалось. Руки и ноги будто бы сковали невидимые оковы. Одно лишь дыхание стоило детективу больших усилий. — Тот… старик, — еле-еле выдавил он из себя, ощущая страшное головокружение. — Да-да, тот самый старик. Ведь он наверняка предупреждал тебя не идти сюда, не так ли? Говорил, что здесь слишком опасно. Но ты все равно пошел. Ведь здесь был я, — улыбнулся Корнблум, развратно проводя языком от подбородка по губам до носа Рихтера. — Я рад, что я не единственный среди нас двоих мечтал об этой встрече. Не против, если я буду называть тебя по имени? А то по фамилии слишком официально. И на «ты», конечно же, хотя я уже так обращаюсь к тебе. — Сука, — с усилием выплюнул Рихтер. — Ну-ну, не злись. Я ведь всего-то и хотел, что немного внимания с твоей стороны. — С чего бы это? — С чего бы? — ярко-синие глаза Корнблума округлились. — Ты же мой герой! — Да пошел ты. — Да-да, помню, как будто это было вчера, как ты вломился в комнату, где меня собирались насиловать трое, раскидал их, как вшивых щенков и тихо прошептал мне «Не бойся, малыш, теперь ты в безопасности»! Боже, это было восхитительно. Абсолютно бесполезно, потому что, как ты помнишь, у меня были свои планы на данное мероприятие. Но все равно… Меня никогда и никто не пытался спасти. И тут появился ты. Мой кокаиновый принц со значком полицейского. Мы идеально друг другу подходили. Влиятельный и сильный мужчина и слабый наивный мальчик. Так почему же наши отношения не заладились? — Потому что ты застрелил моего напарника?! И никогда не был слабым и невинным? — Возможно, — вздохнул парень, продолжая виснуть на шее Рихтера. — С напарником, конечно, нехорошо получилось. Но кто не ошибается? Оплошал, признаю, неужели ты такой злопамятный? — Ты убил человека! — И не одного. И что с того? Общество веками вбивает нам в голову, будто бы убийство — это табу. Но почему? Убийство — часть природного инстинкта. И у людей оно развито сильнее, чем у кого-либо. Львы убивают львят своих конкурентов. Их разве кто-то сажает? Напротив, львицы остаются рядом с ним. Кормят его. И трахаются с ним. Почему же мы все усложняем? — Мы не звери. — Верно. Мы куда хуже. Но в приступе лицемерия пытаемся себе доказать обратное. Ох, Ади, какой же ты красивый, — простонал Корнблум, наклоняясь к шее мужчины и впиваясь в нее губами. — Ничего, если я буду тебя так называть? Ади… Мой маленький личный Ад. И такой сладкий, — добавил он, отстранившись. — Сколько бы наркотиков я не пробовал, ни один из них даже в половину не сравнится с тобой, мой дорогой детектив. Никогда и ни к чему меня так не тянуло, как к тебе. Я честно пытался «слезть» с тебя. Забыть. Подавить. Вычеркнуть. Подумывал даже убить, чтобы не искушать судьбу. Но каждый раз рано или поздно возвращался к тебе. От обычной наркоты помогает «белизна». А против тебя… Ничего не поможет. Поняв это, я таки решился пригласить тебя на свидание. Нравится, как я здесь все оформил? — Пошел к черту. — Хочешь расскажу, как я наблюдал за тобой все эти годы? И как дрочил на тебя? — Сдохни! — огрызнулся Рихтер, не веря, что все это реально. К такому жизненному повороту он был не готов. — Ты ведь понимаешь, что дрянь, которой ты меня накачал, надолго меня не удержит. Я ведь даже говорить могу. А значит эффект не сильный и скоро начнет проходить. — Он и должен пройти, — улыбнулся парень, стягивая с одной из ниток «кровавых слез», что спускались с люстры до самого пола, красный шарик и вертя его в руке. — Что же это будет за свидание, если мой любовник останется парализован. Нет. Я и хочу, чтобы ты действовал. Но по моим правилам, — улыбнулся он, водя шариком по губам. — Догадайся, что это. — Только