ad absurdum

Палящее солнце Земли привлекает сюда множество аманто, в том числе и ято, которые солнечный свет в принципе не переносят и скрываются от него любыми усилиями. Муцу прячется от солнца под старой амигаса, подаренной когда-то ей Сакамото в первый ее визит на Землю. «Возьми, глупая», – сказал ей тогда Сакамото, не надев, а словно бы хлопнув амигаса на голову Муцу. «Я не глупая», – проворчала тогда Муцу и навсегда в сердце сохранила этот момент. Сейчас она не сомневается в том, что тогда – много-много лет назад – Сакамото все-таки был прав. Она и вправду была глупой, потому что солнце в этом году было особенно палящим, а амигаса изрешечена временем маленькими просветами. В глубине души она ждет, что Сакамото заметит это, вновь подарит амигаса, которой Муцу будет дорожить с той же силой. А еще Муцу так отчаянно, так страстно желает, чтобы Сакамото почувствовал ее недомогание из-за солнечного света, ведь тогда она на сто процентов будет уверена, что он ее Предначертанный. Было бы прекрасно, если бы человек, которого она любит, и ее Предначертанный оказались одним человеком. Муцу считала этот мир несправедливо жестоким, потому что эта предопределенность была незачем. Перед тем, как встретить своего истинного Предначертанного, представлялось столько возможностей влюбиться в таких чудесных, прекрасных людей. А глупая судьба решает, что тебе с ним не по пути. День под палящим солнцем проходит для Сакамото спокойно, в то время как Муцу едва держится на ногах. Поддерживают ее только сила воли и природное упрямство, к тому же сложнее сдерживать слезы, чем держаться на ногах. Муцу столько лет лелеяла надежду, что Сакамото, теперь охмуренный Ре, все-таки откроет глаза и поймет, что он ее Предначертанный. Но почему-то судьба решила, что это не так. Лишь к вечеру Сакамото начинает жаловаться на легкое недомогание, с дурацкой улыбкой – не обманывай, Муцу, ты любишь его улыбку – возвещая о том, что Ре, похоже, слишком много выпила на работе в кабаре. А Муцу готова выть от тоски и несправедливости – судьба столкнула их в бесконечном космосе, они с Сакамото провели столько времени вместе, а его соулмейтом становится девушка, которую он встречает совершенно случайно. К черту любовь, к черту этих предначертанных, думается Муцу, когда она говорит, что в городе у нее еще есть дела. Сакамото, так и не заметивший ее слабости, лишь кивает и говорит, чтобы девушка была осторожна. Эта дежурная забота ударяет Муцу по сердцу, заставляя вспомнить, что ей он не принадлежит, даже если произносит такое. Вечерний Эдо совсем не молчаливый. Он скорее похож на улей или на рой мотыльков, слетевшихся на свет ярких неоновых вывесок. Муцу в этой толпе без труда может затеряться, и тогда никто не обратит внимания на ее убитое состояние. Каждый визит на Землю – одна большая пытка для ее сердца и души. Несовершенство этого мира впервые такой острой болью отзывались в душе Муцу. Чувствовать кого-то таким образом было невыносимо, ощущать влияние его привычек, если расстояние непреодолимо, и сходить с ума от любой боли, которую он ощущает, если этот человек близко. И остановить это может поцелуй, означающий, что встреча наконец-то произошла. И то тогда эта боль будет просто оповещать, что случилось с кем-то из пары. Размышления Муцу останавливает внезапная вспышка боли в затылке – да такая сильная, что в глазах появляется мерцание. Она оборачивается, пытаясь понять, что произошло, ведь удара она не почувствовала. Это была просто отголосок чьей-то – а не ее – боли. Муцу принимается расталкивать людей, продвигаясь поперек широкой улицы, пытаясь найти человека, которого только что ударили в затылок. И совсем скоро на глаза ей попадается человек – высокий, весь в бинтах и ссадинах, с длинными светлыми волосами, – держащийся за затылок и выслушивающий гневную тираду подвыпившего толстяка. Девушка ощущает непонятную дрожь – и предвкушение? – во всем теле, и понимает с первого взгляда, что этот человек – ято. То, насколько резки и отточены его движения, когда он хватает толстяка за грудки, то, какими становятся его глаза при словах «Тебе не стоит меня злить», не оставляет для Муцу сомнений. Но, чтобы окончательно убедиться в том, что именно он ее родственная душа, Муцу в несколько шагов оказывается между толстяком и светловолосым мужчиной и, заглянув в его глаза, дает ему пощечину. Как же так? Удар по лицу незнакомому человеку отзывается глухой болью на порозовевшей щеке Муцу. – Эй, шляпа из осоки, я предпочитаю знать, за что женщины изъявляют желание меня ударить, – произносит мужчина, потирая щеку. – Поцелуй меня, – говорит Муцу с мыслью, что будет лучше, если эта связь закончится, так и не начавшись. Она всегда знала, за каким человеком будет следовать, даже если этот человек не смотрит на нее, как на женщину. Толстяк, наблюдавший за этим представлением, начинает мямлить что-то про то, что женщины не должны влезать в разборки мужчин, на что Муцу оборачивается и обдает его таким ледяным и яростным взглядом, что светловолосый мужчина понимает, что перед ним тоже ято. – Так ты кролик, – усмехается мужчина. – Не то что бы я не