Пятьдесят оттенков Златогрива

Леодор Златогрив стоял перед панорамным окном, взирая сверху на площади и торговые центры Зверополиса. Красный свет закатного солнца сверкал на зеркальных стенах небоскребов, дрожали рекламные проспекты над разномастными линиями дорожного полотна. Он достал из кармана вибрирующий телефон и улыбнулся. «Уже придумал, куда деть маму?» – гласило сообщение от Китнисс. «Я купил ей билет на самую долгую пьесу в театре. До 23 часов мы свободны» – напечатал он. «Шикардос» – пришел короткий ответ. – Господин-мэр? – позвала Барашкис мягким блеющим голоском. – Конечно, конечно, – довольно мурлыкая под нос любимый мотивчик, лев подписал документ о назначении мисс Барашкис заместителем и первым кандидатом на пост вице-мэра. – Прекрасно, – покивал олень-юрист штаба, заверяя бланки печатью и своей подписью. – Избиратели будут в восторге, – похлопала овечка в копытца, и золотой бубенчик зазвенел на ее шее. – Надеюсь, мне не придется занимать этот пост. Слишком большая ответственность. Златогрив неуклюже приобнял ее и широко улыбнулся. – Да будет вам, Барашкис, – пробасил он, мельком поглядывая на часы. – Кто если не вы? – Ой, скажите так скажите, – зарделась барашка, щурясь под большими очками. – Пора мне домой. Надо уделить время семье, – Златогрив оправил темно-синий жакет и двинулся к выходу. – Барашкис? – Иду, иду! Уже на выходе из штаба овечка вдруг округлила глаза и торопливо ухватилась за штанину Леодора. – Простите, я, кажется, свою папку у вас в кабинете забыла! Совсем голову потеряла от такого важного назначения! – Ну, вы даёте… Барашкис, – Леодор хотел по привычке назвать ее «Дурашкис», но после недавнего порыва страсти в трейлере не решился. – Не забудьте закрыть кабинет перед уходом, – напомнил он, отдавая ей ключи. – Конечно, господин мэр! Усаживаясь на заднее сидение своего «туарега» Леодор ухмыльнулся, представляя, как сладко будет звучать «господин мэр» из уст дочурки. Надо будет ее на это надоумить. Пусть поднимает отцовскую самооценку, маленькая шалопайка. Поднимаясь в лифте на верхний этаж административного небоскреба, Барашкис с хитрецой разглядывала свое отражение в зеркальных стенах. О нет, забывчивой она, конечно же, не была. Вся эта затея – лишь маленький, лишенный смысла, но очень желанный каприз. Оказавшись в кабинете Златогрива, она забралась в его офисное кресло, подняла его рычажком на нужный уровень, и по-хозяйски вытянула копытца на столе. – Удобно, однако, – хмыкнула она, разглядывая дорогую столешницу и размышляя о том, как хорошо смотрится за ней. – Но все равно кресло придется заменить. Слезая, она умудрилась зацепиться платьицем за подлокотник и неуклюже рухнула на четвереньки. Рассмеявшись самой себе, барашка увидела кончик белого листа, едва заметно торчащий из-под урны. Природное любопытство сразу возобладало, Барашкис подхватила его и подошла ближе к панорамному окну. Щурясь, она попыталась прочесть, что написано на листке, но по крохотному шрифту сразу поняла, что документ явно предназначался для маленьких народцев. Наведя на него смартфон со включенной лупой-дешифратором, она удивленно хмыкнула. «Совет попечителей, ключевые инвесторы, ежеквартальные движения акций НефтЗверИнвест» – гласили подзаголовки. – Любопытно, любопытно, – пробормотала барашка, бегло пробегая документик глазами, а затем ее невинную как у любой овечки мордашку тронула улыбка. Несколько мгновений она любовалась Зверополисом в панорамное окно. Солнце погасло за горизонтом, на площади и небоскребы опускалась вечерняя синь. По зеленым аллейкам сновали звери, белые отары овечек в деловых костюмах встречались на перекрестках с монотонными колоннами леммингов-банкиров, почтовые ленивцы мееедленно брели по переходам, подгоняемые гудками нетерпеливых гепардов, лисов и прочих хищников на авто. – Хорошего вечера, мой милый Зверополис, – растроганно вздохнула овечка, пряча маленький документик в карман вязаной