Сегодня я видел, как в море Кит темный в ночи, будто тень, Кричал и бился на волю. И замолк, наступил только день. Сегодня я видел, как в море Кит темный ушел в глубину. Я видел, как он тонул в боли, Как он умирал, как покинул войну. Сегодня я видел, как люди Убили жестоко кита. «Такого больше не будет» — Наивно надеялся я. Я завтра увижу, как в море Другого кита, на века, К моему великому горю, Убьет гарпун дурака. И, вскоре, вернуся я в город, Но буду слышать в ночи, Как кит умирает и тонет, Как от боли кричит…
— И почему это снова происходит? Что я делаю не так? — кричала от боли Казуко, уперев свой взгляд в белый потолок. Слёзы снова катились из её глаз, а всё потому, что один и тот же сон мучил её уже которую ночь. Уже несколько месяцев девушка просто не может спать без сильных снотворных и антидепрессантов. Кстати говоря, от количества таблеток и уколов ей уже тошно. Казу всё время думает о родителях, которые и упекли её сюда. Да, они и не знали, что в больнице всё так плохо, сделали это из благих чувств и побуждений, говоря, что ей «станет легче», её «вылечат», но всё же было обидно и больно. В палату зашёл санитар и кинул взгляд на пациентку, которая уже давно притихла, сорвав голос от своих криков. — Ура, притихла. Чего орать-то было? Ты мешаешь мне, — но он тут же осекся, — другим пациентам. — Но в ответ тишина. — Я со стеной говорю? — ничего не изменилось. — Да что с вами, психами, разговаривать, но заруби себе на носу, ещё хоть звук издашь, и тебе не поздоровится. Дверь с грохотом закрылась. Из груди Казу вырвался жалобный писк, сопровождающийся дрожью во всех конечностях. — Врачи говорят, что вылечат меня. Но ведь мне это не нужно. Я не больная. И тем более не виновата, — эмоционально повторяла она, переворачиваясь на бок. Казуко будто доказывала что-то своему собеседнику.. будто перед ней стояли родители. Они и правда находились в комнате, но лишь в её голове.***
На утро врач зашёл в комнату. На лице Казуко отразился страх, когда та увидела его. Пепельные волосы были аккуратно зализаны назад, будто бы их всё утро тщательно укладывали гелем. Злобная гримаса озарила лицо врача. Девушке всегда казалось, что он какой-то странный. Врачи не должны быть такими. Весь его вид, поведение наталкивали на мысль: «Кто из них псих?». — Что ж, сегодня будешь опять говорить мне про своего монстра головного? — усмехнулся тот, закрывая дверь. Эта фраза очень разозлила девушку, она посмотрела доктору прямо в глаза. — Доктор, это не шутки и тем более не бред. Он правда приходит ко мне. — В голосе слышалась сталь. — Снова заладила о своём, если ничего нового, то я опять пишу тот же диагноз, не трать моё время, — сощурив глаза, отвечал Хидан. — Пишите, что хотите. — Хорошо, — произнёс он, параллельно записывая, что у девушки наблюдается галлюцинаторно-параноидный синдром. — Скоро мы просто поставим тебе шизофрению, и дело с концом. Тебе ещё повезло, что у нас частная клиника и всё лечение проходит через вышестоящих, я бы с тобой не нянькался. Врач быстро вышел за дверь, громко ею хлопнув. — Я бы давно не нянчился. Меня бы здесь просто не оказалось, — обиженно, словно ребёнок, сказала она. Времени не было счёта, ведь в этой малюсенькой комнате не было даже самого крохотного окошка, куда можно было бы посмотреть. «Не положено», как сказали сотрудники. А Казуко очень любит природу, а особенно небо над головой. Она очень любит свободу. А теперь она даже не может посмотреть, солнце или дождь, есть ли тучи на небе. А вдруг ласточки летают низко, предвещая плохую погоду? — Что же мне делать? — опять спросила у себя девушка, осматривая комнату. В ней не было даже стола. Одна кровать, на краю которой лежала сама Казуко. И дверь. Большая и холодная. Этот мороз пробирал до костей, если долго всматриваться в металлические оправы по бокам. Как раз эти гляделки с дверью были единственным развлечением. Но вскоре пришла медсестра. Подойдя к кушетке, невысокая девушка поставила поднос на тумбочку. — Возьми, — она протянула стакан воды и таблетку. Розовую. Самый нелюбимый цвет Казуко. Та долго её рассматривала, погружаясь в свои мысли. Девушка вспоминала о лете, о цветах на лужайке. В детстве, когда она была совсем маленькой, отец часто водил её туда. Нежно-розовые цветы всегда покрывали зеленую траву, совсем скрывая её от глаз окружающих. А Казуко так и не успела спросить отца, что же это за цветы. — Пей давай, — вырвала её из раздумий медсестра. — Ах, да, конечно. Выпив всё, как и полагалось, она немного скривилась от горечи во рту. Этот вкус напоминал наркотики. В этой лечебнице все таблетки были такими. Казуко никогда не забудет те времена, когда не могла вырваться из своей зависимости, когда просто не признавала этот порок, говоря, что всё хорошо. Это был первый раз. Первый раз, когда она побывала в психиатрической больнице. Но все те медикаменты были совсем другими. Именно этот факт из раза в раз смущал Казу. На самом деле, она даже чувствовала некоторую зависимость от этих пилюль. Она и заставляла их пить, не отнекиваясь. Сделав дело, девушка широко открыла рот, показывая, что под языком или за щекой ничего нет. Медсестра кивнула и удалилась из комнаты. Казу была спокойна, теперь ей хотелось спать. Неимоверное желание её пересилило, и она уложила голову на подушку, закрывая глаза. — Наконец-то я усну.