Горизонт событий

Проснулся Карелин примерно в час. В своей кровати. Уже хорошо. Нашарив в кармане джинсов ключ от комнаты в общаге и телефон, он уже было усомнился, что вообще воспользовался приглашением Игнатьева. Но резкая головная боль все эти сомнения мигом развеяла. — Блять, — давать обещания, что больше не будешь пить бесполезно, но от них почему-то становится легче, — Федь, кинь водички. Под копания в другой части комнаты Слава выуживает свой телефон, и вместе с сомнениями развеиваются и планы отоспаться до конца дня. Двадцать пропущенных от Гены. Бодрит лучше любого кофе. В наше время, если тебе звонят, а не пишут во всевозможных мессенджерах, то уже стоит задуматься, что что-то случилось. Отсутствие даже обыкновенных СМС наталкивало Карелина на безрадостные мысли. Из этого анабиоза его вытянул сильный удар по голове. А вот и минералка. Правда, похмелье уже успело уйти на второй план, и Слава сам не заметил, как выбегал из дверей общежития под недоуменные оклики Феди: «тебе так сильно прилетело что ли?». В спешке он даже забыл о такой прекрасной и упрощающей жизнь всем людям функции «перезвонить». До дома Фарафоновых пешком было минут десять. Если бежать, то и того меньше. Но за этот короткий отрывок времени парень смог себя знатно накрутить, поэтому был готов увидеть у знакомого подъезда пожарных и скорую как минимум. И вот он последний поворот, но двор кажется довольно спокойным, бабки мирно сидят на своих дозорных пунктах и перемывают кости очередной жертве. Проходя мимо них, Карелин слышит в спину тихое: «наркоман». Что ж, выглядел он и правда не очень. Но сейчас было совсем не до этого. Ключи быстро находятся в кармане куртки, и через несколько бесконечно долгих поворотов в замочной скважине дверь все-таки открывается. Он заваливается в коридор и пытается отдышаться. Чувствуя тяжелый взгляд на себе, он поднимает голову, и вопрос «что случилось?» так и не срывается с губ. Растяжка у двери кухни «С днем рождения!» говорит сама за себя. Блять. Блять, блять, блять. — Я.. — Слава совершенно не знает, что собирается говорить, но сказать что-то нужно. Правда его сразу же перебивают. — Мне твои оправдания не нужны, — голос серьезный и даже немного отстранённый, но Карелин не может поверить в то, что Гене все равно, — и звонил тебе тоже не я, Саша телефон стащила. Извини, если это отвлекало. От этого «извини» Славу буквально начинает тошнить, и он не может смотреть Фарафонову в глаза, поэтому упирает взгляд в пол как нашкодивший школьник. Это он должен извиняться и уж точно не перед Геной. Саша сидела спиной к двери, и когда она открылась даже не обернулась, продолжая что-то рисовать в тетрадке. — С днем Рождения, — говорит Слава и неуверенно топчется у двери, в конце все же осмеливаясь пройти в глубь комнаты и сесть рядом с девочкой. — Ты не пришел, — ее взгляд все так же направлен в тетрадь, только теперь она ничего не рисует. И Карелин правда чувствует себя сейчас главным мудаком на планете. И даже не может придумать себе оправдание. Врать ребенку совершенно не хотелось, а «я забыл» или «извини, но вписка оказалась важнее твоего праздника» только бы усугубили ситуацию. — Прости, — выдыхает он и хочет обнять девочку, но она резко отстраняется. — У меня есть для тебя подарок, — его, конечно, Слава благополучно забыл в общаге, но нужно же было чем-то заинтересовать девочку, чтобы та забыла об обиде. — Это даже круче чем сырки, — ноль реакции. Карелин понимает, что это было последней картой в рукаве, и раз даже она не подействовала, то сегодня делать еще что-то бесполезно. Он смотрит, как детская ручка возвращается к рисованию и выходит из комнаты. На кухне его встречает Гена, но ничего не говорит. Да и не надо. Слава проебался, они оба это понимают. Слава проебался, тем самым нарушив одно единственное правило, которое никто конечно не озвучивал, но оно было как само собой разумеющаяся. А если в следующий раз будет что-то более серьезное, чем день рождения? Что если Гене будет реально нужен Карелин, а он опять не возьмет трубку? Фарафонов смотрит на него взглядом а-ля «я знал, что так и будет». Слава поджимает губы и понимает, что сейчас ему явно здесь не место. Главное, чтобы потом оно все же нашлось. — Ключи можешь на тумбочке оставить, — слышит он в спину.