домашней жилетки. – Скоро ты будешь в надежных копытцах. «Жду тебя в кабинете, папа» – получил Леодор лаконичное смс, едва оказавшись на пороге квартиры. – Ах ты плутовка, – ухмыльнулся он, машинально причесывая когтями густую гриву перед зеркалом в прихожей. – Раскомандовалась тут. Впрочем, он бы соврал сам себе, если бы не признал, что это лишь больше его распалило. Сегодня ее день, имеет право. Уговор есть уговор. Электронный камин отбрасывал тусклый свет на очертания кабинета, Китнисс сидела за его столом, элегантно выпрямив спинку. – Добро пожаловать домой, господин мэр, – произнесла она тихо и томно. Леодор глубоко выдохнул, любуясь ее черным платьицем с кружевом на рукавах и подоле, корсетом, обтягивающим маленькую грудь. – Смею заметить, ты выглядишь потрясающе, – утробно промолвил он, когда дочь подошла вплотную и посмотрела на него снизу вверх, легонько приникнув к его гриве. Золотые серьги блестели в ее круглых ушках, подведенные темными стрелками зеленые глаза глядели с хитрецой. – Вы были плохим котиком, господин мэр, – промурлыкала Китнисс, касаясь розовым носиком его гривы, а лапки львицы обхватили его большие ладони и увели за спину. – Да… пожалуй, да, – горячо выдохнул Леодор, не в силах отвести взора от ее улыбки и зеленых глаз. – Но что ж поделать, такой вот я… Клац. Он ощутил, а затем услышал, как сомкнулись наручники на его лапах и нервно усмехнулся. – Вы берете меня в плен, мисс Китнисс? – А как же иначе, – мило изогнула бровь львенка, а затем потянула его за локон гривы ближе к камину, мягко надавила на плечи, заставляя лечь на ковре. В ее глазах плясали язычки пламени, теплое дыхание львенки щекотало его большой нос. – Вы ведь не будете слишком жестоки, мисс Китнисс? – хрипловато осведомился Леодор. – Посмотрим на ваше поведение, господин мэр, – лукаво отозвалась она, усаживаясь ему на поясницу, поворочалась там, явно почувствовав сквозь подол платья его основательно окрепший агрегат. – Как вы нетерпеливы. – Кто же меня в этом упрекнет, – выдохнул Леодор, удивленно зажмурившись, когда она повязала шелковую ленту на его мордахе, полностью лишая обзора. – Тобой любоваться куда приятнее, чем темнотой, – хмыкнул он, постепенно расслабляясь под ее небольшим, но волнующим весом на пояснице. Китнисс медленно расстегнула пуговицы его жакета, приникнув носиком к отцовской гриве. Она не спешила, с наслаждением вдыхая его запах, процеживала грубую длинную шерсть коготками. Леодор лежал, не смея пошевелиться, то прижимая уши, то вскидывая от щекотных прикосновений. – Мне нравится ваш запах, отец, – тихо констатировала львенка, расстегивая его рубашку, и лев глубоко выдохнул, когда ее прохладный носик скользнул по его брюху вниз, к ремню на брюках. – Ты тоже… смотрю… чую… постаралась, – он запинался из-за жарких волн, накатывающих внизу, в слишком тесном плену белья и брюк. Загривок дочери пах цветами и цитрусовым садом, опьянял и манил. Она не спеша избавила его от брюк, и Леодор нервно фыркнул, представив эта картину со стороны: он закованный, в расстегнутой рубашке и одних трусах, она сверху в обольстительном черном платье, красивая, властная. – Какой вы большой, господин мэр, – томно промурлыкала Китнисс, по-хозяйски щупая его бугорок в трусах одной лапкой и большую тяжелую мошонку другой. – Поглядите-ка, да тут скоро озеро будет. Она отогнула коготком резинку трусов, плавно спустила их до коленей. Лев хрипло рыкнул, ощутив подушечку ее пальца на полностью восставшем цуцике. Подушечка скользнула по твердой заостренной головке, спустилась ниже, затем пальчики обхватили его у основания, сильно и твердо. – Урф, – глухо отозвался на эту ласку Леодор, подаваясь навстречу. В животе жгло от нетерпения, он пульсировал всем своим достоинством, жаждал, чтобы это закончилось, и в тоже время продолжалось как можно дольше. Китнисс поднялась с его поясницы, мягко наступила нижней лапкой на его упругие тяжелые