мюрид(черн

Где-то в эпохе легенд…

Из окна тянулась струйка дыма и доносился + голос: Не космонавты, не зоологи мы. Но глубь веков нам ерунда, на все загадки археологии мы, сумеем дать ответ всегда! И мы, ученые-историки, да, издалека вам шлём привет. Когда помёрли динозавры все, когда исчезли мамонтА…       — Ага! — Пение перешло в монотонное бурчание. — Если квантование изначально непрерывного предела приводит к коллапсу времени., а вот тогда мы возьмем мухоморчик и вот так вот. Во! Из избушки безвучно бахнуло сильной волной запаха грибного супа и зеленым светом. — Мда, неудачно. Ну ничего. Отрицательный результат — это тоже результат. Повторим. — Яга, ты дома? — Дома, милок, дома. И кто это там? — Я это. Лягух Горыныч. Чё, не признала? — Как же тебя не признать-то, милок. Эк ты гузном на опушке брякнулся, по всему лесу стук пошел. Да тока, если тебя не окликнуть, ты ж опять своими лапами за голову полезешь хватать: «Угадай кто пришел!» — Да когда это было… Я по делу, Ягушенька. Помнишь в дальнем ущелье кружок на дне внизу нарисован? Лечу сегодня там — мать честная! Лезет оттудова какой-то мохнатый с четырьмя лапами. И за ним девчонка молоденькая в кедах. — Что, опять?! О прошлом годе всю морковку сьел! Нате вам, опять приехал. Чума-рожец это, научный зверь, археолог. В прошлый раз избушку подкопал, тиранозавриуса древнего нашел, говорит. А сказать-то, смех какой, это Кощеюшка того зверя поймал, да поглодал малость. Ужо я Кощею припомнила, чтоб не мусорил где попало… А ты, вот что, камушек в рябиновом лесу знаешь? Ну, с которого Герасик железку оторвал «на ероплан»? Волоки эту каменюгу на перекресток и ставь к лесу передом, к столице задом… Короче, поперек дороги ставь. А справа... Где право помнишь? Трещина там с краю. Стрелку рисуй в болото. Археологи, они страсть как любопытные, спасу нет, пусть лучше в болоте сидят. Горыныч запрыгал с ноги на ногу по опушке, разбегаясь для взлета, но передумал, и трусцой вернулся к избушке. — Яга, а Яга! — Аюшки? — У меня поясницу ломит. А камешек-то тяжелый? — Э, молодой ищщо, жаловаться! И двух тонн не будет — ну, столько рыбы ты на дне рождения Бармалея слопал. — А… Ну, я полетел. — Лети, голубок, лети. — Полетел, полетел, — бормоча себе под нос, Горыныч, пятясь, отошел подальше от избушки и завалился в ивовые кусты дрыхнуть. — Больно мне оно надо, — пыхтел он, подминая под себя кусты помягче, — тяжести таскать.