***

Федя хороший друг. По крайней мере, он хотя бы пытается. Потому что смотреть на саморазрушение некогда одного из самых близких людей (сейчас он не уверен, сейчас он вообще ни в чем не уверен) невозможно. Пытается вытащить его куда-нибудь в общество. Нет, Слав, нас с Замаем даже с большой натяжкой обществом назвать нельзя. Выпроводить к их одной общей знакомой. Раньше это всегда помогало. « — Чего ты такой кислый, не дала? — Дала. Кружку чая и плед. Сказала, что даже для стен этой общаги я слишком серый.» Но постепенно все само начинает налаживаться. Даже Андрей спокойно выдыхает и убирает руку с пульса. Время если и лечит, то теперь понятно, с чего брала пример российская медицина. Время если и лечит, то зеленкой и лейкопластырем. Криво, косо, но вроде жить можно. Слава опять смеется своей кривой улыбкой. Опять ездит на студию, где они не первый год все вместе пытаются оставить свой след в рэп-культуре. Возможно, Федя зря загоняется и ему тоже пора бы забить на все хуй, как ему советовали окружающие, но он не может. Когда живешь с человеком три года в одной комнате и спишь на соседних койках хочешь, не хочешь, но заметишь, что былой искры в глазах не осталось, и любимая фраза Карелина «нахер всех» стала звучать по другому. Возможно поэтому, когда он возвращался из комнаты Замая и услышал детский голос, требующий от комендантши «товарища Карелина», то даже не удивился. Как-никак за годы общения со Славой охуевание становится одним из естественных состояний. — День добрый, — Игнатьев мило улыбается, потому что очень дорожит запирающейся дверью и своим новым матрасом, — племянница. Слава попросил встретить, его в институт опять вызвали, знаете, эта бумажная волокита. Ну, мы пошли, всего доброго. «Все-таки нужно было идти в дипломаты. Такой талант пропадает.» — рассуждает Федя, пытаясь не думать, насколько странно ситуация выглядит со стороны, и одновременно с этим набирая номер Карелина. — В общагу подгоняй, к тебе тут гости. И к чаю что-нибудь купи, — он оборачивается, чтобы проследить, что ребенок еще не одумался и не свалил, — и сам чай не забудь, ага.