попробуй. — Попробую, не сомневайся. Неужели понял? — изобразил искреннее удивление Корнблум. — Эта смесь настолько возбудит тебя, что ты не сможешь убить меня. Желание возьмет свое. — Даже не думай! — Ну почему ты такой упертый? Что плохого в сексе? Да, ты ненавидишь меня. Но и хочешь, это очевидно. Ты настолько зациклен на мне, что вся твоя квартира сплошь обклеена моими фотографиями. «…это правда…» — Откуда ты знаешь про фо… — Ты ищешь любую возможность, чтобы увидеть меня. «…и это правда…» — Ты слишком много на себя берешь! — И ты уверяешь себя в том, что все дело в мести. В желании посадить меня или убить. Но… Тебе не кажется, что это не самый ловкий самообман. Я ведь вижу, как ты смотришь на меня. Прямо сейчас. «Эта тварь манипулирует мной. Я убью его. Убью его. Убью». — Нет, не убьешь, — будто прочитав мысли Рихтера, улыбнулся Корнблум. — Будешь занят чем-то куда более приятным в моей компании, — проговорив это, парень вложил красный шарик в рот, а затем, что есть мочи впился в губы детектива, с силой проталкивая языком наркотик глубже в его глотку. Рихтер сопротивлялся, насколько это было возможно в его положении, но шарик все же проглотил. — Вот и всё. Осталось ждать совсем немного, — промурлыкал парень, не скрывая своего нетерпения. — Наконец-то я узнаю, каков ты в постели. — Сдохни! Просто сдохни, паршивая шлюха! — прохрипел Рихтер сквозь зубы, чувствуя, как в животе начинает разрастаться жар. Головокружение мгновенно ушло. К конечностям начала возвращаться чувствительность. — Знаешь, мне совсем не обидно. Я ведь понимаю, что мы предназначены друг другу, что бы ты там себе не надумал. Сам посуди. Тебя зовут Адольф, что означает «благородный волк», а я Вольфганг. Знаешь, что значит мое имя? — Мне плевать, — кончики пальцев у детектива горели, будто бы их опустили в кипяток, но зато они начинали двигаться, повинуясь желанию хозяина. — Мое имя означает «путь волка». Понимаешь? Я — твой путь, — заявил Корнблум, отстраняясь от детектива. Заметив, что тот уже частично вернул себе возможность двигаться, он медленно отошел от него на пару шагов, не переставая улыбаться. — Ты — путь в преисподнюю, Кёниг, — выдохнул Рихтер, содрогаясь от злости. Еще мгновение, и он ощутил, что контроль над телом возвратился. Детектив в пару шагов преодолел расстояние между ним и Корнблумом и со всей силы ударил противника по лицу. Парень с грохотом рухнул на круглый стол прямо на блюда с наркотиками. Порошки рассыпались под ним и частично распылились по воздуху, создав белесую наркотическую дымку. Но Рихтер не обратил на нее никакого внимания. Как и Корнблум. Его очки разбились, а мерзкая синяя шуба слетела на пол, оголив культю, которая торчала вместо левой руки парня. — О, кажется, кто-то успел добраться до тебя раньше меня. Хорошо, что не добил, иначе мне бы ничего не досталось, — торжествующе прошипел Рихтер. — Ах, это, — равнодушно осмотрел парень обрубок вместо левой руки, который обозначался чуть ниже локтя. — Мне посулили слишком большие деньги за эту руку. Я не мог упустить такого шанса, — вздохнул он, шмыгая разбитым носом, из которого сочилась кровь. Кровь, на которую тоже нашлись бы покупатели. — Ты продал свою руку? — Да. Продал. Люди — всего лишь дорогие куски мяса. Я — не исключение. — Нет. Ты как раз таки исключение, потому что в мире нет большей дешевки, чем ты, — прорычал Рихтер, собираясь ударить парня вновь. Вот только вполне ожидаемая в его положении мысль остановила мужчину: «Я… — Рихтер смотрел на распластавшегося на широком столе парня, облаченного лишь в жилетку и кожаные черные бриджи и не верил своим ощущениям, — я хочу его… — смотрел на смуглую кожу, на