яйца. – Ох… осторожнее, маленькая леди. Это ваш дом в прошлом, – прикусил губы от удовольствия Леодор, ощутив нарастающее давление ее пальчиков на свои шары. – Сейчас он выглядит очень тесным, – лукаво отозвалась Китнисс, проводя подушечками пальчиков по его страждущему древку. Прозрачная смазка паутинками тянулась к ее коготкам, член отца поддергивался, желая ласки. Львенка ощущала, как намокают трусики под черным платьем, а низ живота сладко ноет от предвкушения, но не торопила события. Слишком приятно было видеть покорного сильного льва в своем плену, стоять над ним, командовать им, мстить ему сладко и томно, желая ответной мести. Кончик отцовского члена скользил меж ее пальчиков, капая влагой на ковер, тело его импульсивно поддавалось вперед, навстречу ее лапке. Он был так близок, он глухо рычал, сам направляя изнемогающий член по сгибам ее пальцев, как вдруг она убрала лапку. – Не уходи, – простонал Леодор, ерзая в наручниках. – Не уйду, – хитро заверила дочь, доставая из небольшого ящика тонкий кожаный стек. Шлеп! Лев шумно выдохнул, когда кончик члена обожгло сладкой болью. Шлеп! Новый удар пришелся по мошонке – не сильный, но хлесткий будто укус. – Грррр. – Ты был очень плохим котиком, отец, – лучезарно напомнила дочь. – Плохих котиков принято шлепать. Так ты меня учил. Шлеп! – О боже, – утробно зарокотал Леодор, метая хвостом по ковру. Шлеп! Боль густо перемешалась с восторгом в цветастое полотно новых ощущений. Все его мысли сосредоточились внизу, в пульсирующей головке, вот-вот готовой разрядиться. – Китти, – жалобно и томно потребовал он. Львенка вновь поставила нижнюю лапу на его упругую мошонку, скользнула подушечками пальцев снизу вверх, сжала головку, и лев взревел, быстро двигая тазом навстречу ее лапе. Струя семени оросила ее голень, сгиб лапы, пальцы с коготками. Леодор оттянул голову назад, долго и мучительно выдыхая, все его могучее тело дрожало, язык свисал с хищной пасти. – Ты кончил мне на лапу, – возмущенно промурлыкала Китнисс. – Разве воспитанные львы так поступают? – Урф… гхм, – наполовину просипел, наполовину прорычал Леодор. – Нахрен воспитание. Я хочу обкончать всю твою милую мордочку. – Фу, как вульгарно! Тогда не зря я тебя заковала. Как можно желать подобного, отец, разве это не кощунство? – вещала Китнисс томным голоском, обвинительно ткнув его кожаным стеком в нос. – Кощунство… Кощунство – смотреть на тебя и не желать этого, – он клацнул клыками в дюйме от стека. – Я хочу тебя видеть. – Какой ты пылкий, – львенка подцепила коготком и отбросила шелковую ленту с его глаз. Увидеть ее вновь было так приятно, что он ощутил, как снова наполняется желанием. – Исправь этот беспорядок, – властно велела Китнисс, прижав замаранную семенем лапу к его мордахе. Леодор на миг округлил глаза от возмущения, едва не зарычал. Что она себе позволяет?! Что за унижения?! Но почему это так возбуждает… Не сводя с нее блестящих от страсти глаз, лев принялся медленно слизывать свое семя с пальчиков дочери, слегка морща нос от его вязкого вкуса. Китнисс выдыхала, наслаждаясь шершавыми прикосновениями его языка. Взгляд льва скользнул под подол ее платья, тело его отозвалось сладкой истомой от увиденного. – Избавься от белья, – попросил он мягко и хрипло. Китти ловко отбросила трусики прочь, и лев снова взялся за уборку, постанывая и порыкивая при виде ее наготы под подолом платья. Его член моментально окреп, когда Леодор увидел блестящую влагу ее междулапья. – Я хочу тебя, – хрипло признался он. – Ммм, как романтично, – с неповторимой издевочкой протянула Китнисс, улыбаясь ему сверху, убрала лапку и нависла сверху, щекоча горячим дыханием его нос. – Китнисс, я хочу тебя, – он снова изнемогал, не отрывая взора от ее влажных глаз. – Я тебя породил, я тебя и… Львенка прервала его поцелуем. Языки встретились в шершавом танце, принялись изучать друг друга. Он глухо урчал, скользя по ее клыкам, пробуя ее влагу. Китнисс прикрыла глазки