любил дерзких женщин, но сначала бить, а потом приставать… не слишком ли? – Я твоя Предначертанная, дурак, – произносит Муцу резко. – Мне объяснять, что значит поцелуй? – Абуто, а не дурак, кролик, – говорит мужчина. – И с чего бы мне хотеть так быстро заканчивать наше знакомство? – Муцу, а не кролик. А с чего бы тебе хотеть продолжать его? Абуто усмехается, и Муцу только сейчас замечает, как на них смотрят люди вокруг. Встречи родственных душ всегда волнующи и прекрасны, но вряд ли когда-нибудь доходило до такого. Они и так привлекают слишком много внимания: она – своей амигасу и мешковатой одеждой в знойный вечер, он – зонтом и бинтами на руках. Она бросает взгляд на Абуто и предлагает где-нибудь выпить. Абуто усмехается уголками губ и говорит: «Вот это я бы назвал хорошим началом». За выпивкой Абуто вытягивает из нее кое-что, кроме ее имени и увиливаний. Алкоголь делает ее более разговорчивой, более открытой и честной – такой, какие Абуто тоже нравятся. А хотя он даже толком не понимает: у него никогда не было определенного «его» типа женщин, но, глядя на Муцу, что-то внутри шевелится, дает знаки, что вот он, его тип, прямо перед ним. И это же чувство подсказывает ему, что он примет любые черты ее характера, если она позволит. В забегаловке Муцу снимает истрепавшуюся амигаса, и Абуто не может не отметить, что она еще и красавица. Длинные медные волосы, ниспадающие на спину чуть ли не огненным водопадом, и удивительного оттенка глаза пленят Абуто. Судьба, в которую он так верит, не подкидывает ему в Предначертанные кого попало. Он вытягивает из нее имя «Сакамото Татсума», за которым просачивается и история их знакомства, и история о том, как Муцу поняла, что влюбилась в него. Абуто скрепит зубами от злости – такая девушка и страдает по какому-то олуху. – Значит, лучше вечность в одиночестве подле него, чем со своим Предначертанным? – спрашивает Абуто. В первый раз Муцу отвечает: «Да». Фортуна – это такая штука, которая вроде бы тебе улыбается, но в то же время ждет, когда поставить тебе подножку, так считает Абуто. Его подножка – влюбленность его Предначертанной в кого-то другого. Она неустанно просит заветный поцелуй, и Абуто почти что готов сорваться, но его останавливает лишь то, что тогда это может стать их последней встречей. Она просит его, умоляет и почти что плачется отпустить ее, позволить сделать эту связь не такой ощутимой. Но ведь она даже не знает, что боль – всего лишь начало и избавление от нее не сделает связь хрупче. Абуто тоже не знает об этом. Он знает лишь то, что рядом с ней время ускоряет бег и незаметно часовая стрелка сползает к часу закрытия забегаловки, и тихая ночь за ее пределами принимает их в свои объятия. Но они не спешат расстаться. Муцу ждет свой поцелуй, Абуто не может отпустить ее руки, каким-то образом оказавшейся в его. Она словно бы не против – или так только кажется? – словно бы примеряется к этим ощущениям, и Абуто кажется, что он на верном пути, что еще немного и она изменит решение. Но Муцу, упрямая до безумства, устает от отнекиваний и увиливаний Абуто. Она сама хватает его за грудки и приникает к его губам в хмельном поцелуе. Что случилось, того не воротишь – оттого Абуто и решает хотя бы взять от этой ситуации больше. Он крепко обхватывает Муцу руками, прижимая ее к себе. Он целует страстно, жадно и жалко – так целуют только в отчаянии, зная, что больше это не повторится. Абуто запускает пальцы в медные волосы Муцу, пришедшиеся ему по душе столь сильно, и пытается запомнить их ощущение в своих ладонях. Но еще больше ему хочется запомнить розовощекую Муцу с томным взглядом и горящими глазами, заключенную в кольцо его рук. И когда Абуто, разорвав поцелуй, шепчет в самые губы: «Значит, лучше вечность в одиночестве подле него, чем со мной?», Муцу отвечает – уже во второй раз,– что, наверное, да. Она расслабляется в его руках так сильно, что засыпает. Абуто легко подхватывает спящую Муцу на руки. И первая мысль, появляющаяся у него, становится: «Украсть ее, увезти, спрятать от капитана, которого ты так любишь». Но Абуто сразу отбрасывает ее, отгоняет, словно шелудивого пса, потому что сама Муцу ему тогда точно не простит этого. Он мог бы отнести ее к порту, там разыскать ее корабль и ее капитана, но тогда он точно никогда ее не увидит. Потому что когда она проснется, в минуту ее слабости рядом с ней будет ее капитан, подле которого она так хотела провести вечность в одиночестве. Абуто не хотел этих осуждающих взглядов со стороны ее команды – «Ааа, Харусаме», – хотел, чтобы их встреча, их родство оставалось между ними, словно это было тем немногим, что их объединяло кроме судьбы. Поэтому он относит ее на постоялый двор, укладывает в теплую постель и всю ночь не смыкает глаз – совсем скоро она исчезнет из его жизни, нужно подольше насладиться ее присутствием, запомнить ее образ. Она открывает глаза утром, когда солнце находится уже высоко, а Абуто начинает клевать носом. И когда он, полусонный, снова спрашивает ее: «Значит, лучше вечность в одиночестве подле него, чем со мной?», ему кажется, будто Муцу отвечает: – Наверное, все-таки нет. Абуто спит.