Особое обстоятельство

Время тянулось, тяжело капало на бетонный пол, и, если бы не приглушенный шум за стеной, Сергей решил бы, что ждет напрасно. К горлу и без того подкатывала паника: внутренний голос мог сколько угодно твердить, что все идет по плану, но Разумовский считал, что пока на пороге небольшой комнаты дознавателя не появится кто-то из наемников, на успех операции рассчитывать рано. Предусмотреть все, находясь в изоляции, он не мог, а времени на подробное изучение схем расположения камер и коридоров тюрьмы у него не было: необходимость связаться с внешним миром и заручиться поддержкой со стороны казалась куда важнее решения задач, с которыми мог справиться любой, – ведь Сергей не знал, когда Рубинштейн обнаружит пропажу телефона, отключит сим-карту и превратит устройство связи в бесполезную игрушку. Лидера наемников он нашел на закрытом и засекреченном форуме ФСБ, обратив внимание на позывной: Волк, – напомнивший о друге детства, – и на репутацию, которой пользовался оперативник. Переписка с ним вышла короткой: время, место и сумма, некоторые детали и условные обозначения, которые позволили бы наемникам определить, что перед ними именно заказчик, а не случайный заключенный. Естественно, никаких имен, никаких внешних описаний, никаких фото и личной информации. Условленный день настал, и оставалось только полностью положиться на бойцов и с минуты на минуту ожидать появления в комнатушке, выходить из которой в разгар операции было рискованно, крепкого седеющего висками военного лет за сорок: таким Разумовский представлял себе Волка, как, впрочем, и других наемников. Почему-то они заочно казались ему зрелыми прожженными шрамированными вояками, прибывшими прямиком из горячих точек. Первая ассоциация с детдомовским и университетским товарищем довольно быстро затерлась, хотя минимальный шанс был: Олег Волков ушел в армию еще с первого курса, и Сергей даже встретил его по возвращении, но затем их пути разошлись, хотя Разумовский подозревал, что друг все же продолжит карьеру военного. Но когда тот показался на пороге, Сергей онемел от неожиданности и напрочь забыл про все условные знаки. Да и вряд ли в них была необходимость – Олег удивился ничуть не меньше: когда они виделись в последний раз, Сережа никак не походил на того, кому потребовалась бы помощь наемников. Однако Разумовский быстро взял себя в руки и раздраженно упрекнул Волка в опоздании, хотя причиной внезапно вспыхнувшей злости стало отнюдь не оно: встреча с лучшим другом и, пожалуй, единственным близким человеком после стольких лет не должна была пройти так, при таких обстоятельствах, в такой обстановке. Но сейчас они были не друзьями, а клиентом и наемником, и с этим пришлось смириться, как и с самодовольным видом Олега, торжественно указавшего на зависший над площадкой вертолет. Точно так же он в детстве хвастался своими мелкими победами. Так же гордился успехами по службе и сиял, после демобилизации делясь с Сергеем своими планами насчет спецназа, а тот был рад за него и искренне улыбался, не менее искренне сглатывая ком горечи от того, что снова останется один на один с нелюбимой похожей на муравейник Москвой. И вот теперь Волков стал тем, кем наверняка мечтал стать, а Разумовский… Разумовский – тем, с кем Олегу лучше бы не иметь никаких дел. Тем, у кого на руках высохла кровь десятков людей, кто даже в тюрьме не изменил случаю снять головы пришедших отомстить за его действия на воле, у кого в голове все прочнее обосновывалось чудовище, готовое принять на себя все совершенные грехи. Как бы ему сейчас хотелось, чтобы друг не знал ни о чем из того, что он учинил в Петербурге, но из заточения невозможно было заставить газеты, телевидение и в особенности интернет молчать, а о деле Чумного Доктора они вопили наперебой. Шанс, что отголоски многочисленных репортажей не достигли ушей Олега, находившегося где-то на задании, был ничтожно мал, но Волков не задавал вопросов. Или пока не задавал. Казалось, он совсем не изменился: все тот же заботливый и надежный Олежка, вечно втягивавший Сережу в какие-то игры, но умевший при этом оставить его наедине с собой при необходимости. Повзрослел, конечно, стал серьезнее. И вот теперь Разумовский сам втянул его в игру, которая ничем хорошим для него не кончится: месть Игорю Грому, по вине которого Сергей оказался в тюрьме, из-за которого ему пришлось терпеть побои и унижения, должна быть яркой, изощренной, произведением подлинного искусства, и творцы, конечно же, не должны будут впредь повторить свой шедевр, и полученный наемниками гонорар вполне окупал их жизни. Только вот к тому, что придется убить Олега, когда все закончится, Разумовский не был готов. На долю секунды он даже подумал, что было бы куда лучше, если бы их остановили, расстреляли при попытке к бегству, чем мысленно убивать лучшего друга снова и снова до тех пор, пока это не произойдет в реальности. – Неужели он так важен? – вкрадчиво поинтересовался внутренний голос, но Сергей не ответил: сердце отчаянно колотилось под ладонью – то ли от адреналина побега, то ли от беспокойства за то, что теперь ждет их дружбу, и сможет ли он совершить то, что задумал, то ли от воспоминаний, вызванных появлением Волкова. – А ты изменился, – заметил Олег, устраиваясь рядом