от новых ощущений, ее язычок смущенно пригибался под напором отца, ушки жались к затылку, и весь ее вид пробуждал в Леодоре новые волны испепеляющего желания. Как же приятно ее целовать, – в гудящем сознании кричала простая мысль. – Почему я не делал этого? Я брал ее под хвост, кончал в ее милую пасть, лизал ее всю… А целовать не смел, как и брать ее лоно. До этого момента он старался лишний раз не воображать их поцелуй, он помышлял о нем как о настоящей измене, о границе, после пересечения которой пути назад нет. Что за глупости, – возмущенно думал он теперь, утопая в плену ее жаркой маленькой пасти, исследуя и завоевывая ее. – Поцелуй это лишь поцелуй. Секс просто секс. А чувства… я не знаю, в чем они измеряются. Почему я должен выбирать, если могу любить. Коленки Китнисс сжали его член, и это стало финальным аккордом – Леодор закатил глаза, глухо рыча в ее маленькую пасть, спина его изогнулась дугой, семя брызнуло вновь. Китнисс расцепила губы и глубоко выдохнула, опалив его нос горячим дыханием. Ее песчаные лапки блестели от его спермы, в глазах горели язычки огня. – Какая же ты… – простонал Леодор. – Говори, – хихикнула львенка, подползая к его мордахе, уселась мокрым междулапьем на его пояснице. – Сучка, – тихо и стыдливо пробормотал Леодор, изнемогая от зеленой страсти ее взгляда. – Маленькая мокрая сучка. – Ох, какие мы невоспитанные, – пропела львенка, ощутимо кусая и оттягивая его ухо. Златогрив ахнул, дернулся под ее весом, внизу живота снова разгорался огонь. – Да ты сегодня бьешь все рекорды, папочка, – лучезарно заметила Китнисс, скользнув лапкой по его окрепшему члену. – Освободи меня, – не сказал, а прорычал Леодор. – Зачем это? – Освободи и узнаешь. Львенка плавно вытянулась на его груди, скользнув лапками за спину, миг спустя клацнул простенький замок, и Леодор высвободил лапы. С приглушенным ревом он выпрямился, укладывая ее на ковер спиной, рывком задрал черное платьице, сорвал его через голову дочери и навис над ней, капая слюной и глухо урча при виде ее полной беззащитной наготы. – Ой ей, – хихикнула львенка снизу, невинно пряча мордочку за ладошки. Он не смог сказать ничего внятного – вырвался тихий звериный рык. Леодор схватил ее бедра, закинул изящные песчаные голени себе на плечи, сдавил лапищами ее упругие груди, и вошел – быстро, точно и гладко в истекающее смазкой лоно дочери. Она тоненько заскулила, выгибая спинку дугой, впилась коготками в его крепкие локти. – Сейчас ты у меня… ррр, – он начал быстро вбивать член в ее узкий горячий проход. Львенка очаровательно скалила клыки, морщила носик, вздымала грудки. Слюни отца капали на ее светлое брюшко, член с хлюпаньем освобождался из плена ее тонких лепестков лишь затем чтобы окунуться в них снова – до самых томительных глубин ее распаленного нутра. Их запахи тесно перемешались – крепкий пустынный мускус, цветочный парфюм, потайная влага их тел – все сплелись в один бурный густой аромат вожделения. Леодор пыхтел, вскидывая оскаленную морду к потолку, тяжелая мошонка шлепалась о блестящее и скользкое от влаги подхвостье львенки. Она стонала и порыкивала, то крепко сжимала бедрышки, то оттягивала их, чтобы расслабить розовые половые губы. Она была тесной и податливой одновременно – на Леодора накатывали волны, о которых он раньше и не подозревал – жгучее желание раскаляло его член, стены ее плоти хватали его, задерживая на мгновение, шипчики щекотали ее разнеженные лепестки. Он сжал и потянул ее твердые соски, отчего львенка зарычала, не сдерживая чувств, коготки остро впились в его мясистые локти. – Ах ты зараза, – ласково прошептал он, сгибая и прижимая ее бедра ближе к пояснице, отчего плоть лона туго натянулась на его члене. Любуясь ее милой мордочкой и тесно прижатыми ушками, Леодор начал целовать и покусывать пальчики ее задранных нижних лап, одновременно массируя большие подушечки на них. Китнисс закатила глаза, волны пьянящего удовольствия