Скользкий лёд

Юнги ненавидел многое: жару, угрожающую его белоснежную кожу покрыть ужасным загаром, зиму, из-за которой он краснел и превращался в помидор, друзей… которые просто были мелкими бестолковыми засранцами, из-за чего их постоянно хотелось бить. Но больше всего он терпеть не мог свой характер. И язык, что вертелся в его рту, заставляя говорить не подумав. Всё началось с торгового центра, удобно расположенного возле здания, в котором Юнги и два его друга-обалдуя работали на радио. Там находился ресторанчик, где готовили восхитительно вкусную лапшу с мясом в остром соусе, которую они не могли променять ни на что другое. Их компания почему-то всегда садилась за одно и то же место: в углу, напротив огромного панорамного окна, выходящего на дорогу. В углу этом стояли два удобных диванчика и стрёмное пластиковое дерево, к которому Мин почему-то никак не мог привыкнуть, каждый раз задевая пыльные листики китайскими палочками, грациозно зажатыми в его тонких пальцах. Но особенностью столика, за которым они сидели, был не вид на панораму города и даже не уродливое неестественно-зелёное растение. Искусственный каток, расположенный чуть поодаль, привлекал внимание многих, кто обедал в это время, и внимание Намджуна с Чонгуком в частности. Юнги же не разделял их стремления смотреть на мерзопакостных ребятишек, неуверенно скользящих по льду. А его друзья практически пищали от умиления, наблюдая за маленькими карапузами, что спотыкались, держась за смешные высокие санки в виде фигурок динозавров и пингвинов. Юнги никогда не смотрел на каток, его больше привлекал телефон и чужие глупые посты с мемами в фейсбуке. Так что он совершенно не понимал, почему находился на скамейке, пока Чонгук, сидя на корточках, завязывал шнурки его потёртого чёрного конька из проката. Юнги не сбежал только из-за шока, в котором до сих пор пребывал. Намджун, не перестающий смеяться в кулак, какого-то чёрта вёл прямую трансляцию в инстаграм, а Мин не мог даже возразить — настолько оглушающе пусто было в его голове. — Сегодня наш всемогущий друг, Мин Юнги, утверждал, что кататься на коньках легче лёгкого, и что дети, постоянно падающие на попы, просто бестолковые создания… — Минуточку! Я не говорил так, — возразил Юнги, совсем не припоминая, чтобы когда-то вслух произносил «бестолковые создания». В мыслях — да, и не раз и даже не два думал так. По мнению Юнги, стоять на коньках было так же легко, как и ходить на своих двоих. Намджун невозмутимо продолжил: — Поэтому сегодня мы будем лицезреть великолепные умения Юнги. Уверен, что он покажет нам класс. Верно, дружище? — Намджун плотоядно улыбнулся. Мин скривил лицо. «Язык мой — враг мой», — вспомнил он, когда начал медленно подниматься. — Хах, это будет легко, — прошептал Юнги, уверенно делая шаг вперёд. От скамьи до входа на каток расстояние было всего в три шага, которые он преодолел с невозмутимой уверенностью в своих силах. Его друзья не переставали хихикать за его спиной, из-за чего стремление утереть им носы возрастало с каждой секундой. Ну, подумаешь, лёд, что в этом такого. Юнги был уверен, что всё не так сложно, как кажется. Дети, что постоянно спотыкались и падали, — всего лишь неумёхи и бестолочи. Когда Юнги опустил взгляд вниз, перед его глазами предстал ослепляюще-белый искусственный лёд. Идеально ровная синтетика опасно блестела, отчего Мин громко сглотнул. Он вспомнил все разы, когда, следуя своей самоуверенности, говорил то, чего не следует. Например, что он выпьет русской водки, не закусив, и останется трезв, потому что, окей, Юнги для опьянения требуется чуть больше, чем пара несчастных рюмок. Но вонючая зараза оказалась настолько действенной, что уже через тридцать минут Мина требовалось соскребать с пола. Или, например, когда он поспорил с Намджуном на двадцатку, что прокатится на «Стальном драконе 2000»*, ни разу при этом не закричав. Итог: Юнги визжал, как девчонка, а потом минут десять избавлял свой желудок от съеденного, пока из него не стал выходить желудочный сок. Его брали на понт бесчисленное количество раз, и каждый из них был для Юнги