в вертолете. Сергей судорожно вздохнул: «О да, ты даже не представляешь, насколько сильно». Если бы не эти изменения, он смог бы, как прежде, открыто смотреть в глаза другу, а не напряженно сжимать губы в ответ на каждую его реплику, звучавшую так, словно никаких лет разлуки и взаимного молчания не было. Но если бы не обстоятельства, возможно, они никогда так и не встретились бы снова. А Сережа хотел этой встречи – долгое время изгонял ее из мыслей, но сейчас, чувствуя близость Олега, не мог не признаться себе, что ему ужасно не хватало его присутствия. И после наверняка будет не хватать. Если бы была возможность все переиграть, Разумовский ни за что не обратился бы к тому, кого отмечали как лучшего из лучших, предпочитая профессионала поменьше рангом, но куда менее значимого для него самого. Но что, по большому счету, он знал о том, кем стал Волк? Он был наемником, а не преступником, но встал по другую сторону закона, продавшись Чумному Доктору. Поступил бы он так же, наверняка зная, что за всем этим стоит друг детства? Тот самый друг, что назвал его предателем, когда Олег предпочел идти своей дорогой, и бросился ему на шею, прижимая, как самое дорогое, и бесконечно извиняясь срывающимся шепотом за неосторожные слова, когда он вернулся. – Не слишком ли кощунственно называть себя другом того, кому уже подписал приговор? – прозвучал в голове вкрадчивый шепот Чумного Доктора. – И хотя бы от меня не пытайся скрывать, что это совсем не дружба. – Да, – в собственном голосе прозвучал вызов, и отражение в зеркале заколебалось, – я люблю его. – Ты знаешь, что с этим делать. Сергей знал. Он сам выдумал эти правила и должен был следовать им до конца: слишком многое было поставлено на кон, слишком многое потеряно и слишком многое уже сделано для достижения цели. Скорее всего, его самого в финале ждет смерть: от рук Грома, полиции или на электрическом стуле, – и только это могло приглушить чувство вины перед Олегом, каждую ночь верно охранявшим его беспокойный сон, но не смевшим прикоснуться. Разумовский сам начинал ершиться, как только казалось, что друг говорит или делает что-то, от чего они могут стать еще ближе – ведь стоило нарушить дистанцию, и месть уже не будет иметь никакого значения в сравнении с жизнью родного человека. Чумного Доктора эта привязанность только забавляла, и он не упускал случая напомнить Сереже, что Олег для них – не более, чем расходный материал, и ничто не могло заткнуть этот внутренний голос, казавшийся таким уверенным и правым. Когда Волк отправился в Питер, чтобы передать Игорю Грому небольшой подарочек, Сергей почти не спал и пытался заглушить навязчивый шепоток безумными дозами таблеток, практически не выходил из своей комнаты во дворце и старался не контактировать с наемниками. В относительно спокойные минуты он принимался искать в интернете сведения о своем побеге и материалы расследования, которых было гораздо меньше, чем он ожидал: такими темпами его вряд ли когда-либо найдут, – кто-то, кроме Грома, который так или иначе, но вступит с ним в последнюю схватку. И все же едва различимые шорохи пробудили в нем опасения, готовые вырваться наружу волной агрессии: приобретенная в тюрьме привычка всегда быть начеку, подобно зверю, повинующемуся инстинктам, заставила его коротким рывком вытащить из декоративных ножен коллекционный кинжал и развернуться, нанося удар. В глазах потемнело, глухо захохотал в глубине сознания Чумной Доктор, насмешливо выдохнув: «Нужен». Но не его рука остановила смертоносное движение. – Воу-воу, полегче. Это же я. – Олег удерживал запястье Разумовского, а тот ошалело смотрел в лицо друга, не рискуя опустить глаза ниже: ранил ли? Пальцы налились тяжестью и разжались. Покрывало мягко поглотило клинок. Значит, вернулся. Послание получено. Игра началась. – Ты действительно этого хочешь? – Милый, наивный Олег, для которого война стала частью обыденности, – и как он только мог настолько полагаться на непогрешимость того, на чьей совести трупов было едва ли не больше, чем у самого отмороженного из наемников? – Да, чертовски сильно, – прошептал Чумной Доктор, но Сергей промолчал, подбирая слова, способные объяснить Волкову все причины и все чувства по этому поводу. Его все еще трясло от осознания того, что он едва не заколол друга гораздо раньше, чем того требовал сценарий. От осознания того, что повторить попытку он не сможет. Разумовский поднялся – слишком резко, но Олег не отшатнулся, – и уткнулся лбом наемнику в плечо, слепо мотая головой. К черту Грома, к черту месть, к черту Чумного Доктора – важно лишь то, что здесь и сейчас. – Он лишил нас будущего! – в возмущении напомнил голос. «Вот тебе будущее», – Волк приобнял Сергея, и криком тысяч мертвых птиц отозвались на эти прикосновения внутренние оковы, загремели, обрушиваясь, столпы, на которых держалась жажда отмщения. Теперь они могли снова быть вместе, жить и наслаждаться каждой минутой. Спустя полчаса Разумовский молча и торжественно кинул телефон, который должен был привести к нему Грома, в воды Гранд-канала и взял Олега за руку. – Позволь задать только один вопрос, – тихо заговорил тот: – Что заставило тебя передумать? – Знаешь… – Кажется, впервые за долгое время Сережа улыбнулся искренне. – Есть особое обстоятельство.