которую осел белый порошок, на виднеющиеся из-под жилетки черные кресты пластырей, которыми были заклеены соски, и не мог поверить себе, но… — Я хочу его трахнуть». — Ну и чего же ты ждешь? — с придыханием прошептал Корнблум, и Рихтер сорвался, полностью отдавшись животному желанию обладать тем, кого он ненавидел больше всех в своей жизни. Схватив парня за шею, он прижал его к столу и наклонился к нему совсем близко. Далекое сознание нашептывало не делать этого. «Ты пожалеешь об этом, Рихтер. Ты абсолютно точно об этом пожалеешь!» Но желание было слишком жгучим и непреодолимым. Мальчишка победил. Но будет ли он доволен результатом. «О, поверь, я сделаю все, чтобы ты получил от этого минимум удовольствия», — подумал детектив, рывком приподнимая парня над столом и разворачивая его к себе спиной. — Ты будешь умолять меня остановиться, — пообещал он на самое ухо Корнблума, спуская с него кожаные бриджи и оголяя смуглую задницу Кёнига. — Вот уж сомневаюсь, — возбужденно прошипел тот, с готовностью расставляя ноги. — Давай, покажи мне, насколько ты меня ненавидишь. Дважды Рихтера просить не пришлось. Дрожащими руками расстегнув ширинку, детектив навалился на Вольфганга, одним резким толчком полностью проникнув в него. Тот тихо заскулил под мужчиной, едва ли получив удовольствие от столь резкого посягательства на свою задницу, но сопротивляться и останавливать мужчину не торопился. Вцепившись пальцами в край стола, он уперся лбом в твердую поверхность, изогнувшись и попытавшись таким образом чуть изменить положение и, видимо, облегчить свою участь, но Рихтер не позволил ему этого. Придавив парня своим весом к столу и лишая его таким образом хоть какой-то возможности шевелиться, детектив начал резко и болезненно, даже для самого себя, вбиваться в тугую неподатливую плоть, желая причинить как можно больше боли наглому зазнавшемуся королю наркотрафика. — Нх… Больно, — все же донеслось сдавленное со стороны Корнблума, заставив Рихтера двигаться быстрее. Его действия казались ему абсолютно дикими, жестокими и безжалостными. Но ему никогда еще не было так хорошо. И с каждым толчком желание продолжать лишь возрастало. Вот он, его личный враг, воплощение его боли и одиночества, его болезненная одержимость, полностью подвластная каждому его действию. И Рихтеру хотелось, чтобы Корнблум ощутил это сполна — власть, которую он над ним имел. — Будет еще больнее, — пообещал он сбивчиво, сдирая с парня жилетку и начиная кусать его гладкую смуглую кожу, оставляя на спине парня рваные следы от глубоких укусов. «Давай, сука. Кричи. Стони. Умоляй меня остановиться! Умоляй меня!» Но со стороны Корнблума слышались лишь тихие подавленные стоны и хлюпанье продолжающего кровоточить носа. Дыхание его сбилось, мышцы на спине от каждого толчка напрягались, но он ничего не предпринимал, предпочитая смиренно лежать под детективом и принимать боль порцию за порцией. И эта смиренность раздражала. Рихтер хотел большего. А потому внезапно вышел из парня, схватил его за синие волосы и вновь перевернул на спину, желая видеть его наполненные страхом глаза. Оттого еще неприятнее было увидеть на лице Кенига торжествующую ухмылку. — Меньшего я от тебя и не ожидал, — просипел он, содрогаясь. — Такое же чудовище, как и я. Каково это, впервые в жизни показать свое настоящее лицо? Наверное, ты этим упиваешься? Да. Рихтер упивался каждой секундой. Стащив парня на пол, он уложил его на лопатки, стянул с него приспущенные бриджи вместе с нижним бельем и вновь проник в него с такой же резкостью и безжалостностью, как и в первый раз. Парень изогнулся и зашипел сквозь зубы. Из зажмуренных глаз брызнули