провальным. — Юнги, приятель, не дрейфь! — крикнул Чонгук. Мин развернулся и показал ему средний палец. Люди, что сидели недалеко от катка, тихо хихикали, уткнувшись носом в свою картошку фри, делая вид, что вовсе не смотрят на взрослого мужика, собравшегося кататься с дошкольниками. Юнги просто не мог опозориться. Он вдохнул полной грудью, выпятив её при этом немного вперёд, и поставил правую ногу на искусственный лёд. — Подумаешь, не велико дело, — пробубнил он, вставая на две свои конечности. Юнги всё ещё держался за бортик, совсем неуверенный в том, стоит ли его вообще отпускать. Девочка с двумя длинными косичками в дутой розовой безрукавке удивлённо смотрела на него своими большими круглыми глазами, из-за чего Юнги хотелось шикнуть на неё. Но он, конечно, не сделал этого: Мин не горел желанием получить люлей от её мамочки, которая наверняка была где-то совсем недалеко. Юнги отвернулся от неё, медленно опуская руку вниз. Его колени начали дрожать. Лёд, казалось, не был готов впустить его. Лезвия коньков разъехались в стороны, отчего Мин нервно выдохнул. Был ли он похож на того оленёнка из мультика, что не мог устоять на своих четырёх тонких ножках, при каждом новом шаге падая на землю? Юнги не хотел знать ответ. — Бро, отлично получается! Давай, мужик, ты сможешь! — «подбадривал» Намджун, после чего люди, словно страусы, начали глубже зарываться в картонные коробки из-под фастфуда, пряча там свои смешки. Мин фыркнул и оттолкнулся. Секунду всё было хорошо, и он даже обрадовался, что у него впервые получится выиграть. Его губы растянулись в лёгкой улыбке, которая быстро померкла и превратилась в удивлённое «о», стоило зубчикам лезвий зацепиться за лёд. Юнги взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, его тело качалось взад-вперёд, подобно маятнику. Он пытался встать на льду, но каждый раз из-за утерянного равновесия скользил, отчего его сердце отбивало нервный ритм. Мин, завершив, наконец, свой бедуинский прыжок**, упал на спину, больно ударившись при этом копчиком. Перед его глазами в хороводе крутились звёздочки, а в ушах звенел противный смех друзей, что становился всё громче и громче, не переставая нарастать. Юнги хотел сгинуть со свету. Он не делал попыток встать. Он хотел, чтобы все люди подумали, будто он умер. Он хотел, чтобы они жалели о том, что секунду назад смеялись над ним. Юнги замычал от боли, что пронизывала, казалось, каждую косточку. Его друзья аплодировали ему (возможно), но он не был уверен в этом. В конце концов, они просто могли хлопать по своим бёдрам, пока громко смеялись, согнувшись пополам. — Юнги, зрители в восторге от тебя! — Намджун не успокаивался. Юнги поморщился. Все друзья и коллеги с работы наверняка смотрели на его грациозное фиаско, уткнувшись в свои телефоны. Сейчас Юнги ненавидел Намджуна за то, что он был дивой инстаграма. Порой ему хотелось засунуть телефон Кима ему в задницу. Внезапно свет, бьющий в его закрытые веки, пропал. Юнги нахмурился. — Вы в порядке? — сладкий голос патокой залился в его перепонки. Юнги, падкий на красивые звуки, заинтересованно дёрнул бы ушами, будь он собакой. Но он не был. Его глаз заинтересованно приоткрылся. Юнги был уверен, что на секунду его сердце остановилось, а звуки, переполнявшие фуд-корт, замолкли. Его друзья больше не смеялись, люди не хихикали, дети не клянчили у родителей купить им хэппи-мил. — Я в Раю? — прохрипел он, отчего ангел над ним удивлённо моргнул. У того были пухлые губы, наливные и красивые, блестящие то ли от слюны, то ли от блеска. Его кожа сияла, а волосы, обрамляющие лицо пшеничными волнистыми локонами, блестели в свете флуоресцентных ламп над его головой. Юнги был уверен, что видел сияющий нимб. У ангела были маленькие веснушки на носу и под глазами. Сами же глаза… Юнги мог описать их только как «томные». Стоило только Юнги приподнять руку, в желании погладить чужую щёку, как ангел над его головой исчез. Звуки сразу же вернулись, его друзья больше не смеялись. Заиграла песенка «Jingle Bells», отчего Мин, распластанный на льду, нервно усмехнулся. Вот тебе и Джингл, вот тебе и Бэлс прямо по черепушке.