полностью уносили ее сознание прочь. Она уже не ерзала и не извивалась, с самым потешным видом выдыхая широко открытой маленькой пастью, которую Леодору немыслимо хотелось поцеловать, что он и сделал, не покидая ее лона. Получилось нечто среднее между поцелуем и укусом – болезненно-сладкая шершавая ласка, а затем щекочущие выдохи львенки на носу, ее глухие стоны и рычание. Она вдруг вся сжалась в его хватке, посмотрела снизу – с совершенно одурманивающим выражением на мордашке, где слились и покорность, и страсть, и желание, и исступление. Она была на грани, и, сознавая это, Леодор ускорился, быстро вторгаясь в ее тесно-сжатое лоно. Львенка завизжала, хватая его гриву, впилась клыками в ухо отца, и он, утробно рыча, кончил одновременно с ней, едва успев вырвать головку члена из ее нутра. Семя обильно брызнуло на животик Китнисс, Леодор бессильно прижался к ней в тот же миг, скользя по мокрой от спермы шерсти. – Мррр… мррр, – с непередаваемой растерянностью на мордочке тихо и безвольно мурлыкала Китнисс, долго и горячо выдыхая. Леодор затуманенными глазами оглядел ее от кончика хвоста до закрытых глаз, улыбнулся устало, но крайне довольно, и легонько поцеловал ее ушко в порыве чувств. – Китти, – прошептал он, поглаживая ее дрожащее брюшко. Дочь тихо застонала в ответ и ткнулась носиком в его густую гриву. – Моя девочка, – проурчал Леодор, покрывая поцелуями ее мордашку. – Как же я тебя… Люблю. Голос его треснул на последнем слове, и Китнисс вздернула ушки, удивленная такой перемене. Она увидела, что отец смотрит куда-то с дурацкой оторопевшей полуулыбкой, и обратила глаза в ту же сторону. Страсть мигом улетучилась, и ушки львицы медленно прижались к затылку. На пороге кабинета стояла мать – ее силуэт был очерчен светом из прихожей. – Милая… – хрипло произнес Леодор, неуклюже вставая на негнущихся лапах. Львица шумно выдохнула, резко развернулась и пошла прочь. – Боже, – проскулила Китнисс. Леодор, чертыхаясь и путаясь в штанинах, смог натянуть брюки и ринулся следом. Он успел застать жену перед входной дверью, когда та нервно пихала смартфон и кошелек в сумку. – Любимая, подожди… – Заткнись, – зло прорычала она. – Маргарет, это… давай обсудим. – Обсудим? – ледяным голосом повторила львица, и ее голубые глаза сверкнули сталью, обратившись на Леодора. – Тут нечего обсуждать, – она обвиняющее ткнула в него когтём, оскалилась. – Я думала, что знаю тебя как облупленного. Я была готова на любую подлость… но не такую. – Маргарет… – он сделал шаг навстречу, вытянул лапу. – Прочь! – клацнула клыками львица, и вылетела за дверь. В лифте она гулко выдохнула, уронила сумку под лапы и обернулась. – Прощай, Леодор, – холодно бросила львица. – Прощай… – не смог договорить Леодор. – Мамочка! – Китнисс в помятом и мокром платье врезалась в спину отца, жалобно поглядела на маму. На мордахе старшей львицы что-то дрогнуло, но она опустила глаза, и створки лифта закрылись. – Черт, черт, – едва оказавшись в прихожей, Китнисс тут же захныкала, совсем как маленькая. Леодор прижал ее к груди и мягко погладил по загривку. – Прости меня, прости, – жарко запричитала дочь. – Ты ни в чем не виновата, – глухо отозвался Златогрив. – Это всё я. Нет смысла отрицать. – Папочка, – она подняла заплаканные глаза на Леодора, и он медленно слизал влагу с ее мордашки. – Что мы будем делать? – Придумаем что-нибудь, – грустно улыбнулся лев, коснувшись носом ее лба. Оказавшись в постели, Китнисс почти сразу заснула, а Леодор долго сидел на кровати, рассеянно поглаживая ее изящную спинку и размышляя. События прошедшей недели слились в один цветной калейдоскоп, полный оттенков. Он глубоко вздохнул, вышел на балкон и свесил лапы с перил. Спящий Зверополис переливался мириадами огоньков, неоновые вывески мигали, отбрасывая пятна света на стеклянные грани небоскребов. – Толи еще будет, – тихо сказал лев себе самому, и закрыл глаза, ощущая прохладный ночной ветерок на гриве.