слезы. Детектив, удовлетворенный эффектом, дотянулся до одной из нитей «кровавых слез», ухватился за ее конец и резко дернул на себя, срывая ее с люстры. Наркотическими бусами он ловко связал локти Корнблума у него над головой, лишая возможности пользоваться правой рукой и предотвращая попытки мужчины оттолкнуть его. — Ну что? Все еще рад тому, что пригласил меня? — еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, удостоверился Рихтер. Парень в ответ неоднозначно поморщился, за что получил еще один ощутимый толчок в неразработанную задницу. Странно, Рихтер был уверен, что Корнблум в силу характера та еще шлюха, а потому узость в стратегически важных местах наводила на странные выводы. — У тебя были мужчины? — детектив сам не знал, зачем задал этот вопрос. Но почему-то ему хотелось услышать ответ. — Мужчины? — усмехнулся Корнблум, даже в не самом выгодном положении совершенно не походивший на жертву обстоятельств. — Зачем мне мужчины, ведь я всегда хотел тебя. «Ложь. Наглая ложь! Он продолжает манипулировать мной!» И у Вольфганга это получалось. — В таком случае, я надеюсь обеспечить тебя таким Первым разом, после которого он станет и последним. — Интригующе. Неужели собрался затрахать меня до смерти? — Корнблум продолжал улыбаться, но от Рихтера не ускользнула промелькнувшая в голосе парня тревога. — По крайней мере, я буду очень стараться, — пообещал он, вновь набирая темп и погружаясь в нарастающую эйфорию. Как же было хорошо. Чертовски хорошо. «Проклятая наркота…» — подумал мужчина за мгновение до того, как кончил в Вольфганга. — Ну вот… А как же смертельный трах и все такое? Стареешь, дорогой мой Ади. — А кто сказал, что я закончил? На колени. То ли парня насторожил тон мужчины, то ли его шальной взгляд, но спорить он не решился, неуклюже исполнив пожелание мужчины. — Подними его, — указал Рихтер на свой опавший член. — А не боишься, что я его тебе откушу. — Предлагаешь сперва выбить тебе передние зубы? — У-у-у, какой грозный. И все же мне не очень хочется брать в рот что-то, что только что было в моей заднице. — А придется, — усмехнулся Рихтер, уже привычно хватая парня за волосы и притягивая его лицо к своему паху. — Либо ты поднимаешь его, либо дальше трахать тебя я буду уже не членом, а чем-нибудь повнушительнее. Благо, в этой комнате масса предметов, которые при желании можно запихнуть тебе в задницу. Корнблум тихо сглотнул. Открывшаяся перспектива не пришлась ему по вкусу. Чуть поморщившись, он все же с опаской начал облизывать член детектива. — Старательнее. — Делаю, что могу, — послышалось недовольное снизу. — Ты сильно недооцениваешь свои возможности. Бери в рот. Парень взглянул на Рихтера исподлобья, но подчинился. Он осторожно присосался к головке уже начавшего вновь набухать члена и начал медленно водить по ней кончиком языка, с каждым движением явно входя во вкус. Но делал он это слишком медленно, неторопливо, будто бы действительно получал удовольствие от процесса. Детектив же, распираемый оглушительными ощущениями, не мог терпеть, а потому, не выдержав, с силой впихнул член в рот Корнблума и, слегка поводив им по его нёбу, начал грубо толкаться в его левую щеку. Несмотря на угрозы, парень не кусался, смиренно снося все, что с ним делали. Как будто именно этого он и ждал. Как будто именно этого он и хотел. Рихтеру стоило бы побольше поразмышлять над данным наблюдением, но новая волна желания слишком кружила голову. Поняв, что ртом Корнблума ему не обойтись, он сел на пол и затащил парня на себя, заставляя его усесться на свой стояк. Вольфганг замычал что-то нечленораздельное от нового проникновения, невольно съёжившись. — А теперь