***

В пути Слава провел всего пол часа, но главная прелесть общественного транспорта — это то, что ты полностью предоставлен себе и своим мыслям. А подумать ему было о чем. Поднимаясь к своему этажу, Карелин был четко уверен, что видимо раз он не приехал в Хабаровск к счастливой жизни и Леночке, то счастливая жизнь и Леночка сама приехала к нему. Родители, пытающиеся, устроить личную жизнь своих чад, все-таки, страшная штука. Промелькнула мысль о том, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов, ведь самое время начать снимать квартиру, давно пора, но это было бы слишком жестоко по отношению к Феде. Он и так полчаса вел бой в одиночку, за это уже нужно проставиться. Вдох. Выдох. Дверь слегка скрипит и остается открытой в пол оборота, потому что вид Игнатьева с маленькими косичками по всей голове оставляет в еще большем замешательстве, что было до этого. Но эта немая сцена продолжается недолго. — Слава! — протяжный детский крик/визг раздается в комнате, все, что успевает сделать Карелин, это рефлекторно подхватить на руки несущуюся на него девочку. И пока он осмысляет произошедшее, детские руки обвивают шею, и Саша толком не отдышавшись начинает что-то лепетать на ухо. — Я больше не обижаюсь. Правда-правда. Ты только тоже не обижайся. Мы с папой скучаем. — она делает небольшую паузу и заглядывает Славе в глаза, — ты же снова будешь приходить к нам в гости? — Я… — если он не был до этого сентиментальным человеком, то кажется самое время им стать. Глаза Саши полны детской искренности и какой-то надежды, а Карелин даже ничего сформулировать толком не может. Слишком неожиданно. Он только стал отвыкать от всего этого, — кхм, конечно буду, раз ты меня простила. Федя смотрит на все это со стороны и правда хочет охуеть, но не получается. Это же Карелин. — Хорошо, — она улыбается, но магия момента растворяется, и девочка соскакивает с рук. Возможно это и хорошо, потому что теперь Слава может задуматься о более важных вещах, чем чувства. Например, что 6-летний ребенок делает в общежитии совершенно один. — Саш, а где папа? — Дома, — пожимает плечами девочка и встречаясь с красноречивым взглядом Славы поясняет, — он ночью теперь работает, а сейчас спит. Со мной идти не хотел, поэтому я сама. Мне тетя дорогу подсказала. В жилье рядом с универом есть много плюсов. Одно общежитие на район, например. — А давай ее с собой возьмем? — указывая на ластящуюся к ногам кошку, говорит Саша. Вообще, на их этаже второй месяц делается ремонт, и дышать бетонной пылью не то что Кохе, даже людям было не особо приятно. — А мне значит нормально? — послышалось что-то кроме чертыханий при расплетении косичек с соседней кровати. — Фильтруй воздух гриллзами, Федь. И сколько бы Слава не хотел оттягивать этот момент прибегая к тупым шуткам, вести Сашу домой придется именно ему. И объяснять всю ситуацию тоже. — Слав, а тебе очень тяжело? — смотря на переноску в чужих руках, спрашивает девочка, — давай я понесу ее, а ты понесешь меня. — Отлично придумано, Чебурашка. Пока они шли до дома, Карелина окатывали потоками разной информации. Ведь столько времени прошло, а он совсем не в курсе. Тот мальчик Никита все-таки извинился, и теперь они даже ходят за руки, правда он недавно оторвал кукле руку, но что поделать — мужчины. Папа вроде заболел, но лечиться не хочет. Ссорится с бабушкой постоянно. Вчера в садике давали манную кашу с комочками. Это можно считать насилием над детьми? Почему рыбы не тонут, если они в воде? Почему пальцев пять, а рук две, а нос вообще только один? Правда на последний вопрос Слава так и не успел дать развернутого ответа, потому что они уже подошли к подъезду и напряженную фигуру в красной футболке, разговаривающую с кем-то по телефону, нельзя было не заметить. Кажется, до Саши все-таки дошло, что операция по возвращению Карелина имела свои последствия. Но не успев подать никаких признаков жизни, Гена сам развернулся на минуту, забыв, что разговор на том конце провода еще не окончен. Технически, Фарафонов обнимал дочь, но та еще оставалась на руках у Славы… Короче, было максимально неудобно, но тому хотелось, чтобы этот момент продолжался как можно дольше. Только вот Коха не выдержала этих телячьих нежностей и через некоторое время напомнила о себе. «шерстку не помните.» — Пойдемте, дома поговорим, — откашлявшись и отойдя на пару шагов, говорит Гена. Но от былой напряженности и грозности не осталось и следа. И тогда вечером, смотря на морящегося от терафлю (который его все-таки заставили пить) Гену, возящуюся на коленях и рисующую что-то в альбоме «да ладно, я не так располнел, ну, Сань, сотри, не, Гена самое то» Сашу, и трущуюся о его ноги Коху, Карелин все-таки понял, что счастлив тот, кто счастлив у себя дома. А он определенно нашел его.