двигайся. — Я не могу. — Я сказал, двигайся. — Мне больно. — Больнее, чем когда ты отрезал себе руку? — Боль исчезает, когда тебе за это платят деньги. Хочешь, и ты мне заплати, и тогда я буду стонать под тобой, как течная сука. Хотя, судя по твоему скудному счету в банке, на течных сук у тебя есть деньги только в твоих мечтах. Впрочем, мне это было даже на руку, — прошептал он, целуя скулы Рихтера. — А то бы пришлось всех этих сук переубивать. Я, знаешь ли, ревнивый. И не люблю делиться тем, что по праву принадлежит мне. — Странно слышать это от человека, которого насилуют. — Это только тебе так кажется. Для меня насилие — неотъемлемая часть эволюции. — Посмотрим, как ты эволюционируешь, когда я разорву тебя, — раздраженно прорычал Рихтер, толкая парня на левый бок, закидывая его правую ногу себе на плечо и начиная с удвоенным усердием трахать его в задницу. Парень стонал, извивался, царапал единственной рукой покрытый порошком пол, обливался слезами, но… наслаждался процессом, о чем недвусмысленно намекал его собственный стояк. Он даже начал, пусть и еле заметно, но подмахивать Рихтеру, будто бы стараясь насадиться на его член как можно больнее. Вторая волна экстаза приблизилась куда позже первой. В последнее мгновение детектив вышел из парня и кончил ему на живот и лицо, знаменуя этим завершение процесса, который в теории должен был стать самым унизительным моментом в жизни Кёнига. Вот только… Почему он улыбается? Эта была последняя мысль, которая пришла в голову Рихтеру, прежде чем он потерял сознание. **** — Хэй, секс машина, пора просыпаться! — до омерзения знакомый голос заставил детектива вздрогнуть и разлепить глаза. В горле у него пересохло, голова гудела, организм требовал кофе и кокаина, но… Он и не помнил, когда в последний раз так хорошо высыпался. Правда, радость его длилась недолго. Всего лишь мгновение до того, пока он не осознал, кто же его разбудил. — Доброе утречко, — широко улыбаясь, поприветствовал Рихтера Корнблум, сидя перед ним на корточках и облаченный в омерзительную синюю шубу. — Чтоб ты… Ты накачал меня! — Разве? — парень изобразил удивление. — Не помню такого. — Ах ты… — Рихтер попытался ударить Вольфганга, но запоздало понял, что не может до него дотянуться, потому что руки его приковали к ножкам тяжелого круглого стола, на котором накануне он трахал Кёнига. Кроме того, Рихтер сделал еще одно неприятное наблюдение. Он был абсолютно голый. Его вещи, сложенные в аккуратную стопочку, покоились в руках Корнблума. — Что ты задумал? — А ты как думаешь? — Думаешь, я так просто оставлю это? — О да, именно так я и думаю, — улыбнулся парень, вертя в руках предмет, похожий на монетку. — Скажу больше, теперь ты мой с потрохами, — заверил он детектива, кладя плоский предмет себе на ладонь и нажимая на него. Через мгновение перед глазами Рихтера раскрылась голограмма, которая в ярких красках демонстрировала, как Рихтер трахает Корнблума. — Как думаешь, что с тобой будет, если это попадет в руки твоим коллегам? — Ты… ты все это спланировал. — И тебя это удивляет? Ты охотился за мной семь лет, но все это время считал меня идиотом, который вот так просто подставится? Ади, котик, откуда же столько наивности в голове тридцатилетнего мужика? — Пошел ты… Я найду доказательства того, что ты меня накачал. И тогда это видео не будет иметь силы. — Нельзя найти то, чего не было, — возразил Кениг, перебирая пальцами красные бусы, что висели у него на шее. — Что это значит? Корнблум в ответ оторвал одну из бусин с импровизированного ожерелья, закинул ее в рот и начал активно жевать. — Это конфеты. А все, что так красиво рассыпано вокруг нас — мука, аспирин, валерьянка. Ничего криминального. В этой комнате нет ни грамма наркоты, исключая дозу кокаина в кармане твоего плаща. Так что, мой дорогой Рихтер, трахал ты меня с таким упоением по своему собственному желанию. Тебе лишь хотелось верить, что дело в наркотиках. Как и большинству людей нашего города, которые сперва воплощают свои самые грязные и темные желания в реальность, а затем всё сваливают на порошки. Глупо с их стороны. — А что же ты сам? — Я давно чист. — Не может этого быть. Ты был деликатесом, никакая «белизна» не помогла бы тебе полностью вывести из организма то, что стало его частью. — Вывести нельзя, — не стал спорить Корнблум. — Но можно перенести, — проговорив это, он обнажил культю. — Например, сконцентрировать все в руке. А потом отрезать ее. — Сука. — Я тоже тебя люблю, мой горячий детектив. — Я убью тебя. — Так же как пытался убить прошлой ночью? Пожалуй, я не откажусь от периодических покушений на свою жизнь в подобной манере. — Я выпущу в твою наглую рожу всю обойму. — Не обманывай себя. Без меня ты ничто, и ты сам прекрасно знаешь это. Вся твоя жизнь вертится вокруг меня. Семь лет, дорогой Ади, целых семь лет ты ловил меня. Не ел, не пил, баб домой не водил, только фотографии мои копил, как чертов фанатик. И это мне в тебе нравится больше всего. Ты больной. Такой же, как я. — Гори в аду, чертов ублюдок. — В Аду? — встрепенулся Корнблум. — Мой милый Рихтер, в Аду мне уготован трон. А твое местечко прямо рядом со мной. На цепи, — с этими словами парень подбросил монетку, проецирующую картину бурной ночи, таким образом отключая ее. — Теперь ты будешь делать то, что я тебе скажу. Будешь приходить, когда я захочу, и исполнять всё, что я пожелаю. — Не дождешься! — А, и еще. Когда ты вчера спросил меня, был ли я с мужчиной, я в ответ соврал. Не хотел, знаешь ли, портить твоего торжества надо мной. А сейчас сделать это самое время. У меня было много мужчин, вот только позицию я предпочитаю иную. Но будь я сверху на этом видео, и его могли бы оспорить. Обвинили бы меня в изнасиловании или и того хуже. Уж я-то знаю вас — изворотливых полицейских. И на что только не пойдешь, чтобы найти материал для шантажа человека, который тебе интересен! Пришлось жертвовать задницей. И не сказал бы, что это было так уж плохо. Теперь же, я надеюсь, как можно скорее продемонстрировать тебе, как надо трахать людей на самом деле, мой дорогой глупый детектив. Но это будет, конечно же, уже после того, как ты выберешься из этого здания голышом. Жду не дождусь данного зрелища, — вздохнул парень, с усилием поднимаясь на ноги. — Боже, — простонал он. — Зад болит просто адски. Ты ведь понимаешь, что тебе придется сполна расплатиться за это? — Пошел на хуй. — Уже бывал. Понравилось, но не впечатлило. Сходи и ты разок, как время освободится. Ах да, я и забыл, что пока у меня в руках эта замечательная запись, для меня ты всегда уделишь минутку-другую. — Лучше сдохну. — Ну-ну, зачем же так торопиться. Жить тебе придется долго. Если ты не наскучил мне за семь лет, вряд ли наскучишь вовсе. А значит, придется тебе жить до тех пор, пока жив я. — О, я постараюсь исправить это в ближайшее время. — Как я уже сказал, жду не дождусь. — Я убью тебя. — Да-да, котик. Я тоже тебя люблю, сказал же уже. Не заставляй меня повторять вновь и вновь столь смущающие вещи, — усмехнулся Корнблум, выглядя каким угодно, но не смущенным. — Я УБЬЮ ТЕБЯ! — проревел Рихтер в бешенстве в спину удаляющейся фигуре. — Я УБЬЮ ТЕБЯ, МАТЬ ТВОЮ! — В таком случае я буду ждать. Только не задерживайся. Еще семь лет я не выдержу. P.S. Теперь у меня есть своя группа, присоединяйтесь ^^ http://vk.com/mr_abomination11